***
Виктор платов шёл по улице вперёд, впереди он увидел напевающего мелодию и стоящего к нему спиной мужчину. — Здравствуй, Шелыч — А ты кто? — улыбнувшись и повернувшись спросил мужчина, смотря на Платова. Тот в свою очередь тоже улыбнулся и произнёс: — Мне сказали у тебя угол можно снять. — Кто сказал? — мужчина оперся двумя руками о перила. Платов, замолчав садится на скамейку и, ставя перед собой чемоданчик, опирается на тот: — Коля Украинец. Привет тебе передавал. — Какой Коля? — мужчина вновь начинает напевать и, перемахнув через перила, оказывается рядом с Виктором, садясь рядом. Платов, поправляя свою шляпу и внимательно посмотрев глаза мужчины, добавил: — А, ещё он сказал, что ты можешь дать наколку, где можно перекинуться в картишки. —старый мужчина произносит: — У меня не играют и угла у меня нет. — мужчина вновь начинает напевать песню, а Платов, достав из кармана пачку карт, начинает профессионально тасовать ту, после чего достает одну карту-фотографию, на которой изображён этот самый мужчина и Колька. — Это ты и Колька. — дед, задумавшись смотрит в сторону. Подловил, подловил. — И что? — Тридцать рублей в сутки. — Шпильман значит? Тогда сорок. — Согласен. — И что? — Что-что да ничто. — хмуро произносит Платов и хмурит брови. Мужчина, разведя руки в стороны, говорит: — Ничто, пошли. — идя за мужчиной, Платов осматривается по сторонам. Гоцман быстро подъезжает на черном автомобиле и, выпрыгнув из него у кинотеатра, быстро осматривается по сторонам, не видя Мишку. Наконец Давид находит мальчишку, сидящим за новостной колонной. — Шо ты сидишь, пойдём скорее в кино. — Давид берет Мишку-Карася за руку и ведёт в кинотеатр. — Фильм уже начался... мы опоздали. — Ниче страшного. — зайдя в зал и заняв места, Мишка смотрит на экран, где уже идёт середина фильма. — Говорю же опоздали. — Гоцман встаёт с места и на мгновение уходит, после чего экран гаснет, и люди в кинотеатре возмущаются. Через мгновение экран вновь начинает проигрывать на вступлении. «Дети капитана Гранта. Жюль Верн». Усевшись рядом с ребёнком Давид улыбается и снимает кепку восьмиклинку, Мишка снимает свою чёрную фуражку, и улыбается. Фильм идёт и там появляется влюблённая пара. Давид смотрит на них, а после шепчет сыну на ухо: — Мне нравится та женщина... — Эта? — вопросительно смотрит Карась, указывая на экран. — Та не... Нора... — А-а.. — мальчик улыбается, продолжая смотреть фильм вместе с отцом. После хорошего семейного просмотра Давид идёт по улице вместе с Мишкой, попутно спрашивая того: — Кстати, как тебе она? — Да вроде нормально, не вредная... — Та я шо говорю, давайте жить втроём? Ты, я и Нора. — остановившись Мишка-Карась смотрит на Гоцмана и произносит: — Бать, отвезёшь меня обратно в интернат? Поздно уже. — Давид останавливается и, достав карманные часы на цепочке, сверяет время. — О... — Бать, ты заехать к ней хочешь? Так заедь. Иначе что она кобенится? — Давид на мгновение с удивлением смотрит на Мишку, после кладёт руку тому на плечо и произносит: — Верно, сынок, кобенится. Ну шо, поехали до интерната? Привезя мальчика к интернату, Гоцман говорит: — Бать, ты куда, домой? — На работу, дел за гланды. — Бать... удачи тебе... — развернувшись Мишка собирается подниматься по лестнице вверх, но ощущает, как руки Давида сами тянутся к нему, мужчина заключает парнишку в объятия, прижимая к себе, Гоцман словно забывает о том, что он не родной отец Мишки, впрочем, какое это имеет значение? Теперь этот мальчик его ребёнок, любимый ребёнок. Мишка-Карась прижимается к Гоцману, а тот смотрит в окна интерната, где при тусклом свете комнатных ламп столпились другие мальчики, каждый