Новенький

Немногие студенты могут похвастаться сильным рвением и тягой к учёбе, а уж когда тебе нужно вставать к первой паре в пол девятого утра — и подавно. Это принципиально отличало Павла от большинства своих сверстников. Ему не доставляло особого труда проснуться пораньше и тихо, почти на цыпочках, чтобы не разбудить соседа, приготовить себе чай с бутербродами и, перекусив, отправиться на учебу. Иногда, перед особо важными семинарами или зачетами, он даже успевал повторить материал за полчаса до выхода. Но то было раньше. Сегодня Личадееву совсем не хотелось просыпаться, особенно учитывая тот факт, что заснуть он смог только ближе к утру. Студент трижды отключал будильник, зарываясь лицом в подушку, но тот все продолжал звенеть, действуя ему на нервы. Парень не понимал, почему тот продолжает сигналить, ведь каждый раз он отключал его, не переставляя на пять минут позже. Пока не понял что Анисимов делал это за него каждый раз, когда Паша швырял телефон куда-то в сторону, подальше от себя. И уже когда в черт-знает-какой раз он услышал осточертевшую до безумия мелодию будильника, парень сделал глубокий вдох и поднялся на ноги. С самым мученическим видом на свете оделся, накинул на себя пальто, надел шляпу и вышел на улицу. С неба падал крупный белый снег. Он опускался на землю большими рыхлыми хлопьями, застилая собой все вокруг, без исключения. Павел удивленно смотрел на внезапно побелевший за одну ночь мир: на белоснежные улицы, на лениво тянущиеся вереницей машины, на людей, прячущих носы под шарфами, а головы под капюшонами. Снег — он как непрошеный гость, буквально свалился им на голову, заставлял их щурить глаза, ворчать чаще обычного. Казалось, что все внезапно замедлилось: люди шли медленнее из-за нечищеных дорог, машины скорее ползли, нежели ехали, время текло не так быстро. Будь Пашенька ребёнком, он бы непременно обрадовался снегу, как старому другу, ведь он предвестник такой холодной, но вместе с тем прекрасной зимы. Холодной и прекрасной. Совсем как Юра. Личадеев усмехнулся. Почему все напоминает ему о нем? В голове как-то само по себе пронеслось «Юра, Юрий, Юрочка». Паша постарался отбросить эти мысли в сторону, и, отряхнувшись от снега, зашёл в здание университета. Он опаздывал. Личадеев опаздывал. Звучит, как анекдот. Но, тем не менее, правдивый. Парень нехотя поднялся на третий этаж, попутно вспоминая номер аудитории. 314. Студент прекрасно помнил, где именно она находится, но все равно медлил. Ему так не хотелось никого видеть, а уж его и подавно. Но бросить учёбу в разгар учебного года Личадеев не мог, а потому постарался задвинуть подальше свою гордость вместе с чувством стыда и зашагал в сторону аудитории. Ещё не дойдя несколько метров до нужной двери, студент услышал знакомый ему голос. Его голос. Кажется, он пел песню Стрыкало. Скорей всего зима наступит слишком поздно Можно подождать, пока мы не сошли с ума Это так по-взрослому — что-то терять навсегда. У кабинета стояла толпа студентов, кольцом окружившая парня с гитарой. Девчонки с восхищением внимали каждому звуку, каждому слову, произнесенному Юрой, часто-часто хлопая ресницами и наивно улыбаясь своими слащавыми улыбками, предназначенными только для нравившимся им парням вроде Музыченко. Он, конечно же, был не прочь такого повышенного к себе внимания, иногда ловя их нежные взгляды и улыбаясь в ответ. «Какое позерство», — фыркая, подумал Паша, подходя все ближе. Он ненавидел Юру за то, что он делал с ним. Что хоть и бессознательно, но заставлял Личадеева чувствовать все то, что он чувствовал сейчас: и злость, и стыд, и щемящую боль в груди и даже тоску. Дикий коктейль, из-за которого парню хотелось раз и навсегда возненавидеть эти безумно красивые черты лица: эти острые скулы, эти, наверняка, мягкие губы и этот бархатный, с хрипотцой голос, но студент просто физически был не в состоянии сделать это. Все, что он мог — продолжать испытывать тихую ненависть к самому себе, все так же в глубине души боготворя Музыченко, несмотря на все то, что он презирал в нем, на все его недостатки. Стоило Паше оказаться с ним рядом, все рушилось, все шло к черту. Совсем как собственная жизнь Личадеева. Терпеть, если будет больно И если любовь, если будет снег Собери немного и приноси домой Кажется, Павел слишком глубоко ушёл в свои мысли, потому что когда он от них очнулся, музыка уже прекратилась и все смотрели на него. Совсем как в прошлый раз. Чужие глаза снова пожирали его, от чего Паша чувствовал себя крайне неловко. Кто-то переглядывался с Личадеева на Юру, чуть слышно хихикая. Паше хотелось провалиться сквозь землю, утонуть в океане. Лишь бы не находиться здесь, сейчас, в этом самом месте посреди всех этих людей, Бог знает что о нем думающих. Когда парень оторвал взгляд от пола, он заметил на себе пристальный взгляд Юры. Его будто подменили. От беззаботного, горланящего песни на весь коридор Музыченко не осталось ни следа. Странно было видеть его таким. Павлу казалось, что если бы не толпа зевак рядом, он бы непременно подошёл к Юре и с ним заговорил. Ведь так хотелось услышать от него хоть слово, пусть и он и послал бы его на три буквы. Чувство гордости уже растворилось в Личадееве, уступив место отчаянию и все такой же, безнадёжно невзаимной любви. Он уже давно пересёк эту черту, так что ему, кажется, было нечего терять. — Почему никто не сходил за ключом?! , — возмущенный голос преподавателя заставил всех обернуться. — Ей богу, как дети, — продолжал ворчать препод, доставая из портфеля ключ, — вы что, не знаете, что если аудитория закрыта, вы обязаны сходить на кафедру и открыть кабинет сами? Чтобы больше такого не было! С глубоким разочарованием на лицах, все обреченно последовали за учителем в аудиторию. Где-то среди этой толпы затерялся все еще растерянный Личадеев.