Удары

Изменив своей привычке передвигаться по городу только на карете, Эрвин неспешно шел по улицам Митраса в свою столичную квартиру. Дело было вечером, как раз после сложного и длинного пребывания в Совете: от долгого сидения у него разнылась поясница, а глаза болели из-за постоянных попыток разобраться в бисерном почерке секретарей. Всю дорогу домой в голове крутились бессмысленные, только что отгремевшие препирательства. Одоленный рутинными раздумьями, он проходил мимо цветочной лавки и рассеянно оглядел пестрое поле на тротуаре. Белые, розовые, оранжевые, голубые... Оранжевые?.. Эрвин зацепился взглядом за букет броских рыжих лилий и желто-красных роз. Мгновенно позабыв о своих хлопотах, он уставился на яркое пятно посреди бледных, маловыразительных цветов. Большие лепестки полностью раскрылись, обнажая пучок трогательных ниток с пыльниками на конце, сердцевина бутонов роз была похожа на желток и потому грела как солнце. Как несколько солнц, ослепивших именно его. Эрвин с ленцой, как бы нехотя подошел к собранному букету. Между крупными венчиками молчаливо выглядывали пятнистые желтые альстромерии, обращая к нему свои изогнутые темные тычинки. «Обычные цветы, ничего интересного», — попытался отвлечь себя Эрвин, но вместо этого присел перед вазой. Букет был зверем, притаившимся в лесу. Ощутив его присутствие жертва каменеет и завороженно смотрит в ответ. В хищном облике была сила, грация, опасность и странная власть. Эрвин вспомнил — иногда Ривай так смотрел на него, и он чувствовал трепет, радостное желание подчиниться, дать себя съесть. Это чувство обволакивало сердце, и было от него так сладко, как сладко было вдыхать запах цветов. Пятнышки альстромерии напоминали его кожу. Волнистый контур роз был подобен губам. Широко раскрытые лилии внимали ему, ничего не утаивая, безбоязненно давая заглянуть в самое свое нутро. Совсем как он. Совсем. Как. Он. Красота мягких и податливых цветов была их же защитой. Они кричали всем своим видом подойти и взять их, коснуться, растереть пыльцу пальцами, а потом зарыться носом, давая лепесткам ласкать свое лицо. Эрвин огладил один бутон лилии — тонкий и непрочный — и большим пальцем медленно залез внутрь, ощущая только нежность. Было и еще что-то, чему слов он не мог подобрать, что-то такое сильное, влекущее к Риваю... Эрвин поднял голову и встретился взглядом со стоящим поодаль продавцом в зеленом фартуке. Тот пристально за ним наблюдал, но подойти не решался — видимо, из-за военной формы. Эрвин вернул руку, раскатывая пыльцу между подушечками пальцев и, предупреждая любые вопросы, спросил: — Сколько? Так сразу понять на ватную голову, какое именно чувство его одолело, было выше всяких сил. Усталость брала свое, и все еще озадаченный Эрвин пошел домой с букетом, мечтательно представляя, как отдаст цветы Риваю... И, быть может, ничего говорить не придется. Может, его просто поймут без слов. Хотя, конечно, к тому времени цветы сгниют — Ривай ведь в Митрас не поехал, остался далеко в Тросте.