Кометые косматы

Он устало ввалился в квартиру, не глядя, швырнул ключи на покосившуюся полку в прихожей и стянул с опухших ног начавшие под конец дня жать ботинки. Его шаги эхом отдавались в полупустой квартире: то ли отголоски любви к минимализму, то ли банальная нехватка денег, то ли простая лень. Он рухнул на старый потертый диван прямо так, не раздеваясь, уронил голову на подлокотник и окинул взглядом комнату в поисках пульта от телевизора. Голова гудела, мысли путались. Перед глазами почему-то дергался какой-то сгруженный ковер ярко-зеленого цвета… С чего бы? В его квартире нет никаких ковров… Завтра, наконец-то, столь желанный выходной! Можно спать до обеда, отключить телефон да и включенный игнорировать… Можно не выходить из дома, жарить сосиски, уминать их с кетчупом или горчицей, смотреть диснеевские мультики сутки напролет или банально спать. СПАТЬ! Пульт валялся неподалеку от дивана, прямо на полу, и он потянулся дрожавшей от перенапряжения рукой, едва не рухнул с дивана, покрылся испариной и долго пытался отдышаться, сжимая в ладони заветный черный предмет, аккуратно обернутый в видавший виды целлофан. Щелчок красной кнопки, и он снова откидывается на подлокотник, шумно выдыхает и закрывает глаза, прислушиваясь к бормотанию дикторов на заднем плане. - Астрономы всего мира бьют тревогу, - как-то слишком радостно поведал бодрый мужской голос. Он приподнял голову, приоткрыл один глаз и с интересом уставился на экран. - Комета Галлея, которая приближается к Земле каждые 75 лет, по неизвестным пока причинам резко и внезапно изменила траекторию своего движения. Ее появление ожидается в ближайшие несколько недель, и по предварительным подсчетам велики шансы того, что она войдет в плотные слои атмосферы, и тогда столкновение с Землей будет неизбежно. Изменение оси вращения нашей планеты, цунами, землетрясения, извержения вулканов, среди которых и Йеллоустоунский супервулкан – вот лишь неполный список вероятных последствий подобного столкновения. Физики всего мира сутками работают над решением данной проблемы, и мы просим вас соблюдать спокойствие и не поддаваться панике. Предполагаемое место падения пока не определено… - Ага, как же! – присвистнул он, поднялся и почесал затылок. – Не определено! Мегаполис поди какой-нибудь. Но им ведь только скажи – начнется массовая миграция, - он зевнул и потер небритый подбородок. – До последнего поди скрывать будут. Эвакуацию начинайте! – крикнул он прямо диктору в лицо, словно тот мог услышать и что-то изменить. - Комета Галлея – одно из самых известных небесных тел, наблюдения за которым ведутся вот уже не одно столетие. Неожиданное изменение ее траектории – это уникальный шанс для ученых всего мира лучше изучить данный объект… - Если хоть кто-то после знакомства с ним вообще останется жив! – бодро брякнул он и хищно усмехнулся. – Впрочем, туда нам всем и дорога! Ядерная зима? Дайте две! - и он сделал звук на телевизоре погромче. - В настоящий момент SpaceX планируют запустить несколько зондов для сбора образцов вещества кометы и дальнейшего ее уничтожения. У наших зрителей нет ни малейшего повода для паники! - Ну да, мы так и поняли, - он взял с журнального столика недоеденный пакет семечек и принялся аппетитно щелкать. - Ну а теперь о погоде, - резко сменил тему диктор, и он отключил звук и потянулся к планшету, чтобы поискать больше информации про злосчастную комету. Минут двадцать почитал, потом удовлетворенно хмыкнул и вошел в папку «Мои документы». Выбрал файл, мельком просмотрел его