Спас? А теперь - беги!

Гарри читал откровения Малфоя уже второй час. Где-то на двадцатой странице дневника его затошнило от всего этого, и ему пришлось открыть окно, чтобы глотнуть свежего воздуха. После чего он наколдовал себе стакан воды и вновь вернулся к изучению дневника. Каждая следующая запись в нем словно являлась еще одной ступенькой лестницы, ведущей Малфоя в пучину безумия, и тем не менее Гарри ни секунды не сомневался – здесь не было ни слова лжи. Люциус не оговаривал себя. Он лишь делился планами с любимой женщиной, лелея несбыточную надежду заслужить ее одобрение. «...Нарси, сокровище мое, как жаль, что ты не могла наблюдать вчера за моей встречей с Магоро! Я был воистину неподражаем! Разумеется, я отправился в Эфиопию под Оборотным зельем, приняв облик одного из чернокожих сотрудников Отдела магических игр и спорта: я посчитал, что белый человек вызовет у Магоро подозрение. И посчитал, надо признать, справедливо. Под моей новой личиной не составило труда наплести Магоро небылиц про погубленную невинность моей в действительности никогда не существовавшей сестры, про родовую честь и жажду отмщения с помощью магии вуду. Магоро, расположившийся в своей хижине на каких-то шкурах, ободряюще кивал на протяжении всей моей душещипательной речи. Он заявил, что сочувствует горю моей семьи и согласен за «скромную», по его выражению, плату покарать развратника, соблазнившего и опозорившего мою дорогую сестрицу. Среди своих многочисленных жен, с гордостью выставлявших напоказ изуродованные лица, и похожих как две капли воды один на другого детей, он выглядел настоящим царьком. Они все пресмыкались перед ним. Буквально смотрели ему в рот. Я на секунду представил, как чувствовала бы себя в этом окружении Вивьен Роше, и, еще не встречаясь с ней, понял – она бы не протянула в этом Мерлином забытом краю и недели. Как бы там ни было, я передал Магоро вещь, принадлежавшую моему «обидчику», кошель, набитый галлеонами, и, естественно, не отказался отобедать с ним в честь удачной сделки. Вот тогда-то я незаметно и подсыпал ему яд. Ты, конечно, помнишь тот невзрачный перстень, хранивший в себе нашу последнюю надежду. Тот самый, что я приберегал для нас с тобой и Драко на крайний случай. И так и не успел им воспользоваться. Впрочем, я отвлекся. Яд должен подействовать не раньше чем через месяц. За это время от меня – точнее, от мадам Дюбуа – требуется любыми способами вынудить Кингсли явиться к Магоро. Видишь ли, для колдовства вуду недостаточно лишь личной вещи волшебника – необходимо еще считать его магическую ауру. После этого участь Шеклболта будет предопределена. Даже когда Магоро умрет, сделанная им кукла продолжит медленно убивать Кингсли...» «...Нарси, любимая, похоже, все сложилось как нельзя лучше! Я послал Вивьен письмо, в котором сообщил, что Шеклболт находится в смертельной опасности, и эта примерная маггловская женушка тут же примчалась на встречу со мной. И сразу же получила свой Империус. После этого мне не составило никакого труда уговорить ее написать записку с призывом о помощи и координатами той эфиопской деревушки, где обретался Магоро. Записка уже попала в руки Кингсли. Теперь вся надежда на Магоро и магию вуду...» *** Гарри закрыл глаза и потер виски. Устал. Как же он устал читать эту казавшуюся нескончаемой исповедь сумасшедшего, жестоко разделавшегося с Кингсли и почти убившего и его самого! Поттер ощущал себя так, словно по горло провалился в зловонное болото. Он задыхался от смрадных испарений чужого безумия. Единственным лучом света в этой непроглядной тьме был Северус. Если бы не его мужество, отчаянная решимость спасти Гарри во что бы то ни стало – кто знает, не покоился бы он сейчас на маленьком кладбище в Коукворте? Смерть ведь не говорила, что непременно вернула бы его назад. Гарри взял в руку стакан и приложил его ко лбу. От всех этих мерзостей его начало заметно познабливать, а может, он действительно подхватил в Мунго какую-нибудь заразу. Однако теперь, когда ему больше не грозили неснимаемые смертельные проклятия, он не переживал – любую простуду Северус вылечит в два счета. *** Следующая запись в дневнике была, судя по всему, сделана спустя несколько недель. «...