Abstrudere

После дней, проведённых в автобусах – после недель безделья в квартире – колыхание волн у его ног оставляет после себя такое прекрасное ощущение. Никто не обращал внимания, и Питер смог без проблем пробраться на поздний ночной рейс. Не имея ни малейшего понятия, куда он его занесёт – и не горя желанием включать свой телефон – он просто сел в автобус при первой же возможности, и тот довёз его до Санта Моники, высадив у самого пляжа. И дальше Питер пошёл пешком, избегая пирса и предпочитая ему безлюдное побережье, наконец решая снять обувь и идти босиком прямо вдоль полосы прибоя. Он двигается на север размеренным шагом, размышляя о том, что же делать дальше. Время после полуночи, так что сейчас уже вторник – у него могла бы быть ещё одна встреча с Сэмом, если бы он остался. Еженедельные встречи с ним были началом чего-то стабильного – так могло было быть если и не до конца его жизни, то, наверное, в обозримом будущем точно. Вот только он ушел. Телефон покоится внутри его маски в сумке, ручку которой, перекинутую через плечо, он сейчас легко придерживает одной рукой, пока другая занята обувью. Он очень, очень не хочет его включать. В страхе того, что может его там ждать. Ты можешь выбросить его в океан, зудит навязчивой мыслью у него в голове, и он резко поворачивает её в сторону, чтобы посмотреть на бесконечную водную гладь. Лунные блики на ней. Он смотрит вверх, затем снова опускает взгляд и трясёт головой. Просто случайная мысль, он не станет делать это на самом деле. Тут так… тихо. Но в хорошем смысле. Не та удушающая тишина, преследовавшая его в пустой квартире. Он никого не винит в сложившихся обстоятельствах – это ради его безопасности, чего-то, чего он себя явно лишает прямо сейчас – но гуляя в одиночестве вдоль берега он чувствует спокойствие и умиротворение. Побережье нельзя назвать лучшим местом для него. Во-первых, тут слишком много открытого пространства. От паутины не будет никакой пользы; он помнит огненный взрыв и практически полную беспомощность в последний раз, когда он был в критической ситуации на Американском пляже. Но здесь ничего не случится. Так что ему всё равно. Питер смотрит на северо-запад, куда-то в направлении мыса, где жил мистер Старк, и думает, как ему туда добраться. Голливуд сразу вычёркивается из головы: что ему там вообще делать? Куда идти? Расспрашивать производственные компании о человеке, которого тут не было минимум десяток лет? Да в принципе, активно пересекаться с людьми, когда он находится в розыске? Не говоря уже о чистой логистике путешествия по такому месту, как Лос Анджелес, с его улицами и плотностью населения… Теперь, думает Питер, это кажется глупым. Он вспоминает своё оправдание перед Квентином: по крайней мере, он может пойти к старому дому мистера Старка, где он жил до Нью-Йорка. Где он собрал Железного Человека. Даже если это больше не дом, даже если там больше ничего нет... И что потом? Ну, по крайней мере, об этом он сможет подумать уже когда доберётся туда. Питер взвешивает свои варианты, пока медленно двигается вперёд, обдуваемый прохладным бризом. У него не было возможности переодеться в течение нескольких дней, и от этой мысли становится немного мерзко, но ему плевать. Он мог бы… идти вдоль автомагистрали. Возможно, на этот раз он сможет прокатиться на крыше автобуса для разнообразия. Сейчас темно, так что это наилучший вариант? Может, он найдёт, где переночевать? ...На улице, не так далеко от городов? Он вообще устал? На последний вопрос тяжело найти ответ. Что, скорее всего, является признаком того, что он устал и ему стоит остановиться. Переутомление или ещё что в таком духе. Он пересёк целый континент и три часовых пояса. Питер продолжает идти. В какой-то момент он отойдёт от берега, высушит ноги, стряхнёт с них песок, наденет обувь и снова станет серьёзным. Но сейчас он просто вдыхает солёный океанский воздух, пока его мозг на автопилоте двигает его вперёд, и это замечательно. Поздно. Темно. Но это временно. Особо не задумываясь, Питер продолжал идти. Движение машин было минимальным, если оно вообще существовало. SR 1 не предназначена для пеших прогулок, но он всё же не обычный человек. Не то чтобы… Мистер Старк, он был особенным, но абсолютно другим образом. И даже когда на нём не было брони, он всё ещё оставался особенным, но не как… Питер обладает собственными уникальными уровнями выносливости, силы, способности пересекать дорогу не тем людям, и он продолжает шагать вперёд, минуя населённые пункты у побережья и глядя на поднимающееся над линией горизонта солнце. И в какой-то момент усталость накрывает его с головой. Мне нужно остановиться, говорит он самому себе. Даже если в конце всё получится. Мне нужно остановиться. Я