25 апреля 1777 года, река Гаронна
Дамиан, глядя на удаляющийся берег Бордо, внезапно осознал, что расстояние между кораблём и сушей перестало меняться. Канаты, удерживавшие «Виктуар» в порту, были разрублены, и течение реки Гаронны частично увлекло фрегат по волнам. Однако река — это не море: без должной помощи со стороны ветра одно течение не будет в состоянии сдвинуть корабль. Де Ренель подумал, что, возможно, не все канаты были обрезаны, и выглянул за борт, надеясь отыскать причину их неожиданной и довольно быстрой стоянки. Однако ничего подозрительного не было. Не понимая, в чем дело, молодой мужчина оглянулся на палубе, пока другие молодые солдаты пели песни и веселились, все в предвкушении от предстоящего путешествия. И заметил очевидное: за штурвалом никого не было, а паруса не были спущены. Дамиан нахмурился и стал взглядом выискивать их предводителя де Ла Файета. Тот лениво прислонился к двери каюты капитана, ожидая, когда солдаты успокоятся. Он увидел, что де Ренель заметил, что что-то не так, и одобрительно улыбнулся ему. Однако эта улыбка не придала уверенности наследнику Прованса. Дамиан подошёл к маркизу, намереваясь задать ему вопрос, но тот остановил его движением ладони: — Не спрашивайте, де Ренель, не спрашивайте! Это мой экзамен для этих новобранцев. Они должны ориентироваться в изменениях ситуации, которые могут произойти незаметно, но нести фатальный смысл. Я рад, что Вы бы выжили, мой друг. А вот эти легкомысленные юноши, скорее всего, были бы уже мертвы. Я хочу узнать, сколько продлится их веселье. Дамиан чуть поклонился, показав тем самым, что понял план Ла Файета. Он заметил, что маркиз держит в руках подзорную трубу. — Не сочтите за дерзость, Ваше Сиятельство, не могли бы Вы одолжить мне на время экзамена подзорную трубу? Поскольку я прошёл испытание… Маркиз передал де Ренелю то, что он просил: — Не дерзость, мой дорогой виконт. Все мы хотим запечатлеть лица наших родных в памяти как можно дольше. Посмотрите на них, запомните каждую чёрточку. На войне их образы будут неотступно следовать за нами. Мужчина поблагодарил военачальника за доброту, а после, подойдя к борту, взглянул в подзорную трубу, выискивая знакомые лица на берегу. Он быстро нашёл свою семью: плачущую в широкий платок мать, кажется, можно было бы увидеть и невооружённым глазом. Отец и сестра утешающе обнимали её. Но не их искал Дамиан, как бы стыдно ему сейчас от этого ни было. Он направил подзорную трубу в сторону Юрбэна д’Эрсана и заметил, что тот с холодной усмешкой обсуждает что-то с сыном. Де Ренель нахмурился: его не оставляло предчувствие, что, покидая Францию, с его страной случится что-то ужасное. И холодная усмешка герцога только подтверждала это. Позади Его Светлости Дамиан увидел жену герцога, Иолэйнд, которая держалась на почтительном расстоянии от мужа и сына, не встревая в их разговор. Армель д’Эрсан нигде не было видно. Внезапно для себя виконт ощутил прилив гнева: и куда только этот простолюдин завлёк невинную девушку? Хотя с чего он взял, что она невинна? Да и какое ему дело до этого? Наконец, он обнаружил эту тёмную голову с вульгарно распущенными волосами в толпе. Маркиза проходила как раз мимо Лоретт, которая, завидев дочь д’Эрсанов, в ужасе отшатнулась от неё, как от прокажённой. Дамиан усмехнулся, заприметив, как его семья стала агрессивно шептаться и косо поглядывать на девушку, которую мало заботил этикет. Спутника-простолюдина рядом с ней видно не было. Однако Армель держала за руку мальчика-подростка и смеялась, что-то рассказывая ему. Тот тоже смеялся и шутливо дёргал подол её платья. Дамиан узнал в мальчике Эмельена де Лавуана. — Вот же двуличные, — выругался де Ренель. — Дружат и с нами, и с д’Эрсанами… И только виконт повернул окуляры, чтобы получше рассмотреть открывшуюся перед ним сцену, как Ла Файет окликнул их: — Я рад, что вы все наконец-то осознали, что мы никуда не плывём. Толпа на палубе была в замешательстве и настороженно смотрела на маркиза. Дамиан неохотно отложил подзорную трубу, ощущая себя каким-то предателем. Чувство тревоги с каким-то предвкушением переполняло его душу, и он не мог понять, почему. Молодому мужчине хотелось выбросить подзорную трубу в реку, но он поступил благоразумнее, отдав её военачальнику. Он присоединился к другим новобранцам и стал слушать речь маркиза. — Как вы все знаете, Его Величество одобрил нашу экспедицию лишь потому, что мы организовали её на наши собственные финансы. Казна Франции почти опустошена, и наша главная цель не столько победить британских «красных мундиров», сколько пополнить бюджет нашей