***
Тем временем капитан Якименко вместе с Приходовым и Ракитиным кружатся вокруг дома Гоцмана, квартира мужчины полыхает. Тётя Песя вместе со своим сыном и его женой Цилей стоят в шоке и только испуганно восклицают. Приходов обливает водой из ведра Якименко, и тот бросается в полыхающую квартиру Гоцмана, Приходов с Ракитиным кидаются следом за мужчиной. В полыхающей Квартире Якименко не находит никого, разве что лежащие на полу сапоги и погоревший труп. Становится тяжело дышать, дым проникая внутрь, заставляет мужчину кашлять. Выбежав на улицу, на лицо Якименко отчётливо взыграло отчаяние, усевшись на порог лестницы к капитану подходит глава бандитов Дядя Ешта. — Шо там?.. — обеспокоено спрашивает седоволосый, в глазах его читается испуг. Якименко молчит. Соседка с сыном плачет, Приходов в шоке оседает на ступеньку рядом с Якименко, на глазах парня наворачиваются слёзы, Егор же, стоя в стороне, не может поверить в то, что Гоцмана больше нет. Один из недобитков подбегает к другому что щёлкает семечки. — Гоцман мёртв! — Да шо ты гонишь. — с усмешкой произносит тот и смотрит на паренька. — Ему гранату в окошко бросили! — Малой, не дуй мне в уши. — щурясь, пацан продолжает говорить: — Писка со своими поехал кассу автобазы подлавливать. — Та ты шо?! Что ж мы стоим? — А я за шо? — усмехнувшись двое мужчин уходят, дабы присоединиться к грабежу. Кречетов же, подбегая к дивану, присаживается на корточки и произносит: — Давид, Давид, Давид вставай! — сонный он начинает постукивать покрывало, но никто не отзывается, приоткрыв, майор видит ноги мужчины, чёрт, голова то, с другой стороны, спросонья не разберёшь. Приоткрыв покрывало, с другой стороны, Кречетов осторожно касается пальцами лица спящего Гоцмана, произнося: — Давид! Давид, вставай! Давид! Вставай, Давид! — Шо там? — Ничего. Тебя убили. — сонный Гоцман, приоткрыв глаза, пытается сообразить, что происходит, произнеся: — Да ты шо? Насмерть? — именно так началось утро подполковника Давида Гоцмана и майора Виталия Кречетова. Охрана стояла по бокам, пока машина, в которой сидел глава ВО Чусов не въехала в арку. Выйдя из машины, мужчина поднялся на небольшую трибуну, где собралось множество военных агентов, женщин и мужчин. Показавшись перед их взором, глава ВО начал свой разговор: — Говорить буду по-фронтовому, коротко и ясно. Здесь собран весь свет нашей контрразведки, лучшие боевые офицеры, задача перед вами ставится тоже боевая. Вы должны освободить Одессу от бандитов раз и навсегда. — каждый из них внимательно слушал мужчину, каждый из этих людей готов был положить жизнь за Одессу и Маршала. Гоцман с Кречетовым шли по улице к дому Давида. Войдя на свою улицу, Дава застал плачущую Тётю Песю и Эмика: — Шо случилось? — сухо произнёс Гоцман, женщина, стоя к нему спиной и всхлипывая, протянула: — Давид Маркович сгоре-е-л... — повернувшись и увидев перед собой Давида, она закричала, словно призрака увидела. Выбежал счастливый Якименко с криком: — Давид Маркович! — мужчина чуть ли не обниматься полез, Гоцман сухо кинул: — Ну шо ты, давай ещё мне тут почеломкаемся! — Гоцман приходит к военврачу Арсенину, рядом с которым стояли ещё двое из УГРО. — Гранату кинули? — Да. — ответил Арсенин и, переведя взгляд на Давида, добавил, — А, это тогда кто? — взгляд мужчины упал на обгоревший труп. — Та это родственник... дай шо нибудь от головы, раскалывается... — Арсенин стал искать таблетку, Кречетов же в свою очередь произнес: — Надо убрать всех отсюда, следы. — Та подожжи, Виталик! — Якименко всё ещё не может нарадоваться тому, что Давид жив. — Виталик всё правильно говорит, шо базар мне устроили. Давай гони всех, быстро, иначе следы позатоптывают. — взяв таблетку, что дал Арсенин, подполковник запивает ту, попутно поднимаясь по лестнице вверх. Дядя Ешта произносит: — Це не наши... — Я выясню. Я всё выясню. — сухо кидает Давид, вслед за ним идёт Кречетов, Гоцман всё ещё слышит, как причитает Тётя Песя, произнося такие слова: «Давид Маркович, я же уже вас похоронила... я так рада... Боже...»***
