Вдохновенная речь

      В стране саванн — сырцовым кирпичом сложено, сухими ветрами закалено — бытует Великое Содружество Племён. Слившись со слоистым горстом, Солнцем обожжённым; в окружении диких злаков — даров самой хозяйки-природы.       Не город и не государство, Содружество — это особая диковинка среди общин нынешнего века. Место гнездовья многих семей и кланов, сплочённых едиными законами, единым языком, и готовых проливать кровь друг за друга. Будучи, однако, никому и ничем не обязанными.       С высоты Содружество — ну точь-в-точь термитник, не столь обширный, сколь громоздкий, устремлённый в безбрежные синие дали. На ступенчатых косогорах, взбираясь один на другой, громоздятся кварталы, в которых ни сглаженного угла, ни изящной детали издали не видать. А их там и нет. Изредка бывает: разрастаются площади шатрами торговцев, а промежутки между домами хозяйственными пристройками. Да те и другие ещё разыскать надо в бесконечных спусках, подъёмах, развилках…       В традиции местных каменщиков массивность всегда преобладает над размахом, поскольку саванна не жалует тех, кто берёт земли больше положенной. Оттого крупные сооружения Племенного Содружества — это всегда не меньше трёх ступеней сырца и крепкого тростника.       Днём и ночью жизнь циркулирует по тесным улицам, точно по венам кровь. Человек и мамоно существуют рядом, как хорошие соседи; последним не воспрещается появляться на людях и делать всё, что делают чернокожие аборигены. Мужчины с дозволения племени берут мамоно в жёны и имеют от них детей. Оба вида здесь за своих, посему монстр в гуще народа — далеко не редкость.

***

      Солнце клонилось к закату. Целые кварталы наливались тёплой бронзой, на глазах тяжелея и грозясь вот-вот сойти на равнину страшным оползнем. Что казалось днём тяжеловесным, но устойчивым, чудным образом превратилось в валкую громаду на исходе дня.       На нижнем ярусе Содружества, где главная дорога разделяется на пучок других, но поменьше, сегодня оживлённо. К свету жаровен стянулись многие заезжие гости и местные, пожелавшие засвидетельствовать спор двух иноземных жрецов.       С одной стороны — бритый наголо юнец в оливковой мантии, пришедший с пятью телохранителями, явными выходцами из северных королевств. С другой — мамоно о чёрных крыльях и хвосте, носящая облегающую робу аспидного оттенка.       — Люди! Отрекитесь от демонов, что ведут человечество к вымиранию! Сегодня единицы их рассеялись среди вас и начали плодиться, а уже завтра вы окажетесь в меньшинстве, ибо творения Греха вынашивают только себе подобных! Монстры созданы Тьмой, чтобы извести нас с вами самым коварным способом! Это паразиты, сосущие кровь рода людского…       Публика разразилась возмущёнными возгласами мамоно. Вздор! Да как тебе совесть позволяет?!       Молодой церковник не зря озаботился охраной. Толпа подалась было вперёд, но сразу наткнулась на пятерых молодцов. Хватило и грозного взгляда, подкреплённого обещанием «угостить особо буйных кулаками», чтобы недовольные попятились назад.       — Ммм, не совсем кровь, — хихикнула тёмная жрица, — Клевещешь, мальчик! Не присваивай суккубам черты своей Церкви, нам нужно совсем другое! Мы не тянем из народа последнее, но отдаём всех себя любимым! Я вру, говоря, что секс с мамоно — это блаженство?! Отвечали одни местные. «Не врёшь!» — были их слова.       — Плоть подвержена обману! — упорствовал юнец, — Безудержный блуд овладевает людьми и превращает в животных! Только учение Верховной, всесоздательницы, наставит на верный путь! Монстры отнимают у вас человечность, обращая женщин и лишая воли мужчин! Это всё произрастает из неверья! Нет в сердце истинной веры, нечему защитить вас от наркотического дурмана, что зовётся энергией демонов! Хотите упадка и хаоса?! Или чтобы ваши дочери, сделавшись суккубами, задирали юбку перед первым встречным?! Коли нет, избавьтесь от мамоно и позвольте Богине взять вас под свою защиту!       — Эта шлюшка-Богиня наделила мужчин и женщин влечением друг к другу, и наказала его стыдиться! И это ей он призывает бить поклоны?! Лживому божеству, которое потешается над своими последователями?! Человечность мы забираем… Демонической энергией накачиваем… Да чтобы все знали: люди никогда ещё не жили так, как при мамоно! Ни тебе рабских доктрин, ни страха перед естественными желаниями, ни ненависти! Хорошо говоришь, красавица! Так его! Пусть сам целует зад своей Богине, а мы не будем! Долой фанатика! — к ликованию присоединились частью и те, кто приехал в содружество издалека.       — Б-богохульство! — церковник побагровел.       — Ты слышал народ, милый! Люди и мамоно хотят друг друга, а Верховная и Орден всё только портят! То ли дело Падшая! Она обещает внеземные удовольствия всем-всем, и никаких запретов! Сделайте секс смыслом своего существования и живите в согласии с желанием! Отдайтесь похоти и отриньте ханжеские предрассудки! Я и мои сёстры покажем вам, как достичь истинных высот блаженства! Целая вечность беззаботной любви, разве это не прекрасно?! Восторг в миг сменился недоумением. У людей, но не у мамоно: они не видели ничего предосудительного в речах жрицы и были искренне озадачены, когда многие аборигены вдруг помрачнели, а их ауры подёрнулись сполохами враждебности.       — Так это что же выходит, вы нас вдвоём дурите? — с сильным южным акцентом произнёс мужчина, одетый традиционно для жителей саванны: в юбку из шкуры антилопы и шерстяные обмотки, заменяющие обувь. Да! Сдались нам ваши боги и ваши поучения! Один, значит, в нас новых рабов углядел, а вторая предлагает трахаться без перерыва? Разве это жизнь?       В глазах местных мамоно читался немой укор. От своих мужчин они такого не ожидали. Юнца, даром что орденского, всегда можно женить - не добром, так силой - хотя раз уж решили гнать в шею, за него мало кто вступится. А их сестру-то за какие провинности? Она не толкает людей на жестокие поступки, прикрываясь высшей Правдой. Её божество не от зла и гораздо лояльнее древних племенных идолов. По мнению девушек-монстров учение Падшей пойдёт воинственным племенам только на пользу.       Словом, натерпелась бы тёмная жрица яду, не прерви мамоно своих мужей решительно и резко. Поймав на себе полные сочувствия взоры, та - растерянная и огорчённая грубостью язычников - немного приободрилась. Ты молодец! - тонкий голосок достиг ушей жрицы.       — Спасибо, — прошептала она, — Я знала, что найду поддержку!       — Вы в одной лодке, чужаки — заметил мужчина, игнорируя рассерженных мамоно, — Мой брат пошёл за ибуто**. Мы хотим, чтобы вы ушли. Здесь можно говорить, но нельзя навязывать веру.       — Не сойду я с этого места, пока вы, язычники, не попросите прощения у Верховной Богини за свою дерзость! — заупрямился юнец в мантии. Его голос то и дело срывался, — Вы должны встать на колени… Никому мы не должны.       Сквозь толпу протиснулся отряд воинов при полной справе. Их туловища были заключены в панцири из многослойной ткани, неоднократно выдержанные в особом растворе, что сделало их прочнее дерева. Леопардовые шкуры — из иных юбки воинов не кроят — пестрели пышным звериным волосом в окрасе песка и зелени. Защитой головы служила многослойная ткань того же рода, что формировала панцири. Она изобиловала украшениями в виде окантовок из трофейных клыков и перьев. Вооружение воинов составляли копья-ассегаи и высокие, сужающиеся в верхней и нижней части, щиты из вываренной воловьей кожи.       Их было полтора десятка, не считая ещё четырёх, сложивших щиты на копья и нёсших так если не полубога, то достоверное его олицетворение. Могучего мужчину в пернатой короне, каких среди людей немного ходит. Боевой вождь Ирцзан… Да, один из сорока четырёх воевод Содружества…       Отряд остановился, пропустив вперёд носильщиков.       — Мне ветер пошептал, дескать объявился орденский проповедник, — грянул вождь Ирцзан, оглядев собравшихся, — Кого мне им величать?       Церковник с мгновение помялся, но ответил:       — Это я из Ордена!       Ирцзан всмотрелся в него, уже пристальнее:       — Ты?! — вождь силой сдерживал хохот, — Ну святоши дают! Кого в следующий раз к нам забросят? Детей? Младенцев?       — Эта священная миссия - моя инициатива и ничья другая! Я член низшего клира, — зло прошипел юнец, — И требую должного уважения!       Ирцзан напряг лоб, точно думу какую затеял. Постоял… да и плюнул прямо под ноги проповеднику:       — Вот тебе моё уважение, молокосос. Я с тобой даже на одной земле стоять брезгую. Орденец… Мужеложцем тебя назвать и то, считай, польстить.       Промеж недругов ударила незримая молния и метнула сноп искр в лица молодцам-телохранителям. Вдобавок им крепко пообжёг пятки крик оскорблённого церковника.       Самого прыткого Ирцзан уложил ногой: удар в висок — насмерть. Остальных прижали к земле рослые воины.       Побледневшего клирика схватили под руки и отвели в сторону, чтобы Ирцзан занял его место перед народом.       — Будь ты проклят! Верховная Богиня всё видит… она покарает тебя! — вопил юнец.       — Что ж ты с такими связями в царьках не ходишь? — спросил вождь серьёзно, — Небеса вон приплёл. А что племенам ваша Верховная, проповедник? С нами Боги наших предков! И слабаков вроде тебя, которые не в состоянии отстоять свои убеждения, у них принято гнать розгами по саванне!       Чудилось, будто из-за этих слов юнец вот-вот испустит дух — настолько его кожа обесцветилась.       Вождя привлёк чей-то томный вздох.       Тёмная жрица стояла на прежнем месте и, запустив руку под подол робы, неотрывно следила за Ирцзаном. С такой гримасой похоти, какую может состроить только мамоно.       — А эта кто будет? — Ирцзан смерил её строгим взглядом. Призналась, что Жрица Падшей, вождь.       — Ещё лучше! Усадите рядом с первым. Мне есть, что сказать и ей. Пригоните сюда самую старую одрину, запряжённую худшей из имеющихся лошадей. Нужно спровадить гостей согласно традиции!       Поручение было исполнено. Одрину оставили на главной дороге, а наблюдать за ней доверили двум братьям, один из которых привёл сюда отряд. Внутрь посадили привязанных друг к другу жрецов. Время от времени мамоно посматривали на них, хотя, конечно, больше внимания было к жрице. Всё проверяли как она там, в порядке ли? Увы, просить об отмене наказания при воеводе бесполезно. Остаётся поддерживать сестру хотя-бы в мыслях.       Публика, теперь даже в большем количестве, хоть и успели уже разойтись заезжие гости, напирала на Ирцзана со всех сторон. Чернокожие мужчины и женщины, ламии и девы-ящерицы, гиртаблилу и кикиморы, саламандры и грифоны готовились с придыханием слушать, что скажет боевой вождь. Если уж он решил говорить, то явно о великих делах.       — Весть, что я несу… — загромыхал Ирцзан, — … звучит, подобно лязгу оружия. Мы идём на войну. Скоро амабуто* ударят в барабаны и отправятся в поход. Мы идём на войну… таково решение большинства старейшин и боевых вождей. Мне держать ответ за ваши жизни и сохранение независимости Содружества, потому рассказываю всё как есть… Неспроста эти ещё поганят нашу землю, — Ирцзан указал пальцем на проповедников, — Именно в их оплоты мы понесём огонь! Пускай слушают, дабы потом передать мои слова владыке Ордена и Друэлле!       Мамоно быстро поняли, к чему клонит воевода. Дни Плача близятся! Нет уж, своих любимых они не отдадут войне! Пора: схватить мужа, свести домой и там утихомирить буйную голову; отвлечь от мыслей о кровопролитии. И монстродевы вытолкали своих мужчин из толпы. Пока те не опомнились, настойчиво поволокли за собой.       Одинокие мамоно уходили понурые. В душе нарастала тоска. Словно оставшихся подле Ирцзана соседей у них отобрали с концами...       Вождь обратился к жрецам:       — Вы пришли, твёрдо уверенные, что боретесь за правое дело. И даже если так, запомните раз и навсегда: ни Ордену, ни культу Падшей здесь не рады! Никто не принёс большего горя нашему народу, чем палачи Богини! Никому не плевать на наши стремления, мечты так, как Падшей и лилим Друэлле! А я плюю им под ноги и побуждаю всех свободных существ следовать моему примеру! Не уважаете наши законы — убирайтесь восвояси! Или попробуйте оспорить их, но тогда копья всех амабуто будут направлены в ваши сердца! Племена верны своей судьбе, и если ею должна стать смерть в битве — так тому и быть!       Ирцзан снова перевёл взгляд на соотечественников:       — Нам не нужны ни земли, ни дворцы. Мы бьёмся ни за власть, ни за богатство. Что есть они без свободы? Свободы от сторонней тирании! От кабалы и агрессивных идеалов! Жизнь наша, нам и направлять её ход! Я буду драться, как свободный, а не ждать, пока враги придут к моему порогу! Найдутся здесь мужчины и женщины, кто готов с оружием в руках отстаивать право молиться своим богам, право блюсти свои традиции, право не зависеть от чужаков?! Найдутся! — отозвались без малого пол сотни голосов.       — За свободу! За волю жить так, как пожелаем! Всем, кто посягает на Великое Содружество Племён — бой! Виновный не узнает пощады! В отместку за все злодеяния мучителей наших, мы пронесёмся диким ветром по их землям, а у кого нет своей земли, того нагоним в безымянном краю и там на них прольётся дождь из ассегаев! Усуту***! !Усуту! Усуту! Усуту! — взревела толпа.       Ирцзан соскочил с щитов и взял из рук воина приготовленное копьё. Все расступились, давая вождю хорошенько прицелиться. И он прицелился. С неистовой силой метнул копьё в одрину, и то вонзилось в деревянный борт на пол пяди. Следом один из братьев подскочил к лошади и хлопнул ей по крупу. Протяжно заржав, кобыла понеслась по главной дороге, прочь от содружества, и забрала с собой навечно порицаемых в этих краях жрецов.