замечательной страны. Кое-кто из слушателей рассеянно кивнул, не понимая, куда клонит Его Сиятельство: — Денег у нас много, но это не значит, что мы будем бездумно их тратить. Нам предстоит пробыть в Америке несколько лет. А это значит, что помимо провианта и оружия, деньги нам понадобятся для взяток местным чиновникам, для подношения даров индейским племенам, чтобы они выступали на нашей стороне, на покупки украшений влиятельным женщинам и другие нужды. Дамиан ощутил напряжение в каждой мышце своего тела. Ла Файет обещал им военную доблесть, а не шашни с американками. Возможно, кому-то из присутствующих это и понравится, но только не ему. Де Ренель намеревался познать науку войны, стать сильнейшим мужчиной своего поколения, которому не было бы равных. И пусть это желание тщеславно, он жаждал именно этого, а не дипломатических переговоров. — А потому, — продолжил маркиз, — мы не могли позволить себе нанять команду. Глаза виконта в ужасе расширились. А ведь и правда, он не заметил с ними ни одного матроса. Капитана корабля тоже не было. Они что, поведут «Виктуар» в Америку сами? Или, быть может, они только побудут матросами до Пойака или Пасахеса? А после Его Сиятельство наймёт команду? Это же самоубийство! — И потому роль моряков придётся вам, мои дорогие, взять на себя, — подытожил Ла Файет. — К счастью, в нашей экспедиции с нами граф Луи д’Орвилье, имеющий звание вице-адмирала за бои в Санта-Доминго и на Антильских островах. Он и научит вас премудростям морского дела. После он оставит нас. Дамиан увидел, как почти семидесятилетний старик, не потерявший властных и величественных замашек, в идеально напудренном парике приветственно чуть поклонился им. Виконт вновь оглянулся и заметил кое-что странное: половина экипажа корабля состояла из мужчин 30-50 лет, с боевыми шрамами, на которых речи маркиза не производили никакого впечатления. У некоторых лица были изуродованы ожогами, но руки были сильными, а взор стальным. Другая половина экипажа представляла собой юношей и молодых мужчин от 16 до 30 лет. Все они были прекрасны: стройные фигуры, приятные голоса, обходительные манеры, красивые лица. Де Ренель осознал, что он относится именно ко второй группе. Он был среди тех, кто забеспокоился от предстоящего путешествия. Он почти не умел драться. А уж о морском деле и вовсе знал только понаслышке, несмотря на то, что жил вблизи моря. Отец никогда не пускал его к флоту. И тут слова маркиза начали приобретать новый смысл… Не зря Ла Файет столь придирчиво осматривал его лицо. Кажется, он пытался оценить «женским взглядом» его привлекательность. И, хотя он охотно давал ему уроки фехтования, Жильбер не учил его важным нюансам сражений и военной тактики. Все бои были слишком правильными. А сейчас Дамиан, увидев шрамы настоящих военных, вдруг со всей ясностью осознал, что ни один бой не будет правильным и честным. Его брали с собой для другой цели: дипломатической. Он должен нравиться женщинам. Как и ещё шесть человек на этой палубе. Де Ренель ощутил прилив необыкновенной ярости. Он не собирался становиться военной куртизанкой. И если надо обучиться морскому делу, он обучится. И если придётся слышать издевательства от бывалых вояк, он выслушает их. Но он заставит их обучить себя подлинному военному ремеслу. Он будет на поле боя, а не в гостиных американских женщин. Неужели Ла Файет решил, что молодость возьмет своё, и никто из них не сможет сдержать свою похоть? Маркиз даже младше его самого! Но он в себе уверен и смотрит на всех них свысока. Недопустимо. Сам виконт не хотел пускать более ни одну женщину в свою жизнь. Внезапно для себя он ощутил ненависть к противоположному полу. Все женщины плетут интриги и влияют своими ласками на мужчин. Его мать, Абель, получила в свои объятия графа де Ренеля лишь потому, что вовремя начала строить ему глазки, и потому спаслась от бедной жизни разорившейся баронессы. Лоретт, его сестра, ловила на себе взгляды десятков женихов, и каждому давала надежду, словно ожидая, кто из них первый обесчестит её. А что говорить о дочери д’Эрсанов, которая и вовсе спуталась с простолюдином, лишь бы удовлетворить собственные желания? Никакого понятия о чести и долге. Омерзительные создания. Сам Дамиан намеревался измениться, он жаждал перемен в своей душе. И его несколько распутная в прошлом жизнь останется далеко позади. Всё, что он хотел знать — это искусство войны. Он станет мужчиной, он станет ангелом смерти, если угодно. И ни одно неблагородное чувство никогда не смутит его. И он докажет, как сильно ошибался в нём маркиз.25 апреля 1777 года, путь Пойак — Пасахес
