Золотая пыль

      Юна медленно и осторожно поднимается по блестящим от полировки мраморным ступеням в бальную залу левого крыла. Уже на середине лестницы даже сквозь плотно закрытые двери слышится живая музыка и шум людей. Юна половчее подбирает юбки платья и невольно ускоряет шаг. Она кожей ощущает, как её спину сверлит холодным неодобрительным взглядом Мелейра, и от этого каждый мускул в теле напрягается: шаг становится твёрже, осанка ровнее, а голова поднимается выше. А пальцы рук вдруг сводит колючей судорогой.       Юна вздрагивает и морщится, но не прекращает движения. Внутри неё клокочет жар негодования и то и дело поднимается волна жгучей обиды. Мелейра сумела восхитительно подпортить Юне настроение, пока они вместе добирались до дворца: отчитывала её не как Императрицу, а как провинившуюся служанку. «И за что? — Юна встряхивает головой, отбрасывая на спину мягкие локоны. — За общение с Арием! Фаворитизм… Да что она может знать!» Дыхание учащается, стук туфель по лестницам становится громче и яростей, как дребезжание дождя в витражные стёкла.       — Хэй, Юна, не ходи так громко, — смеётся Корни, вальяжно усевшись на перила, пока Юна уныло поднимается на урок танцев, — а то как будто не принцесса идёт, а взвод гвардейцев!       — Хорошо, — Юна соглашается легко (такой шанс пропустить утомительное занятие!) и, скинув туфли, усаживается на перила рядом с братом, — тогда я буду ездить вдоль лестниц!       Корни лишь ещё громче смеётся, а потом, встряхнув белокурыми волосами, благородно блестящими в сиянии Суррены, легко скользит вниз. Юна устраивается поудобнее и торопится вслед за ним. Правда, на полпути слетает вниз. Прямо в руки брата. На глазах отца.       Юна вздрагивает и замирает. Она слышит, что остановились и стражники, и Мелейра, словно бы ожидая команд. В груди поднимается холод и страшное желание обхватить себя за плечи, зажмуриться и спрятаться на чьей-нибудь груди. Юна качает головой: не сейчас — позже. А потом легко и неслышно, как будто в полёте, преодолевает последние ступени и замирает перед огромными дверьми.       Последний раз она стояла перед ними, когда праздновали Судьену брата. Ему в тот день исполнилось двадцать один. И вечером, после торжественной коронации в кронпринца, он ждал поздравлений в конце залы, у трона. В тёмно-красном парадном гвардейском мундире, с плащом на одно плечо с тёмно-бордовым подбоем и ослепительно сверкающей короне, увенчанной цветущими санхарами.       «Интересно, что он видел?» — Юна обводит двери взглядом. За год ничего не изменилось. Те же огромные двери из полированного красного дерева, те же традиционные золотые ветки, те же холодные ручки. Даже металл не потемнел: слуги прекрасно выполняют свою работу.       — Вы готовы, Ваша Светлость? — каждое слово Мелейра произносит с холодным нажимом, как острой иголкой по коже.       Юна удостаивает своего советника беглым взглядом и, вложив ладонь в ладонь под грудью, коротко кивает. Кивок быстрый, но уверенный. И по взмаху Мелейры стражники распахивают тяжёлые огромные двери. Юне под ноги проливается золотая дорожка света. Юна шумно втягивает воздух, прикрывая глаза, и считает до семи. А потом распахивает глаза и смело шагает в залу.       Огромная лестница из двадцати одной ступени (Юна помнит, как в детстве училась считать не в классе арифметики, а именно здесь, с Корни) заканчивается слишком быстро. И Юна оказывается в зале. Лавирует между беспрерывным потоком снующими туда-сюда слугами с фруктами и нектаром на подносах. Краем взгляда улавливает знакомых послов, облачившихся в традиционные для Виэры праздничные костюмы, и с благодарной улыбкой кивает им. Они откланиваются в ответ.       Торжественная музыка с протяжным пением контрабаса, приветствовавшая Императрицу, сменяется переливами пианино и плачем скрипки. Время вспоминать ушедших, смотреть на звёзды и распивать горький виноградный нектар.       