***
Тем временем машина, за рулём которой был Сенька Шалый, подъезжает к дому, из неё выходит Чекан и быстро скрывается в тёмном переулке. Шалый пытается завести машину, но что-то не хочет. Выйдя на улицу, засланец Гоцмана открывает капот машины, проверяя всё ли в порядке, возможно, Шалый попросту делает вид, что что-то не так. — Шо такое? — хмуро произносит Живчик, выходя из тени. Сенька, вздрогнув, смотрит на Толю и произносит: — Да вот шо то с мотором... — Давай, заводи, иначе у тебя будет шо то с мотором. — сглотнув, Шалый всё же заводит мотор и прикрывает капот машины, тем временем в окне дома куда направился Игорь, зажигается свет. Живчик садится в машину, а Сенька прыгает следом, после чего заводит ту и с наигранной улыбкой уезжает. В глубине души Сене страшно находится с этими людьми, даже несмотря на то, что он тоже бандит. К утру Гоцман и Кречетов прибыли к погоревшему складу с оружием, от которого остался лишь обгоревший фасад и трупы солдат. — Мы же власть, сила и бандиты должны это чувствовать. — нервно произносит Виталий в то время, как Гоцман сидит в сторону и, прикуривая самокрутку, произносит: — Где-то я уже это слышал. — Давид, ты же должен понимать... страшно от того, что в городе происходит. — майор расставляет руки в боки, а Гоцман лишь спокойно ложится в деревянном кузове машины, попутно прикрывая лицо кепкой восьмиклинкой. — Виталь, ты ж не одессит, с тебя спросу нет. — Гоцман всем своим видом показывает, что ему всё равно на происходящее, хотя в душе это было совершенно не так. Кречетов, же снимает свою фуражку и поправляет вспотевшие и растрёпанные волосы, попутно уходя в сторону. Чусов, присутствующий здесь, подходит к отдыхающему Давиду и задаёт вопрос: — Подполковник Гоцман, чем занимаетесь? Где ваши люди? — Давид не смотрит на мужчину, даже кепку с лица не сдвигает, отдыхает. — А, ваши люди наших отодвинули, а мои хлопцы гоняют по всей Одессе как бобики, не хватает. — Думаете я не знал, что это случится? — Думаю шо не знали. — Даже если и так, вы же опытный одессит, Давид Маркович, может поможете, Одессу знаете лучше других. Не держите обиду. — А, я не баба шоб злобу по карманам прятать. — Ну вот и хорошо, мир, подполковник Гоцман? — Перемирие. — сухо кидает Дава, грудная клетка его спокойно вздымается вверх-вниз. Полковник Чусов, слабо улыбнувшись уголками рта, хлопает Давида по плечу, произнеся: » Вот и отлично». И уходит. Кречетов же во всю несётся к подполковнику и, подойдя к Давиду, говорит: — Чекана нашли, Шалый передал. — Опа. — Давид спрыгивает из машины и хмурится, после чего к нему подбегает Федька и говорит: — Мы соваться не стали поставили засаду у квартиры... — Сколько? — Двое. — Мало... — хмурится Кречетов, майор точно чувствует, что двумя военными Чекана не остановить. — Кто за главного? — Майор Довжик и Якименко. — Довжик, ай ты. — с усмешкой произносит Давид и прыгает в машину к своим, позади сидят Приходов, Ракитин и Якименко. Виталий вновь подбегает к машине, обращаясь к Гоцману: — Слушай, Дава, ты может Чусова за ногу дёрнешь, может разрешит арестованных опросить? Вдруг какую ниточку зацепим! — Кречетов улыбается, смотря на Давида, точнее даже сказать щурится, ведь солнце бьет по глазам майора. — Ниточку? Ну, ниточку дам, вот подумай сам, бандиты приехали аж на трёх грузовиках ночью в Одессе, Виталь, ты шо лыбишься, а? — сделав лицо посерьёзнее, Кречетов произносит: — Давид, занимаются грузовиками уже, занимаются. — Все умные, пора мне на покой. — кидает коронную фразу Гоцман, и машина трогается с места. Смотря по сторонам, Гоцман хмурится и поправляет восьмиклинку, сердце начинает ныть от волнения, впрочем, мужчина надеется на то, что в этот раз всё пройдёт успешно. Вслед за машиной, в которой сидел подполковник Гоцман, выезжает и Кречетов. Приехав на место, Давид с ребятами проходит вперёд, попутно спрашивая у Федьки, куда выходят окна, тот показал, что наверх. — Оставайтесь здесь, не маячьте, вы двое с ним. — Кречетов, же в свою очередь идёт вместе с Давидом, попутно оглядываясь поверху и отчасти прижавшись к Гоцману, одной рукой майор проводил Давида по плечу вперёд. Давид сразу же быстро направляется вперёд, а Кречетов вслед за ним, как и пара других солдат, сейчас нужно действовать крайне осторожно, ведь Чекан очень умён, нельзя дать ему уйти. Несмотря на всю аккуратность Гоцмана и Кречетова, они вдруг слышат резкие вскрики своих сослуживцев на лестнице, подстрелили, чёрт. Недолго думая, Давид срывается вверх по лестнице, а Кречетов за ним, вот уже Давид видит через окно, как напротив него стоит Чекан и отстреливается, Гоцман, высунувшись в окно стреляет в бандита, тот в свою очередь убегает, Кречетов, тоже не теряя