Ни у кого из собравшихся не было с собой даже жалкого кусочка пергамента, не говоря уже о перьях, чернилах или хотя бы частички угля, которым можно было бы делать небольшие пометки и запоминать науку графа Луи д’Орвилье. Мужчинам оставалось полагаться только на свою память. А с ней приходилось туго даже молодым, чей ум был наиболее ясным и острым. На фрегате оказалось более семидесяти основных узлов парусов, такелажа и рангоута. Их названия внушали Дамиану подлинный ужас: углетарь, бушприт, фок, грот-трисель, крюйс-брамсель и чего только ещё ни было. И ведь это только основные узлы, которые должен знать каждый моряк! А сколько ещё дополнительных? Идея Ла Файета, любящего эксцентрику и считающего, что человек всегда, каждую минуту должен преодолевать трудности и иметь силу воли для их преодоления, чуть не привела всех их к погибели. Путая левый галс с правым, не успевая поймать вымпельный ветер или, напротив, спустив все паруса при шквалистом ветре, фрегат закручивало на месте, как в водовороте, а пару раз была угроза полного опрокидывания судна кормой вверх. Де Ренель осознал, что водные путешествия — не для него. Ком тошноты постоянно подкатывал к горлу, а на еду он просто не мог смотреть. Возможно, если бы корабль вели профессиональные моряки, его бы так не укачивало. И чего только хотел добиться маркиз? Всеобщей смерти? Люди чуть ли не с детства бороздят просторы морей, годами обучаясь ремеслу управления кораблём. А сейчас их военачальник хочет, чтобы они за сутки привели «Виктуар» в порт Пасахеса? Полное безумие… А ведь они ещё даже не доплыли до Бискайского залива, не говоря уже об открытых водах. И это путешествие будет длиться месяцами. «Хватит ныть!», — резко в мыслях оборвал себя Дамиан. Он знал, что его райская жизнь закончилась. И он сам жаждал этого. И если он раскиснет уже в первые часы путешествия, то ему нечего надеяться, что он вернётся живым. Или хотя бы доплывёт живым до Америки. Однако внутренняя бравада виконта не избавляла его от регулярного прочищения желудка за бортом. Если он не привыкнет к водной стихии, то он ослабнет от обезвоживания во время путешествия по Атлантическому океану, когда запасы пресной воды будут существенно ограничены. Дамиан внутренне разрывался от страха. Ему бы хотелось скрыться в своём поместье в Тулоне, снова подвязывать персики, снова купаться в прибрежных водах Средиземного моря, которое всегда казалось ему таким мягким и приветливым. Дамиану казалось, что все воды в мире такие. Но сейчас, проплывая реку Гаронну, чьи холодные брызги порой попадали ему на лицо, словно давая множество крохотных пощёчин, молодой мужчина начинал осознавать всю фатальность своего решения. А что ждёт в Бискайском заливе? А в Атлантическом океане? Дамиана бросало в дрожь при одной мысли об этом. Ему хотелось плакать, словно он был маленьким мальчиком. Если бы Ла Файет хотя бы нанял команду, всё было бы не так плохо. Они утонут… Они непременно утонут! Если бы он был д’Эрсаном. Суровые правители Бретани живут вплотную с Атлантическим океаном и Ла-Маншем, обеспечивают защиту Франции флотом с севера. Наверняка Аристид д’Эрсан сейчас бы лишь смеялся над его чувствами. А как победить лучшего воина Франции, если он сейчас собирается предаваться унынию? Да и потом… их ждёт Пасахес. Хоть какая-то передышка в Испании. Каким-то чудом им всё же удалось доплыть до Пойака. Но Жильбер де Ла Файет отказался останавливаться в порту, наказав всем плыть до Пасахеса безостановочно. К ночи они должны были прибыть в Испанию. Юные (и не очень) моряки посменно учились у графа Луи д’Орвилье вязать морские узлы, знакомились с их многочисленными видами. Его Сиятельство отметил, что у де Ренеля талант к работе с канатами. А уж когда тот, увлекшись работой, решил затянуть узел зубами, то граф д’Орвилье одобряюще похлопал виконта по плечу: — В Вас есть инстинкты моряка, молодой человек. Часто именно зубы спасали жизни матросам. Только прочувствовав снасть на вкус, они могли понять, что её разъела морская соль, или в ней размножились водоросли, отчего нити рыхлились и могли оборваться в самый ответственный момент. А потому они успевали заменить снасти. Ободрённый словами наставника, де Ренель принялся работать с гитовами и горденями, подтягивая паруса из-за усилившегося ветра и, разумеется, из-за отданной команды д’Орвилье, который сейчас стоял за штурвалом. А уж сколько ему пришлось побегать по мачтам вверх-вниз, чтобы освободить закреплённые на реях паруса. Руки и ноги горели, дыхания порой не хватало, а дождь, начавшийся так некстати, усложнял работу, снижая видимость, заставляя