из них не имел матери или отца, каждый мечтал о таких же тёплых объятиях, и каждый из этих детей засыпал с мыслями о том, что однажды тоже найдёт семью. Смотря на всех этих детей, внутри Давида что-то содрогается, снова. Так страшно отпускать Мишку, страшно потерять то, что он приобрёл, вновь лишь недавно-семью в лице этого беспризорника Мишки. Гоцман нежно целует мальчика в щёку, после чего отпускает и идёт к машине, Мишка же бежит к входным дверям, остановившись они оба переглянутся друг с другом, после чего машина вместе с Давидом уедет, и Мишка зайдёт внутрь здания. Идя по коридору УГРО, Давид заходит в кабинет и здоровается с Приходовым, попутно отдавая Махал Махалычу приказ о том, чтобы собрали все ордера, ибо конвой требует. Взяв пачку документов в руки, Гоцман уходит в кабинет Кречетова и, кладя тому на стол папки с документами, произносит: — Виталий, нужные ордера на арест. — Это что? Это же военная — Военная, гражданская, некогда бегать. — Давай, выпиши ты. — Ну, давай. — Кречетов достаёт бумаги и ручку, после чего начинает записывать под диктовку Гоцмана: — Ризанец Олег Олегович, восемнадцатого года рождения, обвиняется в убийстве в целях ограбления граждан Цимерман А.Б и гражданки Цимерман М.А — Подожди... — хмурится Кречетов и, прикусывая губу, продолжает записывать, Давид ещё раз повторяет фамилии потерпевших. Отложив предыдущую папку, Давид берёт в руки другую, попутно продолжая диктовать: — Кошелев Александр Петрович, двадцать пятого года рождения, обвиняется в ограблении магазина. — Виталий всё это записывает при этом переглянувшись с Давидом. — Кравец Ефим Яковлевич, Хлыстов Виктор Геннадьевич, Кононов Иван Геннадьевич. — майор продолжает записывать, стараясь не сбиться со счёту, Давид говорит быстро, и из-за этого Кречетов боится не успеть. — Дрик Александр Александров.. — и так по списку дальше и дальше. Вот уже рука Кречетова начинает уставать, так хочется сказать: «Давид, пожалуйста помедленнее», но не может, мужчина и без того старается говорить чётко, при этом давая время на запись. Вот уже Гоцман стоит перед Жуковым, пока тот ходит по кабинету туда-сюда. — Работы и погромов слишком много, мы не успеваем хватать, были случаи когда патруль разгружал и отпускал бандитов. — Почему? — Не на чём было вести. Тюрьма, следственный изолятор, всё забито. — Почему? — вновь спрашивает Маршал напрягшись. — Не успеваем проводить дознания, подключены все подразделения, военная прокуратура, всё равно дел за гланды. — Где начальник УГРО? Почему вы докладываете? — тяжело вздохнув, Гоцман смотрит на Маршала Победы и произносит: — У него дом подожгли, жена пострадала, он у неё в больнице. — И вы значит вместо него? — пробежавшись глазами туда-сюда и усмехнувшись Гоцман произносит: — Так я же его заместитель. — Выводы, подполковник? — громким голосом произносит Жуков и отходит к своему столу. — Предлагаю освободить всех авторитетов, что были задержаны. — Жуков смотрит на Гоцмана так, словно тот сказал то, что он не хотел бы слышать, впрочем, так оно и было. — Прямо всех?! — Гоцман кивает. — Так точно. — Хочешь доказать, что ты умнее Маршала? — взгляд Давида вновь становятся холодным и напряженным, мотнув головой, мужчина произносит: — Никак нет, иначе захлебнёмся. — Будешь учить меня стратегии, повторяю, будешь учить меня стратегии?! — Маршал срывается на крик, в дело вмешивается Чусов и предлагает маршалу переговорить с глазу на глаз, тот соглашается, и отпускает всех на перекур. Гоцман, отходя в сторону, достаёт махорку, закурив, мужчина смотрит взглядом куда-то в стену, а в голове у подполковника ураган из мыслей. Оставшись один на один с