— Ты всё ещё не знаешь, что это? — интересуется — ради приличия вообще-то, ему совершенно неинтересна чужая жизнь — Эрик, перекладывая порубленные надвое дрова в стопку к остальным. Чарльз качает головой, легко, по-детски, как и всегда за эти два года.
— Знаешь, иногда мне кажется, что моим незаконченным делом являешься ты.
— Странное чувство, — фыркает Эрик, даже не смотря в сторону Чарльза и продолжая работу. — И как давно ты его придерживаешься?
— Уже полгода.
— Серьезно?
— Нет.
Эрик оборачивается, ухмыляется и качает головой. Чарльз болтает ногами в воздухе, расположившись уютно на нетронутом пне. Чарльз здесь уже два года, крутится рядом, ходит на работу хвостиком, отвлекает от домашних дел и болтает без умолку, словно бы так и должно быть. Раздражало поначалу неимоверно, особенно те полгода, когда Эрик был уверен, что сходит с ума, а после свыкся, бросил попытки понять, что за черт творится с жизнью. Чарльз погиб в двадцатилетнем возрасте, автомобиль не справился с управлением и наполовину вошёл в дерево. Чарльз выбрался, прихрамывал только слегка, а потом утром вместе с Эриком в шоке смотрел печальные новости по телевизору о Чарльзе Фрэнсисе Ксавье, наследнике многомиллиардной компании, что прибыл проститься с бабушкой, а погиб раньше неё. Для Эрика Чарльз был и останется просто Чарльзом, вечно раздражающим, любящим почитать домоседом, который одновременно с этим обожает поговорить.
— Ты с ней встретишься? — когда они уже направляются к небольшому дому в лесу, нарубив дров, интересуется Чарльз. — Ну с этой, Магдой.
— Не знаю, — вздыхает Эрик, растапливая печь. — Я отшельник, а она... жизнью горит. И куда приведу? Сюда? В эту жуткую берлогу? Да и тебя на кого оставлю?
— Эрик, — голубые глаза серьезно смотрят будто в душу. — То, что я застрял здесь и не знаю, как пойти... куда-то там, ещё не значит, что ты должен ставить на себе крест. Не маленький, сам разберусь.
Эрик только кивает, решая, что Магде не позвонит. Как объяснить этой несносной занозе в заднице, что его общество лучше общества любой, даже самой невероятной женщины. Как объяснить, что с мертвым общаться легче, чем с живыми. Как объяснить, если сам боишься тех вспыхнувших в груди чувств. Легче поддакивать, кивать, надеясь втайне, что больше к разговору не вернутся.
— Эрик, — зовёт Чарльз, заходя в гостиную. Эрик мудрит с радиоприемником и кидает быстрый взгляд на фигуру в проходе, стараясь не показывать, как впитывает возникшее мерцание. Если Чарльз исчезнет... Эрик трясет головой. Нет, не исчезнет, если уж Чарльз прав и он — его незаконченное дело, то Чарльз будет рядом ещё долго. — Эрик, надо поговорить.
— Начнёшь читать мне нотации, я в тебя чем-нибудь кину, — сразу заявляет Эрик, возвращая внимание приёмнику. Чарльз вздыхает, садится рядом и аккуратно пытается коснуться плеча. Рука проходит сквозь, как и всегда за эти два года. Чарльз сжимает в тонкую линию губы, хмурится, и Эрику отчаянно хочется стереть это выражение отчаяния и боли с его лица. Отчаянно хочется стать причинной лёгкого, невесомого смеха. Причиной его
счастья.
— Я просто, — Чарльз запинается. — Ты должен ей позвонить. Она казалась милой. Просто... попробуй, ради меня.
— Не понимаю, почему ты так хочешь от меня избавиться, — раздражённо отвечает Эрик, резко отодвигаясь от стола и в упор глядя на Чарльза. — Дай угадаю, надоел золотому мальчику, ему хочется новую игрушку, новую жертву?
— Прекрати, Эрик, — холодно отзывается Чарльз, в голубых глазах мелькает боль. — Ты знаешь, что это не так.
— Тогда в чем дело? — Эрик подаётся вперёд. — Чарльз?