такелаж разбухнуть и препятствуя работе с ним. Холодная небесная влага заставляла неопытных моряков дрожать на шквалистом ветре. Величественный шелест парусов, скрип древесины, звук трения снастей отвлёк Дамиана от его самочувствия. Однако голод и бесконечная качка, к которой виконт совсем не привык, совсем лишили его сил. Маркиз де Ла Файет трудился вместе с ними, но усталости не выказывал. Он шутливо подмечал, что все они отдохнут в Пасахесе, а пока надо работать. Дамиан, отчаявшийся запомнить названия всех узлов корабля, мысленно поделил судно на три части и пронумеровал каждый узел. Он старался соотнести названия с числами, и после стал быстрее выполнять команды. Ведь бежать к двадцать третьему узлу куда проще, чем к фор-стеньге. Однако очередной приступ тошноты совсем подкосил де Ренеля, и он буквально повис на перилах борта, обмякнув, как рыба, давно засоленная и вытащенная из бочки из-за непригодности к употреблению. Он не понимал, где находится и когда всё это закончится. Бесконечная синева Бискайского залива, периодично сменяемая тонкой полоской берега, совсем лишила его чувства ориентации в пространстве. Увидел это, Ла Файет хлопнул Дамиана по плечу: — Вам нужно отдохнуть, дорогой друг. Спускайтесь в трюм, некоторые наши ребята обедают. Я всё же решил взять нам кока с собой, потому еда будет более, чем сносной. И хорошенько выпейте. Воды, разумеется. Пьяные матросы на палубе «Виктуара» нам ни к чему. — Мне не хочется есть… — измученно ответил виконт, не в силах даже пошевелиться. — А придётся, Ваша Милость, придётся. И не только для того, чтобы восполниться силами, но и для того, чтобы познакомиться с командой. Вы же не надеетесь, что мы сможем добиться слаженной работы, если даже не будем знать имён друг друга? Начнём с малого, а там как пойдёт. Ничто не способствует сближению так, как работа на море! На шатающихся ногах Дамиан поплёлся в трюм, где добродушный кок угостил его дымящейся плошкой риса с большим куском тушёной говядины с овощами. Де Ренель помнил, что рассказывал отец о тяготах моряцкой жизни, а потому был весьма удивлён, увидев такой сытный ужин. Кок усмехнулся: — Небось, рассказывали тебе, что моряки питаются одними галетами да вяленой треской? Виконт смущённо кивнул, а кок лишь положил руку ему на плечо: — Вы не будете голодать в пути, слабые солдаты не нужны Франции! Припасов достаточно. Ещё наберём в Пасахесе. Конечно, потом овощей и фруктов станет меньше. Точнее, их вообще не станет. Но за оставшиеся дни вы не должны будете успеть заболеть цингой. Ничто так не бодрит, как вид ароматно пахнущей пищи. Дамиан мечтал насладиться ею в одиночестве, но вспомнил наказ маркиза знакомиться с другими членами экипажа. Он поклонился двум молодым мужчинам, спрашивая позволения присоединиться к их трапезе. Те охотно уступили ему место. Прямо перед ним сидел голубоглазый загорелый мужчина с чёрными, как смоль, волосами, чьи мелкие кудри могли намекнуть, что он имеет африканские корни. Однако лицо его было утончённым, а нос небольшим, хоть и с довольно широко посаженными ноздрями. — Лайонел де Буланже, к Вашим услугам. Не ко всем, конечно! — смешливо добавил брюнет, улыбнувшись «гостю» их стола. Справа от Дамиана сидел, наоборот, довольно астеничный юноша со светло-серыми глазами и необычайно светлыми прямыми волосами, что они казались продолжением лунного света. Он выглядел бы отталкивающе, если бы не необычайная глубина его взгляда. Эта застывшая грусть и словно бы вселенская мудрость в кусочках прозрачного серебра его глаз обезоруживала и имела своё необычное обаяние. — Люсиан Креспе, — тихо представился он. — Молю, не спрашивайте о титулах, я устал от них на суше. — Дамиан де Ренель, — ответно представился виконт, пожав каждому из собеседников руку. — Ренель, Ренель… — задумчиво протянул Лайонел. — Это не у тебя ли сестра зовётся красавицей Прованса? Дамиан нахмурился, но, тем не менее, кивнул. Де Буланже рассмеялся: — Вот же совпадение. Я сижу с братом красавицы Прованса, тогда как моя сестра Селеста известна как чудовище Орлеана. Скажи, хотя бы я не похож на чудовище? — Боюсь, я не разбираюсь в вопросах мужской красоты, — сдержанно ответил де Ренель, решив приступить к трапезе. Но не успел он этого сделать, как получил хороший дружеский удар по спине, отчего несколько рисинок непроизвольно упали изо рта виконта обратно в плошку. — Брось, де Ренель, все мы в ней разбираемся! И для этого не нужно быть профессионалом! Стоит лишь ответить на один простой вопрос: если к девушке твоей мечты подойдём мы оба, ты будешь уверен в своей победе, или же