и отправил его себе в директ, чтобы на досуге в телефоне перечитать набранный ранее текст. Тут же в кармане джинсов пиликнул сообщением телефон, он вяло потер лоб и, достав аппарат, пролистал ленту инстаграма. В директе светилось два непрочитанных сообщения: только что отправленное им самим и второе - явно от кого-то незнакомого: ссылка, одна только ссылка и ничего больше. Это мог быть вирус, мошенничество или очередная навязчивая реклама, однако, что-то в названии ссылки показалось ему неуловимо знакомым. Кажется, он уже когда-то заходил на тот ресурс. Когда-то очень давно. Губы искривились в немой усмешке, и он хотел уже было удалить ссылку, но непослушные толстые пальцы, скользнули чуть левее необходимого, и в то же мгновение страница начала загружаться. На экране тут же возникла крупная надпись «ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ЖИЗНИ». Несколько секунд он бездумно смотрел на расплывающиеся перед глазами буквы, затем прикрыл веки и отложил телефон в сторону. Минут через десять он поднялся и поплелся в ванную, захватив по пути полотенце и чистое нижнее белье. Вода приятно освежала, и он отчего-то решил побриться, хотя не делал этого уже около недели. Вернувшись в комнату, он сразу забрался под одеяло и несколько секунд лежал, бессмысленно борясь с желанием взять телефон и посмотреть, что там все же по ссылке. Но оно жгло его изнутри, слова «ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ЖИЗНИ» плясали перед глазами, рассыпаясь на буквы и кружась надоедливым роем в мозгу. Он достал телефон, ткнул в экран пальцем и изумленно замер, увидев на экране знакомое лицо и не веря собственным глазам. * * * Вадим не выбирался из дома уже третий день. Последний концерт тура завершился триумфальным флэшмобом от благодарных фанатов, он унес за сцену целую гору цветов, но вслед за тем в спину ему понеслось чье-то отчаянно злое шипение: - Вор! Бездарь! Вадим вздрогнул и осторожно повернул голову, но сзади смотрело на него лишь множество влюбленных пар глаз, и никак не выцепить было из толпы того, кто бросил это обвинение. Да и не послышалось ли ему? Он тряхнул мокрыми стриженными кудрями и устало прошаркал за кулисы. Потом был автобус, самолет, такси, заспанная Юля на пороге неродного дома и мягкий кожаный диван в кабинете – после гастролей Вадим предпочитал отдыхать именно там в одиночку, не нарушая покой супружеской спальни. Тогда он проспал больше четырнадцати часов, и Юля, не выдержав, осторожно потрясла мужа за плечо, чтобы просто убедиться, все ли с ним в порядке. Вадим что-то пробормотал сквозь сон, повернулся на другой бок, так и отказавшись проснуться. Он спал до вечера и когда открыл глаза, время на часах уже близилось к десяти. Он долго не мог понять, где он и во сколько у него самолет, пока, окинув сонным взглядом кабинет, не убедился, что он дома, что изнуряющие тело и душу гастроли завершены. Увидев его на пороге кухни, Юля укоризненно покачала головой: - Ты опять? - Что опять? – буркнул Вадим, распахивая холодильник и неопределенно потягивая воздух носом. - Опять возил ее с собой? - Кого? - вздрогнул Вадим, понимая, что лишь на несколько секунд оттянул очередной скандал. - Кустову. Никита проговорился, можешь не отрицать, - в голосе Юли звенел странный холод. - Ты же обещал мне, - струна натянулась, грозя лопнуть. - Она просто референт. Просто маленькая девочка, которой нужна работа… - Просто твоя личная шлюха! – звон, скрежет, и струна разлетелась, с размаху ударяя в барабанные перепонки Вадима. Кажется, это