момента, старается помочь Давиду, и высунувшись, стреляет в бандита. Чекан бежит вверх попутно отстреливаясь, Приходов преследует бандита и стреляет в него, Якименко вместе с другими солдатами стреляет снизу, Ракитин бежит на подмогу другу. Кречетов вместе с Давидом целятся снизу, Чекан всё же уворачивается, добежав до самого верха и с лёгкостью перелезая через балкон, попутно схватившись за трос, где висело белье, и ухватившись одной рукой, с лёгкостью смог перемахнуть на другую сторону домов. Попутно отстреливаясь и спрыгнув вниз, Чекан застреливает одного из солдат и осознаёт, что у него закончились патроны, осознавая ущербность своего положения, бандит разворачивается и убегает, попутно прячась за белыми занавесками из белых простыней что попросту сушатся, затевается игра в кошки-мышки. Вот уже солдат из отдела УГРО пробирается через белоснежные простыни и видит стоящую за одной из простыней обувь, простреливает ту, никого. Резкая боль разносится по всему телу солдата, когда он осознает, что в его спину буквально воткнули нож, мужчина падает замертво. Чекан смотрит по сторонам и взяв свои сапоги, скрывается с места убийства, в этой игре он вышел победителем. В голове Гоцмана пробегает: » Ушёл, ловкий, гад. » — естественно, никто не рад данному раскладу, Якименко кажется был расстроен больше всех. Тем временем на одной из квартир на этой же улице Давид Гоцман вместе с Кречетовым и другими коллегами навещают квартиру, в которой оказывается раненый фальшивомонетчик Родя, и ещё один труп какого-то поца. Говорят, что Чекан попросту прострелил дверь два раза, когда услышал голоса и убил того наповал. Родя плакал и прижимал руку к ранению, ему было больно и страшно. — О, какая птица, Родя! — усмехнувшись произносит Давид Маркович, а после хмурится, ведь понимает, что парню не до смеха. — Д-давид Маркович у-умираю... — Ну, это явно ты преувеличиваешь. Шо, сильно у него? Махал Махалыч, Виталя Родю до УГРО. Приехав в УГРО, военврач Арсенин делает перевязку Роде, попутно говоря, что тому повезло, пуля задела кожный слой, но сделала лишь трещину, можно сказать родился в рубашке. Тем временем Гоцман всё время подтрунивает над Родей, всякий раз трогает того за рану, или даёт щелбаны, доктору Арсенину конечно же это не нравится, хотя он и понимает, что Гоцман делает это специально, ведь явно Родя насолил ему. — Пускай выпьет горячий чай, его скоро начнёт знобить, если что-то, то я у себя. — после этих слов Арсенин выходит из кабинета, а Давид Маркович вместе с Кречетовым остаются вдвоём с Родей. — Родя, готовься, сейчас я тебе такое задам. Ты шо, решил на моем горе сыграть, да?Приходил значит когда Фиму убили, шо ты говорил? Шо не виноват? Не причастен, да? Ты у меня Родя попляшешь, ой как попляшешь! — Д-давид М-маркович, у меня трещина в ребре, б-больно... — Гоцман как-то безразлично смотрит на фальшивомонетчика и отчасти даже радуется, что Родю ранили, главное шо не убили, нишо, пускай помучается, это ему полезно. — Ну шо, Родя, начнём с Фимы? — Я его не убивал клянусь вам!! — Родя жмурится, а из глаз его текут слёзы, фальшивомонетчик понимает, что сейчас Давид от него не отстанет. — А, хто тогда убивал? — Я же клянусь в-вам... всё было как я рассказал в первый раз! — Родя начинает корчится и стонать от боли, при этом причитая своим противным писклявым голосом. — А накладная шо, не твоя работа? —Д-давид Маркович, шо вы всё по одному кругу! Та шо такую любой может... — фальшивомонетчик жмурится от боли, Кречетов тем временем стоит позади Роди рядышком с Гоцманом. Хмурясь, Давид достаёт ксиву и буквально пихает её в лицо Роди: — А, это шо?! Тоже не твоё?! — Ай моё... моё... — начинает вновь причитать задержанный — Пришёл какой-то человек д-дал ксиву, дал портрет, сказал шо б была как настоящее иначе шлёпка*... — Родя жмурится и всхлипывает. — И человека ты того не знаешь, так, Родя? — К-клянусь в первый р-раз видел... — И за Чекана ты нишо не знаешь, да? — Какого Чекана? — Скучаю, Родя. — А, вы думаете мне весело? — А, ты мне не хами, Родя, разговор ещё не начался. Кто такой Академик?! — Гоцман хмурится и прожигает Родю взглядом, Кречетов делает тоже самое, бандит чувствует себя беззащитным и посему чуть ли не кричит: — Да не знаю никакого Академика, мине плохо, у меня трещина в груди, болит! Мне больно! — у Роди начинается настоящая истерика, Гоцман отходит в сторону и вновь закуривает, попутно опираясь о стол, в диалог с истеричным фальшивомонетчиком вступает майор Кречетов: — Родя, чем быстрее ты всё нам расскажешь, тем быстрее всё это закончится. Допустим, ты не знаешь кто убил Фиму — Не знаю я... — Но Чекана то ты должен знать? — Не знаю я никакого Чекана, не знаю никакого