Маршалом Победы Чусов начинает свой диалог: — Вы сами видели, что творится в городе, если не сбить поднявшуюся волну, может дойти до открытых боев. — усмехнувшись Жуков сидит в кресле и, подперев щеку рукой, произносит: — Со мной? — Страшны не потери, а последствия. Об этом сразу доложат наверх. Маршал Победы воюет с мирной Одессой. — Жуков действительно задумывается, ведь Чусов прав. — Нужно отпустить авторитетов, под поручительство Гоцмана. Если что-то произойдёт он ответит сполна. — вновь какая-то нервная улыбка отражается на лицо Жукова. — С преступностью мы справимся и без него. Он будет работать по своим возможностям, мы по своим. — Есть какие-то конкретные предложения? — Есть одна задумка, только пока что только вы и я должны о ней знать. — вот уже приходит Омельянчук внутрь и видит Давида. — Здарова Андрей Остапович, как Лида? — Здарова. — мужчина пожимает руку Гоцмана, — Уже лучше, что тут происходило? — Да шо, вот предложил свою идею о том, что нужно отпустить авторитетов. — поговорив ещё чуть-чуть, из кабинета выходит Чусов и просит всех вновь войти внутрь, перекур окончен.***
Машина с солдатами подъезжает и останавливается на месте, из неё выпрыгивают молодые парни и при каждом из них есть оружие. Следом подъезжает чёрная машина, из которого цепочкой выводят авторитетных воров, каждого из них считают. — Первый, второй, третий и так далее. — один из бандитов напевает песню: «Начальник, мой начальник». А после выходит из машины. Солдаты приказывают криминальным авторитетам отойти к стене и раздеться. Те раздеваются, а на лицах некоторых проскакивает противная улыбка, всё это им кажется очередной шуткой. Кидая пачки сигарет на землю, один из служивых произносит: — Курите. — многие бандиты закуривают, ожидая какое же задание им дадут сейчас, лишь Дядя Ешта чувствует в чистом воздухе напряжение. Вот подъезжает ещё одна машина и авторитетам отдают приказ встать лицом к стене. Из кузова одной машины виден пулемёт, каждый из бандитов осознаёт, что их сейчас будут расстреливать. Каждый из бандитов стоит спиной и смотрит в стену, каждому страшно, безумно страшно. Это чувство невозможно передать словами, внутри всё попросту скручивает, что хочется кричать, плакать, от нервов начинает мутить. Вот пулемёт стреляет, заставляя авторитетных воров сжаться в три погибели, и закрыть глаза, пули свистят и прекращают лишь через несколько секунд, ничего не произошло, все живы, пулемётчик специально промахнулся. Каждый из бандитов сейчас попросту трясётся, как осиновый колосок. — Теперь слушайте сюда, вбейте себе в мозг, беспределу: ша! Как ночью в бане, все вежливы до поносу! Если хто не понял, два шага в сторону шо бы не забрызгать остальных. Оружие шо взяли на складах-вернуть. И помните, полшага и нарвётесь на повальный террор, у стенки мне стоять вместе с вами, так шо грызть буду всерьёз! Ну шо, молчите?! Один из бандитов чуть ли не слезно произносит: — А, шо? Шо говорить?! Вы-таки отпустите, а потом опять пересажаете как собак! — Пересажаем, кое кого шлёпну, но по закону. Ну так шо имеете сказать?! — переглянувшись друг с другом каждый из бандитов пытается выдавить из себя хоть что-то, но тишину прерывает лишь самый опытный-Дядя Ешта. — По закону можно, Давид, мы согласны. — Гоцман и Ешта пронзительным взглядом смотрят друг на друга. Тем временем в УГРО один из случающих проходил, мимо бренча ключами, услышав странный стук, мужчина пошёл проверить и увидел майора Кречетова с гвоздодером в руках, тот пытался открыть одну из дверей стоя, при этом за железной дверью с прутьями. — Вам помочь, товарищ майор? — Кречетов отвлекается и смотрит на мужчину, после