Это первый грандиозный бал в день Суона Деймерт: даже отец не распахивал двери этой залы для всех знатных семей в этот праздник. «Наверное, потому что у него были мы, — Юна с благосклонной улыбкой, от которой скулы сводит, собирает по зале соболезнования, восхищения и приветствия. — А я одна в этот день». Музыканты играют так виртуозно, так протяжно, но не тоскливо, что жар отступает. Юна ощущает, как под кожей всё остывает, а в сердце теплится любовь.       И благосклонная улыбка сменяется другой, искренней, нежно-грустной. Взгляд касается праздничных костюмов мимолётом; Юна ищет Ария. «Если Мелейра запретила ему приезжать…» — Юна замирает на полумысли: она не представляет, как может наказать Мелейру (да и имеет ли она вообще право на это!); она не представляет, как будет без Мелейры.       — Ваша Светлость, какая честь! — из компании высоких молодых аристократов вперёд выступает какой-то брюнет с хищными тёмно-зелёными глазами и умудряется оставить холодный поцелуй на кончиках пальцев Юны. — Моя семья благодарна вам за бесценную возможность увидеть вас и разделить с вами нашу трагедию.       Юна чуть вздрагивает то ли от внезапного прикосновения, то ли от этой речи, но сохраняет самообладание. Лишь чуть склоняет голову и медленно, осторожно, выверяя каждое слово, интересуется, что за семья так счастлива их встрече. Это первая её встреча с гражданами Виэры; первая возможность пообщаться с каждым самостоятельно, без подсказок советников и без ужасных последствий. Аристократ прикладывает ладонь к груди и отвешивает поклон:       — Прошу меня извинить. Позвольте представиться, Лейен дель Гьеррин. Глава семьи дель Гьеррин.       Он выпрямляется, одёргивает фрак и смотрит на Юну так пристально, как будто ждёт от неё какого-то ответа. Известных семей немало и в столице, а во всей Империи — и того больше. «А если он из провинции? Что же сказать?» — рука сама собой сжимает пальцы другой руки до хруста, а щёки начинают гореть.       Юна, в светло-красном платье с ярким золотом на рукавах и лифе, легко скользит по зале, одаряя всех гостей искренними улыбками. У Корни сегодня большой праздник, и брат невероятно рад. Конечно, стоит он у трона с абсолютно серьёзным лицом, но каждая клеточка его тела излучают абсолютное счастье. А глаза, кажется, сейчас и вовсе освещают залу лучше, чем свечи и кристаллы под самым потолком.       — Ваша Светлость! Юнара дель Сольерон, какая честь! — юношеский голос за спиной заставляет Юну испуганно вздрогнуть и обернуться.       Перед ней стоит черноволосый юноша. На его чёрно-красном фраке сияет серебром знак семьи: два древесных листа, произрастающих из одной почки. Один инкрустирован жёлтым камнем, другой — зелёным. Юна заинтересованно выгибает бровь и улыбается:       — Рада приветствовать вас. А вы…       — Прошу меня извинить, что не представился. Лейен дель Гьеррин, сын Лоренса дель Гьеррина.       — Очень приятно. Но, позвольте поинтересоваться, который из…       — любопытствует Юна, взглядом указывая на семейный знак.       — А… Правду говорят, у вас очень живой ум и острый глаз. Ничего от вас не укроется. — Лейен поправляет значок и поглаживает золотой камень. — Разумеется, жёлтый. Благородный свет дня, сильных богов и правителей. — Он делает долгую паузу. — Не так ли?       Вопрос кажется ужасно глупым: символическое значение цветов дети учат ещё в пять лет. Юна медленно кивает, не сводя взгляд с Лейена, и замирает в растерянности. Она никогда прежде не общалась с аристократами. И хотя Лейен кажется безобидным парнем, таким же, как гвардейцы, с которыми Корни сбегает на охоту в выходные, ей не по себе. Его глаза смотрят слишком внимательно и требовательно, как будто она ему что-то должна.       — На что это вы так внимательно смотрите, господин дель Гьеррин? — в тихой интонации брата, приблизившегося к Юне, проскальзывают рычащие нотки гнева. — Кажется, на моей сестре совершенно обычное одеяние!       — Моё почтение, Ваша Светлость, — Лейен совершенно невозмутимо расплывается в улыбке и коротко кивает Корнелию.       Корни не похож на себя: без озорства во взгляде, суровый и пристально рассматривающий Лейена. Наверное, так он выглядел только на охоте, готовый поразить зверя тонкой стремительной стрелой.       — Я просто хотел пригласить Её Светлость Юнару на танец.       — Обойдётесь! Сегодня она не танцует! — Корни мягко подхватывает Юну под руку и решительными шагами (так что плащ флагом колышется за его спиной), не переставая приветствовать гостей, оттаскивает от Лейена.       Юна задумчиво поджимает нижнюю губу и бросает на Лейена взгляд через плечо. А потом мягко касается жёсткой ткани мундира Корни ладонью и, погладив плечо, задумчиво произносит:       — Мне не нравится, когда я чего-то не понимаю.       — Просто держись от него подальше, — Корни притормаживает слугу с подносом нектара и делает большой глоток из золотого кубка, — не всей аристократии стоит безоговорочно доверять.       — М… Я поняла, — Юна подхватывает бокал вслед за братом и, сделав глоток, морщится от приторной сладости, — просто… Ты был не слишком деликатен.       — Да? — Корни откровенно веселится от всей ситуации: его глаза сверкают детским озорством. — В следующий раз учту. Просто отец отправил меня к тебе предупредить, что дель Гьеррины не так просты. Что, правда, получилось не очень вежливо?       Юна, стараясь не рассмеяться, сдержанно кивает и отставляет бокал с пересладким нектаром на маленький столик.       Воспоминания прошибают насквозь и окатывают холодными мурашками. И Лейен дель Гьеррин, как будто уловив её мысли, галантно улыбается и жестом приглашает Юну к его компании. Вместе выпить за тех, кто стал звёздами. «Дель Гьеррины не так просты. Тем более, он сейчас глава семейства», — Юна беспомощно оглядывает залу в поисках человека, которому она вдруг понадобится.       Но, как назло, даже Мелейра ведёт беседу с господином Илаоном и не может её избавить от неловкой ситуации. Отказываться от нектара в обществе аристократов Юне не позволяет совесть: «Что они подумают? Что я ставлю себя выше них. Это нехорошо. Будут обсуждать. А это плохо…»       — Благодарю за предложение, господин дель Гьеррин, — улыбка дрожит, и Юна боится, что страх легко прочесть в её жестах, но дель Гьеррин выглядит абсолютно спокойным.       — Так вы согласитесь? — дель Гьеррин неуловимым жестом останавливает слугу с целым подносом кубков, полных горького виноградного нектара, и легко подхватывает один, не дожидаясь ответа.       — Очевидно, моё согласие вам не требуется, — Юна не удерживается от язвительного комментария, принимая кубок из рук Лейена дель Гьеррина, и тут же прикусывает кончик языка. — Но много времени уделить я не смогу. Вы же видите: сегодня много гостей.       И как бы в доказательство собственных слов Юна обводит рукой с кубком людей за её спиной. Дель Гьеррин уважительно соглашается, и Юна не понимает, как оказывается в круге аристократов у столика с их наполненными горьким вином кубками. Самые разные семьи представляются, благодарят Юну за торжество и выражают соболезнования. Синхронно они пробуют виноградный нектар. Кто-то делает большой глоток, кто-то едва касается губами напитка — Юна ограничивается маленьким глотком: впереди ещё целый вечер, кто знает, что может случиться. Нужно сохранять здравый ум.       — Позвольте выразить своё восхищение вами, Ваша Светлость, — неожиданно слово берёт леди возраста Мелейры. — Вы, словно редкий цветок из Иллье! Такой нежный, воздушный, хрупкий, но безумно прекрасный. Кажется, вас все хотят сорвать.       Юна от волнения делает ещё один маленький глоток и отставляет кубок прочь, на поднос проходившего мимо слуги. «Не всем аристократам стоит доверять», — говорил ей отец, и каждое наставление отца намертво отпечатано в её сознании, чтобы в нужной ситуации проявиться. Юна обводит аристократов взглядом и удивительно спокойно отвечает:       — Даже у самого нежного цветка есть защита от недоброжелателей.       