Спас? А теперь - беги!

К глубокому разочарованию Гарри, его проверенный метод на сей раз не сработал, и, проснувшись утром, он был так же далек от решения загадки: кто же все-таки передал Магоро куфи Шеклболта и тем самым стал соучастником убийства? — Это потому, что сегодня ночью сверху был исключительно ты, — пробурчал он, вылезая из постели и сладко, до хруста, потягиваясь. — В прошлый раз, когда мы менялись местами, у меня сразу же появились новые идеи. — Мне жаль тебя огорчать, Поттер, но убежден, что секс здесь абсолютно ни при чем. — Да я и сам, как ни странно, прекрасно это понимаю, — расстроенно сказал Гарри. — И с чем же я пойду на доклад к Роббинсу? Вряд ли его заинтересует любовный роман Шеклболта, да еще двадцатилетней давности. И поить все Министерство Веритасерумом тоже исключается: половина сотрудников, в том числе и я сам, давали Обет о неразглашении. Не говоря уже о невыразимцах, которые при приеме на работу приносят столько клятв, что малейшее нарушение просто убьет их! — Значит, так и доложишь, — Снейп сел рядом и положил руку на плечо Гарри. — Главный подозреваемый умер, а найти предателя не представляется возможным по только что озвученным тобой вполне объективным причинам. Такое иногда случается. — Ладно, — глубоко вздохнул Гарри, — пойду получать выговор от сердитого начальства. По крайней мере, этот подонок Магоро больше никому не причинит вреда. Хоть это радует. * * * Как и предполагал Поттер, Главный аврор Роббинс, скорчив кислую мину, долго и нудно распинался, как важно было в подобной ситуации найти соучастника. Впрочем, едва лишь Гарри в сердцах выпалил: — Отлично, тогда я прошу у вас санкцию начать допрашивать сотрудников с применением Веритасерума, — тут же пошел на попятный, прочитав своему заместителю лекцию о многочисленных Клятвах и Обетах, которыми были буквально обвешаны волшебники, служащие в особо секретных отделах. Словно Гарри и без Роббинса не понимал этого! — Составь рапорт, а я доложу о результатах следствия Министру Малфою, — примирительным тоном сказал в заключение беседы Роббинс. — Думаю, у него нет причин быть недовольным тобой. В конце концов, ты проделал большую работу, выяснив, каким образом убили Шеклболта, рисковал при этом жизнью... Да и Магоро мертв — значит, одним темным магом на земле стало меньше. А что до соучастника... Раз найти его не представляется возможным, то и говорить не о чем. * * * Через неделю Гарри и всех авроров, участвовавших вместе с ним в африканской операции, представили к наградам. За Питера и Джереми знаки отличия получали их вдовы. Поттер старательно избегал смотреть в глаза Джессике, но неожиданно та сама подошла к нему после церемонии. — Прости, Гарри, — сказала она, судорожно сжимая коробочку с орденом, точно та являлась якорем, не дававшим ей сгинуть в бурных водах отчаяния, — на похоронах я была не в себе и наговорила кучу лишнего. Питер бы этого не одобрил. Он очень ценил твою дружбу и уважал тебя. Я... я много думала, когда Питер погиб, и не сомневаюсь, что если бы ты мог вытащить их с Джереми, то обязательно бы это сделал... — Джессика, все в порядке, — Гарри неловко накрыл ее руку своей, — я прекрасно все понимаю. Тебе совсем не нужно извиняться. Пожалуйста, не пропадай и, если тебе хоть что-нибудь понадобится, дай мне знать. * * * Спустя еще пару недель Поттер, уже вовсю занимавшийся совершенно иными делами, внезапно получил срочную депешу из французского Аврората. Вскрыв запечатанный сургучом конверт, Гарри обнаружил там два письма, написанных на французском языке. Применив чары Многоязыкости, Поттер принялся изучать документы. Одно послание — от заместителя главы парижского Аврората — было адресовано лично ему, второе — длинное, с множеством помарок, зачеркиваний и пятнами, явно напоминавшими капавшие на бумагу слезы — некоему Мишелю. «Уважаемый мистер Поттер, — писал его французский коллега. — Несколько месяцев назад в наш департамент поступил запрос от Министра магии Британии Кингсли Шеклболта, ныне покойного. Запрос касался