надолго. - Раз я обещал тебе завязать с этим, милая… - как можно спокойнее начал Вадим. Юля вскочила, оттолкнула его от холодильника, сама достала холодную овощную лапшу, поставила кастрюлю на плиту и сжала губы. Вадиму показалось, что она вот-вот расплачется, и он неловко обхватил ее за плечи – плечи, вот уже лет семь не вызывавшие в нем ровным счетом никаких эмоций. Они оба знали, что сцены эти, возникавшие в последнее время все чаще и чаще, не приведут ни к чему: Юля постепенно успокоится, затихнет, для порядка проверит телефон мужа и уйдет к себе, а Вадим закроется в кабинете, наберет в ватсапе номер «Михаила Семеновича» и около часа будет слать этому сомнительному типу смски самого неприличного содержания, пока, наконец, пожар внизу живота не успокоится, и мысли не придут в порядок. Еще лет десять назад для этих целей прекрасно служила Юля – красивая, молодая, несгибаемая… Вад льнул к ней, как плющ к дубу, и ему все казалось – это навсегда, ОНИ навсегда. Но неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом стирали ее образ из его сердца, пока, наконец, он не увидел рядом с собой абсолютно постороннюю женщину, с которой не было желания делиться мыслями, которую не было желания целовать. Которую даже ревновать не хотелось. Он еще помнил, как отчаянно любил ее, как восторженно был счастлив быть рядом с ней, как благодарен был ей за все. Но все это неизменно в прошедшем времени, а в настоящем… был лишь изредка «Михаил Семенович», помогающий сбросить напряжение, были дрочащие первые ряды, которые, правда, тоже постепенно начинали навевать уныние и воспринимались тоскливой обязаловкой, и был он. Глеб. Юля повела плечом, неловко сбрасывая ладони мужа. Тот не настаивал. Похлебал чуть теплую лапшу, выпил чаю с биттнером, ощущая, как едва заметно саднит в горле, и пошлепал назад на диван. - Когда следующие? – всхлипнула жена, коротко и глубоко вдыхая. Глаза ее были отчего-то совершенно сухие. - Что? - недоуменно вскинул брови Вадим. - Гастроли. Когда очередной выезд? - Не знаю, - пожал он плечами, бездумно уставившись куда-то вбок и хватаясь за ручку двери в кабинет, - может, никогда. - В смысле? – удивилась жена. - В том-то и дело: в смысле! Смысла нет. Никакого, - сухо процедил Вадим и распахнул дверь. - Как это? – кажется, Юля испугалась. – Как это нет? А деньги? А поклонники? - Деньги… поклонники… Вроде не бедствуем пока да и дальше как-нибудь справимся, заначка есть и неплохая. А поклонники… а они у меня есть? - Дрочащий первый ряд, - усмехнулась Юля, вошла вслед за мужем в кабинет и опустилась в кресло у письменного стола, напряженно наблюдая за тем, как он забирается на диван и натягивает одеяло до подбородка, пряча лицо в подушку. - И никого кроме них, - эхом едва слышно отзывается Вадим, выдыхая сквозь тяжелое пуховое одеяло. – Разве это поклонники? А других нет… - Опять хандра? – озабоченно нахмурилась Юля, барабаня пальцами по столу. – Я чего-то не знаю? Глеб очередную апелляцию подал? Вадим молча помотал головой, откинул с лица одеяло и сел, опираясь спиной на осевшую под ним мягкую спинку дивана. - Нет. Он, кажется, угомонился. Уже несколько месяцев ни слуху, ни духу. - Ну так и слава богу, - улыбнулась Юля, облокотившись на гладкую поверхность цвета горького шоколада. – Так в чем тогда дело? - Да все не то и не так, - скривился Вадим. – Не так я представлял себе свое будущее лет тридцать назад. Не таким видел себя. Я мечтал, что мы будем на пике славы выпускать по альбому не реже раза в пару лет, постоянно разъезжать по