Сладкая ложь

Наверное, небо существует, чтобы ломать людей? Оно же такое неправильно (или правильно до саднящей боли от мелкого пореза) прекрасное, недосягаемое и просто отвратительно идеальное. Тошнит от неба, от черных туч, что весьма изящно на синем ночном небосводе играют со звездами в неведомую нам, неидеальным, игру, так еще и дарят нам, таким неправильно уродливым, серебристые кристаллики-ниточки дождя. Мерзко от осознания собственного ничтожества и ущербности, когда вокруг лишь «идеалы». — Ненавижу. — срывается с алых губ, именно в момент разрядки, конца игры, что затеяла природа. Природа почему-то не особо любит ее. Или не только ее. Многих. Природа та еще сучка. Она создает идеалы, тычет ими в лицо, будто показывает, указывая на самое дно, где находятся все ее отвратительные «черные» полосы долгой жизни. А ведь они, эти полосы, ничего ей не сделали, а им так жизнь испоганили. А дым прекрасен, от него тошнит, зато усмешка таки покоряет лик Скайлор Смит, она же этот дым создает, в дуэте с сигаретой, но все же, она хоть что-то прекрасное создала. Хоть что-то… Часы пробивают полночь, и Скай осушает бокал, звеня хрусталем о второй полный вина бокал. Она смеется, выбрасывает окурок в алкоголь, осматривая коричневую жидкость в бутылке напротив, прикидывая, идти ли за следующей порцией в личный бар. — Ты опять пьешь и куришь? Ты бы подумала о ребенке. — холодный и до жути (для самой Смит) властный голос прерывает все мысли, медленно сжигая ком из нитей, обрывая мыслительные процессы на корню. — Которого нет. — смеется она. — Из-за тебя. — Не перекладывай вину на меня. — Кай садится напротив, хмуро оглядывая банкет. — Я тут ни при чем. Твой папаша убил нашего ребенка. — Мой? А не твой ли отец надоумил его? Не твой ли папочка все моему рассказал? И не ты ли, любимый, не остановил его? — Скай наполняет хрусталь жидкостью, морщась от крепкого запаха, что уже дурманит разум. — Скай… — Кай срывается на крик, кусая губы, ударяя по столу, отчаянно пытаясь успокоиться. — Хватит. Ты знаешь имя виновного. Я не хочу ссориться. Я хочу, чтобы ты знала, я уже говорил, повторю в сотый раз, мне не сложно, ты можешь зачать ребенка. Мы можем. Не гробь здоровье, прошу. Ради нашего малыша. — Пусть тебе та шлюха родит. — гаденько улыбается Скайлор, делая глоток. — Думаешь, что я слепая? Думаешь, что не знаю о ваших «тайных» встречах? Да ты, блять, в день смерти нашего ребенка уехал к ней, пока я, самостоятельно, готовила ужин для нас! Я пытаюсь пережить все это, но ты опять оставил меня одну, именно тогда, когда мне требовалась поддержка твоя больше всего на свете! Ты в край охуел, если смеешь еще предъявлять мне претензии. — Я не хочу ссориться с тобой. Знаешь же, что я выбрал тебя, с ней мы не виделись с тех пор ни разу. — отчеканивает он, поднимаясь со стула. — До завтра. Надеюсь, что ты обдумаешь все и перестанешь придумывать себе плохие концы нашей совместной истории. — Ты опять не сказал, что любишь меня. Этого мне было бы достаточно, знаешь. — произносит она. — С годовщиной свадьбы, милый. Девушка допивает остатки алкоголя и закрывает ладонями лицо, сдерживая внутри все те ядовитые слезы, вновь проклиная идеальное небо и чертову природу. А ведь все могло быть иначе. Просто однажды один человек, на которого Скай полагалась больше всего на свете ее оставил в одиночестве. Она сбежала, оставив сладкие обещания «быть вместе всегда-всегда» медленно смешиваться с грязью, пропитываться ядом, превращаясь по степенно в вязкую черную мазуту, что «неотмыть-неотстирать» никогда в жизни. Она забрала с собой все солнце, словно оно светило только для нее, а Скай лишь нежиться в лучах светила могла благодаря ей. Отвратительно и мерзко поступило с ней ее же солнце, которое предпочло сбежать, оставив Скайлор тонуть в этой черной мазуте, бензине, болоте, все равно, главное просто тонуть, медленно погружаясь на известняковое дно, утрачивая последние пузырьки спасительного кислорода. — Ненавижу. — срывается с губ неожиданно, зато своевременно до сводящих судорогой мышц при гадких воспоминаниях собственной никчемности. Хотя, почему воспоминаний? Она и сейчас никчемна. И ведь все могло быть иначе, если бы… И таких «если бы» дохуя. Настолько много вариантов и исходов, и концов, и исходов, что голова кругом идет лишь стоит подумать об «все могло быть иначе». Может, могло бы, но точно не будет. Потому что жизнь по пизде пошла не сейчас, а давно, лет девять назад, когда собственной солнце Чен позорно сбежало, оставив шлейф из страха и боли, а еще презрения и тошнотворной идеальности. Не смешно ли? Так хотеть быть с тем, с кем тебе не быть. И кто знает почему? Может, страшно, может мерзко. Просто не дано быть такой как Скайлор Чен с самым (НИКТО НЕ ИДЕАЛЕН СКАЙ!) идеальным (нет, конечно нет) человеком — Харуми Гордон — личным солнцем нынешней Смит. Наверное, не стоит сейчас произносить вслух те самые слова, что и влетели отравленной стрелой в сердце девять лет назад: — Она никогда не была твоим солнцем Скай…