Академика! У меня трещина в груди! Больно! Отпустите, не мучьте меня, п-прошу вас! — Кречетов, сложив руки полочкой с холоднокровием во взгляде, продолжает задавать вопросы фальшивомонетчику: — С ксивой ты к нему приходил? — Н-нет... — Условным сроком значит стучал? — Мне больно, трещина, ой мне больно! — заливается криками Родя, тем временем один из солдат вносит кружку горячего чая в кабинет по просьбе Кречетова. Родя отпивает чай и вновь хнычет, что ему больно, что чай горячий. Тем временем раздаётся звонок, трубку берёт Давид, его вызвал майор Довжик, нужно ехать. Тяжело вздыхая, мужчина выходит из своего кабинета, вслед за ним выходит Кречетов, ведя раненого Родю. После чего слегка ошпаривается чаем и прикусывает губу: — Ай... больно! — после этих слов Виталий отдаёт чашку чая солдату, а сам отдаёт приказ запереть Родю в шкафу. Солдат с фамилией Охрятин открывает дверь шкафа с замком, но та с лёгкостью открывается: — Вот же ж.. открывается! — Кречетов буквально пихает Родю туда, попутно говоря: — Пускай тут посидит, смотрите за ним. — Ай, ой... тут тесно! Дядь,не надо! — А ты что, хотел номер с видом на море? — подтрунивает над ним Виталий и всё же закрывает того там, попутно следуя за Гоцманом. Следить за Родей оставили молодого солдата, тот подпирает своим телом еле закрывающуюся дверь. — Ай... тут темно, страшно...умира-а-ю.. — всё так же продолжает стонать и жаловаться фальшивомонетчик. Охрятин, вдарив кулаком по дверям шкафа, произносит: — Я тебе щас поумираю, разумирался тут! — Молчу-молчу... — всхлипывая произносит, Родя и умолкает, кое как устроившись в тесном шкафу. Тем временем Гоцман с Кречетовым прибегают к Михал Михалычу и видят того с Якименко, те записывают про ТТ со стёртыми номерами. — Звали? — спрашивает Гоцман, запыхавшись, чувствуя как Кречетов запыхался не меньше него. — Нет... — говорит Якименко, повернувшись к Гоцману. — Ну вот дураками родятся! — ругнулся Давид и буквально вылетел обратно в коридор. Идя по коридору УГРО, подполковник буквально торопится к тому шкафу, где заперли Родю, Кречетов еле поспевает за Давидом. — Ну вот, а ты переживал... — говорит спокойным голосом Виталий, когда они уже подходят к тому самому месту, солдат что сторожил запертого фальшивомонетчика отходит в сторону, Давид открывает шкаф и из него вылавливается бездыханное тело Роди с тонкой веревочкой на шее. — Родя, Родя?! — Давид склоняется над мужчиной и начинает шлепать того по щекам в надежде привести в себя, Кречетов тоже старается привести того в себя. Кречетов быстро убирает веревку с шеи мужчины и поддерживает голову того, Гоцман нервничает и восклицает: — Я же знал, знал... нельзя его было... одного... Давид резко оборачивается к стоящему и испуганному солдату что был поставлен охранником, молниеносно прижав того к стене Гоцман со злостью в голосе произносит: — Зачем?! — испуганный парень уставился на мужчину и тихо произнёс: — Д-Давид М-Маркович я его не трогал... — Гоцман выхватывает пистолет из кобуры того и наставляет дуло к подбородку солдата: — Зачем ты его убил?! — Я не трогал его! — срывается на крик парень, после чего жмурится. Кречетов тем временем прибрал веревочку с шеи Роди к себе в карман, после чего кричит: — Дежурного врача ко мне! Арсенина сюда! — Кто тебе приказал?! — продолжает пугать парня вспыливший Давид. — Не трогал я его! — Кто здесь был?! — Никого не было, клянусь! — Говори кто здесь был! — Говорю же никого не было! — кричит парень, а Гоцман кричит на него: — Не лги мне! — Я не лгу! — прибежавший Арсенин сразу же склоняется над бледным Родей и трогает шею того. Тем временем продолжается нервный диалог: — Ты куда-нибудь отлучался?! — Нет, никуды! — Ну?! — Ну никуды я не отлучался! — встав с пола, Арсенин тихо произносит: — Готов... — Кречетов, тяжело вздыхая, встаёт с пола и говорит Давиду: -Дава, брось ты его, он всё равно не ответит! Он бы уже двадцать раз смотался если бы его задушил, время было. Снимая фуражку, Виталий отходит в сторону, Давид подходит к Арсенину. — Его задушили... — тихо и угрюмо произносит врач, поворачивая голову бездыханного Роди туда-сюда. В кабинете Гоцмана Кречетов стал допрашивать парня, в то время как Дава, сидя за столом, закурил. Хмуро смотря на солдата и протерев уставшие глаза, майор произнёс: — Мы ушли, дальше что? — Ну, я запёр дверь. — Что сделал? — Ну, запёр.. — Запер, запер... — хмуро поправляет солдата Виталий и записывает показания того. — Ну, точно, запёр. — На ключ? — Так точно. — Ключ оставил в двери? — Та не, он же на шнурке. — Так, значит если уходил, то взял с собой. — подозреваемый с недопонимание во взгляде смотрит на Кречетова, после произносит: — Я не уходил. — Давид же в свою очередь, выдыхая