изнурительным гастролям, собирать стадионы, взламывать чарты и творить историю… А не вот это вот всё, - Вадим сделал воздухе неопределенный жест рукой и горько усмехнулся. – Эти дрочащие девочки… им ведь кто нужен? Мужчина-коньяк с горящим глазом, яркий харизматичный и заводной. А что он там поет, как его зовут и кто он вообще такой – для них дело десятое. Слышала бы ты, сколько раз меня из зала называли Глебом. И ладно бы только им! А то ведь и Борисом, и Славой, и Егором! Один раз даже Олегом окликнули. Я для них – воплощение ностальгии по прошлому. Эдакая кассета со звуками Опиума и Тайги. А ведь этот чертов Опиум даже не я пою в оригинале! И бьюсь об заклад, 90% моих так называемых фанатов понятия об этом не имеют! – Вадим сгреб со спинки заброшенную туда когда-то пачку сигарилл и поспешно чиркнул спичкой, прикуривая. - Не ты этому всему виной, ты же знаешь... Если бы Глеб тогда не ушел... - То со сцены все равно звучала бы все та же чернуха, только уже в нашем совместном исполнении! Ну да, я бы слегка утяжелил ее, сделал бы более ровным и форматным звук. Нас бы даже наверняка крутили бы по Нашему – но разве это была бы та Агата, о которой мне всегда мечталось?! И ты ведь прекрасно знаешь почему. Потому что сам я не пишу! – уже почти выкрикнул Вадим и выпустил струю горьковато-вишневого дыма. – Единственное, что я мог сделать, чтобы спасти Агату от гниения и разложения – это убить ее! Убить, пока она сама не сдохла в муках. - Ты мог бы выпустить хотя бы те черновики – уже набралось бы на альбом и не пришлось бы постоянно копаться в закромах, - робко предположила Юля. - Да кому они нужны, - во взгляде Вадима мелькнуло что-то странное, незнакомое – смирение с неизбежным? Юля замерла, не сводя взгляда с перекошенного лица мужа. – Это все бездарно. Пусть и остается в виде черновиков. - Это неправда, - тихо возразила она. – Это талантливо. А ты слишком много слушаешь разной швали, пишущей тебе в соцсетях. Словно бы не понимаешь, зачем они это делают. Они ведь именно этого и добиваются! Чтобы ты потерял веру в себя! Вадим устало вздохнул, зажал в губах сигариллу и задумчиво окинул взглядом кабинет. - Я и без них знаю, чего стоит мое творчество. Это дрянь. - То есть ты окончательно решил уйти со сцены, так? – нахмурилась Юля. – И что делать планируешь? - Поживем для начала на Бали несколько месяцев. Ты же не против? Отдохнем, придем в себя, а там посмотрим. Может, стоит перебраться туда насовсем? Ну или вернемся, я звукачом наймусь к кому-нибудь. Саунд-продюсером опять же. Меня многие зовут альбомы им делать – вот займусь, наконец-то, своим истинным призванием! – и горькая ухмылка тронула его сухие губы. - Хоть о маме подумай… Она ж с ума сойдет. - Ей это как раз проще всего будет перенести. Ну, подумаешь, старший сменил род деятельности… - Дурак, - цыкнула Юля, подошла и села рядом с мужем. Он сухо поцеловал ее в щеку и мягко отстранился, давая понять, что хотел бы остаться один. Она молча кивнула и выскользнула из кабинета, прикрыв за собой дверь. Вадим потушил сигариллу и снова юркнул под одеяло. Сон уже начал заползать под его веки, как вдруг телефон завибрировал неожиданно пришедшим сообщением. Вадим выругался на самого себя, что забыл отключить звук, и удивленно уставился на экран: сообщение пришло в директ и содержало всего только ссылку. Ссылку на столь знакомый ему ресурс, который еще несколько месяцев назад Вадим активно почитывал. Соблазн был слишком велик. Он ткнул пальцем в ссылку, и на светло-коричневом фоне высветилось