Чусов стоит на трибуне и продолжает обращаться к собравшимся агентам: — Операция носит кодовое название «Маскарад». Ваша задача ловить преступников на живца и уничтожать. Для этого вам сейчас будет выдана одежда, украшения, деньги и оружие. Будете курсировать по улицам города, всякий раз приковывая к себе внимание преступников. Делайте вид, что вы пьяны, сорите деньгами, заходите в подворотни и тёмные углы, бандиты должны видеть в вас легкую добычу, с милицией и военным патрулем столкновений избегать. При невозможности избежать-сдаваться, не оказывая сопротивления. На допросах молчать и говорить кому-либо об операции категорически запрещается. Сейчас вам будут показаны фотографии особо опасных преступников, смотреть в оба, встретившись -задерживать, при невозможности ликвидировать. Всё. — каждый из агентов перевёл свой взгляд на висящий стенд с фотографиями преступников, женщины и мужчины запоминали лица этих людей, это были высококлассные люди контрразведки, теперь им дали задания, и они будут его выполнять, чего бы им это не стоило. — Подробные инструкции и маршруты получите у командиров отделения. — отдав честь, Чусов произносит, — К бою товарищи офицеры. Каждый из стоящих отдаёт честь, после чего начинает получать вещи и оружие, Чусов вновь скрывается в машине. Теперь первоклассные солдаты не похожи на солдат, они переодеты в богатых франтов, а женщины в легкомысленных глупышек в платьицах. Каждый получает оружие и каждый из служащих оставляет свою подпись на бланке. Тем временем Махал Махалыч выезжает вместе с Егором Федей и Якименко на место где взяли кассу шестой автобазы, попутно мужчина заставляет Ваську Соболя-водителя Гоцмана, поехать и предупредить Даву об этом. Машина Васьки трогается с места, вот уже Гоцман вместе с водителем подъезжает к назначенному месту, там настоящий грабеж, бандиты то и дело пытаются дать отпор. Махал Махалыч с Приходовым и Ракитиным пытаются остановить бандитов, попутно скрутив многих, даже Соболь принимает участие. — Тихо, ша я сказал! — кричит Гоцман и стреляет в воздух, все замирают. Схватив главного виновника за шиворот, Гоцман тащит того за собой, попутно ударив об дверь лбом, после чего заходит внутрь, там заплаканная женщина сидит, рассказывает, что этот угрожал и держал за волосы какую-то Степаниду: — И он её раз, что кровь потекла, я закричала и побежала, а он за мной. — Вы, женщина, со страху обозналися, то не я был... — вытирает кровь из носу бандит. — Замолчи, фашист! — кричит женщина в истерике. Гоцман в свою очередь пытается успокоить ту и, смотря на Махал Махалыча, произносит: — Давай, сдавай его рабочим, они отнянькают его по полной. — испуганный бандит смотрит на Гоцмана: — Не по закону, Давид Маркович... — Шо ты сказал? — Гоцман встаёт с места и, молниеносно подойдя к тому, хватает за грудки. — Шо ты сказал мразота?! Не по закону?! — Гоцман указывает тому на трупы расстрелянных людей, попутно ведя того в другую комнату. — А теперь сюда смотри, он ещё тявкать у меня будет, мразь! — руки мужчины сжимают бандита сильнее, Гоцман в гневе. В другой комнате на стуле сидит мёртвая женщина с перерезанным горлом. — Я же сказал вам, лично, что грызть вас буду, забыли, забыли я спрашиваю?! — прижав бандита к стене, мужчина испепеляет того взглядом, бандит, трясясь от страха произносит: — Так вас же уб-б-или... мы же с вами договаривались. — Рано вы меня похоронили, сначала я тебя закопаю, кол осиновый вобью, шоб не вылез, я уволюсь из УГРО, а пистолет оставлю, буду стрелять вас по одному, или душить голыми руками! — Гоцман в гневе, испуганный бандит мотает головой от страха: — Д-давид М-Маркович, не надо! — Кто на кассу навёл, кто?! — со всей силы Давид пробивает кулаком дыру в деревянной стенке, чуть подальше от лица задержанного. — Кто на качу навёл?! Кто на кассу навёл! — последние слова вырываются из Гоцмана криком, ужасным криком. Трясущийся и захлебывающийся в слезах бандит произносит: — Г-г-г-рицук он всегда в-возит! — отпустив Бандита, Гоцман уходит в другую комнату, тот стоит, захлёбываясь в слезах и заикается. Подойдя к своим, Гоцман просит Арсенина полить ему на руки спирт, дабы обработать рану от удара, жжется, ну ничего. После чего Дава кидает: — Остаётесь здесь, я до УГРО. — выйдя на улицу, мужчина сталкивается с Приходовым: — Якименко появлялся? — Нет. — И не звонил? — Нет. — Довжику скажешь, чтоб нашёл Якименко, понял? — Да. — после этих слов Гоцман чуть ли не прыгает в машину Соболя. — Едем. — Кудой? — Тудой. — заведя машину, Соболь уезжает вместе с Гоцманом. Тем временем агенты, полностью перевоплотившиеся в роли богатых женщин и мужчин, ещё раз проштудировали взглядом стенд с вывешенными фотографиями. Среди всех фото были те, что выделялись больше всего— самые опасные преступники, один из них был Чекан. Машины с агентами уезжают, с виду такие неприметные грузовики с надписью «хлеб». Платов идёт по улице и замечает один из таких грузовиком, после чего из кузова того выпрыгивают трое мужчин в солидных костюмах и шляпах, они в точь точь похожи на него. Платов спокойно проходит мимо машины, после чего заходит в тёмный переулок и, осмотревшись по сторонам, заходит в один из домов. Там на квартире он общается с мужчиной, попутно передав тому важную бумажку. — А мне сказали, что вы умеете читать. — Я умею читать. Тут я