испугаешься, что я смогу увести красавицу? И, пока в голове Дамиана был сплошной туман в попытках осознать сказанное собеседником, Лайонел уже победно заключил: — А, молчишь, значит, не уверен в себе! Значит, допускаешь мысль, что я могу сделать красавицу своей! А значит, я намного прекраснее Селесты! — Лайонел, тебе не кажется странным соперничать красотой со своей сестрой? — со сдержанной улыбкой спросил Люсьен. — Всё-таки это не имеет смысла. — Ну, знаешь ли! — де Буланже поправил свои чёрные кудри. — В семье всегда место только одному прекрасному ребёнку! Дамиан усмехнулся этому замечанию, приступив к говяжьему стейку. Что ж… он и не хотел быть красавцем. Мужчину красит не лицо, а его деяния. Люсьен сурово посмотрел на Лайонела, а тот, осознав. что сказал, поспешил исправиться: — Ох, де Ренель, надеюсь, ты не подумал, что я тебя оскорбил. Конечно, думаю, твоя сестрица покрасивее тебя будет, но и ты очень даже симпатичен! Дамиан, жуя рис с говядиной, мысленно говорил себе, что всё же стоило сесть одному. За всё время трапезы он более не проронил ни слова. Люсьен тоже медленно поедал пищу, и один Лайонел, давным-давно разобравшись со своей порцией, не спешил вставать из-за стола. — А вы слышали о Жеводанском звере, с которым покончили только менее десяти лет назад? — заговорщицки начал де Буланже. — Боже, Лайонел, неужели ты веришь в эти байки? — раздражённо отметил Люсьен. — Да как же не верить? Если даже Его Величество король Людовик XV верил! А лейтенант де Ботерн уничтожил это волкоподобное чудище, которое оставляло обезглавленные трупы детей и женщин. А этот тринадцатилетний мальчишка, спасший своих товарищей? А как его рука сочилась кровью, когда он… Де Ренель с силой поставил плошку с рисом на стол: — Месье, позвольте мне спокойно доесть мой ужин и вернуться к своим обязанностям, пока Вы сами не повторили участь Жеводанского зверя. Лайонел усмехнулся: — Что, де Ренель, боишься, что этот гигантский рыжий волк придёт по твою душу? — А может, это я Жеводанский зверь? — хрипло ответил виконт, вглядываясь в собеседника. Отсутствие достаточного света в трюме расширило зрачки молодого мужчины, оставив по краям еле заметную каре-зелёную радужку. На этот раз засмеялся Креспе, одобряюще хлопнув Дамиана по плечу: — Лайонел молчит больше минуты, это настоящий рекорд! Благодарю Вас, месье де Ренель, у меня от его баек волосы стали ещё светлее, чем они есть сейчас. Так Дамиан стал оборотнем, Жеводанским зверем в обличье человека. И он решил, что это, пожалуй, лучше, чем «лавандовый мальчик». Виконт поспешил вернуться к своим матросским обязанностям. Ближе к ночи дождь, наконец, утих, и сквозь расходящиеся тучи проблеснул серебряный месяц. Дамиан, видя, что Лайонел начал взбираться на мачту, не выдержал и негромко взвыл, подобно волку, отчего де Буланже благополучно сорвался со ступенек, вскрикнув со страха. Где-то рядом был слышен тихий смех Люсьена, а сам де Ренель лишь усмехнулся, завязывая булинь для крепления троса к гаку. Другие же моряки удивлённо смотрели на упавшего Лайонела, который, бранясь, хотел отомстить «оборотню», однако граф д’Орвилье приказал тому срочно возвращаться к работе, поскольку в противном случае их могло унести на скалы. Запахи острых специй, дыма, сладких цветов с примесью смолы и ароматом морской пены возвестили о том, что корабль направляется к берегу. Постепенно они стали слышать обрывки испанских фраз, музыку, звон монет в порту. Они прибыли в Пасахес. У Дамиана защемило сердце. Они пробыли в пути около одиннадцати часов, а ему уже удалось соскучиться по берегу. Как же ему выдержать путь по Атлантическому океану? Де Ренель ощущал себя абсолютно опустошённым и взглядом пожирал каждый камешек, каждую травинку этого нового, неизведанного для него испанского берега.Ночь 25 апреля — утро 26 апреля 1777 года, Пасахес, Испания
Дамиан ожидал, что, когда он окажется на чужбине, его охватит чувство восторга от нового и неизведанного. До Ла Файета он и не знал о существовании Пасахеса: де Ренель неплохо знал географию Франции, а о других странах знал лишь понаслышке. И, хотя ароматы специй и сладких цветов должны были взбудоражить его после многочасового плавания, виконт ощутил сильное разочарование. Пасахес представлял собой небольшую деревеньку, и это резко контрастировало с размерами порта, располагающегося на берегу. Кое-где Дамиан приметил французскую речь: два высокопоставленных (для этой местности) человека обсуждали перспективу превращения испанской деревеньки в красивый город, чтобы он стал привлекательнее для торговцев. Как и в других деревнях