название «ПРИЮТ НА ПОСЛЕДНЕЙ ЧЕРТЕ». Он решил было закрыть вкладку и вернуться к ее изучению когда-нибудь потом, но глаза сами заскользили вдоль строчек, и уже через несколько минут Вадим возбужденно крутил полотно текста вниз не в силах оторваться от написанного. * * * Дверь хлопнула слишком громко. Непозволительно громко для позднего вечера, и Глеб вздрогнул и высунул голову из-за шторы, за которой прятался, прижав лоб к подоконнику. Сквозь мутное, так и не отмытое с весны стекло проступали расплывчатые силуэты пятиэтажек напротив, а за ними – черная едва различимая бездна тайги, в которой еще пару часов назад утонуло уставшее солнце, напоследок озарив небосклон кровавыми всполохами. Глеб, замерший у окна при виде этого зрелища, так и не способный привыкнуть к нему за столько лет наблюдений, казалось, потерял счет времени, и только непозволительно громкий удар входной двери вырвал его из скопища мрачных фантазий, в которые погрузилось его сознание. Он поплотнее сдвинул шторы, чтобы вошедший не вздумал искать его на подоконнике, но его опасения были напрасны: в комнату никто не зашел, лишь из кухни слышались сдавленные смешки и пошлый звон посуды. Глеб попытался сосредоточиться на черном пятне тайги, но оно уже сливалось по цвету с небом, теряло свое дневное великолепие, становилось частью огромного черного мазка под названием ночь, и пустая стылая комната подкрадывалась все ближе. Ее вездесущие руки тянулись к Глебу, тщась уволочь в свои объятия, и Глеб сдался – уныло слез с подоконника и юркнул под одеяло прямо так, не раздеваясь. Звон на кухне стал чуть громче, а смешки почти стихли. Глеб замер, напряженно вслушиваясь в то, что происходило прямо за стеной, у которой стоял книжный шкаф. До этого момента не задумываясь о том, кого это брат притащил к ним в квартиру, Глеб вдруг встрепенулся, выскользнул из-под одеяла и на цыпочках подкрался к двери. Голоса были едва слышны, однако, Глеб безошибочно распознал девичий щебет и, нахмурившись, покачал головой: девчонка! В жизни его старшего брата девчонки присутствовали на постоянной основе уже лет пять: тот провожал их до дома, непременно наигрывая что-то на гитаре, изредка они заглядывали на чай, и Вадим включал им редкие пластинки, что доставал для них двоюродный брат. Но этим дело обычно и ограничивалось. Все происходило днем, при маме и в присутствии Глеба. И вот впервые девчонка очутилась в их квартире ночью, когда мама на смене, а Глеб, по расчетам Вадима, предположительно спит и видит десятые сны. Зачем он притащил ее сюда? Да еще и ночью. Глеб вяло вздохнул и вернулся в постель. Ему и вправду вдруг начало адски хотеться спать. Посуда на кухне еще звенела некоторое время, а потом все стихло, и ни единого шороха больше не раздавалось из-за стены. Глеб подождал около десяти минут и, убедившись, что на кухне царит тишина, пробрался к двери, приоткрыл ее и высунул голову. Кажется, в холодильнике оставалось немного колбасы, а он так и не успел поужинать до ухода мамы. Живот предательски подвело. Глеб перегнулся пополам, преодолевая спазм, и заковылял к кухне, где отчего-то по-прежнему горел свет. Забыли выключить. Глеб толкнул голой ступней прикрытую дверь с матовой стеклянной вставкой... да так и замер прямо на пороге. Он ошибся, они никуда не ушли. Только вот… девчонка с густой рыжей шевелюрой горделиво восседала прямо на их кухонном столе, раздвинув ноги в капроновых колготках, а перед ней, прижавшись к ней всем телом, стоял Вадим, и ладони его беспорядочно блуждали по бедрам и груди