не понял почему вас рекомендуют. — Понравился. — Чем? — Общими знакомыми. — Виктор опирается о подоконник и обворожительно улыбается. — Может что-то на словах? — Да, просили передать, что ноги его лучше. — тут мужчина сразу теплеет во взгляде и уже не так настороженно относится к Виктору. — Извините, время такое, время такое... — Я понимаю, осторожность, все хорошо. — Вы хотите поиграть? Понимаете, иногда у нас играют на деньги, так неосторожно, так неосторожно... — По маленькой? — Виктор достаёт кошелёк. — Запрещено законом... так не хочется его нарушать. — мужчина в очках смотрит на Платова, тот протягивая деньгу, произносит: — За игрой я люблю пить кофе. — Я постараюсь... — шепотом говорит мужчина и берёт деньги Платова. — Приходите часиков в десять, позже не надо, в Одессе не спокойно. — в глазах Виктора загорается искра азарта, он открывает дверь и сразу же выходит. Мужчина, проверив нет ли никого, закрывает дверь на замок. Выйдя на улицу, Виктор морщит носик от того, что пошёл дождь, Платов не любил мокрую погоду. Гоцман бежит по лестнице в квартиру своего друга Марка, его привезли после операции. Забежав в квартиру, Дава произносит: — Марк! Это я, Давид. — Давид... — Гоцман обнимает друга и не может сдержать слёз счастья на глазах. — Узнает, узнает чертяка! — жена Марка Галя тоже радуется, сидя на кровати. — Узнаю, Дава, узнаю... — после этих слов Марк с перевязанной головой подходит к фотографиям, где он и Давид стоят вместе, тыкая пальцем, — Марк, Дава. — давая понять, что прекрасно всё понимает. После чего отходит в сторону, мужчине становится не по себе, Давид смотрит на друга. — Ч-то смотришь норма-а-льный я. — сунув руки в карманы, Марк садится на стул, Гоцман спрашивает: — Тебя выписали? — Н-нет, я бежал. — после чего указывает Давиду на стул, мол присядь, подполковник садиться рядом и слышит тот вопрос, который никогда не хотел бы слышать от Марка. — Где Фима? — Нет Фимы. — Марк внимательно смотрит на Давида, в глазах контуженного читается столько боли, наконец он произносит такие непонятные Давиду слова: —А я знал, его убии-или, а я знал. — Ты еще шо то знаешь? — Гоцман обеспокоенно смотрит на друга, после на военврача Арсенина, что стоит за спиной Давида. Подполковник, повернув голову, глядит на Андрея, тот в свою очередь молчит, наконец Марк произносит: — З-знаю. — Шо? — Што дальше? Што дальше, Дава, што?.. — Марк смотрит куда-то в пустоту, тяжело вздохнув, Давид покидает дом друга вместе с Арсениным. Спускаясь по лестнице вниз, Андрей вдруг задаёт вопрос Давиду: — Нашли сообщника Лужова? — А с чего ты взял, что был сообщник? — Ну я, конечно, не детектив, но Конан-Дойля читал, там были подобные сюжеты — Ну, это тебя не касается, давай лучше за Марка. — Ну, сам видел, прогресс на лицо... то, что заговаривает это пройдёт. Побольше фруктов, овощей, ты, кстати, сам то изюм ешь? — Ем... — тихо произносит Гоцман и вспоминает, как впервые Арсенин прописал ему молоко, мёд и изюм-для сердца помогает. Никаких лекарств, вот уж странный врач, странный, но толковый. — А молоко пьёшь? — Нет. — А нада, совсем по-хорошему я должен был тебя отправить на комиссию. — А, шо Марк говорил за Фиму? Или это с бреда? — Не знаю, мозг вообще необъяснимое явление, иногда такие возможности могут открыться, странные, хотя... что тут странного, древние называли это интуицией... — остановившись врач на мгновение задумывается, взгляд его грустных глаз становится туманным, а сам Андрей произносит: — Давид, как думаешь отчего мне так тревожно?.. — Дава смотрит на Арсенина и молчит, подул ветер. Голос военврача в мгновение меняется на более серьезный: — Ладно, закрыли тему. — после этих слов Андрей двинулся вперёд, Гоцман следовал за ним, а сам на мгновение подумал: «Быть может тебе тревожно, потому что наступили на хвост, а, Академик? Или же ты шо то знаешь, Андрей? » — А молоко пей обязательно, два стакана в день, иначе точно отправлю на медкомиссию.***
По тёмной улице шёл один из офицеров контрразведки. Со спины к нему стали подходить двое бандитов, окружая. — Не балуй Дядя — Ребята... у меня ничего нет. — двое бандитов потянулись к оружию, но не успели, мужчина резко выстрелил в обоих, очень точно. На выстрелы сразу же сбежались патрульные и окружили агента, на земле лежали двое трупов. — Тихо, на меня просто напали, я защищался. — Документы. — достав удостоверение, мужчина показал его патрульному, после чего добавил: — А, пистолетик то, поднимите.***