произносит: — Вот посмотри, дверь в кабинет следователя держит на двух гвоздях, обыкновенный гвоздодёр и входи кто хочешь! — Так это чёрный вход... здесь никто не ходит. — А если пойдут? — Ладно, пойду плотника позову... — Да не надо, я сам. — выходя из дверей, Кречетов уходит перед этим, отдав приказ — Закрывай. — парень закрывает железную дверь с прутьями, а после уходит. Виталий забивает гвозди молотком в дверь, после дергает ручку, проверяя как та держится. После дверь резко скрывается за огромной настенной картой Одессы, похлопав ладоши друг о друга, Кречетов выходит из кабинета в приподнятом настроении. Давид заходит в УГРО и сталкивается с военврачом Арсениным, тот здоровается с Давидом и Гоцманом, тот в свою очередь просит Андрея о том, чтобы он вновь рассказал всё поподробнее про день, когда убили Родю. — Я же уже рассказывал... — устало произносит Андрей и смотрит на Гоцмана. — Нужно ещё раз, пройдём со мной в кабинет. — тяжело вздыхая, Арсенин кивает и следует за Гоцманом. Сегодня Гоцман будет целый день опрашивать всех тех, кто был поблизости в УГРО в день убийства Роди. Даже Ракитин с Приходовым будут наизусть пересказывать тот день Давиду, каждый будет. В глубине души мужчина надеялся на то, что крысы в УГРО больше нет, вернее, нету среди близких ему людей, конечно Ракитина нельзя было назвать близким человеком Давиду, знакомы мало, умный малый, именно акцент на возрасте заставлял Давида чувствовать спокойствие внутри, нет, Егор не был похож на бандита или ещё кого похуже — Академиком. Он точно быть не мог, ибо возраст не позволял, хотя, всё равно стоит следить за всеми в оба. — Давид Маркович, я свободен? — Ракитин внимательно рассматривает Гоцмана, что сидит напротив него. — Да, конечно, Егор, ты не видел Кречетова? — К сожалению нет, правда, подозреваю, что Виталий сейчас встречает Антонину. — Ракитин усмехается, а в глазах у него отражается грусть, встав из-за стола, парень собирается выходить из кабинета. — Егор Олегович ты это... будь осторожнее, ладно? — лейтенант кивает и, улыбнувшись, выходит из кабинета, попутно произнеся Давиду: — Вы тоже.***
Виталий вновь улыбается в тридцать-два, сегодня он счастлив, вот Антонина идёт впереди него, и он, спускаясь по лесенке вниз, попутно покупает букет цветов, дабы удивить девушку, пряча цветы за спиной Виталий настигает Царько и произносит: — Это тебе. — девушка ухмыляется, а сама покупает пирожок у бабушки-торговки, после чего откусывает тот и, ломаясь, берёт букет под руку. Вот Виталию начищают сапоги до блеска, а Антонина смотрит на это, поедая пирожок, после чего подставляет свою изящную ножку, дабы ей потёрли туфельку и уходит. За Кречетовым в это время следит племянник Штехеля-Славка. Парень прикидывался, что нюхает цветочки, дабы не вызывать особых подозрений, сам же продолжал следить за мужчиной. Вот уже Кречетов идёт по улице вместе с Антониной, девушка, остановившись, выбрасывает букетик в урну и с ухмылкой на лице смотрит на озадаченного Кречетова, да, это не те розы, что подарил ей Ракитин, к слову, Антонина так и не выкинула тот букет, зачем? Он был прекрасен и певице это нравилось. Вот уже Кречетов, хмурясь, отводит Тоню за руку в сторону, после чего расплывается в улыбке, а потом и вовсе ускоренным шагом ведёт девушку к театру, ведь ей нужно туда. В голове у Виталия крутятся мысли о том, что Тоню надо наказать, непослушная, совсем от рук отбилась, зато любимая. Вот уже пара скрывается за поворотом, и Славик еле поспевает следить за ними. Вернувшись к Штехелю паренёк докладывает то, что видел. — Купил букет большой, а девушка его выкинула. Потом почистил обувь у безногого, после пошли в театр, он её так за ручку мацал — Мацал-мацал.. за ним ещё кто нибудь шёл? — Шёл... — Кто? — Я шёл... — Дурак, другие шли? — А, не-нет. — А ты не высовывался? — обеспокоено смотрит Штехель на своего племянника. — Та я нет... я так издали, как учили... — Как учили... ну хорошо... иди, иди вперёд, оболтус..и тростинку изо рта вынь, быстро. — мужчина слегка толкает Славу вперёд за калитку дома, сам заходит следом.***