сигаретный дым изо рта в и без того спёртый кабинетный воздух, с блеском в глазах смотрит на солдата, не мог это быть он, не мог, всё становится ещё более запутанным. — А, помнишь я руку ошпарил, где стакан, что я тебе отдал? — Так нигде ж.. стоит возле стенки. — Кречетов хмурится, а Давид кивает, добавляя: — Стоит, стоит. — вновь, прикуривая, мужчина осознаёт, что парень точно не врет, по глазам видит. — Ну может в сортир выходил? — Не, нет. Я же после отбоя, нет, не положено, я привычный. — Давид внимательно слушает парня, сам же в голове отшлифовывает все свои действия от начала и до самого конца. То, как поступил странный звонок, как заперли Родю и вот теперь такой нужный и многозначащий как Родя мёртв, явно убрали... Наконец Гоцман спрашивает: — Из офицеров кто-нибудь подходил? — Нет... — Точно никого не видел? — добавляет Кречетов. — Точ... о! Проходил как его... этот... военврач... — Арсенин? — Ну, да, тот который лечил... — Шо то говорил? — Спросил Гоцман у себя? Я сказал, что вы ехали, ну он развернулся и ушёл. — Сразу пошёл? — Сразу. — Шкаф открывал? С задержанным говорил? — Нет, что мне с ним говорить? Я по шкафу вдарил и все. — А, кто же его тогда убил? Кто? — Не я... — А кто? Ну ответь мне, кто? — хмурясь, произносит Кречетов и стучит по столу. — Не знаю. — парень пожимает плечами, а всё его лицо выдаёт гримасу недоумения, Гоцман тушит сигарету, он верит парню, выйдя из кабинета, Давид открывает тот самый шкаф, ничего, совершенно ничего, напряжение внутри мужчины растёт с каждой минутой. Вернувшись обратно к себе в кабинет, он слышит, как Кречетов стращает парня расстрелом, тот сидит напротив майора весь бледный, ему страшно от слов Виталия. — Погоди Виталий, Охрятин, ты верующий? Крест носишь, покажи! — парень весь дрожит, Кречетов, непонимающе смотрит то на Давида, то на парня. Наконец солдат достаёт крест и показывает его Давиду. — Виталий, а ты не помнишь, у Роди на шее был шнурок? — Кречетов хмурится, словно пытается вспомнить, после чего смотрит на Давида и, вскинув бровями, произносит: — Не помню. А не, точно, был! Я его с шеи сдёрнул, чёрный такой... — Гоцман вновь проверяет шкаф, но ничего не находит, хмурясь, мужчина направляется по коридору УГРО вперёд и заходит в комнату, где обычно были трупы, там видит военврача судмедэксперта Арсенина. — Андрей, где шнурок, которым душили Родю? — Не знаю, не видел... — А, ты вспомни, посмотри. — привстав, Арсенин пытается понять, что от него хотят, после вспоминает момент осмотра Роди и произносит: — Погоди, когда я его осматривал Шнурка не было, точно не видел. Когда, я подбежал шнурка на шее не было. — Не было... — вновь Гоцман идёт к своему кабинету и проверяет шкаф, вновь ничего. Заходя в кабинет, он видит, как Кречетов ударяет подозреваемого в живот, тот с криками падает на пол. — Виталя, погоди-погоди! — Давид подбегает к парню. — Виталик, ты шо с ума сошёл?! — Сволочь... — ругнулся Кречетов и посмотрел на парня, что буквально согнулся в три погибели от сильнейшего удара. — Виталя, ты помнишь шнурок, чёрный, с колечком? — Ну да, сдёрнул, может он в вещах Роди у Арсенина? — Да нет... нету... — Я поищу. — после чего Кречетов склоняется над парнем и произносит: — Ну... ну ладно... Хватит притворяться, вот, попей воды. — Кречетов явно нервничает, он старается не срываться, а тут так вышло, впрочем, заслужил. Встав с пола, майор тихо произносит: — Чёрт... — после чего выходит из кабинета. Арсенин делает укол парню, дабы облегчить боль от сильного удара, Гоцман внимательно смотрит на военврача: — Андрей, ты к шкафу подходил когда нас не было? — Подходил, мне сказали что вы уехали. — А, теоретически... человек сам себя может задушить... — Если вы о Роде... то теоретически, если поднять пятку к затылку то... да. — Пятку, к затылку... он шо акробат? — Или иметь дух самурая. — Самураем Родя не был... ну шо, как он там? — Гоцман с переживанием во взгляде смотрит на парня, тот лежит на диване сложив руки. — Боюсь порвали селезёнку... — Да шо ты... — Гоцман хмурит брови, а во взгляде читается некий испуг, это с какой же силой Кречетов вдарил по парню?.. — Может потребоваться операция... — А, когда сможет говорить? — Не знаю, сделаю всё что в моих силах... а кто это, так его?.. — Виталий Егорович. — Махал Махалыч заходит к Гоцману в то время, как санитары уносят подозреваемого вместе с конвойным на носилках, военврач Арсенин. выходя из кабинета Давида Марковича, всё так же скажет: — Если что— я у себя. — тем временем возвращается Кречетов и произносит: — Ничего... ничего не нашел. Все углы проверил, по полу облазив! — Гоцман ходит туда-сюда, вновь в его руках самокрутка, когда-нибудь курение его убьёт, а ведь