волшебницы магглорожденного происхождения Вивьен Роше, в замужестве — Магоро. Проверка показала, что мадам Роше уже около шестнадцати лет проживает в маггловском квартале Парижа вместе с гражданским супругом — Мишелем Дюбуа — и не поддерживает никаких связей с магическим сообществом. Девятого сентября сего года мадам Роше была найдена на набережной Сены в бессознательном состоянии и скончалась по пути в больницу Отель-Дьё (1) от передозировки маггловскими успокоительными таблетками. Так как в нашу компетенцию входят расследования всех смертей волшебников на территории Парижа, аврор Жан Арно связался с гражданским супругом покойной под видом представителя национальной жандармерии, предварительно применив к нему Конфундус. Месье Дюбуа сообщил следователю, что в последние месяцы перед смертью мадам Роше была чем-то сильно удручена. По совету супруга она обратилась к маггловскому целителю — психиатру, и тот выписал ей успокоительные таблетки. Передозировка этими лекарствами и привела к ее гибели. Месье Дюбуа передал в руки аврора письмо, копию которого мы и посылаем вам. С уважением, заместитель главы французского Аврората Поль Ламбер». Прежде чем приступить к чтению предсмертного письма Вивьен, Гарри несколько раз глубоко вздохнул. Он ненавидел копаться в личной переписке, но сейчас ощущал, что именно в этих вырванных из простой ученической тетради листах кроется ключ к разгадке. Вивьен, очевидно, нелегко далось это письмо: она часто зачеркивала написанное, а почерк, в отличие от посланных Шеклболту открыток, был неровным и сбивчивым. «Мишель, любимый! Умоляю, прости меня за все, что я уже сделала, и за то, что собираюсь сделать. Все те счастливые годы, которые мы прожили вместе, я обманывала тебя, но теперь впервые хочу рассказать правду. Прошу, не суди меня слишком строго. Я родилась в пригороде Лиона. Мой отец был священником, мать — учительницей младших классов. Ни родители, ни два моих старших брата, ни младшая сестра не обладали моим даром (или проклятием — это уж как посмотреть). В отличие от меня они были самыми обыкновенными людьми. Я же родилась с особенным талантом, с раннего детства превратившим меня в изгоя. Наверное, такому прагматику, как ты, сложно поверить, что среди обычных людей живут волшебники. Тем не менее это факт. И я — одна из них. Это началось лет в пять. Я могла заставить предметы подняться в воздух, зажигала или гасила свет, не прикасаясь к выключателю, а нарисованные мной картинки внезапно оживали. Это забавляло окружающих, но отец запретил мне «заниматься подобной дьявольщиной». Я очень старалась, но получалось с точностью до наоборот. Чем сильнее родители давили на меня, тем чаще становились выбросы бесконтрольной магии. Братья и сестра боялись меня и избегали моего общества. Скорее всего, в итоге меня бы попросту сдали в психушку, но однажды к нам в дом пришла женщина гигантского роста. Она представилась как Олимпия Максим и поведала родителям об Академии магии Шармбатон — школе для таких же юных волшебников, как я. Как ни странно, родители выслушали ее довольно спокойно и практически сразу же поверили во все, что она говорила. Они даже согласились отправить меня в эту школу, правда, с одним условием: они потребовали, чтобы я никогда не приезжала домой и не позорила их своей «ненормальностью». В тот же день мадам Максим забрала меня с собой. Так я стала студенткой волшебной Академии Шармбатон. И так я лишилась семьи. Спустя семь лет, с отличием окончив школу, я поступила в магическую Сорбонну — да, любимый, у нас есть и свои университеты! — на факультет артефактологии. Там я познакомилась с Адисом Магоро — моим первым мужем. Не скрою, он обладал поразительной харизмой и умением влюблять в себя. Впрочем, как я догадалась позже, он просто одурманил меня, применив магию вуду, которой он сам и его семья владели в совершенстве, иначе чем объяснить, что через две недели после нашего знакомства я вышла замуж за человека, абсолютно чуждого мне по духу и культуре? Не суди меня слишком строго, я была молода, совсем