В голосе почему-то звякает металл и угроза, и Юна не без удовольствия наблюдает за искорками в глазах собеседников, за тем, как приподнимается бровь леди. Ещё раз приняв благодарности за торжество, Юна торопится к трону. По пути приходится сделать ещё несколько остановок и всюду пригубить вина и выслушать благодарности, соболезнования и комплименты. Кто-то даже пытается пригласить Юну на танец, но Юна отказывает. Сейчас ей определённо не до вальсирования.       — Ваша Светлость, — Фрейс склоняет голову в знак приветствия, но в его голосе слышится насмешка.       — Добрый вечер, Фрейс, — Юна поднимает голову и смотрит в глаза Первому министру, правда, дрожь охватывает её через несколько мгновений.       — Наслышан о вашем выступлении на берегу. Похвально, — не давая Юне возможности спросить, о чём речь, Фрейс тихо продолжает. — Вы правы. С гвардейцами необходимо поддерживать хорошие отношения, чего Мелейра, увы, не понимает. Гвардия — это сила и опора Империи. Но! Они свободные люди. Если вас любит один — вас любят все.       Юна туго сглатывает, но под кожей вместо холодной дрожи разливается расслабляющее тепло. Кажется, что руки Ария вновь охватывают её кольцом, пальцы вновь разжимают её пальцы. Он вновь шепчет ей слова успокоения. И Юна понимает, что поступила так, как была должна, несмотря на все нормы, которые ей твердила Мелейра.       — Фрейс, вы не находите, что это не совсем подходящее место для таких бесед? — Юна присаживается на край трона, и искусственные улыбки и благодарности наваливаются на её плечи.       — Как раз напротив, Ваша Светлость, — Фрейс улыбается неповреждённой стороной лица. — Здесь всем есть дело до празднества, но никому до политики. Пока. Но слуги Империи всегда должны быть настороже.       — Вы правы, — бормочет Юна вполголоса, рассматривая переливающиеся созвездия на платье, а потом поднимает указательный палец: — Фрейс, прошу вас позаботиться о том, чтобы через два дня передо мной лежал полный список самых значимых семей. Особенно уделите внимание дель Гьерринам.       Фрейс не задаёт лишних вопросов, а только согласно кивает. А потом растворяется в синих одеждах.       Юна обречённо вздыхает, оглядывая торжество и стражей за её спиной. Она ожидала праздника, лёгкости, тепла. Думала, что с присутствием людей в её дворце проснётся жизнь, стены засияют приветливо и тепло. Но голова гудит от музыки и светского шума, стены по-прежнему угрожающе сдавливают душу, загоняют её в рамки, а люди становятся невольными тюремщиками и палачами.       — Папа… Корни… Как же мне вас не хватает, — Юна подпирает двумя пальцами висок и переводит тоскливый взгляд за высокие узкие окна.       На улице ярко сияют звёзды, взвившиеся к небу фонарики и золотой обруч вокруг чёрного Ленора. Юна неосознанно скользит взглядом по созвездиям в поисках созвездия дель Сольерон.       — Ваша Светлость, — Арий мягкими шагами приближается к трону и склоняется в почтительном поклоне, — мы не завершили диалог. И вы хотели видеть меня здесь.       — Арий! — в голосе звучит неподдельная радость, но тут же откуда-то из зала в кожу впивается холодный взгляд Мелейры. Юна встряхивает локонами, поднимаясь с трона, и осторожно спускается к Арию. — Я очень рада вас видеть. Спасибо, что… Что… — слова почему-то теряются, а жар в груди становится невозможным, поэтому Юна просто опускает взгляд на блестящие пуговицы его мундира и тихо шепчет: — Спасибо.       — Для меня это честь, — заученно отвечает Арий, но глаза его сверкают совершенно искренне.       Они отходят в сторону. Внезапно Юна ловит себя на мысли, что хочет коснуться Ария так же непринуждённо и легко, как касалась брата. Хочет, чтобы он пригласил её на танец, взял её руку в свою, согревал теплом и нежной улыбкой, от которой странно трепещет сердце. Юне огромным усилием воли удаётся держать себя в руках и вести светскую беседу. О торжестве, о предпочитаемом оружии, о службе во дворце. Арий отвечает охотно, но осторожно, словно просчитывая каждый шаг.       