кроме Фимы никто не переживал о больном сердце Гоцмана. Выйдя из раздумий и посмотрев на Михал Михалыча с Кречетовым, Дава начал говорить: — Ну шо, есть три версии убийства Роди: Самоубийство — маловероятно. Убийство конвойным Охрятиным вариант, убийство третьим лицом тоже вариант, был телефонный звонок, раз. Охрятин утверждает, что никуда не отходил, два. Пропал шнурок, три. — Может Охрятин солгал? — предлагает вариантом Михал Михалыч. — Может быть. Только он был удивительно спокоен, когда мы с Виталиком подошли к нему, беда, другой бы уже весь скулил как щенок не выгулянный, а этот спокоен как селёдка даже заскучал. — Если шнурок лежал на полу, то мог прицепиться к кому-нибудь? — Мог. «Тогда надо всё здание УГРО обыскивать», —тут в кабинет пулей врывается капитан Якименко и говорит, что Чкалово двойное убийство, огнестрельное. Ничего не остаётся как ехать. Капитан с Михал Михалычем уже вышли из кабинета, Давид тоже собирается на выход, а Кречетов вслед за ним, вдруг подполковник останавливается и слегка зажимает майора в проёме. — Виталий Егорович, Вы знали шо вы Охрятину селезенку порвали? — Да ладно?.. — с некоторым удивлением и даже испугом смотрит Кречетов в глаза Гоцмана. — Ты где такой хватке научился? — Из-за Смерша часто в разведку ходил, там обучили. — Аа.. как? Так? — после этих слов Дава слегка касается Кречетова ребром кисти как самурай, тот в свою очередь резко поддаёт Гоцману кулаком под дых, что тот аж щеки надул. — Ты... ты это... Виталик, отвыкай! Тебе здесь не фронт... — после этих слов Гоцман покидает помещение, попутно приказав Кречетову обыскать вместе с другими всё здание УГРО. Майор смотрит вслед уходящего Гоцмана и разжимает сжатую в кулак руку.***
Тем временем Сенька Шалый стоит в белой рубашке на овраге в окружении бандитов. — Р-ребят... я.. я честный вор! Ребят! — мужчине страшно, он прекрасно понимает, что сейчас с ним сделают за то, что он настучал про Чекана Гоцману, становится страшно. Вот выходит Толя Живчик, а в руках у него револьвер. — Ну шо, потанцуешь для нас? — с усмешкой произносит мужчина и начинает стрелять под ноги Шалому, тот в свою очередь ловко уворачивается от пуль, но вскоре к Живчику подключаются и другие начиная обстрел по Арсению. Испуганный, вор бежит вперёд, там стоят рыболовные сети. Шалый то и дело уворачивается от пуль, падая на камни, путаясь в сетях как рыба. Ему страшно, да так, что слёзы начинают течь из глаз сами собой, упав на землю, мужчина прячет голову за камень и слышит, как две пули пролетают мимо него, тяжёлые и обреченные всхлипы Шалого сотрясают воздух. Для них он теперь развлечение, живая мишень из тира. На овраге повыше в чёрном пиджаке стоит Чекан, волосы его развеваются на ветру, холодный взгляд мужчины обращён к бегающему от пуль Сеньке. В этих двух туманных глазах не прочитать таких эмоций как сострадание, сожаление, жалость. Безразличие — это единственное, что отражалось в глазах Чекана. Право заплакать эти глаза могли, разом в них можно было бы прочитать страх с примесью гнева, боль и отчаяние, всё это можно было вызвать лишь одним выстрелом в Кашетинскую, смерть Иды была тем, чего боялся Чекан, тем отчего просыпаются в холодном поту влюблённые сердца. Возможно, это прозвучало бы глупо, но, Игорь почувствовал бы смерть своей девушки, сердце бы просто заболело в несколько тысяч раз сильнее обычного, оно бы закричало, билось бы как вольная птица в клетке из рёбер, в конце концов выбравшись наружу и лишив жизни своего хозяина. Чекан не хотел жить без Иды, существовать-да, мог, жить-не мог. Без неё все разом теряло краски, и без того мрачная жизнь бандита становилась попросту непроглядно тёмной, тёмной словно полярная ночь, такая же темнота заселилась внутри Чекана и сейчас, снова. Вот Живчик подходит к Игорю и произносит: — Ну и как тебе? — повернув голову в сторону Толи, Чекан произносит: — К чему всё это? Почему не прикончить разом? — Он выдал тебя ментам, он знал где ты живешь. — Да? Ты тоже знал где я живу, может тебя тоже, вместе с ним, так, за компанию. — Э, не, это он, точно говорю. Он тогда проверял аккумулятор, выходя на улицу, вероятно, чтобы проверить адрес. — А, что же ты его тогда не убил? — Так я поверил, шо может правда что-то случилось с аккумулятором. — Не боишься, что тебя однажды заставят так побегать, в стае это могут. — Чекан смотрит на загнанного в угол Сеньку, тот прижимается спиной к рыболовной сети, губа у него подбита из-за падений, пули вокруг мужчины пронзают воздух, они издеваются над ним, вечно, ехидно улыбающийся Сенька, начинает плакать как маленький ребёнок. Живчик в свою очередь, раздумывая над словами Чекана, замечает, что тот, развернувшись, уходит, так и не досмотрев финал представления. — Не боюсь. — с противной улыбкой на лице произносит Живчик, сделав заключительный выстрел в грудь Шалого. Тот, вскрикнув, падает назад на рыболовную сеть, попутно запутываясь в той, труп мужчины скатывается вниз по каменистому оврагу, так и не докатившись до воды. Запутавшись в сетях, Сеня бездыханно лежит лицом вниз с зияющей дырой в груди.***