и городах, Пасахес был примечателен тем, что среди людей, пропахших рыбой и корабельной смолой, лохматых и оборванных, обязательно был кто-нибудь в напудренном парике, изящной треуголке и парчовом камзоле с бархатными кюлотами от мануфактуры Prelle, о чём говорило вышитое на краю ткани обозначение. И, хотя мануфактура наносила свою символику только на край ткани в целом рулоне, многие предпочитали шить себе одежду, не срезая вышитое обозначение, чтобы продемонстрировать свой статус. А Дамиан знал, что чем меньше населённый пункт, тем напыщеннее знать в нём была. Де Ренель отметил отсутствие мощёной дороги, а потому после пляжного песка его сапоги угодили в мокрую траву и грязь — следствие прошедшего дождя. Дамиан поморщился: кажется, на палубе было лучше. Но, если хочется отплыть незаметными для англичан, то Пасахес, пожалуй, лучшее место. Несмотря на убогость окружающей обстановки по мнению виконта, народ здесь не унывал а, кажется, напротив, считал свою деревню одной из прекраснейших в мире. Женщины держали букеты с пролеской — испанскими светло-сиреневымы колокольчиками, отливающими нежной синевой. Этот очаровательный цветок был символом весны, ведь цвёл он всего лишь раз в год не больше месяца. Кто-то из мужчин воровал пеларгонии из цветников зажиточных жителей Пасахеса, чтобы подарить их какой красавице. Цветов в деревне было и много, и мало одновременно. Север Испании представлял собой гористую местность, и деревня, словно многочисленные ступеньки, умещалась у подножия гор и шла к её вершине, скрываясь в зелени деревьев. Воздух здесь был пряным и освежающим одновременно. И даже ночью не прекращалась торговля. В основном купцы продавали рыбу, но можно было приобрести и хорошую древесину для починки кораблей, украшения, провиант, включая мясо и зерновые культуры. И, конечно, вино. Много вина, которое привозили сюда из близлежащей провинции Алава. Купцы утверждали, что каждая виноградинка, растущая в Алаве, пропитана «северным настроением», а потому охладит путников в зной и прибавит смелости солдатам. Хотя, по мнению Дамиана, климат Пасахеса не слишком отличался от южного Прованса, разве что ветра были действительно холоднее, а гора Фарон располагалась на окраине Тулона и не была частью города. Виконт, ожидавший чувство приятного предвкушения и жажду приключений, хотел лишь выспаться. Он усмехнулся: в свои двадцать пять лет он ведёт себя, как старик, которому лишь бы поесть да поспать. Впрочем, убеждал он себя, скоро его ждут месяцы смен на корабле, плохой сон и ограниченный рацион. Так что почему бы не отоспаться и не наесться местных деликатесов? Но деликатесы он будет пробовать утром. Сейчас нужно было найти подходящее место для ночлега. Маркиз де Ла Файет пожелал всем приятного вечера (несмотря на то, что уже близилась полночь) и совместно с графом д’Орвилье дал письменное распоряжение купцам подготовить продовольственные и питьевые запасы. После они пошли по еле заметной тропинке в неизвестном направлении, наказав членам экспедиции вернуться в порт к полудню. Только Дамиан приметил вывеску вполне приличной таверны, как он вновь ощутил мощный дружеский удар по спине. К счастью, сейчас в его рту не было риса… — Господа, предлагаю напиться прекрасного испанского вина и посвятить эту ночь роскошным девицам Пасахеса! — довольно заявил Лайонел. Де Ренель, слишком усталый, чтобы впитать энтузиазм де Буланже, просто молча направился в таверну, в которой и хотел выспаться подальше от этого бестактного авантюриста. Но тот схватил его за руку: — Эй, мальчик из Прованса, спать будешь потом! Тебе ещё несколько месяцев придётся вести жизнь благочестивого священника на «Виктуаре». А потому самое время вкусить все грешные удовольствия этого мира. Неужели тебя не пугает перспектива сдержанной жизни? — А я мешаю тебе их вкушать, или ты любитель продемонстрировать себя перед другими мужчинами? — равнодушно ответил Дамиан, готовый проткнуть своей шпагой этого назойливого орлеанца, если он хоть ещё скажет хоть слово. Увы, Лайонел сказал ещё слово. И не одно: — Я пытаюсь о тебе заботиться! Напоминаешь сдержанного ангела, проводящего время в молитвах. Что за жизнь была там у тебя в Провансе, что ты равнодушен к женщинам? Или ты, Жеводанский зверь, уже сожрал на своём пути всех дам? — О, я немало пожрал женщин на своём жизненном пути и, честное слово, я мечтаю от них отдохнуть. Я не хочу, чтобы похоть застилала мне глаза и мешала становиться доблестным воином Франции. — Так ведь она и будет тебе мешать, если ты её сейчас не выпустишь, глупец! Человек не может одолеть собственную природу