не хочу чувствовать усталость. Не когда... Я так близок, мне не нужно быть уставшим. Ты знаешь, что случается, когда ты устаёшь. Страх прошивает его, неожиданно, словно бы навёрстывая упущенное до этого время. Все дни, в которые он игнорировал потенциальные последствия его решения, накатывают на него, сливаются в одну нависшую над его сердцем иглу: если он не может положиться на самого себя, он в дерьме. Недостаток сна ведёт к галлюцинациям. Текущее их отсутствие, с тех пор, как он вышел из питтсбургского автобуса, напрягала. Целью было избавиться от него, и теперь его нет, но Питер чувствует себя голым и задумывается о том, а действительно ли он здесь, ведь вся ночь казалась эфемерной, и что если его разум вновь его подводит, что если его разум вновь его подводит, что если он уже сошёл… Он сходит с дороги в сторону холмов. Осознаёт, что из него сейчас выйдет отличный скалолаз. Это, конечно, не высотки Нью-Йорка, но тоже неплохая альтернатива. Когда солнце окончательно поднимается, он находится на значительном расстоянии от автострады, шума машин уже он точно не услышит, и, чувствуя, как гулко бьётся сердце в горле, он находит укромное защищённое местечко среди камней, которого, наверное, до него не касалась рука человека, и устраивается поудобнее. Его будит тихое жужжание. Питер приоткрывает глаза, прикрывая их рукой от солнца. Оно не в зените, так что сейчас, решает он, должно быть ближе к вечеру. Не те здоровые восемь-девять часов сна, но он был близок, и он бы чувствовал себя лучше, если бы буквально не спал на камнях, и об этом ему уже напоминает собственная шея. Над ним молчаливым наблюдателем висит дрон. Глаза Питера окончательно распахиваются, и сам он замирает в ожидании того, что произойдёт дальше. Вооружён ли он. Попытается ли стрелять. Но ничто не говорит ему об опасности, так что он просто смотрит в ответ. Только после того, как он наконец меняет позицию, чтобы нормально сесть, дрон начинает движение. Он отворачивается от него, и начинает лететь вниз, в сторону магистрали. Питер колеблется всего секунду, после чего натягивает на голову капюшон и следует за ним. Дрон приводит его на окраины того, что, как быстро понимает Питер, является Малибу. Он прошёл – быстрым шагом, скорее всего, а для него это что-то значит – значительное расстояние, прежде чем сдался. И теперь, находясь здесь, он осознаёт, что не имеет ни малейшего понятия, где именно находятся остатки того, что было домом мистера Старка. Осознаёт, что сейчас это не имеет значения. Дрон направляется прямо к дому на окраине города. Он находится в относительном отдалении от соседей, незаметном для чужого глаза – немного дальше, может, парочка высоких деревьев вокруг. Питер запрыгивает на забор, видит бассейн на заднем дворе, видит как дрон залетает внутрь дома. Ладно, думает Питер. Он роняет сумку на лужайку и поднимается, внимательно изучая взглядом стеклянные двери на заднем дворе. Не обязательно готовый к битве, но… готовый. Он не знает, что именно чувствует: его дыхание ровное, но сердце всё ещё стоит в горле. Это не момент истины, или расплаты, или ещё чего-либо. Просто момент. Возможно, ключевой, как когда Ник Фьюри впервые пришёл за ним в Венеции. Лишь здоровое ощущение опасности, и ничего более. Кто-то выходит в поле зрение изнутри дома. Питер откидывает капюшон. Фигура делает шаг вперёд, едва заметно прихрамывая. – Что ты здесь делаешь? – спрашивает Квентин… мистер Бэк… Бэк. Его голос звучит ровно, но в нём всё же можно услышать нотки любопытства. Питер узнаёт и долю угрозы, но в основном это просто вопрос. – Ты реален? – произносит Питер быстрее, чем успевает осознать, что вообще что-либо сказал. Квентин… Бэк… Он останавливается, склоняет голову на бок. – Что? Питер сглатывает, прикладывая все возможные усилия, чтобы держать себя в руках, не переходить сразу к худшему из возможных сценариев. – Ты реален, – повторяет он. – В плане, это ты. Действительно ты. Реальный человек. Питер не знает, как его называть. Становится ясно, что это не его Квентин; не постоянный спутник последних нескольких дней. Квентин знал каждую его мысль, потому что он был в голове Питера. Этот Квентин… мистер Бэк… он не знает. Не знает, зачем пришёл Питер. Наверное. Он не знает, через что прошёл Питер с их последней встречи. Однозначно. Потому что это знает только Питер. Потому что он держал это при себе. Бэк смотрит на него, и Питер вспоминает этот взгляд. Он вспоминает, как чувствовал себя под этим взглядом, когда на него надвигались, уверенно шагая вперёд, загоняли в ловушку. За этим многое скрывается, теперь Питер знает – нельзя зайти так далеко без должного расчёта – но внезапно взгляд исчезает. Бэк не отводит глаз, но Питер замечает смену в его манере поведения. Твёрдость уступает место задумчивости. И когда он вновь начинает говорить, его голос звучит так мягко. Как в тот первый раз. – Да, – кивает Бэк. – Это я. Я реален. Я реальный человек. – Но ты умер, – вырывается следующим у Питера. – Как это действительно можешь быть ты, если ты мёртв? Бэк пожимает плечами, и теперь из их общения пропадает всякая формальность. – Мне говорили, что я достаточно хорош в иллюзиях, – произносит он с долей веселья в голосе. – Ты полагался лишь на свои глаза, верно? И на ЭДИТ. А рядом со мной… – ...