Прячась за углом со своим новым другом из интерната, Мишка-Карась то и дело следил за идущей впереди женщиной с корзинкой еды. — Вон, смотри, прикроешь меня, я выхватываю корзинку передаю тебе, а ты беги. — Да я не могу... в завязке... бате пообещал. — тихо говорит Карась, смотря на паренька его же возраста, после чего вновь на корзинку. — Ну, разве что ту лапу куры берём и все. — мальчишка кивает и вместе с Мишкой выходит из так называемой засады, следуя за полной женщиной, та останавливается и произносит: — Шо вы меня преследуете... — Да ничего, тетенька, ищем со спины вашу талию. — пожилая женщина усмехается и говорит: — Ищите-ищите, она когда-то там была, а про корзинку забудьте! — остановившись Карась видит подъезжающую машину, из которой выпрыгивает Гоцман, после чего ловким движением выхватывает у какой-то женщины сумочку, а там испуганно оборачивается, это оказывается Нора. Мишка сидит в засаде и наблюдает за батей. — Шо, испугал я вас, Нора? — Испугали! — Нора, вот шо вы так гоните, я ж не собака шоб за вами бегать! — Давид Марков... — Тиша, Нора, не сейчас. Давайте лучше вечером, а? Может прогуляемся, воздухом подышим, или лучше в кино? — Не надо, Давид Маркович. — А вот вам здрасьте! — кричит Мишка, оказавшись рядом с двумя взрослыми людьми, Гоцман смотрит на паренька, а тот в свою очередь уже представляется перед Норой. —Мишка Карась! — Дава смотрит на женщину и говорит: — Вот, сын мой, вчера нашёлся. — та улыбается и произносит: — Нора. — мальчик смотрит на женщину, но тут же обращает внимание на слова отца: — Ты шо, опять казёнку грабишь?! — Ты шо, бать, сегодня выходной! — А, точно! — А, ты билеты в кино достать можешь? — Могу сынок, могу. Ну так шо, Нора, пойдёмте в кино все, а? — Вот вы с Мишкой сходите в кино лучше вдвоём. — Мы сходим, тогда я после кино к вам заскочу! — Не надо Давид Маркович. — Или шо, поехали в УГРО со мной, потом вас до дома провожу! — Не надо, я сама. — Ну, как скажете... — расслабленное лицо Гоцмана резко становится напряженным, сам он прыгает в машину хмурый и нелюдимый. — Папка, я её провожу! — кричит Мишка, на что получает ответ: — Проводи сынок, проводи. — после чего водитель-друг Давида спрашивает с улыбкой: — Кудой? — на что получает грубый и громкий ответ: — Тудой. — без лишних слов машина трогается с места и уезжает. В душе у Давида метёт буран и всё в очередной раз содрогается: «почему, почему она так поступает с ним? Ну чем, чем он не мил ей? Чем неприятен ». Множество ненужных мыслей забивают голову Гоцмана и, посему мотнув ею, Давид пытается переключиться на другое. Мишка-Карась, как и обещал проводил Нору до дома. — Я понял, что вы от бати отвязаться хотите. — А, ты умный мальчик. — Ну, пока никто не жаловался. — женщина усмехается, а Мишка-Карась останавливается, вот он довёл Нору до дома. — Ладно, пока. — улыбнувшись Мишка разворачивается назад и уходит. — Пока. — с улыбкой произносит Нора и, идя вперёд посмеивается, после чего эти смешки превращаются в полноценный задорный смех. Женщине понравился этот мальчик и всем сердцем нравился Давид Гоцман, просто всё же лучшему ему держаться подальше. Вернувшись в УГРО Гоцман ещё раз проверяет шкаф в котором был заперт Родя, проверяет замок, простукивает всё, ничего, ничего необычного. Зайдя внутрь кабинета, Давид Маркович бросает кепку восьмиклинку на вешалку и видит такую картину: на диванчике уютно прилегший посапывал майор Кречетов. Руки мужчины были сложены в замочек, а глаза прикрыты, да, он действительно спал, даже тихонько похрапывал. Гоцман с радостью бы не будил Виталия, только от того ему нужна была информация, например о том, нашёл ли хоть кто-нибудь в УГРО этот чёртов шнурок. Осторожно прикоснувшись к Кречетову Гоцман произносит: — Вставай, нашёл шнурок? — Виталий сонно подымается с дивана и потягивается, после чего поворачивает голову влево-вправо и, зевнув, произносит: — Не-а, не нашёл... — глаза у Кречетова слипаются отчего он потирает их кулачками, спать хотелось, дико. Гоцман тем временем делает звонок в дипломатический интернат. Кречетов, подойдя к умывальнику и умывшись холодной водой, дожидается окончания звонка и обращается к Давиду: — У Охрятина с селезенкой всё в порядке, просто болевой шок. — поправляя свою причёску, Кречетов смотрится в зеркало. — А, вот всё равно, не надо мне вот