Магоро не зря заработал свои деньги (и свой яд). Шеклболту день ото дня становится все хуже. Он не понимает, что с ним, да и никто не понимает! Эта магия была неподвластна даже Темному Лорду. В Отделе тайн имеется всего лишь один специалист в этой области. Разумеется, он бы распознал, что творится с Шеклболтом, но целители не представляют, с чем они столкнулись. Шеклболт так слаб, что уже почти не появляется в Министерстве. Не сегодня завтра его найдут мертвым. Моя дорогая девочка, скоро ты будешь отомщена, пусть и не полностью. А уж затем настанет черед Поттера...» Гарри, естественно, знал, чем окончилась загадочная болезнь Кингсли, но все же почувствовал дрожь отвращения, когда под выведенной мерцающими чернилами датой: «25 июня 2004 года» прочел единственное слово: «Свершилось!» После столь блестяще спланированного и исполненного как по нотам убийства Люциус какое-то время не обращался к дневнику. Вероятно, на него навалились заботы, связанные с его новой должностью, а может, просто не мог внятно изложить на бумаге, как он гордится собой и своими деяниями. «Нарси, дорогая, прости, что так долго не писал тебе. Как ты понимаешь, после «внезапной кончины» Шеклболта я с головой ушел в государственные дела. Даже порой ночевал в собственном кабинете, благо от моего предшественника остался вполне удобный диван, на котором лишь потребовалось сменить обивку – все эти яркие цвета мне не по нутру. Похороны прошли по высшему разряду, и я использовал их, чтобы завязать новые дипломатические связи, так что Шеклболт и мертвый сослужил мне неплохую службу. Расследование обстоятельств смерти бывшего Министра магии было поручено заместителю Главного аврора Поттеру. Наш «золотой мальчик» организовал экспедицию в Эфиопию и... не вернулся. Я уже, признаться, испугался, что дикари выполнили за меня мою работу и лишили вас с Драко достойного отмщения, но удача и тут повернулась к Поттеру лицом. Он каким-то непостижимым образом исхитрился сбежать, прихватив весьма ценные улики – куфи (так, оказывается, называлась шапчонка, которую практически не снимая носил Шеклболт) и завернутую в нее куклу вуду. Поттер рассказал, что обнаружил предполагаемого убийцу Кингсли уже мертвым. Так что дело можно считать закрытым. Любовь моя, если бы ты видела, какой ажиотаж вызвало его возвращение! К моему немалому удивлению, больше всех радовался... Северус. Вчера, навещая национального героя в больнице, я застал их чуть ли не целующимися. Поразительно, но у нашего дорогого Северуса нашелся-таки почитатель, причем крайне неожиданный. Вот уж и представить не мог, что у Поттера со Снейпом может быть хоть что-то общее, кроме взаимной ненависти! Как бы там ни было, я решил отложить исполнение второй части моего плана и дать голубкам время немного побыть вместе. Так им обоим будет гораздо больнее, когда придется расставаться навсегда». Люциус явно гордился тем, как ловко ему удалось выйти сухим из воды, и строил радужные планы на будущее. Впрочем, долго упиваться собственным триумфом ему не позволили... «Мордредов Поттер! Мерзкая шлюха Снейпа! Прости, дорогая, я знаю, ты не выносишь грубой брани, но я сейчас просто не способен выражаться по-иному. Этот гаденыш Поттер не остановился на достигнутом и не угомонился даже после получения от меня благодарности за прекрасно проведенное расследование. Он зачем-то продолжил копаться в обстоятельствах смерти Шеклболта, а простофиля Роббинс выдал ему разрешение поработать с личным делом покойного Министра. Не исключено, что Поттеру помогает Снейп – этот гриффиндорский придурок вряд ли додумался бы до подобного. Возможно, в своих поисках он выйдет на Вивьен, поймет, что на ней лежит Империус, а подключив Снейпа, вытащит ее подлинные воспоминания. Этого никак нельзя допустить! Что ж! Бедняжка Вивьен! Поттер, сам того не подозревая, подписал несчастной женщине смертный приговор!» Несмотря на то, что Гарри было отлично известно о печальной судьбе Вивьен Роше-Магоро-Дюбуа, тем не менее, читая следующую запись, он весь покрылся холодным липким потом. Он наивно полагал, что Вивьен совершила самоубийство, не выдержав груза вины из-за смерти Кингсли. Теперь же ему открылась горькая и страшная правда... 