Вслушиваясь в темноту

Забавно. Еще совсем недавно, года два-три назад, я бы плюнул на то, что должен находиться на работе, и рванул бы к Снейпу выяснять, что он там такое знает и почему этого не знаю я. Да что там два-три, я и год назад рванул бы, а если бы попался — отпирался бы, отмалчивался, вилял и переводил разговор, считая себя, разумеется, абсолютно правым. Да и сейчас хочется, если честно, но… Но. Снейп, чтоб его, все-таки прав и мне уже не одиннадцать, я взрослый, ответственный человек, аврор, между прочим. Как выяснилось, служба в Аврорате — это не только про то, как хорошие парни ловят плохих, это еще когда хорошие парни получают от начальства указания, отвечают "да, сэр" и идут эти указания выполнять, засунув свое ценное мнение гиппогрифу под хвост. А если не выполняют — огребают по полной. Так что не сделать мне в Аврорате карьеру, несмотря на все геройство и особые отношения с министром Шеклболтом. В общем, к Снейпу я все-таки не срываюсь, но и принять "мы этим делом больше не занимаемся" спокойно и без внутреннего протеста не выходит. Помаявшись пару часов в кабинете и дождавшись, когда Мэтлок куда-то свалит по очень важным делам, я откладываю в сторону пергаменты, выхожу в коридор, оглядываюсь по сторонам и уверенным шагом иду к лестнице, как будто мне именно туда и надо. Спускаюсь вниз, к камерам. Всего несколько дней назад я допрашивал Маклаггена и его товарищей, да только ничего толком не узнал, а теперь, скорее всего, и не узнаю уже. Может, надо было надавить посильнее? Почему мы этого не сделали, не допросили их как следует? Почему не использовали веритасерум, наконец? Как будто… Я останавливаюсь, запнувшись, хватаюсь за стену, чтобы не навернуться со ступенек, и все-таки договариваю сам себе: как будто кто-то не хотел, чтобы Патрик рассказал правду. Да нет, бред какой-то. Я даже головой потряс, отгоняя нелепые мысли. Такого просто не может быть! Но чертов Снейп явно что-то знает, и я эту информацию вытрясу, даже если придется его придушить. Внизу у камер сегодня дежурит Рикетт. Мы с ним особо не дружим, но друг другу симпатизируем, как квиддичист квиддичисту, играли раза два вместе. Рикетт — это хорошо, с ним можно договориться, да и особых амбиций у него нет. — Привет, — улыбается он, быстро пряча под стол что-то яркое и глянцевое, чего явно не должно быть на работе. — Ты чего пришел? Джексон же сказал: дело пока приостановлено, Маклагген с остальными главарями в больнице, а мелочь ничего не знает. Или ты просто так, потрепаться? Кофе будешь? Я киваю: кофе так кофе, сажусь в кресло рядом со столом, устраиваюсь поудобнее. Хорошо быть Рикеттом, надо было у Шляпы на Хаффлпафф проситься вместо Гриффиндора. Джексон сказал, значит, все в порядке. Кофе горчит на губах, несмотря на три куска сахара, Рикетт болтает про отборочные по квиддичу, мне легко удается поддерживать разговор. Потом он выдыхается, и я тут же пользуюсь короткой паузой: — Слушай, Энтони. А в камере Маклаггена сейчас никого же, да? — Угу. — Откроешь? — Зачем? — Рикетт настораживается, подбирается, в глазах загорается подозрение. Проблема в том, что я и сам не знаю, зачем мне вдруг понадобилось в бывшую камеру Патрика Маклаггена и что я собираюсь там найти. — Хочу посмотреть кое-что… Проверить одну теорию. Только я пока Джексону не говорил, сам не уверен еще. И еще — ты же можешь проверить, кто к Маклаггену приходил в последние дни? Рикетт задумчиво смотрит на меня, дергая себя за мочку уха. Наверное, зря я все это затеял вообще… С чего я взял, что ему можно доверять, что он не помчится сейчас наверх рассказывать начальству о внезапном интересе Поттера? Хотя почему внезапном? Я вел это дело, я задерживал Маклаггена и потом работал с ним, я допрашивал его и остальных членов группы, я наблюдаю за Снейпом, который тоже во всем этим каким-то боком замешан — по-моему, желание разобраться в происходящем вполне естественно. Правда, Джексон может решить иначе, да и черт с ним, вывернусь как-нибудь. — А Джинни Уизли — твоя бывшая же, да? Киваю, слегка опешив от неожиданности. Джинни-то тут при чем вдруг? — Бывшая. Но она не свободна, если ты об этом. — Да нет, — хмыкнув, Рикетт машет рукой. — Девушке моей очень "Гарпии" нравятся — нельзя через твою бывшую билеты получше достать, а? Услуга за услугу. Рикетт не так уж прост, как мне всегда казалось! С одной стороны — это его работа, но с другой, мне ведь действительно надо, чтобы никто не узнал пока… Ухмыляюсь, пытаясь выглядеть беззаботнее, чем на самом деле, киваю с видом человека, у которого все схвачено. — Я поговорю. Ну что? Кто приходил к ребятам Маклаггена… Ну, скажем, за последнюю неделю. — Ты. — Вот сволочь! — Еще эта… которая по проблемной молодежи, ну такая, стриженая. Несколько раз с ним наедине разговаривала, не знаю уж, чего хотела. Родители, но их в камеру не пустили, они в зале общались, мамаша его рыдала так, я уж думал в Мунго посылать за успокоительным. — А из наших? — В смысле, кроме тебя? Мэтлок твой был пару дней назад. Нет, вру, позавчера с утра явился. Совсем ненадолго, на несколько минут всего. — В камеру заходил? Короткий кивок в ответ. Я пытаюсь уговорить самого себя, что это ничего не значит и ни о чем, вот абсолютно ни о чем не говорит — ну мало ли, приходил и приходил, Мэтлок — сотрудник Аврората, имеет право допрашивать задержанных. Но почему он со мной не поделился, если были какие-то идеи или подозрения? Наверное, решил, что на этом деле можно карьерно вырасти, не иначе, вот и явился, а кома и все остальное — просто совпадение. Камера, из которой Маклаггена увезли в Мунго, маленькая, полутемная и, как ни странно, довольно уютная, не Азкабан все-таки. Но от серых каменных стен все равно несет болью и безнадежностью, и я вздрагиваю от холода и странного чувства, которое мне совершенно не нравится. Жалость? Что-то ты слишком часто жалеешь кого попало, аврор Поттер, то Снейпа, то этих молодых придурков… Тебя не этому на аврорских курсах учили! На стене неровным строем процарапаны полоски — интересно, чем это он? Или не Патрик, а кто-то до него отмечал одинаковые, серые, холодные и безнадежные дни? Пытаюсь пересчитать, сбиваюсь, начинаю снова: да, судя по количеству, вполне мог быть Маклагген. Внимательно осматриваю стены, пол, кровать, примагиченный к полу стол в поисках еще какого-нибудь знака, но ничего нет. Сажусь на твердую узкую кровать, передергиваю плечами, плотнее запахиваю на груди мантию, закрываю глаза и пытаюсь представить себе Патрика Маклаггена, семнадцатилетнего мальчишку, ничем не выдающегося студента-рейвенкловца, младшего брата Кормака, который так бесил когда-то нашу Гермиону. Кормак бесил, не Патрик, Патрика для нас не существовало тогда, как не существовало и большей части остальных младшекурсников. Как он умудрился впутаться в такое дерьмо? Зачем? Почему? Осознанная политическая позиция или просто юношеская глупость, которая дорого ему обошлась? Жалко, что предметы не умеют говорить все-таки! Я бы сейчас порасспросил сейчас… да хоть подушку со стулом, узнал бы, что они видели. Дамблдор говорил, что магия оставляет следы, но я не он, я не умею их чувствовать — да и была ли здесь магия? Магическая кома Маклаггена, скорее всего, объясняется какими-нибудь естественными причинами, а слова Снейпа… Просто совпадение. Просто. Совпадение. Совпадения бывают, Поттер, тебе ли в этом сомневаться? Потом меня короткой, резкой волной окатывают… Не знаю, как это правильно назвать. Отголоски эмоций, воспоминания о чьих-то чувствах, отзвуки мыслей того, кто сидел вот так же на этой кровати, подтянув колени к груди и стараясь сохранить крохотный огарок надежды? Страх, душное отчаяние, непонимание происходящего, тревога и еще