Сидя в кабинете, Капитан Якименко отвечал на вопросы своего друга Давида Гоцмана: — Потом я прибежал сюдой, мы поехали на Чкалова. — Когда узнал об убийстве Роди? — Тада и узнал. — От кого? —Та шо, вы же сами сказали, когда мы в УГРО пришли. — До этого не знал? — Давид хмуро смотрит на капитана Якименко, тот не понимает почему Давид так себя ведёт и посему лишь в очередной раз улыбается — Та, от кого, Давид Маркович, а шо вы третий раз спрашиваете? — Устал, соображаю туго. — после этих слов подполковник протягивает капитану бланк, —Распишись. — расписавшись Якименко получаетесь один вопрос: — Ты в подброшенный пятак попадаешь? — С нагана? Со скоки шагов? — Второй вопрос, хде научился так стрелять? — Таки я же в развед-роте служил! — Якименко продолжает улыбаться и до конца не понимает, что это за допрос такой. — Так я тоже служил, шо то в пятак не попаду. — Так мы многа стреляли, у нас патронов было завалися — И шо? Все так хорошо стреляли? — Э нет, тута талант нужен. А я и не целюсь, просто смотрю куда попасть, как пальцем ткнуть и попадаю! — Якименко чуть ли не смеётся, рассказывая это всё, вот такой вот он человек, оптимист каких свет не видывал. Вот только Гоцману становится тяжело находиться на работе, каждый теперь попадает под подозрение. — А, шо? — Давид уже хотел было что-то сказать, но вдруг услышал стук по дверному косяку открытой двери, переведя свой взгляд в сторону, Дава видит святящегося от улыбки Виталия. Всё же встреча с Царько творила чудеса. Хмурясь, Гоцман недовольно произносит: — Ну и хде тебя носило?! Лёш, можешь идти... — Алексей уходит, а Гоцман, стукнув кулаком по столу, ещё раз произносит: — Где ты был?! — Ну ты что, Давид, в театре. — с лица Виталия не сползает улыбка, поправив фуражку, он подходит ко столу подполковника и садится напротив. — Я ж просил тебя зайти... — Кречетов смотрит на Давида и, улыбнувшись уголками рта, говорит: — Ну так я ж пришёл. — Четыре часа назад, четыре часа назад я просил тебя зайти! — Кречетов продолжает улыбаться, сняв с головы фуражку, расстегнув несколько пуговиц воротничка, Давид вдруг видит на шее Виталия характерный засос от женских губ, всё ясно, бесполезно сейчас что-то ему говорить. — Ну прости... пошли с Тоней в театр, не дошли, выпили шампанского... — Я просил тебя зайти, а ты исчез! Теперь заявляешься пьяный! — Кречетова чуть ли не на смех прошибает, он смотрит на Гоцмана и, вскинув бровь, произносит: — Да я не пьяный. — в глазах у мужчины есть искорка какого-то детского озорства. — Не пьяный, ну-ну, вот с чего вдруг?! — тяжело вздохнув, Виталий потирает глаза пальцами, а после переносицу, улыбка с его лица пропадает, и правда, он выпил, с чего бы вдруг? «Да просто, захотелось, захотелось выпить со своей девушкой, потом захотелось девушку, я что, должен отчитываться?!» — именно эти мысли крутятся в голове у майора, из себя он выдавливает лишь жалкое: «Прости, что-то случилось?». Давид тяжело вздыхает и произносит: — Давай вспоминай тот день, когда убили Родю с минуты на минуту. — Так я ни на шаг от тебя не отходил, ты можешь объяснить к чему клонишь? Спокойно, без нервов. — К чему клоню? К тому, шо Лужов не мог быть один, явно действовал сходу и верёвки не