не разбиралась в жизни, и Адис с легкостью полностью подчинил меня себе. По его настоянию я с головой ушла в изучение и изготовление темных артефактов, а затем начала контрабандно ввозить их в страны Европы и Британию. Сперва дела у нас шли замечательно. В Англии как раз набирал силы могущественный маг, чье имя тебе все равно ничего не скажет. Его сторонники очень нуждались в моем товаре и платили за него большие деньги. Но в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году меня предали, и вместо клиента на встречу явился представитель правопорядка. Меня судили и отправили в Азкабан — самую страшную тюрьму для волшебников в Британии. Ее стены блокировали практически любое колдовство, и вот там я наконец поняла, что никогда не любила Адиса по-настоящему. А еще именно там я полюбила Кингсли Шеклболта — молодого аврора (это что-то вроде полицейского), который арестовал меня, а потом вел мое дело в качестве следователя. Между нами вспыхнул бурный роман. Кингсли был полной противоположностью Магоро, к которому к тому времени я испытывала лишь ужас и отвращение. Он тоже обладал изрядным магическим потенциалом, но, в отличие от Адиса, использовал его на благо людям. А еще он был добр и честен по отношению ко мне. Кингсли планировал устроить мне побег из тюрьмы, но я отказалась. Я боялась подставить его и в результате отбыла срок целиком, выйдя из Азкабана только в тысяча девятьсот восемьдесят третьем году. Шеклболт тут же предложил мне руку и сердце, но я категорически сказала: «Нет». На беду, нас с Магоро связывали магические узы, и я доподлинно знала, что навлеку несчастье на голову волшебника, вознамерившегося вступить со мной в брак, пусть даже и гражданский. Еще до нашей с ним свадьбы моя ближайшая подруга, с которой я, к сожалению, поссорилась, обвинив в элементарной зависти, раздобыла в недрах библиотеки Сорбонны трактат о магических семейных обрядах народов Африки. В трактате подробно объяснялось, что вступивший в брак согласно этим традициям мог порвать все отношения с мужем или женой и никогда больше их не видеть, но в таком случае всю тяжесть магического отката принимал на себя следующий законный супруг. Правда, при условии, что он являлся волшебником. За время нашего романа Кингсли несколько раз получал серьезные ранения. Это, конечно, могло быть чистым совпадением, но я не сомневалась, что здесь не обошлось без вмешательства магии вуду. Именно поэтому я и отвергла его предложение, несмотря на то, что страстно его любила, и после освобождения поспешила исчезнуть. Я покинула Англию и вернулась во Францию, твердо решив оставить волшебный мир. Мое сердце было разбито. Я невероятно скучала по Кингсли, но понимала — я не имею права подвергать его жизнь опасности. Последнее, что я сделала, перед тем как спрятать в самый дальний угол шкафа свою волшебную палочку, — выправила себе поддельный паспорт и диплом об окончании средней школы. Без этих документов нечего было и мечтать нормально устроиться среди неволшебников. Я страшно боялась, что Магоро найдет меня или — еще хуже! — медленно сведет в могилу при помощи своей чертовой магии, но, видимо, за годы, проведенные мной в тюрьме, он нашел себе другую женщину, а может, и не одну. Поначалу обходиться без магии было очень непросто, но мне повезло: меня взяли на работу секретарем в ветеринарную лечебницу, а год спустя я познакомилась с тобой. Я помню, как ты вломился в клинику, неся на руках окровавленного Бруно — твоего спаниеля, и с порога закричал: — Умоляю, спасите мою собаку! У Бруно был разодран бок, и ты рассказал, что на прогулке на него набросился бультерьер. Никогда не забуду, как ты едва не плакал, когда Бруно забирали в операционную. Именно тогда я и поняла, что, несмотря на мой нерасторжимый магический брак, мы непременно будем вместе. Так оно и случилось! Уже через несколько месяцев я переехала жить к тебе. Я знаю: ты мечтал повести меня к алтарю, да и твои родители обиделись, когда мы сообщили о нашем решении не узаконивать отношения, но так было