Сидя в своём кабинете, Давид смотрел на стакан с молоком, с детства мужчина не любил это пойло, его заставляли пить, говорили укрепляет кости. В голове Гоцмана пронеслось «бред сивой кобылы, вот шо я вам скажу!» и, опустошив стакан до дна, подполковник зажмурился, противно. А ведь рядом стояла огромная бутыль литров таки пять-шесть, и каждый день Давид должен был выпивать по два стакана. Фу-фу-фу. Морщась, Давид видит, как в кабинет заходит Виталий, видя, как подполковник наливает в стакан молоко, майор ухмыляется. Дава же, налив стакан, смотрит на Кречетова: — О, Виталя, помоги! — Давид протягивает стакан молока Виталию. — Давай пей-пей, раз Арсенин приказал, то не отвиливай! — Ну тебе шо, трудно?! — Виталя поворачивается к другу и улыбается, после хмурится как-то по-доброму. — У-у-у, выглядишь помято, Арсенин был прав. Так, иди ко мне домой и выспись, понял меня? Иначе ночью опять начнётся карусель, а ты не выспишься. — Кречетов достаёт свои ключи и кладёт их на стол, Давиду неловко: — Ну, Виталя, я так не могу... дел по гланды. — Я тебе говорю иди и спи, это приказ младшего по званию. — вновь Виталий улыбается и, взяв папки в руки, идёт на выход из кабинета Давида Марковича, Гоцман садится в кресло, Виталий оборачивается, напоследок произнеся: — Если что, то я дежурному скажу. Он тебя разбудит. — после этих слов Кречетов выходит из кабинета, и сразу же вслед за ним заходит Приходов. — Здрасте, Давид Маркович... — сняв свою кепку, Федя выходит за дверь: — Федь, ты шо?.. — Давид, привстав из-за стола, собирается уже было проверить парня, как вдруг в кабинет под руки Ракитин с Приходовым вводят до чёртиков напившегося капитана Якименко. «Якименко пьян?.. что произошло?» — Давид удивлённо смотрит на всё это и видит, как следом заходит Михал Михалыч, прикрыв за собой двери. Трое мужчин усаживаются позади, а Якименко садится на стул перед Гоцманом. — Таак.. пьян? — Так точно. — произносит Довжик. Недолго думая, Гоцман ставит стакан молока перед Якименко и в приказном тоне произносит: — Пей. — пьяный мужчина смотрит на подполковника, после чего опустошает стакан с молоком до дна. Из отделения НКВД выходит тот самый мужчина, что ночью перестрелял двух бандитов, после чего с ним здоровается один из служивых. Якименко сидит и смотрит на Давида, тот в свою очередь спрашивает: — Полудшало? — капитан молчит, водя глазами туда-сюда. — Не слышу. — Нет. — хмуро произносит пьяный капитан, тяжело вздохнув, Давид, сидя за столом, произносит: — Ладно, сдай оружие и иди. — А вот оружие я вам не сдам... — пьяно произносит Якименко, Давид хмурится и громче говорит: — Я сказал оружие на стол! — Почему это вы так со мной разговариваете? — брови Давы хмурятся. — Да нет у него оружия... — тихо произносит Фёдор. — Как нет?! — на лице Давида удивление с примесью гнева. — Потерял. — сам отвечает капитан. — Хде потерял?! — Не помню. — Ты шо больной, или ударился?! Вы где его нашли? — В парке Шевченко, за туалетом. — тяжело вздохнув, Давид понимает, что нужно ехать туда. Довжик с Приходовым выходят с Якименко на улицу, попутно усаживаясь в машину к Соболю, Давид подходит к Ракитину, что явно успел взгрустнуть, проверяя свой портфель. — Шо такое, Егор, шо мина такая грустная? Молока не хочешь выпить? — Нет, товарищ Гоцман, всё хорошо. Просто, хотел сегодня пойти посмотреть на одно представление, да тут вот Лёша, и как его бросишь? — парень осторожно перекладывает пачки документов в портфеле, попутно доставая красивую книгу в бархатной обложке. — Это шо? Покажи. — А.. это... — Егор достаёт книгу и протягивает её Давиду, слабо улыбнувшись, — Книга об искусстве, живописи и художниках, хочу подарить её одной прекрасной девушке. — Иш ты какой... книженция то стоящая, откуда такая? — Гоцман листает страницы и останавливается на первой, внизу, смотря на подпись Ракитина, почерк был его, Давид понял для кого эта книга. — От бабушки... ей дедушка... кхм.. Давид Маркович, можно я возьму её обратно? — Егор явно смутился, что подполковник смотрит то, что он написал для Антонины. Дава впервые улыбается за день, отдав книгу парню, Гоцман произносит: — Свободен, иди, отдохни. — Но как же Якименко и... — Слушай, Егор, вот шо ты мне кобенишься, сказал же свободен. Насладись сегодня своим этим искусством, толчки как-нибудь и без тебя проверим, тем более шо, Кречетов вон уже давно слинял. — глаза Ракитина зажигаются, убрав книгу в портфель, парень обнимает Давида как отца, после быстро отстранившись, произносит: — Кхм, извините, спасибо товарищ подполковник, разрешите идти? — Да лети ты уже... — с усмешкой произносит Дава и выходит вместе с лейтенантом из кабинета. После чего Егор буквально вылетает на улицу и со всех ног несётся к оперной филармонии, в то время как Давид прыгает в машину. — Куда Егор? — хмурясь, интересуется Приходов: — Куда надо. Всё, стартуй. — пьяный Якименко, Махал Махалыч и Приходов