заготовил, со шкафом рисковал, могли заметить, да и Родю могли отвести до камеры, только откуда он узнал, что главный на квартире Довжик и шо там нету телефона, а? — Кречетов старался вслушиваться в каждое слово Гоцмана, взгляд мужчины был задумавшийся, наконец Виталий произнёс: — Ну, во-первых, один раз я тебя уже обманул... на минуту я от тебя отходил, помнишь, когда за водой до Роди ходил? Лужов стоял у дверей, следовательно он сам мог слышать о Довжике, что на квартире нет телефона, так они вообще мало где есть. — майор прикусывает губу. — Версия с напарником интересная, давай всё по порядку. — встав со стула, Кречетов подходит к тумбочке, на которой стоял графин с водой, взяв тот в руки, майор пьёт сразу из горла. — Слушай, Виталя, скоко ты этого шампанского то выдул? — на вопрос Гоцмана Виталий не отвечает, поставив графин обратно на тумбочку, майор садится на стул попутно произнеся: — Значит так, версия номер один: кто-то следил за Родей, и когда увидел, что мы его забираем, позвонил Лужову и приказал его убрать. При этом он не вмешивается, пока мы тянем Родю до машины. — Чё ему вмешиваться? А если он безоружен? — Кречетов пожимает плечами, Давид продолжает задавать вопросы: — Звонили до Довжика, а я всегда оставляю главным Якименко! — Откуда знать твои привычки? Просто выбрал старшего по званию. Версию номер два: Всё-таки Охрятин. — С какого боку? — Ну знаешь... когда душишь человека он так молотит руками и ногами, что надо быть полным идиотом, чтобы что-нибудь не заподозрить, и третье, самое поганое... — Шо? — Как я тебе и говорил, кто-то из своих. — Давиду нечего сказать на это. — Ладно, тогда давай всё сначала, вспоминай за убийство Роди. — Значит так, я пришёл в УГРО... — по пришествию какого-то времени Давид и Кречетов после так называемого «допроса» выходят из отдела УГРО. Виталий потягивается, а Давид поправляет свою кепку — Виталик, а шо ты там говорил за Довжика? — Э.. стоп, Давид Маркович, давайте сначала выспимся, потом на свежую голову... — Кречетов уже изрядно устал от этих расспросов, допросов, его клонило в сон, жутко клонило в сон, майор шёл следом за Гоцманом. — И говорил я тебе не про Довжика.. а про женщин, только не говори мне, что у тебя нету любимой женщины. — вновь Кречетов улыбается, а на щеках его появляются ямочки. — Есть... в смысле нет. — хмуро произносит Гоцман и идёт вперёд. — Что значит » есть в смысле нет?» — передразнивая, произносит Виталя. — Та... не хочет меня видеть... — Кого? Тебя? Чет я не понял, бред. — остановившись Гоцман покосился на Кречетова, дабы пояснить: — В смысле я ей нравлюсь, просто не хочет видеть. — Дура. — лицо Давида на мгновение озадачилось, позже произнёс: — Та не... Интеллигентная. — Гоцман лишь вздыхает, что означает «ещё бы» — Цветы дарил? — Та не... — Виталий внимательно смотрит на Давида и хватает того под руку, заставляя остановиться и перевести на себя взгляд — Давид... — Ну, а шо я... — Красивые слова говорил? — Виталий продолжает держать Гоцмана под руку и они вместе идут вперёд. — В театр приглашал? — Приглашал в кино. — В кино-о.. те-е-атр — майор проводит рукой по воздуху. — Значит так, контрамарку я достану, с тебя цветы и самые красивые, нежные слова, никаких анекдотов и рассказов о работе, только она, понял меня? — Виталий ещё сильнее прижимает Гоцмана к себе, держа за руку — Ты меня понял? — Та не... — Подожди, значит так, побриться, белая рубашка, чистые ботинки. А сначала цветы. — Кречетов улыбается и смотрит на Давида слегка туманным взглядом, даже подвыпивший Виталий был отличным другом в любовных советах. Всё же Давид покупает букет цветов и прячет их за спину выходя