необходимо. Прежде всего для твоей безопасности. Я наплела тебе про отца-священника. Про то, что «благодаря» его тирании мне противна любая религия. И в итоге ты не стал настаивать. Единственное, что омрачало нашу связь, — это невозможность иметь ребенка. Я чувствовала себя виноватой перед тобой: ведь я-то знала причину всех моих многочисленных выкидышей. В глазах беспощадной и непреклонной Магии отцом моих детей мог стать лишь Магоро. Впрочем, мы с тобой нашли выход, удочерив нашу малышку Ханну. Я была абсолютно счастлива. И практически забыла, что когда-то вообще умела творить волшебство. Ты и Ханна с лихвой заменили мне все, чего я лишилась по своей воле. Но однажды моя безмятежная жизнь закончилась. Меня разыскал Магоро и потребовал помочь ему. Не представляю, кто поведал ему о моем давнем романе, но он совершенно точно знал об этом, так же как и о том, что Кингсли все еще любил меня. Магоро приказал мне увидеться с Шеклболтом и под любым предлогом завладеть его личной вещью. Я отказалась. Тогда он пригрозил, что воспользуется магией вуду против тебя и Ханны. Он подробно описал мне, какие немыслимые мучения уготованы вам, как долго вы будете страдать, прежде чем умрете. И мне ничего не оставалось, кроме как согласиться. После стольких лет я вновь вспомнила, что я волшебница и артефактор, и, отыскав свою волшебную палочку, создала портключ до Лондона — ведь только с помощью магии я могла перенестись туда на несколько часов, а позже вернуться домой, не вызвав у тебя подозрений. То, что случилось потом... Мне стыдно и горько признаваться тебе в измене... Ты этого не заслуживаешь, но, может, так тебе будет легче смириться с моей смертью... Я назначила Шеклболту свидание в номере маггловского отеля и... переспала с ним. Затем попросила его подарить мне куфи, с которой он практически не расставался. Разумеется, он выполнил мою просьбу. Когда он заснул, я стерла ему память. Уже на следующий день я передала куфи Магоро. Я думала, что теперь он отпустит меня, но этот страшный человек приказал мне написать Кингсли записку с призывом о помощи и указать в ней координаты деревни в Эфиопии, где меня якобы держат. Я поняла, что для завершения обряда считывания личной магической ауры Магоро необходимо самому встретиться с Шеклболтом. Пытаясь помешать ему, я незаметно наложила на него смертельное проклятие. Я надеялась, что он умрет, не успев причинить вреда Кингсли. Но я просчиталась. Вероятно, я слишком долго не пользовалась колдовством и просто не сумела проклясть Магоро как следует. Через несколько месяцев я узнала о смерти Кингсли... И все во мне словно оборвалось. Я стала соучастницей убийства человека, который любил меня и которого я любила когда-то. Я прекрасно представляла, как именно действует магия вуду, и догадывалась, что Кингсли умер в страшных мучениях. Я больше не могла жить как прежде. Я будто сама превратилась в подобие живого мертвеца. Ты старался расшевелить меня. Развлекал. Водил в кино, театры, рестораны. Покупал дорогие вещи. Но я не понимала происходящего на экране и на сцене, еда казалась горькой, точно пепел, а обновки приносили лишь раздражение. Тогда ты отвел меня к психиатру. Ты рассчитывал, что от таблеток мне станет легче. Ты оказался прав, любимый. Не пройдет и пары часов, как мне действительно станет легче. Навсегда. Теперь ты знаешь все. Ты знаешь, что я обманщица и убийца. Но, несмотря на все это, я люблю тебя и надеюсь всем сердцем, что ты найдешь в себе силы простить меня... Люблю тебя. Твоя Вивьен». _________________________________________________ 1. Оте́ль-Дьё де Пари́ (фр. Hôtel-Dieu de Paris — «Парижский Божий приют») — парижская больница, центральное лечебное заведение Дирекции государственных больничных учреждений. Клиническое отделение факультета медицины университета Париж Декарт. Считается старейшей действующей больницей в мире. https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9E%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C-%D0%94%D1%8C%D1%91_(%D0%9F%D0%B0%D1%80%D0%B8%D0%B6)