вместе во главе с Давидом Гоцманом едут на поиски потерянного оружия в парке Шевченко. Выходя из туалета капитана, шатает, Соболь выбегает из туалета крича: — Лёха, ну хоть объясни на каком толчке сидел?! — На разных. — огрызается Якименко и, шатаясь идёт к Давиду Гоцману, усевшись рядом с подполковником, пьяный капитан молчит. — Слухай, Лёша, доктор прописал мне спокойствие для сердца, и я буду спокоен, либо ты ща говоришь шо случилось, либо я гэпну тебе в морду со всей моей любовью. — Гоцман внимательно смотрит в глаза Якименко, на глазах капитана наворачиваются слёзы. — Гэпните Давид Маркович, да... — Лёша, шо случилось? Шо ты запил?! Такого же не было никогда! — Гэпните? Сорок восемь ходок за линию фронта, два ордена отечественной в-войны, да хрен с ними с орденами... — мужчина размахивает руками и добавляет: — Ха, Лёха Якименко предатель! — Это хто так сказал?! — Та вы! Шо вы устроили допрос, как я целю как я стреляю! — Лёш, Лёш, я всех допрашивал.. — Давид обеспокоено смотрит на друга, тот в свою очередь трясётся от нервов. — Не по-людски это, шо вы на меня как на вошь! — Якименко жмурится и начинает плакать, нервы мужчины сдали, боль вырвалась наружу. — Вот ты за шо щас?! — Давид слегка ударяет Лёшу в плечо, тот в свою очередь покосившись на Давида, произносит: — А, шо я, шо! Я после пожара к вам, Давид Маркович, Давид Маркович, а вы шо сказали отойди, потопчите тут усе, вы же даже с Дядей Ешта разговаривал, а он вор, а со мной? Шо вы смотрели на меня, как на врага! — ударяя себя кулаком в грудь, капитан попросту начинает рыдать. — Взглянул я, не взглянул, как баба а! — Кто?! — Лёха опускает руку на кобуру и всхлипывает — Шо кобуру мацаешь нету там ничего, разведчик! — вновь заплакав, Якименко произносит: — Ой застрелил бы себя! — Гоцман, тяжело вздохнув, встаёт с деревяшки, на которой они сидели, та перевешивает, и Якименко падает на землю, продолжая плакать, у мужчины попросту нервный срыв спьяну. Давид вдруг останавливается и подходит к другу, помогая тому приподняться, мужчина гладит Алексея по волосам, убирая с волос травинки. — Ну извини меня, Лёша, с допросами правда перемудрил, голова едет, Лёша, ну шо за шмурдяк ты пил?! — сунув свою кепку в лицо Якименко, Давид вновь толкает того назад, сам отходит к ребятам, что, грубо говоря, сейчас делали «грязную работу», ведь проверяли толчки. Наконец, из разных сортиров было выловлено аж четыре револьверов. Тяжело дыша, Соболь обливает те водой произнеся: — Ну шо, Лёха, какой из них твой?!***
Кулисы на сцене закрываются красными шторами, вот уже выходит мужчина, что объявляет: — Сейчас для вас споёт молодая солистка нашей филармонии Антонина Царько. — Виталий сидит в наполненном зале как всегда наверху, чтобы лучше видеть девушку, он так долго ждал этого дня, сейчас его любимая Тоня засияет самым ярким светом, настоящая звезда. Вот девушка под звуки аплодисментов появляется из раскрывающихся штор, начиная петь прекрасную песню своим не менее прекрасным голосом. Кречетов готов был слушать эту песню всегда, слёзы сами наворачивались на глазах от того, насколько душещипательно пела Антонина.Весна не прошла, жасмин еще цвел, Звенели соловьи на старых кленах. Ждала я в беседке, и ты пришел. Ты был со мной, влюбленный, нежный мой. Шептал слова любви: "Белая ночь, милая ночь, Светлою мглой здесь нас укрой. И не спеши ты зажечь свет зари. Белая ночь, милая ночь, Сон добрых фей нежно навей. И со мной ты, Мы вдвоем – я и ты".
Виталий не сводит с неё глаз, она не сводит с него. Даже отдаваясь пению, Тоня смотрит на него, и в глазах её читается страстное желание очутиться в крепких объятиях Виталия вновь, впрочем, практически каждую ночь пара отдавалась друг другу. Виталий каждый раз покупал у той бабушки букеты цветов, каждый раз приносил их своей любимой и единственной певице, каждый божий день. Царько продолжает петь и вдруг переводит взгляд с Кречетова на кого-то стоящего в первых рядах, в глазах Виталия появляется испуг, он смотрит в ту же сторону что и его девушка, нет, только не он. Внизу в толпе людей сидит Ракитин, сняв со своей головы фуражку, парень обворожительно улыбается девушке, глаза Егора горят, запала в них не меньше, чем у Кречетова, кисти рук майора начинают судорожно трястись и успокаиваются лишь, когда вновь взгляд Антонины останавливается на нём.Весь мир - для нас, Весь молчит во мгле незримой. Как сладко голос твой звучит, О мой любимый! Белая ночь, милая ночь, Сон добрых фей нежно навей. Ты со мной, ты, Мы вдвоем – я и ты. И снова весна, опять все цветет, Вновь соловьи звенят в аллеях парка. Зачем мне их песни? Он не придет. И сердце вновь так жарко шепчет мне О той, другой весне...