из машины, Нора стоит в очереди за хлебом, что выдаётся по талонам, Гоцман, подойдя к женщине вынимает из-за спины цветы: — Вот, Нора, возьмите, вам цветы. — в глазах женщины читается непонимание и холод: — Зачем? — Ну... от меня-вам. — Спасибо, не надо. В очереди за хлебом с цветами не стоят. — Я могу взять вам без очереди. — мужчина улыбнулся и, оперся о стенку, Нора, хмурясь произнесла: — Давид Маркович, зачем это всё, я же, кажется, сказала вам всё, вы продолжаете на своём, зачем? — Вот шо Нора, вот вам букет и хотите метите им улицу! — Гоцман небрежно суёт женщине букет цветов и добавляет: — Вечером, жду вас у оперного театр, будем оперу слушать. — одна из женщин в очереди не сводила с так называемой пары глаз, Давид развернулся, — Женщина, смотрите в свою сторону! — после этих слов подполковник уходит, перед этим выкрикнув Норе: — Всё! — а в голове у него пронеслось то, что теперь ей точно никуда не отвязаться от него, пускай только попробует не придти. Садясь в машину, Давид просит своего друга-водителя отвезти его к дому. Приехав домой и зайдя к себе в квартиру, Давид собирается одеться с иголочки, ведь сегодня будет важный вечер. В этом ему помогает соседка тётя Песя. Зашив пиджак мужчины, женщина произнесла: — И се таки, я вам скажу, Давид Маркович, кушац вам надо побольше, в своё удовольствие. Ой какой Вы до войны были, а сейчас такой ну просто глазам моим больно — запричитала женщина в ту очередь, как Давид застёгивал на себе белую рубашку. Тем временем Эмик вышел из своей квартиры с подожженной сковородой, его жена Циля сразу же прибежала к нему и сказала оставь ты её на улице, он и оставил. После чего пришёл к Давиду с галстуком: — Ну шо, как я выгляжу? — произнёс Давид. Костюм и правда был ему великоват, ведь Дава был худым. — Ой Давид Маркович не смотрите на себя в зеркало, ослепните от красоты. — произнесла Тётя Песня, Эмик же в свою очередь произнёс: — Не, Давид Маркович, так вы женщину не обольстите. — достав галстук, коренастый мужчина вышел с подполковником на улицу и стал завязывать тому галстук, попутно опрокинув сковороду на чистый костюм Гоцмана: — Эмик.. — все начинают сразу же возмущаются и Эмик, спускаясь вниз садится с галстуком на большой ящик, начиная плакать, к нему сразу же спускается жена и мать, начиная успокаивать. — Давид Марко-о-вич, я не хотел! — мужчина плачет в то время, как Гоцман пытается отстирать рукав пиджака. — Что случилось? — задаёт вопрос Давиду подошедший вплотную Дядя Ешта. — Эмик рыбу жарил. — А ты, я смотрю, на свиданку собрался? — Да... — Будет костюм, солидный, не на похороны. — говорит Дядя Ешта и смотрит на Гоцмана, в конце концов впервые расплывшись в улыбке. Вот уже Давид Гоцман идёт в чёрном костюме с галстуком и шляпой, рядом с ним идёт Виталий тоже в костюме, только в сером и тоже со шляпой, в руках у Давида букет, Виталий то и дело раздаёт советы, как лучше подойти к девушке, что лучше сказать, после чего поправляет шляпу на голове Давида, поправляет пуговицы на пиджаке и поправляет галстук. Славик, затерявшись в толпе, следит за Кречетовым и пытается разобрать о чём тот говорит с Гоцманом. Виталий, взяв цветы в руки, показывает, как те, лучше спрятать за спиной, после чего плавно вручить девушке. Давид пытается повторить манипуляцию, но весь букет разваливается, и мужчина начинает психовать, отдав букет и шляпу Кречетову, развернувшись, Гоцман хочет скорее вернуться обратно домой, но Виталя его успокаивает, вот уже развернувшись двое мужчин вновь идут по направлению к опере. Поправив шляпу и сдув с неё пыль, майор надевает ту на Гоцмана, Славик продолжает преследовать мужчин, в конце