— Я не хочу, чтобы из-за меня погибла ещё одна жизнь.
— Чарльз, — качает Эрик головой, тянет руку, собираясь взъерошить каштановые кудри, но достает лишь пустоту. Как и всегда с Чарльзом. — Ты знаешь, что это не так.
— Это моя фраза, — слабо улыбается Чарльз, притворно возмущаясь. Эрик хмыкает.
— А у тебя есть авторские права?
Чарльз улыбается только, неуверенно, с надеждой, а потом резко переводит разговор на то, чем Эрик занимается. Эрик не может объяснить Чарльзу, что дело в нем самом, что пока существует возможность видеть эти голубые глаза, видеть ответ на невысказанные чувства, Эрик никуда не уйдет. Будет довольствоваться малым, будет отшельником, только главное, чтоб не бросал, чтобы рядом был.
Только бы однажды проснувшись всё же сказал люблю.
***
— Эрик, мне жаль, — говорит мама, когда звонит по телефону. Эрик сглатывает ком в горле и массирует место под грудью, то, где находится сердце. Эрик хрипло отзывается «хорошо» и спешит собраться, только бы успеть.
У них было пять счастливых лет, у них была квартира в Бруклине, хорошая работа, вечера на двоих, разговоры и любовь.
У них была мечта завести ребенка, поездки к родителям и не так давно купленный щенок.
У них было все, и все разом рухнуло.
Эрик заводит руки за спину, прикрывает глаза и выдыхает. Не смотреть, не смотреть на холодное тело, не слышать противного писка и голосов врачей. Не думать, что не стало. Это бред. Бред, конечно бред. Вот, он скоро войдёт, рассмеется, скажет «шутка удалась» и поцелует в подбородок, потому что не дотянется как обычно до губ. Эрик отругает, естественно, дурацкое чувство юмора, сгребет в охапку и повезет домой, они съедят лапши из китайского ресторана и посмотрят Терминатора. И все будет хорошо.
Все будет хорошо, верно?
— Мне жаль, Schatz, — говорит мама, приобнимая за талию и коснувшись виском плеча. Надгробие блестит на солнце, а выгравированные слова ковыряются в кровоточащей ране. Чарльз Фрэнсис Ксавье. Двадцать пять лет. Эрик прикрывает глаза, лишь бы не видеть, лишь бы абстрагироваться. От мира, от смерти, от боли, от
всего.
Эрик крушит все вокруг, кричит, рвет и мечет. Эрик лежит на кровати, не в силах подняться и заставить хотя бы поесть. Эрик беспричинно смеётся, играет в видеоигры и слегка сумасшедше улыбается. Эрик жмурится, сдерживает слезы и мечтает скорее сдохнуть. Эрик режет вены, завязывает на шее верёвку и глотает таблетки. Эрик в больнице, пьет таблетки, рисует, слушает рассказы остальных сопалатников и думает, что вообще-то не псих.
Тогда почему все считают иначе?
А потом ему кажется, что он вновь в лесу, в домике лесничего, куда они с Чарльзом ездили на их медовый месяц. И однажды к нему приходит о н, утверждая, что попал в аварию и еле выбрался. И кажется, что жизнь стала прежней.
Эрик всё ещё в больнице, он продолжает засыпать, во сне возвращаясь в мир, где он и Чарльз были счастливы. Эрик улыбается Магде, медсестре, что приносит ему лекарства. Эрик учится заново говорить с матерью и не воспринимать слишком болезненно упоминание смерти Чарльза.
Эрик перестает говорить о Чарльзе, будто его и вовсе не существовало. Эрика выписывают через два года, он возвращается в лесничий домик, живёт отшельником и открывает свой цветочный магазин. Эрик начинает встречаться с Магдой, предлагает ей выйти за него и воспитывает дочку.
И лишь иногда видит охраняющий их призрак голубоглазого двадцатипятилетнего парня с кудрявыми каштановыми волосами и яркими алыми губами, растянутыми в грустной, теплой улыбке, что обещанием «все будет хорошо» наполняет сердце.
И Эрик
улыбается
01.10.2019