«Смотри на меня, только на меня.» — читает в глазах Кречетова певица, вот только позлить возлюбленного она любила, Виталий казался ей забавным, весь такой серьёзный, а рядом с ней нежный, заботливый. Каждый раз бежит по длинной лестнице с букетом цветов, как ребёнок, он любит её, любит. Вновь Царько переводит свой взор на молодого лейтенанта, Егор нравился девушке, симпатичный, миловидный, вежливый, последним аспектом он не уступал Кречетову ничем. Виталий сидит в верхнем углу, а в глазах его грусть, она не смотрит на него, она смотрит на него. «Почему, почему он вообще пришёл?! У него ещё и в руках что-то... ну всё, я его предупреждал.» — вновь майор улавливает на себе взгляд возлюбленной, сейчас ему кажется, что эта песня длинною в вечность, нет, Виталий был бы рад слушать пение возлюбленной хоть каждую минуту своей жизни, только не сейчас, сейчас первым делом нужно было показать Ракитину то, что Тоня принадлежит майору и точка. Сопляки должны стоять в сторонке. «Не по зубам я тебе ещё, не по зубам.»И снова весна, опять все цветет, Вновь соловьи звенят в аллеях парка. Зачем мне их песни? Он не придет. И сердце вновь так жарко шепчет мне О той, другой весне... Белая ночь, светлая ночь, Мучит огнем память о нем. О, скорей пусть мне мелькнет свет зари! Белая ночь, светлая ночь Тихо в окно шепчет одно: Нет его, нет, Он ушел, он далек.
Девушка продолжает петь и до конца песни она больше ни разу не сводила взгляда с майора, наконец закончив петь, по залу прокатилась волна аплодисментов, на глазах Тони навернулись слёзы, но девушка лёгким движением руки стёрла те. Егор, казалось бы, хлопал громче всех. Кулисы закрылись, и Антонина ушла в свою гримерную, Кречетов рванул туда с такой скоростью, с какой не бегал уже давно. Виталий проникает в гримерную к Царько и, не скрывая чувств, прижимает девушку к себе, дыхание мужчины учащается в несколько раз. — В-Виталик, ты ч-чего? — Я.. я так люблю тебя... — Кречетов прижимает хрупкую девушку к своей груди, — Я буду ждать тебя на улице, как всегда. — поцеловал девушку в щёку, Виталий выходит из гримерной столкнувшись с Ракитиным, лейтенант смотрит на майора и во взгляде его читается явная растерянность, столкнутся с Виталием вне работы Егору хотелось меньше всего, ведь был предупредительный звонок. Кречетов словно сделал вид, что не заметил Ракитина, при этом встав у дверей гримерной, как охранник. Лейтенант понимает, что свидеться с Царько он не сможет, и в этот раз, тяжело вздыхая, лейтенант разворачивается и уходит по коридору вперёд, после чего покидает оперную филармонию. Кречетов же осознаёт, что у него на всё про всё не так много времени, недолго думая, мужчина выходит на улицу следом за Ракитиным. Народа на улице не так уж и много, вернее, мало. Вот уже Ракитин идёт по тёмному переулку и его подкарауливает подоспевший Кречетов, что шёл окольными путями. Егор не успевает понять, что произошло, в глазах резко темнеет, а дыхание словно перекрывается, режущая боль разливается волной по телу Ракитина, профессиональный удар кулаком заставляет лейтенанта упасть на землю и согнуться в три погибели. Склонившись перед побеждённым без боя лейтенантом, Кречетов безразличным взглядом осматривает того, после чего спокойно произносит: — Егор, ну я же тебя предупреждал, а ты? Ну вот что, а? — приподняв парня за подбородок, Кречетов смотрит в помутневшие глаза лейтенанта, тот в свою очередь из последних сил плюет кровью в лицо майора. — Ах ты ж сволочь! — Кречетов откидывает парня в сторону и быстро достаёт платочек из своего кармана, вытирает кровь, лишь бы Тоня не заметила. Подойдя к портфелю лейтенанта, Кречетов достаёт ту самую книгу, в мыслях у него проскальзывает: «Так вот что ты держал в руках...». Пролистав книгу, Виталий останавливается на титульном листе, увидев в уголке посвящение внутри майора спихивает злость, после чего он вырывает сразу несколько стр из книги на глазах у Ракитина, тот пытается вскрикнуть, но внутри словно застрял огромный ком, ужасная боль, лейтенант не понимает, что именно так болит, или же может всё? Вновь склонившись над Ракитиным и скомкав листы книги, майор пихает те лейтенанту в рот заместо кляпа и резко наступает на пальцы рук, раздаётся хруст, Ракитин издаёт крик больше похожий на мычание, глаза парня источают слёзы. «За что?..» — единственное что проносится в голове Ракитина перед тем, как получить удар тяжёлой подошвой промеж ног, дикая боль разом затмевает предыдущую, глаза Егора выпучены, а громкое мычание прерывается писком, от болевого шока лейтенант ненадолго теряет сознание. Осмотревшись по сторонам, дабы удостовериться, что никто этого не видел, Кречетов ослабляет пуговицы на своём воротничке и загибает тот так, чтобы следы от крови не было видно никому, майору становится жарко. Выйдя из переулка, Виталий осматривается по сторонам и срывает с клумбы несколько цветов, после чего