концов, поняв о чём идёт разговор, паренёк разворачивается и уходит. Придя домой, Славик рассказывает Штехелю обо всём что видел. — Смеялись значит? — Да, он его так приобнял, по плечу постукал... — Гоцмана? — Да, тока он одет как-то... — Как? — У костюма — Ну-ну смеялись значит... Давид закуривает самокрутку, нервничает. Кречетов стоит рядом с другом и подмигивает тому, мол всё будет хорошо. «А если она не придёт?» — проносится в голове у Давида. Гоцман очень сильно нервничает, ходит туда-сюда. Машины одна за другой подъезжают, но из них выходят другие женщины, либо молодые пары, что спешат на оперу. Не выдерживая, Давид тушит самокрутку и, развернувшись, начинает уходить — Ну куда, куда ты?! — спрашивает обеспокоенный Виталий. — Пойду до ней! — Ну так и хорошо, что она не пришла, время проявить характер. — Характер? Какой характер? Ну?! — Гоцман вплотную подходит к Кречетову — Я шо пацан ей?! — А, собираешься бежать как пацан. Сейчас посмотрим спектакль и всё обдумаем. — Ну шо?! Шо тут думать?! — Кречетов смотрит на Давида, и улыбка появляется сама собой, мужчина начинает посмеиваться. — Ну шо? Шо, ты лыбишься?! — разозлившись Давид выкидывает цветы в мусорку и, попутно залезая туда ногой, топчет. — Ну зачем? Лучше бы артистам их подарил... ты ещё расстреляй их. — Расстреливать не буду, а вот весь этот бред из головы выброшу, картина маслом! — вытащив ногу из бака, Давид случайно опрокидывает тот и сразу же убегает. Кречетов быстро поднимает мусорный бак и бежит за другом: — Давид, ты куда, ну погоди, Давид! Давид, придя домой, улёгся на кровать. Прошлую ночь Гоцман не спал, лёжа в кровати, мужчина то и дело ворочался туда-сюда, сердце болело сильнее обычно из-за чего подполковнику пришлось вытянутся на кровати и закинуть руки за голову, это помогало ослабить тянущую боль в груди. В голове по-прежнему блуждали мысли о загадочном Академике, с каждой минутой раздумий над этим уверенность в том, что Лужов и есть тот самый Академик пропадала, неужели Гоцмана вновь обвели вокруг пальца? Лужов мертв, столько вопросов на которые никто не даёт ответов. Когда щемящая боль в сердце чуть отступала, Гоцман переворачивался на бок лицом к стене. «Нора...» — проносилось в мыслях подполковника, почему, почему она так холодна к Давиду? Этим вопросом Дава задавался каждый раз получая отказ, женщина словно начертила невидимую глазу дистанцию, за которую не хотела выходить. Впрочем, Давид Маркович не собирался так просто сдаваться, рано или поздно Давид заставит Нору полюбить его, ведь товарищ Гоцман не привык сдаваться без боя. Наконец глаза сами начинали закрываться, а разум затуманивает сон, через пару часов Давид Гоцман снова будет как огурчик, вновь окунувшись в расследование дела, что стало не просто делом, а долгом перед погибшим другом, дай Бог, чтобы следующий день принёс удачу, именно так думал Давид, ложась спать каждый раз, вот очередной день подошёл к концу, а удачи кот наплакал. Прикрыв глаза, мужчина попытался заснуть. Тем временем Махал Махалыч идёт по тёмному переулку и вдруг чувствует, как позади него кто-то стоит, мужчина собирается достать своё оружие, но тут из тени напротив него выходит человек в чёрном костюме и шляпе: — Нервничаете, начальник? — Работы много. — тяжело вздыхает Махал Махалыч и добавляет: — Уставать начал. — Чё надо? — Сказал же, что есть срочно дело? — Какое? Волыну отдай. — после этих слов Довжик отдаёт своё оружие в руки подозрительного мужчины, тот в свою очередь, взяв в руку ТТ, произнёс: — Шагай вперёд, там тебя встретят. — после этих слов старший оперуполномоченный УГРО майор Довжик пошёл вперёд, попутно скрываясь в тени.