этого, понял? — Ну, не буду я больше... — улыбнувшись произносит Кречетов, Гоцман вновь делает звонок в дипломатический интернат и наконец дозванивается по правильному номеру, после просит передать Мишке Карасеву, что звонил Гоцман, отец его, и что в шесть пятнадцать вечера он с ним пойдёт в кино. Кречетов, сидя на диванчике, смотрит на Давида: — В общем можно продолжать допрос, нашёл я три грузовичка этих, на которых погромщики приезжали. — А, я думал ты спал. — всё ещё немного сонно Кречетов помешивал ложкой крепкий чай и, сделав глоток, произнёс: — Нет, я до дачи Ковалевского смотался, грузовики принадлежат Артели Маловаров, понятно только, что тогда не Маловары за рулём сидели. — Угнали? — Ага, силой. — Ну шо, не тяни кота за все подробности, говори! — Кречетов практически вплотную подходит к Гоцману и, ухмыльнувшись, говорит: — Показали удостоверение УГРО, человека же, которой показывал удостоверение понятно со страху не запомнили, а водителя опознали, Сеньку Шалого, ничего не припоминаешь? — Почему? Помню. Бежал он. — Два часа назад нашли его на море, как у вас говорят «немного не живого». — Давид смотрел на Кречетова и не мог поверить в услышанное, всё же убили... — Да ты шо... — Вот странно только. Родю убивают в УГРО, за день до этого Сенька бежит, вот какая картинка получается, да? — Давид в свою очередь подходит к окну, в глазах у него читается обеспокоенность, он не ожидал такого поворота, точнее сказать не думал, что так получится, картина в голове никак не хотела собираться воедино, потому что, что-то было не так. — Так он же не от нас бежал, а из тюрьмы... — Давид смотрит в окно, через него видно, как молодые парни на площадке занимаются всякими упражнениями. Кречетов в свою очередь, отпив чай, произносит: — Грузовики угоняют, предъявив удостоверение уголовного розыска. — Ксиву и подделать можно... — что-то внутри Давида начинает просыпаться, ему становится не по себе, страшно, всё так непонятно. — Мы хотим взять Чекана-он уходит. Если не Родя убил Фиму, то за ним явно следили. А кто знал, что Фима ведёт своё личное расследование? — Гоцман внимательно вслушивается в каждое слово Кречетова, он понимает к чему тот клонит, у них в УГРО появилась крыса. — Ну, пол Одессы знало. — А, ты сложи всё вместе. — Складывал, Виталя, всю ночь складывал...Самое главное что Родю убили.. — Кречетов подходит ближе, к сидящему на подоконнике Гоцману, после чего внимательно рассматривает того и произносит те самые слова, что не мог озвучит Гоцман: — Да нет, Давид, главное то, что рядом с нами затаился предатель. — Гоцман внимательно смотрит в окно, на парня, что ловко управляется с канатом, крепкие руки, сильная хватка. Медленно поворачиваясь в сторону майора, Гоцман произносит: — Но ведь дверь шкафа была закрыта и Охрятин дернул её, она была открыта. — Но ведь Охрятин божился... — Как только подвели Родю Охрятин дернул... — Гоцман буквально срывается с местами и направляется к тому самому шкафу, Кречетов следует за Давидом, попутно пытаясь понять мысль того. Подбежав к шкафу, Гоцман дергает тот несколько раз, замок на дверях не даёт им открыться. Мужчина идёт по коридору к военврачу Арсенину и, зайдя внутрь произносит: — Андрей, где труп Роди? — Так увезли в морг... — Как? Уже? Протокол осмотра. — Арсенин спокойно тянется к бумагам и протягивает Гоцману протокол осмотра, тот уже успел взять миску с борщом у сидящего за столом дежурного. — Погоди... — съев пару ложек супа, Давид вновь задаёт вопрос Арсенину: — А линия удушения шла назад или назад и вверх по затылку? — Арсенин на минуту задумывается, а после отвечает: — Назад и вверх... как будто повесили... — То есть душили сверху, так? — Да, так. — отставив миску борща в сторону, Гоцман направляется на выход из кабинета, попутно произнеся: — Картина маслом! — вот уже дежурный открывает шкаф по приказу Давида, и мужчина заходит внутрь, вполне просторно, высоко, посмотрев наверх, мужчина включает фонарь и видит больше отверстие с висящим канатом, зайдя в свой кабинет, Давид подбегает к телефону и делает звонок. Позади стоит Кречетов, который спокойно застегивает верхние пуговицы воротника своей формы, что-то жарко стало. После чего проверяет магазин в своём ТТ и вставляет его с характерным звуком обратно. — Подполковник Гоцман, там на пустыре лужуется конвойный Лужов, доставьте этого акробата ко мне, живо, картина маслом! — в глазах мужчины загорелся огонёк напряжения, неужели он вышел на след предателя. Невысокого парня с хорошо атлетичной фигурой буквально доставляют в УГРО через пару мгновений, проводят так называемый шмон, проверяя содержимое карманов. В одном из них находят крест. — Опа, а шо ты его на горле то не носишь, а? — с