со всех ног несётся к Царько, та в свою очередь с недовольным лицом ждала Виталия у входа в оперную филармонию. Запыхавшийся возлюбленный подбегает к Тоне и целуя ту в губы, достаёт из-за спины сорванные цветы. Отстранившись от пылких губ майора, певица вопросительно смотрит на цветы: — Что это такое? — Поздно уже, вот, считай я сам для тебя вырастил. — Правда? Ну спасибо, майор... — улыбнувшись Виталий берёт Антонину под руку и они, спускаясь по лестнице, уходят, попутно смеясь и разговаривая между собой. Тем временем лежащий в переулке лейтенант находит в себе силы привстать с земли, получается это у парня не сразу. Оперевшись здоровой кистью о стену Ракитин встаёт и сплёвывает кровь, пройдя несколько шагов вперёд, парня начинает мутить и весь перекус за день выходит наружу, руки трясутся, ноги тоже. Всё же, мужественно терпя всю внутреннюю боль, Егор начинает двигаться вперёд в сторону своего дома. Кое как лейтенант Ракитин доберётся до жилища и, дрожащими руками открыв дверь, ввалится внутрь, после чего словно в трансе проследует в ванную, и из последних сил высвободив поколоченное тело из одежды, сядет на прохладный кафель в душевой, и покрутив вентиля здоровой кистью руки, прикрывает глаза, отдавшись прохладным струям воды, после чего разам лейтенанта вновь отключается из-за болевого шока. Проводив Царько до дому и попрощавшись Виталий ещё раз на прощание целует девушку, попутно говоря о том, насколько она чудесная и талантлива, после чего вдруг произносит: — Тоня, пошли ко мне, правда, у меня сейчас возможно на квартире друг, но, думаю ничего страшного? — Так говоришь словно зовёшь меня к себе первый раз, тем более у нас с тобой будет пополнение. — с улыбкой говорит Царько и обняла Виталия, — Ладно, пойдём. — после чего в приподнятом настроении идёт вместе с Кречетовым к его дому, сам же Виталий молчит, а в голове его проносится: «В смысле пополнение ?.. ой-ой-ой...» — в квартире майора растянувшись на диване посапывал Давид Гоцман. Если бы не звук открывающейся двери и шёпот Кречетова: » Тихо, тихо, проходи...» Давид бы ещё подремал, только вот проснулся, при этом соприкоснувшись взглядом с Антониною. Сам Кречетов заходит к Давиду в комнату и как-то нервничает, пройдя туда-сюда, майор садится за стол и спрашивает подполковника: — Ты ел? — Нет. — Ага, хорошо... — Шо.. беременная? — Виталий, тяжело дыша, произносит: — Вроде да... — Ну так хорошо. — Да... просто пока не понял... — Давид хлопает Кречетова по плече и слышит, как Царько зовёт того: — Виталий,Виталий, Виталий! — Гоцман, быстро привстав с дивана, хватает свою кожанку и собирается уходить, Кречетов старается его остановить, но безуспешно, Гоцман уходит, дабы не мешать паре. — Иду-иду... — произносит Кречетов и спешит к Царько. Давид шёл по тёмной улице прямо к дипломатическому интернату на Фонтанке и, придя к нему, кинул камушек в окно, после чело попросил выглянувшего ученика позвать Мишку Карася, мол батя зовёт. Усевшись на лестнице, Давид ждёт сына и, достав из кармана махорку, закуривает, Мишка выходит сразу же и садится рядом. — Здарова, бать... — Здарова, Мишка, курить будешь? — Да не.. бросаю. — Шо так? — С директором забили шо брошу. Говорит у тебя силы воли нет, а я ему побольше чем у вас, ну завели, забились, кто первый закурит то перед строем будет кукарекать. — Ну и шо? — Пока держится. Бать, подари ему пачку Герцеговины, а? Сил нету... — Терпи, не честно так. — Давид, закуривая, выдыхает дым и смотрит на Мишку. — Бать... ты чего? — Да вот, соскучился... хош завтра сходим, искупнёмся? — Давид приобнял сына, прижимая к себе, Мишка, понимающе смотря на отца, произнёс: — Бать, ты бы шёл... — Кудой? — К Норе своей... — Да с чего?! — Бать, вижу, что поссорились, бать, хочешь щас оденусь вместе сходим? Ну не могу видеть когда ты такой... — хмыкнув, Давид произносит: — Ладно, спать иди. — Бать..бать.. дай три рубля.. — На шо? — Куплю Герцеговину паразиту. — Гоцман достал деньгу и отдал Мишке, после чего произнёс: — Только мороженое, договорились? — Договорились... — вот уже спустившись вниз по лестнице Давид слышит, как Мишка произносит: — Норе привет передай! — Гоцман грозится пальцем — Ах ты... — после чего уходит. Придя к дверям Норы, Гоцман чувствует себя растерянным, стучатся неловко, услышав скрип соседней двери, Давид переводит взгляд на соседа: — Нора дома? — А я шо, знаю? Наверное да. — Слушай, а шо, к ней кто-то ходит? — Нет, никто. Хотя, пришла вчера с огромным букетом цветов, только заплаканная вся. — А шо, раньше не плакала? — Нет, может разве шо из-за того, как ты ей в двери колотишь. — Ой всё, завали портачку , психолог. — Здрасьте! — произносит Давид, стоя на лестнице повыше, Нора в плаще и с большим чемоданом в руках ничего не отвечает. — А я до вас! — Мне уже надо спешить. — с холодом во взгляде произносит женщина, продолжая идти вперёд. — Шо, уезжаете? — Да. — Так я вас провожу. — Не надо, я сама. — Давид молниеносно настигает женщину на лестнице и берет у той чемодан. — Давайте присядем на дорожку. — поставив чемодан, Дава садится на тот, сам же смотрит на женщину, она не садится, взгляд её глаз тосклив. Тяжело дыша, Гоцман произносит: — Нора... — Я не Нора... Нора это из Ибсена*... Я жена...