беспомощное желание освободиться и стряхнуть с себя морок, как будто муха бьется в липкой паутине. Империо? На Маклаггена наложили второе Непростительное? Вряд ли, сейчас к этому относятся еще строже, чем до войны, и никто не стал бы рисковать только ради того, чтобы досадить министру. Волна спадает прежде, чем я успеваю додумать мелькнувшую в сознании мысль до конца. Аккуратно заперев камеру и наложив все нужные заклинания, я клятвенно заверяю Рикетта, что обязательно поговорю с Джинни, как только увижу, и снова поднимаюсь к себе в кабинет. Мэтлок сидит за своим столом, весь такой поглощенный делами и очень занятой, даже не удостаивает меня приветствия, только коротко кивает. Какое-то время пытаюсь следовать его примеру и тоже заняться работой, но невнятная мысль крутится на краю сознания, нудит, как запутавшийся в занавесках докси, бьется в висок, стараясь прорваться наружу, и никак не дается в руки. Надо бы поговорить с Мэтлоком и как-то выспросить поаккуратнее, зачем он спускался в камеру — так ведь не скажет ни за что. Мне почти удается ухватить навязчивую мысль за кончик хвоста, когда в комнату влетает бумажный самолетик, проносится со свистом в пару дюймов от моей головы и падает прямо Мэтлоку в руки. Тот быстро его разворачивает, бросает на меня почти неуловимый взгляд. — Я по делам, Поттер, — тут же кидает, отвернувшись. — Если кто-нибудь будет искать, спроси, что надо, я потом свяжусь. Не дожидаясь моей реакции, Мэтлок торопливо выходит из кабинета. И что-то — в его походке, в мимолетном взгляде, в складке на лбу, в выражении лица — не дает мне усидеть на месте. Я… Я все-таки так и не повзрослел, Снейп. Я до сих пор не умею жить, оставляя в стороне то, что меня не касается, потому что меня по-прежнему касается все. Ну да, ничему меня жизнь не учит. Поэтому я тоже выхожу из кабинета, осматриваюсь по сторонам и быстро иду, почти бегу, в сторону туалета. Интересно, почему многие мои авантюры так или иначе связаны именно с туалетами, а? Вот что это обо мне говорит, как вы думаете, мистер Снейп? Хотя что думает Снейп, я примерно догадываюсь и даже могу представить себе, какими именно словами, осталось разобраться, почему это меня интересует вообще. Но потом, сейчас надо действовать, пока я не передумал и не вспомнил, что мне уже давно не одиннадцать, да и Рона с Гермионой рядом нет. Я запираю кабинку, на всякий случай накладываю "муффлиато" — тоже снейпово заклятие, черт бы его побрал, не до него сейчас! — и негромко, почти шепотом, говорю: — Кричер. Ну разумеется, Кричер. А кто еще может проникнуть незамеченным в Аврорат? Кричер возникает передо мной с легким щелчком и склоняется в почтительном поклоне, почти подметая ушами не особо чистый пол. Он больше не мой эльф — ну, то есть официально, понятное дело, все еще мой, потому что никакой одежды старый упрямец так и не принял, но обитает он теперь в Хогвартсе, под началом директора Макгонагалл, и, судя по всему, превосходно там себя чувствует. Кухонные домовики у него по струночке ходят, Невилл говорил как-то. Я иногда, стыдно признаться, скучаю по его ворчанию и пирогу с говядиной и почками, но к себе забирать обратно не хочу. В Хогвартсе Кричеру лучше, чем со мной… Прервав многословные уверения в том, что Кричер безумно рад видеть Гарри Поттера и счастлив оказаться полезным, я присаживаюсь на корточки и тихо произношу, глядя прямо в выпуклые круглые глаза. — Кричер. Я тебя попрошу сделать для меня одну вещь, только никто не должен знать, ладно? Мне нужно, чтобы ты кое-что принес… От того, каким неподдельным счастьем загорается его лицо, в груди больно колет острыми иголочками вины. Кричер исчезает с едва слышным хлопком, а я, решив, что домовик сочтет распоряжение очистить мою служебную мантию за знак особого расположения, прислоняюсь к стене. Странно, почему туалеты в Аврорате