девицы, а губы яростно и ненасытно впились в ее вожделеющий рот. Глеб не мог поверить своим глазам. В фильмах ему еще не доводилось видеть столь откровенных и однозначных проявлений плотской любви. И теперь смотреть на старшего брата – слишком юного еще даже для бритвы – бесстыдно целующего неизвестную девицу, стало для Глеба не просто испытанием - открытием. Он мало что понял в происходящем, лишь заворожено следил, как его авторитетный Вадим елозит губами по губам девицы, загоняя язык ей в рот, а пальцы его смело оглаживают ее стан – от плеч по груди и вниз к бедрам. Так, словно эта девица – его собственность, и он имеет право делать с ней все, что заблагорассудится. Та раздвигала ноги все шире, ладонь Вадима скользнула ей под юбку и приспустила колготки. В горле Глеба пересохло, он вжался в дверной косяк, не смея пошевелиться и тем самым выдать свое присутствие, а живот тем временем свело таким страшным спазмом, что хотелось заорать и свалиться на пол прямо там, но он словно окаменел, лишь хлопал ресницами, наблюдая за тем, как колготки девицы оказались на полу, а вслед за ними туда же полетели и ее белоснежные трусики. Лицо Вада покрылось пунцовыми пятнами, он дышал часто и прерывисто, пальцы его опустились к ширинке, которую он поспешно расстегнул и взял в ладонь… Глеб зажмурился, но не посмел отвернуться, а перед глазами пульсировала возбужденная плоть старшего брата. Девушка вскрикнула, и Глеб непроизвольно распахнул глаза и увидел, как на нее всем телом навалился его старший брат. Оба они были почти полностью одеты, их выдавали лишь характерные движения бедер Вада да похотливо раздвинутые ноги подруги, но детской фантазии и этого оказалось вполне достаточно. Он видел, как ладони Вадима легли на округлые холмики грудей и сжали их, видел, как губы его покрывали поцелуями порозовевшую шею девушки, а бедра продолжали вбиваться в ее раскрытое ему навстречу тело. Глеб слабо пока еще понимал суть происходящего, лишь подсознательно ощущал, что творится что-то неправильное, неприличное. Дыхание перехватило, вцепившиеся в дверной косяк пальцы побелели, живот свело новым спазмом. И на этот раз Глеб не выдержал – сморщился, согнулся в три погибели и издал сдавленный едва слышный стон сквозь бессильно сжатые зубы. Вадим вздрогнул, повернул голову к двери и в ужасе замер. - Глеб, т-т-ты ч-ч-чего? – заикаясь, пробормотал он, отстраняясь от девицы, но не выходя из нее. - Я з-з-за к-к-колбас-с-сой, - точно так же заикаясь, вымолвил Глеб, на ватных ногах ковыляя к холодильнику. Проходя мимо брата, он заметил, как задралась на его спине футболка, предательски обнажив узкую полоску кожи над брюками - гладкую розовую потную и, наверное, теплую... Глеб сглотнул образовавшийся комок в горле и потянулся к дверце холодильника. - Мелкий, ты можешь пошевелиться, а? – грубо окрикнул Вадим. – Я так долго не продержусь. - Д-д-да, с-с-сейч-ч-час, - бормотал Глеб, поспешно доставая последнюю остававшуюся палку краковской. Руки его дрожали, он ненароком уронил ее и присел на корточки, чтобы поднять. Глаза сами помимо его воли скользнули к Вадиму. Глеб ахнул и замер. С этого ракурса - на корточках у холодильника, едва прикрытый распахнутой дверцей - Глеб видел наполовину вынутый из девицы твердый пульсирующий и набухший венами член брата, отчаянно ожидающий продолжения прерванных ласк. Глеб сжал в пальцах злополучную колбасу, казалось, забыв, зачем он здесь. - Мелкий! – снова крикнул Вадим. – Чего ты там возишься? Глеба тут же сдуло из кухни, и опомнился он только