животного. Дамиан лишь презрительно усмехнулся. Лично он собирался стать человеком, сумев победить свою животную натуру. Однако в разговор вмешался Люсьен: — И всё же я согласен с Лайонелом. Кто знает, вдруг этот день последний, когда мы сможем насладиться благами мира? Вдруг мы утонем в Атлантическом океане? И, когда мы будем умирать, мы хотя бы не будем жалеть, что не вкусили любви и прекрасного вина. Де Буланже согласно кивнул, с силой ударив по спине и Люсьена, который каким-то чудом даже не шелохнулся. В очередной раз вспомнив наказ маркиза, что ему, Дамиану, нужно налаживать связи в команде, он лишь пожал плечами и поплёлся следом за двумя противно жизнерадостными людьми. Пока Лайонел совместно с Люсьеном пели похабные таверные песни во всю глотку, де Ренель думал о том, что, может, стоило бы убить их обоих и сделать из них постель, чтобы отоспаться. Возможно, до утра их тела ещё не остынут, и спать на них будет комфортно… Виконт мотнул головой: Господи, о каких ужасных вещах он думает. Лайонел по какому-то внутреннему чутью смог отыскать в этой невзрачной деревне дом со жрицами любви. Отличал его сильный запах благовоний, смешанный с мужским и женским потом. Никаких иных отличительных признаков у него не имелось. В нём было всего пять комнат: в Пасахесе редко останавливались надолго, но порой куртизанки были востребованными. Как, например, сейчас. Хозяин радушно встретил молодых и красивых мужчин, тут же протянув каждому по бокалу вина. Дамиан жадно приложился к бокалу, почти сразу опустошив его. Ему было плевать на вкус: он лишь хотел, чтобы алкоголь прожёг его изнутри, чтобы хоть немного взбодриться и выглядеть не менее «возбуждённым», чем Лайонел и Люсьен. Прикрыв глаза и сосредоточившись на жаре, бушевавшем в его желудке, де Ренель мысленно перенёсся в Тулон, вспоминая красавиц с тёмными глазами, загадочно искрящимися на солнце, как крепко сваренный кофе. И чья загадка, как обычно, исчезала после проведённой с ними ночи. Куртизанки, перешёптываясь, смотрели на французских солдат, смущённо посмеиваясь и перешёптываясь. Мужчины были молоды, здоровы, приятно пахли, и, что немаловажно, они также были красивы. Вряд ли этим девушкам часто попадаются такие клиенты. Дамиан скользнул взглядом по лицам пяти жриц любви и, к своему большому сожалению, не нашёл никого из них достаточно привлекательной. У них были стройные фигуры, сочные формы, но ни одна из них не пленила виконта чем-то особенным. Чего не скажешь о Лайонеле и Люсьене, которые тут же завели игривую беседу с прелестницами, попутно ладонями изучая мягкость их тел. Вынув из кошелька ливр, Дамиан внёс плату за ночь хозяину заведения, чьи услуги обычно стоили не больше семи су. Тот склонился перед виконтом и предоставил ему самую большую комнату. И, как оказалось, в заведении была ещё шестая красавица: стройная русоволосая мадемуазель с изумрудно-зелёными глазами, которая, по всей видимости, предназначалась для особенных гостей. Де Ренель, не желая прерывать веселье своих новых знакомых и, дабы не расстраивать хозяина, многообещающе улыбнулся куртизанке, похотливо скользнув взглядом по её фигуре. Но, как только они зашли внутрь комнаты и закрыли за собой дверь, Дамиан холодным взглядом остановил девушку, которая собралась приласкать его. — Я внёс плату за тебя, и немалую. Можешь делать, что тебе угодно, но не смей касаться меня. Я намерен выспаться этой ночью. Потому, спустя положенное тебе время, можешь просто покинуть мою комнату. Девушка оторопела, долго глядя на то, как её клиент молча снимает мундир и рубашку и, оставшись обнажённым по торс, припал к тазу с водой, омывая лицо и тело, тщательно натираясь мылом и не обращая на неё никакого внимания. Наконец, умывшись и начистив свои сапоги, де Ренель, пальцами расчесав свои мокрые чистые волосы, собирался лечь в постель, когда гневный возглас куртизанки разогнал его сонливость: — Что, простолюдинки слишком плохи для Вашей Милости?! Даже если они красивее многих знатных дам? Просто потому, что они не ровня Вашей дворянской крови? Дамиан удивлённо посмотрел на уязвлённую жрицу любви, а потом решил, что на то, чтобы объяснить ей свои чувства (точнее, их отсутствие), ему бы потребовалась вся ночь. Поэтому лучше всего в этой ситуации было бы изобразить брезгливого аристократа, тем самым поддержав иллюзии девушки. — Вы абсолютно правы, мадемуазель. Я предпочитаю проводить ночи только со знатными дамами. Увы, я был вынужден прийти сюда, ибо того пожелали мои друзья. Куртизанка презрительно хмыкнула, оскорбляя Дамиана самыми последними словами. Но тот лишь улыбался