он тоже был следователем, его расстреляли перед войной. Я бежала из Москвы, купила паспорт, вот так. Прощайте. — Гоцман на мгновение опускает голову, а женщина произносит: — Отдайте чемодан... — Давид хмуро смотрит на неё. — Что вы на меня так смотрите? — Шо ж вы из меня дешёвку делаете, думали узнаю и слегу? Гоцман копеечный фраер? — Давид встаёт с чемодана и взгляда не сводит с женщины. — Да езжайте вы куда хотите. — после этих слов он толкает чемодан Норы, и тот с грохотом катится вниз по лестнице. Сам Давид собирается спускать, но потом вновь садится на ступенях, взгляд его тяжёлый, ему больно, больно и страшно за то, что Нора уедет. Женщина присаживается рядом и кладёт голову на плечо Давида. — Я на поезд опоздаю... — тихо шепча, произнесла Нора. — Давай ты никуда не поедешь... — воцарилось молчание, двое любящих друг друга людей сидели неподвижно, Гоцман боялся потерять Нору, Нора боялась потерять Гоцмана, именно в этот день они обрели себя у друг друга, женщина наконец высказалась. — В десять часов вечера Виктор Платов, как и договаривался, пришёл на игру, это была непростая игра, всё напоминало некую проверку шулера. Трое человек сидели в комнате при свете люстры. Первый начал раскладывать карты на стол, Платов внимательно следил за действиями, после чего взял карты. В это самое время, мужчине принесли чашку кофе. Игра шла на деньги. — Тридцать. — сказал один из мужчин, считая купюры. Взяв кружку за ручку и, сделав глоток, Платов произнёс: — Ух-ты. — посмотрев свои карты, Виктор произносит: — Ещё тридцать. — после чего шелестит купюрами. Второй, смотря на это, произнёс: — Пас. — после чего стал набираться, первый вновь произнёс: — Ещё тридцать. — Платов, щурясь, добавлять: — Тоже тридцать. — хмурясь, мужчина произносит: — Смотрю. — и обнажает три своих карты на столе, не спуская глаз с Платова. Виктор спокоен, он готов показать свои карты. Вот уже три карты Платова мастерски покрывают карты так называемого «врага», двое шулеров за столом просто пребывают в шоке. — Хочу отыграться. — сухо бросает первый. Платов же в свою очередь встаёт из-за стола и, схватив того за руку, обнажает вид на то, что тот спрятал «туза в рукаве», после чего попутно произносит: — Никогда с незнакомыми людьми так не делай. — второй пытается схватить Платова, но Виктор перехватывает руку: — И ты не делай. — после чего ловко поддаёт кулаком в нос мухлевавшему, попутно собирая деньги. — Ну что ж, на этом я думаю можно закончить наш приятный вечер, всем спасибо за игру. — с усмешкой произносит Платов и, собрав деньги, покидает комнатку, после чего платит некую денежку мужчине, в месте которого проводится игра — Я к вам ещё зайду. — Виктор покидает мужчину, выходя через парадные двери. — Буду очень рад. — кажется, Платов прошёл проверку. Выйдя на улицу, Платов идёт по переулку вперёд, как вдруг слышит выстрелы, совсем ещё молодой бандит убегает от одного из офицеров контрразведки, несколько пуль, и парень падает на землю чуть ли не под ноги Платова, Виктор стоит в шоке, а внутри у него всё сжимается. Остановившийся рядом с ним офицер произносит: — Всё нормалёк, приятель, не боись... — и похлопав того по руке, убегает вперёд. Возможно, будь Платов не в таком же дорогом костюме и без шляпы, то вопросов возникло бы больше, в любом случае, не смотря на то, что Виктор в жизни видел многое, для него такие открытые убийства были дикостью, ведь человек бежал, впрочем, Платов не был ангелом, и не был демоном, он был кем-то кто ловко балансировал посредине. Услышав свист местных офицеров, что охраняли ночную Одессу от стрельбы, Платов прячется в темноте, ему не нужны лишние проблемы, погоня ведь не за ним, а за офицером контрразведки. Наконец когда всё стихло, Виктор спокойно уходит по улице вперёд, попутно оглядываясь по сторонам. По лестнице вниз человек в капюшоне спустился к дверям Норы, после чего услышал скрип двери, это был сосед. — Нора дома? — Давид Маркович? — мужчина в плаще снимает капюшон и показывает удостоверение, это был Довжик. — Там,там, там.. — шепчет тот и закрывает двери. Махал Махалыч начинает стучаться к Норе, сосед в свою очередь вновь начинает подглядывать, приоткрыв дверь, но практически сразу закрывает, её ведь взгляд Довжика прожигал его изнутри. — Кто там?.. — тихий женский голос послышался за дверью. — Извините пожалуйста, передайте Давиду Марковичу, что это Довжик его ждёт за дверью. — вот уже Давид вместе с Довжиком идут по тёмной улице вперёд. — Ну всё, дальше мне входа нет... — произносит Махал Махалыч и смотрит на Давида.