в комнате, когда понял, что не взял ни хлеба, ни даже нож, чтобы порезать цельную палку. Он отгрыз зубами пленку и взял колбасу в рот прямо так, намереваясь сразу откусить кусок побольше, но в тот же миг перед глазами его воспоминанием скользнул замерший над девушкой Вадим, его возбужденная плоть, и губы Глеба сомкнулись вокруг колбасы да так и замерли там. На кухне девушка продолжала стонать и кричать, а стол бился о стену, заставляя слегка подрагивать книжный шкаф. Колбаса оказалась невкусной и даже, наверное, слегка подпорченной – мама всегда жарила ее, прежде чем подавать на стол. Но у Глеба просто не было других вариантов – второй раз на кухню он бы выйти просто не смог. И жевал, жевал противную скользкую колбасу, давясь кусочками жира, и смотрел на подрагивающий книжный шкаф, и слушал, как кричит за стенкой девица… Сон накатил внезапно, и Глеб проснулся от чьих-то прикосновений: кто-то уложил его поудобнее, накрыл одеялом, подобрал с пола выскользнувшую из пальцев краковскую… Чьи-то влажные губы коснулись его теплого лба, и Глеб на секунду испугался, что вот сейчас они спустятся ниже и... все внутри него похолодело, он напрягся, но брат лишь потрепал его по спутанным вихрам и исчез за дверью. Наутро девица, по-хозяйски расположившись на кухне, пила кофе и противно хихикала, не сводя взгляда с заспанного Вадима, пока тот хлопотал у плиты, жаря гренки на троих. Глеб на минуту выглянул из комнаты проверить, не ушла ли она, и сразу же скрылся за дверью. Прошло еще около получаса, прежде чем она вышла в прихожую и начала обуваться. Как только за ней захлопнулась входная дверь, Глеб тут же пулей выскочил в туалет, а затем на кухню - заваривать чай и хотя бы что-то еще перекусить. - Чего терпел? – усмехнулся старший, намазывая на хлеб масло. Глеб лишь дернул плечом и нахмурился. - Вадик, - осенило вдруг Глеба, - вы ведь на этом самом столе… - он задохнулся и умолк. - Не переживай, мелкий, я протер его, - хохотнул Вадим. – Надеюсь, это останется между нами и мама ничего не узнает? Что ты за это хочешь, мелкий? - Ну, во-первых, прекрати называть меня мелким… - Ладно, Глебсон, уговорил. А будет еще и во-вторых? - Будет, - кивнул Глеб, наливая в кружку чай. – Но не сейчас. Потом. А пока я буду молчать. - Да ты у меня не промах, - присвистнул Вадим, допивая чай и ставя кружку в раковину. – Посуду помоешь? Я к Сашке в гараж. Глеб задумчиво кивнул, провожая брата взглядом, и, допив чай, вернулся на привычный пост у окна, где его уже ждал томик Гофмана. * * * Вадим потер пальцами лоб и свернул браузер. Кажется, он тогда и вправду обнаружил на окне их комнаты «Крошку Цахеса», раскрытую переплетом вверх. А на стекле обнаружились жирные следы – словно отпечатки лба и ладоней. Он тогда по указке матери долго их оттирал… И «во-вторых»… «во-вторых» тогда тоже было! Правда, немного позднее, но… Вадим хлопнул себя ладонью по лбу! Черт побери, откуда малолетняя авторша очередного фанфика знает все эти подробности? И про тайгу, и про Гофмана, про живот Глеба, которого через несколько дней после памятного эпизода увезли на скорой с колитом. Про грязный юношеский секс прямо на кухонном столе и обезумевший от ужаса взгляд мелкого, сжимавшего ту проклятую палку колбасы так, словно это была и не колбаса вовсе… Не сходи с ума, Вадим, знать этого не мог никто, кроме них двоих. А эпизод этот слишком уж обычен, будничен. Такое могло случиться с кем угодно, нет в этом ничего примечательного, прекрати параноить. И Вадим отключил телефон и зарылся лицом в подушку.