10 сентября 2004 года «Вчерашний вечер я провел в Париже. Как обычно, я вызвал Вивьен совой в маленькое кафе и попросил ее захватить с собой письменные принадлежности, а также маггловские успокоительное и снотворное. Она, разумеется, в точности выполнила мои указания, ведь в прошлый раз я так и не снял с нее Империус. Выглядела Вивьен, откровенно говоря, хуже некуда: бледная, осунувшаяся, с покрасневшими от слез глазами. Было очевидно, что до нее дошли слухи о смерти Кингсли и что она винит в этом себя. Тем лучше! Так все будет казаться логичным и естественным. Надежно укрыв нас мощнейшими чарами, я вынудил ее написать душещипательное письмо-исповедь, в котором она сперва поведала своему маггловскому сожителю правдивые подробности собственных детства и юности, рассказала о заключении в Азкабане, романе с молодым следователем и жизни во Франции вдали от магического мира, а затем покаялась в убийстве Шеклболта и Магоро. Пришлось даже несколько сгустить краски и заставить ее написать, что куфи у покойного Министра она выпросила после бурной ночи любви, наутро стерев ему память об этом событии. По моему наущению Вивьен призналась, что гибель бывшего возлюбленного ввергла ее в пучину отчаяния – кстати, это была абсолютная истина! – и привела на грань самоубийства. Когда она завершила свое послание, я приказал ей выпить обе пачки таблеток, подождал, пока она начала засыпать, перенес ее на набережную Сены и усадил на скамейку. Письмо-исповедь я положил в карман ее джинсов. Я оставался с Вивьен еще около часа, удостоверился, что она потеряла сознание, а потом аппарировал домой. Знаешь, дорогая, я не горжусь своим вчерашним поступком. Хотя речь идет всего-навсего о грязнокровке, мне в какой-то степени жаль ее. Если бы не Поттер, возможно, она сейчас наслаждалась бы прекрасным вечером в компании любящих мужа и приемной дочери. Вместо этого в морге лежит ее окоченевший труп. И кто же виноват в ее гибели? Лично я не собирался ее убивать! Поттер! Это все Поттер! Из-за него вы вообще попали в Азкабан! Из-за него с тобой и Драко случилось это непоправимое несчастье! Смерть Вивьен тоже целиком и полностью на его совести! И очень скоро он почувствует на собственной шкуре, что такое страдание. Обещаю тебе, любовь моя, Поттер будет страдать так, как и не снилось Кингсли. Клянусь своей жизнью!» «Все, не могу больше! – Гарри вскочил с кресла так резко, что оно опрокинулось на пол. – Не буду это читать! Я и так узнал предостаточно, да и поздно уже. Северус наверняка волнуется...» Он поднял кресло, прошелся взад-вперед по кабинету, чтобы слегка размять ноги, и отдернул штору. Комнату тут же заполнил аромат цветов, доносившийся из окружавшего Малфой-мэнор огромного парка. Гарри немыслимо хотелось домой. Хотелось сесть рядом с Северусом на диване в гостиной, положить голову на худое, острое, совершенно, казалось бы, неудобное, но такое надежное плечо и сидеть, не двигаясь и ничего не говоря, пока в душе не утихнет буря, спровоцированная чтением дневника Малфоя. Впрочем, сейчас Гарри был не мальчишкой, тоскующим без своего возлюбленного, а Главным аврором при исполнении профессиональных обязанностей. Сколько бы мерзостей и ужасов ни содержал этот дневник, его следовало прочесть до конца. Хотя бы для того, чтобы выработать стратегию вызволения Северуса из его добровольного заточения. Гарри глубоко вздохнул, не прибегая к помощи палочки, вызвал Патронуса и на мгновение застыл, глядя на возникшего перед ним призрачного фестрала. – Надо же, – пробормотал Гарри, – а, собственно, чего я ждал? Я ведь не просто видел Смерть, а встречался с ней лично. Фестрал кивнул головой, точно соглашаясь с ним. – Я в порядке, – продиктовал Поттер своему новому Патронусу, – задержусь на работе. Не скучай. Люблю тебя. Патронус растаял в воздухе, а Гарри пересел на широкий подоконник и вновь взял в руки ненавистную тетрадь, решив во что бы то ни стало закончить чтение именно сегодня.