грязнее, чем когда-то у нас в Хогвартсе? Вроде как взрослые люди и защитники магического правопорядка, а не толпа подростков, пока еще не собирающихся браться за ум… Не о том ты думаешь, Поттер, не о том! С другой стороны, если я буду слишком много размышлять о том, что собираюсь сделать, и передумать недолго, потому что глупость несусветная, и если меня застукают — распрощаться придется не только с карьерой аврора, но как бы не с собственной свободой, и никакие танцы с дочкой министра не помогут, тем более что на ее записку, которую вскоре после того приема принесла ухоженная черная сова, я так и не ответил. Вот опять мысли уходят в сторону, сворачивают не туда, как будто катятся по кочкам. На счастье, Кричер возвращается быстро и с поклоном протягивает мне сверток, который я самолично спрятал в самый дальний угол комода. Струящаяся почти невесомая ткань скользит по пальцам, лаской льнет к коже, снова возвращая меня в детство — беззаботное, черт возьми, несмотря ни на что! Как давно я не пользовался мантией? А ведь когда-то именно она давала мне такое опьяняющее, такое безумное чувство свободы и собственной неуязвимости! Доставшаяся в наследство от отца мантия-невидимка, последний из Даров Смерти, течет в моих руках. Накинув ее, я едва удерживаюсь, чтобы не рассмеяться в голос, как будто мне опять… Черт, вот прицепилось это несчастное "одиннадцать", которое Снейп процедил сквозь зубы! Ладно, пусть не одиннадцать, но я чувствую себя так, как будто снова в школе, пробираюсь незамеченным по коридорам после отбоя, чутко прислушиваясь — не раздадутся ли за углом знакомые шаги, не покажется ли худая фигура в черном со свисающими на плечи волосами? Выхожу из туалета и, пригнувшись и стараясь ступать потише, возвращаюсь в кабинет. Мне понадобится еще одна вещь… Да, вот они! Джордж как-то презентовал, заявив, что в моей работе такая штука попросту незаменима. Усовершенствованная версия удлинителя ушей: теперь вместо веревочки с болтающимся на конце ухом появился тонкий, едва толще волоска, шнур, который может пролезть в любую щелку и малюсенькую дырочку, а разглядеть его практически невозможно. И Джордж уверял, что качество стало гораздо лучше. Насколько я знаю, на открытый рынок он эти свои удлинители пока не выбросил — а о том, что он там продает в задней комнате, предпочитаю не задумываться. Пока Джорджа Уизли не притащили к нам за изготовление и распространение какой-нибудь незаконной дряни, все в порядке. Засунув шнур в карман, иду к кабинету Джексона. С чего я решил, будто Мэтлок там? Ну… назовем это интуицией, что ли. Завернув за угол, чуть не натыкаюсь на троих авроров из соседнего отдела, едва-едва успеваю отскочить к стене и пригнуться, чтобы ноги из-под мантии не торчали. Сердце так колотится, на все Министерство должно быть слышно. Трое останавливаются, и у меня внутри все холодеет. Все-таки авроры — это вам не слизеринский декан, отлавливающий по коридорам нарушителей, нас специально учат видеть и слышать всякое, но мантия не подводит и на этот раз, и они, возобновив разговор, проходят мимо. На всякий случай напрягаю слух: вдруг обсуждают что-то важное, что-то, что мне надо знать, но они говорят о вечеринке на прошлых выходных, посмеиваясь над кем-то, который весь вечер ухлестывал за девчонкой, а ему так ничего и не обломилось. Нормальная, естественная тема для молодых здоровых мужиков, живущих нормальной, правильной жизнью. Наконец они, огласив напоследок коридор громким ржачем, скрываются за дверью. Я дожидаюсь, пока даже отголоски их смеха растворятся в пустом коридоре, и иду вперед. Добравшись наконец до кабинета главного аврора, опускаюсь на корточки чуть сбоку от двери, просовываю в щель под ней кончик удлинителя ушей и вставляю свободный конец в ухо, чувствуя себя не то идиотом, не то преступником, не то и тем, и другим одновременно.