на едкий шёпот красавицы. — Хотя, знаете, Вы правы, — томным голосом проговорил де Ренель. — Эти баронессы, виконтессы, графини и маркизы мне порядком надоели. Думаю, я хотел бы попробовать что-то новое… Услышав игривый голос мужчины, девушка плавно приблизилась к нему, повалив на кровать и начав ладонями ласкать его грудь, призывно двигая бёдрами и соприкасаясь ими с низом живота виконта. Мужчина мягко провёл ладонями по обнажённой груди жрицы любви, нежно сжав её, отчего та сразу выронила наигранный стон. — Да, я просто сгораю от того, насколько жажду… Куртизанка вновь горячо выдохнула, считая, что эти слова адресованы ей. Однако Дамиан хрипло прошептал: — Я просто сгораю от того, насколько жажду… королеву… Де Ренелю влетела пощёчина от обиженной красавицы, а тот лишь весело рассмеялся. Девушка крикнула: — Да Мария-Антуанетта ни за что не посмотрит на такого напыщенного француза, как ты! — А я говорил о Марии-Антуанетте? В мире есть только французская королева? Насколько я знаю, у вас в Испании есть Мария Амалия, супруга Карлоса III. Куртизанка хмыкнула: — Она рожает каждый год, так что оказаться в её постели тебе и не светит! Тебе вообще ни одна королева не светит! Даже самой маленькой захудалой страны, какая существует в этом мире! — А всё же… — Дамиан весело рассмеялся. — Будь свидетельницей моей клятвы: отныне я держу целибат, пока не попаду в постель к королеве. И будь я проклят, если сорвусь на какую простолюдинку или баронессу. Жрица любви звонко расхохоталась: — Так и умрёшь, ни с кем не разделив ложе. Вот же глупец! — Уж лучше умру ни с чем, чем буду вкушать плоды любви с низкородными созданиями, — деланно высокомерно заявил де Ренель. Девушка, обиженно поджимая губы, ранее никем не отвергаемая, вдруг жалобно сказала: — Ваша Милость… Меня выгонят отсюда, если хозяин узнает, что у меня с Вами ничего не было… — Это решаемая проблема, — равнодушно отметил виконт, подозвав блондинку к себе. Сняв свой ремень, мужчина накинул его на горло заволновавшейся куртизанки. — Не бойся… Набери в грудь побольше воздуха. Будет немного больно, но зато останутся следы. И, затянув ремень на горле куртизанки, он поставил её на четвереньки, с силой сдавливая его и потягивая так сильно, что пряжка изделия почти до крови впилась в кожу. То ослабляя, то усиливая хватку, де Ренель водил жрицу любви по комнате, как какую-то собачку, и, наконец, снял ремень с её шеи. Кожа была покрыта непропорциональными синяками, словно засосы от поцелуев. Девушка, задыхающаяся, внезапно похотливо рассмеялась: — А может, мне изнасиловать тебя, клятвенник? Ты чертовски возбуждаешь своим равнодушием. Однако взгляд де Ренеля, который, казалось, резал сам воздух и выражал сейчас лишь презрение, остудил пыл жрицы любви. — Как могут быть приятными такие унижения?.. Как они могут будоражить чувства? — Возможно, тебе ещё доведётся познать, как… — загадочно улыбнулась блондинка, водя пальцами по повреждённой коже своей шеи. — Что ж… Я заметил, что ты хорошо играешь в любовницу. Так стони моё имя, чтобы его слышали во всём этом заведении. И, наконец, уйди от меня и дай мне поспать. Куртизанка вновь похотливо улыбнулась: — Будет исполнено, сеньор.***
Наевшись местных деликатесов из морепродуктов, Дамиан направился к порту, как и наказывал Жильбер де Ла Файет. Солнце уже вовсю светило. К счастью, грязь успела подсохнуть за утро и не налипала на сапоги, потому мужчина смог спокойно добраться до корабля. Поспать ему так и не удалось: в голове всё звенели эти отвратительные наигранные стоны куртизанки, от которых всё тело у виконта покрывалось неприятными мурашками. А от выпитого вчера на голодный желудок вина болела голова. Но хоть утро выдалось хорошим: еда, которую подавали в той таверне, которую он приметил прошлой ночью, была восхитительной. Вкус свежей рыбы и устриц непередаваем. Да и вином удалось насладиться куда как лучше. Но самым вкусным «блюдом» Дамиану показалась горная родниковая вода Пасахеса: казалось, она была жизненной артерией этой земли. Сделав глоток, мужчина сразу ощутил прилив сил и даже того самого восторга, который он так ждал во время своего путешествия. У корабля уже стояли Лайонел и Люсьен, и первый ухмыльнулся, завидев идущего к ним Дамиана: — А то всё ворчал вчера, что хочет спать. Слышал я, как твоя красавица стонала. Что это ты с ней такое вытворял, Жеводанский зверь? Шейку она всё утро смущённо прикрывала! Де Ренель лишь скромно улыбнулся этому замечанию, а де Буланже в очередной раз с силой похлопал его по плечу, и вместе они забрались на палубу «Виктуара», готовясь пересечь океан.