Вдруг музыка стихает. А потом громкие переливы, словно журчание родника, клавиш пианино освежают душный шумный зал. Господа приглашают леди, и Юна болезненно переплетает пальцы в замок. Сердце сжимается от сожаления: раньше, будучи принцессой, она имела право легко танцевать, но никогда им не пользовалась. А сейчас… Она не уверена, позволено ли это ей.       — Ваша Светлость, — Арий, убрав недопитый кубок вина, протягивает Юне раскрытую ладонь, — окажите мне честь осчастливить вас. Позвольте пригласить вас на танец.       В голове — тысяча способов галантного отказа с сохранением диалога. Но Юна находит взглядом Мелейру в компании Фрейса и, убедившись, что она боковым зрением улавливает её поведение, вкладывает руку в раскрытую ладонь. Касание быстрое и незаметное. Но безумно приятное.       Кажется, время замирает, пока Юна кладёт руку на плечо Ария, касаясь кончиками пальцев вышивки на воротнике. Пока Арий осторожно придерживает её под лопатки. Пока их пальцы изучают ладони друг друга.       А потом нежно запевает скрипка, и они делают первый шаг. Лёгкий, невесомый, скользящий. Юна смотрит на свои ноги, которые помнят движения, на ноги Ария. Он танцует не как вояка-гвардеец (уж их танцев Юна насмотрелась в праздники, организованные братом), а как истинный аристократ, и Юна подумывает уточнить у Фрейса и историю дель Верленов.       — Сестрёнка, прекрати смотреть под ноги. Поверь, у тебя, конечно, хорошенький затылок, но господам нравится любоваться твоим личиком, — улыбается Корни, взявшийся обучать Юну танцам вместо учителей. Он не танцует — летает по зале легко, непринуждённо, гибко. И Юна не единожды наблюдала, как за один бал он успевает станцевать с десятком знатных леди. С десятком потенциальных невест.       — Я оступлюсь и опозорюсь, — вздыхает Юна.       — А ты попробуй вслушаться в музыку. Ну или просто прислушаться к себе. И подними голову. Ты сверкнёшь глазами — и любой партнёр забудет про отдавленные ноги.       Юна поднимает голову.       Глаза Ария кажутся абсолютно чёрными, но не пугающими, а согревающими, как угли в камине в кабинете отца. Он улыбается уголком губ, и Юна неуверенно улыбается в ответ. Сердце бьётся чаще и чаще. Юна не чувствует под собой земли: они даже не скользят по зале — летят. Юна забывает, как дышать, вглядываясь в черноту глаз Ария. Жёсткие тиски сдавливают рёбра и вдруг где-то под лопаткой разрезают острой болью.       — Кха, — Юна оступается, пытается сделать вдох, но выходит лишь хрип.       Дыхание сбивается, становится частым, Юна через вздох, шумный и болезненный, сдавленно кашляет. Арий плавно, под музыку, отводит её к трону; его в его глазах плещется боль и ужас, но голос твёрд:       — Спокойно, я с вами. Всё хорошо. Сделайте медленный вдох.       Юна пытается, но что-то словно перекрывает дыхание. Яркая зала сливается в один мазок кисти по холсту. Местами проступают чёрные брызги. Юна хрипло дышит. Глаза жгут слёзы страха.       Юна не хочет умирать. Она только начала жить!       Юна впивается в руки Ария, который пытается усадить её на трон, и трясёт головой, силясь сказать хоть что-нибудь.       — Позовите доктора! — громогласно командует Арий страже, а потом шепчет, совсем как брат: — Юна, я здесь! Тихо, спокойно.       Юна поднимает глаза на Ария и делает совсем рваный, но спокойный вдох. Горячий сладковатый воздух залы проскальзывает по горлу и оседает в груди металлической тяжестью.       Юна не знает, исполнена ли команда. Она трясётся от страха, хрипит, держится одной рукой за горло, а другой сжимает руку Ария.       Вмиг всё темнеет. «Наверное, так умирают!» — слабая, но целостная мысль, не чувство, впервые за эти мгновения озаряет помутнившееся сознание, но гаснет так же стремительно, как вспыхнула.