интересном спрашивает Гоцман, взяв в руки серебряный крест подполковник щурится, испуганный и недоуменный Лужов смотри на Даву. — Давид Маркович, так я это же комсомолец, а это от бабки осталось. — От родной, значит, любимой бабули? И без шнурка? — Так была цепочка... давным давно потерялась. — Да шо ты... — после этих слов Давид вновь подходит к шкафу и подзывает к себе Кречетова, тот подойдя, смотрит на Давида. — Виталь, вон, смотри, видишь там канат? — подняв голов,у Кречетов смотрит вверх и произносит: — Ну... да — Вот он за неё держался, душил Родю, акробат. А когда мы тут все загоношились, он сразу же подчистую чики-брики и в дамки. Вот такая картина маслом! — Кречетов смотрит на испуганного Лужова, парень правда не понимает почему его обвиняют в убийстве какого-то там Роди? Зачем ему вообще сдался этот фальшивомонетчик?! — Ах ты ж гадина такая... — злобно произносит Кречетов, доставая свой ТТ. Гоцман хотел бы сейчас этого меньше всего, только не нервного Виталика готового бить всем в дышло. — Виталик, нет-нет. — не успел Виталий ударить Лужова, как тот резко пнул пару охранников, что держали его, перекувырнувшись оттолкнул Кречетова и, выхватив оружие побежал прочь, попутно стреляя в так называемых преследователей, за Лужовым помчался весь конвой в руководстве Капитана Якименко. Приходов тоже сорвался с места, Ракитин же в свою очередь побежал на звуки стрельбы вслед за другом, парень не понимал, что произошло. Лужов бежал по лестнице отстреливаясь, Гоцман настиг Якименко, крикнув: — Не стрелять, живьём! — всё же Лужова подстрелили, парень кубарём покатился по лестнице и, кажется, ударился головой, упав замертво. Гоцман спустился к бездыханному телу и злобно посмотрел на капитана: — Я ж сказал не стрелять! — тот в свою очередь тяжело вздохнул и убрал волыну, Егор выглянул внизу с верхней лестницы, увидев мертвого Лужова, парень прикрыл рот рукой, что-то внутри Егора перевернулось, нет, нет, нет, Лужов не может быть предателем, ведь это так нелогично?! Переведя дух, Егор прикрывает глаза и, отойдя от перил, погружается в раздумья. — Якименко значит выстрелил? — спокойным голосом говорил Чусов, сидя в тёмном кабинете вместе с Гоцманом. — Да. — сухо ответил Давид. — Хорошо, продолжайте. — Да он хотел в плечо, чтобы Лужов не шибко распылялся на пули... — Где служил Якименко? — В разведроте, первый украинский. — Давайте ещё раз и во всех подробностях. — Мы отвезли Родю до УГРО. — Под «мы» вы кого подразумеваете, товарищ Гоцман? — Я, Майор Кречетов, Приходов и мой водитель Васька Соболь, отвезли Родю в УГРО. — задумавшись и, пройдя туда-сюда, глава контрразведки Чусов задал следующий вопрос: — Кстати, как вам Кречетов? — Гоцман задумался, своим пронзительным темным взглядом, мужчина словно прожигал дыру во всём, куда глядел, особенно в моменты полного напряжения. — Нормальный, толковый, опыта, возможно, чуть-чуть не хватает, а так хороший. — Хорошо, дальше? — Дальше мы оказали ему медицинскую помощь, Арсенин оказывал. Стали допрашивать, потом звонок. — И откуда же Лужов мог позвонить? — У нас есть соседний кабинет, под ремонтом. У него как у дежурного ключ, может из конвойной, правда там всегда то-то присутствует, слишком уж неудобно. — А, откуда он узнал, что арестованный будет именно в этом шкафу? — Та так же всегда делают, если срочно надо. — Вы могли отправить в камеру. — Мог, не хотел Родю светить, через всё здание вести. — Чусов внимательно смотрел на Гоцмана, при этом ответно прожигая подполковника УГРО взглядом. — Это хорошо, когда удобно, дальше, что было? — Ну, а там фраернулись, за то я уже говорил, шо, снова повторить? — Нет. — сухо отрезает глава контрразведки и смотрит куда-то в пустоту, взгляд его наполнен раздумьями, после, мужчина всё же произносит: — А, шнурочек то пропал? — Да, мог прилепиться к подошве сапога любого. — Да мог, мог... — тихо отвечает Чусов. — Сам позвонил, сам залез в шкаф, сам сдёрнул шнурок и задушил, и выбрался, когда открыли шкаф. — Ну... да... он сразу появился, когда открыли шкаф... на крик. — А, мог в одиночку? — Ну в принципе мог. — А, откуда Лужов знал, что в квартире на Маяковской нет телефона и обыском занимается именно Довжик ведь звонили от его имени. — Не знаю, может в разговоре проронили?.. — усмехнувшись, Чусов делает пару шагов навстречу Давиду Марковичу, попутно произнеся: — Лужов у вас профессор просто какой-то. — налив себе воды из фужера в стакан, мужчина делает несколько глотков и осушает тот, после чего добавляет, — Или же Академик? — Давид Маркович вновь слышит это слово: «Академик, Академик, Академик», сердце начинает колотиться сильнее и сильнее, сомнения вновь закрадываются внутрь подполковника Гоцмана.