Им нельзя доверять, – заканчивает Питер. Он скорее шепчет самому себе, но несмотря на расстояние между ними, Бэк может его слышать. Его взгляд фокусируется на боку Бэка, и он вспоминает хромоту. – Но в тебя всё-таки попало? Бэк невесомо касается рёбер, кривя губы. – Да. Но едва ли что-то смертельное. А что? – Я не… Я не знаю, – поражённо произносит Питер. Он в принципе не знал, чего ожидать, но явно не этого. – Ужасно, когда людям больно. Я не хочу, чтобы другие страдали. – Даже я, – говорит Бэк, не сводя с него взгляда, и в его тоне слышно недоверие. – Даже ты, – подтверждает Питер, и он говорит это искренне. – Так всё же, зачем ты здесь? – снова спрашивает Бэк. Питер открывает рот. Осознаёт, что никоим образом не может объяснить своё появление так, чтобы это не звучало, словно бы он окончательно сошёл с ума. Цель его прихода в том, чтобы его вернуть. Вернуть контроль над собственным разумом. Оправиться. А он даже объяснить не может… Но его инстинкты привели его сюда. Ни разу не подвели. Он гладко пересёк всю страну, настолько гладко, насколько это возможно, особенно учитывая, что он в общегосударственном розыске. Его изначальный порыв отправиться в Малибу был верен. Он также достаточно быстро отрёкся от возможности похода в дом мистера Старка. Он пришёл прямо сюда. И у него была на то причина. Начни с этого. Питер пробует снова. – Мне нужна твоя помощь. – Моя помощь, – скептически повторяет Бэк. У него никак не получится сделать всё верно. Никак. – Да, – говорит Питер. – Я пришёл к… осознанию, думаю. После… После всего, что ты сделал, – и, о, он до сих пор может цедить это сквозь зубы, он всё ещё знает, на ком лежит часть вины, – я не думаю, что я… я не… я не могу…. от меня никакой пользы, для кого-либо, теперь. Мои друзья, моя семья, все, кто обо мне заботятся – они скажут, что хотят мне помочь. Наверное, это так. Но теперь я обуза. Мне нельзя доверять, и у меня есть суперсилы. Я просто спугну их, подвергну опасности, это просто нечестно, но ты… Он замолкает, но Бэк не отвечает, лишь продолжает стоять, размышляя над его словами. Он, однако, ловит каждое слово Питера, тот вдруг осознаёт. Действительно слушает. Его лицо ничего не выражает, он не пытается подбадривать Питера, или насмехаться, или злорадствовать, или ещё что-либо. Это настолько как прежде, что ему больно, его сердце сжимается, и Питер делает осторожный шаг вперёд. – Ты знаешь, что ты сделал со мной, – говорит Питер. – Может, ты проделывал подобное с другими людьми. Не знаю. Надеюсь, нет. Но ты понимаешь, как никто другой. Так что мне нужна твоя помощь. Бэк окидывает его задумчивым взглядом. – Ты действительно не в порядке, – говорит он. Питер качает головой. Бэк ещё с минуту обдумывает ситуацию. Питер ему позволяет. На этот раз говорил именно он, осознаёт Питер, – он тот, кто раскрыл большинство своих карт – и сделал это не задумываясь. Что-то перекрывало ему воздух во время каждого разговора с Сэмом. С Роуди. С Недом, и ЭмДжей, и тётей Мэй. Но сейчас это было легко. Это должно значить, что он всё делает правильно, верно? – Хорошо, – говорит Бэк, и Питер резко вскидывает голову. Бэк даже не дёргается, и Питер понимает, что вот оно. Вот оно. Вот оно, наконец. – Иди сюда. Его ноги слушаются. Задний двор просторный – как и сам дом – но это не настолько большое расстояние. Он идёт навстречу Квентину, и затем без колебаний преодолевает последние пару шагов гораздо быстрее, раскрывая руки и заключая его в объятия, утыкаясь лбом в чужую грудь. Квентин резко шумно вдыхает, и Питер тут же ослабляет хватку, но не размыкает рук. – Прости, – бормочет он ему в рубашку, затем поднимает голову вверх, с удивлением замечая, как всё плывёт перед глазами, когда слёзы снова затуманивают его взгляд. – Я забыл. Пулевое ранение. – Ах, – говорит Квентин. Он поднимает собственные руки, и Питер чувствует, как они обвивают его спину, сцепляясь между собой, и снова позволяет себе расслабиться, склоняя голову, глядя в сторону, а не в лицо Квентину, и просто чувствуя… тепло. Всё правильно. Словно бы всё станет лучше. Словно бы у него есть, к чему стремиться. – Не беспокойся об этом. Тебе нужен кто-то рядом? Я могу помочь.