1000 поцелуев

POV Luna Девять лет назад Возраст – восемь лет – Куда мы едем? – спросила я, когда папа мягко взял меня за руку и повел к машине. Почему меня так рано забирают с уроков? Сейчас ведь еще только перерыв на ланч. Уходить до окончания занятий нам не разрешалось. Папа не ответил и только крепче сжал мою руку. Я оглянулась и пробежала взглядом по забору. Какое-то странное чувство стянуло живот. Мне нравилось в школе, нравилось учиться. Следующим уроком у нас была история, мой любимый предмет, и я, конечно, не хотела его пропускать. – Луна! – Стоявший у забора мой лучший друг, Маттео, провожал меня взглядом. Я заметила, как сильно он сжал пальцами металлические прутья. – Куда ты? – В классе мы сидели рядом. Мы всегда были вместе, и когда кто-то один отсутствовал, другому становилось уже не так весело на занятиях. Я посмотрела на папу, ожидая ответа от него, но он не глядел на меня. Молчал и ничего не говорил. Я снова повернулась к Маттео и крикнула: – Не знаю! Маттео смотрел мне вслед, пока я забиралась в машину. Когда я села на бустер, папа накинул ремень безопасности. Со школьного двора донесся звонок – перерыв на ланч закончился. Я посмотрела в окно – все дети торопились вернуться в классы, но не Маттео. Он оставался у ограды, и ветер трепал его длинные каштановые волосы. «Ты в порядке?» – спросил он одними губами, но тут папа сел в машину и тронулся с места, прежде чем я успела ответить. Маттео побежал вдоль забора, стараясь не отстать от машины, пока сеньора Бенсон не окликнула его и заставила пойти на урок. Школа уже скрылась из вида, когда папа наконец обратился ко мне: – Луна? – Да? – Ты ведь знаешь, что бабуля уже живет с нами какое-то время? Я кивнула. Не так давно бабуля перебралась в комнату напротив моей. Моя мама сказала, что ей нужна помощь. Мой дедушка умер, когда я была совсем маленькая. Бабуля несколько лет жила одна, а потом переехала к нам. – Помнишь, что мы с твоей мамой говорили тогда? Насчет того, почему бабушка больше не может жить одна? Я вдохнула через нос и прошептала: – Да. Потому что ей нужна наша помощь. Потому что она больна. – Внутри у меня все сжалось. Бабуля была моим лучшим другом. Она и Маттео были самыми-самыми. Бабуля говорила, что я пошла в нее. До того как она заболела, у нас с ней было много приключений. Каждый вечер бабуля читала мне о знаменитых исследователях и путешественниках. Рассказывала о великих людях и событиях – больше всего мне нравилось слушать об моём дедушке, бабушке и моих самых любимых, итальянских богачах. У бабули они тоже были самыми любимыми. Я знала, что бабуля болеет, но она никогда не вела себя как больная. Всегда улыбалась, всегда обнимала меня и смешила. Говорила, у нее в сердце лунный свет, а в улыбке – солнечные лучики. Говорила, это потому, что она счастлива. С ней и я была счастлива. Но в последние недели бабуля много спала и почти ничего больше не делала, потому что очень уставала. По вечерам я часто ей читала, а она слушала, гладила меня по волосам и улыбалась. И все было хорошо, потому что бабулины улыбки – самые лучшие улыбки на свете. – Да, Луночка, больна. И даже очень, очень больна. Ты понимаешь? Я нахмурилась, но кивнула и сказала: – Да. – Вот потому мы и едем домой пораньше, – объяснил он. – Бабушка ждет тебя. Хочет тебя увидеть. Увидеть свою маленькую подружку. Я все равно не поняла, почему папа везет меня домой так рано, чтобы повидаться с бабулей, если после уроков я каждый раз первым делом захожу к ней в комнату, и мы разговариваем. Она любит слушать, как прошел мой день в школе. Мы свернули на нашу улицу и остановились на нашей подъездной дорожке. Папа немного посидел молча, потом повернулся ко мне. – Знаю, тебе только восемь, Луночка, но сегодня ты должна быть большой, смелой девочкой. Договорились? Я снова кивнула. Папа грустно улыбнулся: – Вот и молодец. Он вышел из машины, открыл дверцу с моей стороны, помог выйти мне, и мы вместе направились к дому. Машин у дома стояло намного больше, чем обычно. Я уже хотела спросить, чьи они, когда через двор между нашим и соседним домом прошла сеньорита Бальсано, мама Маттео, с большим подносом, на котором лежала какая-то еда. – Мигель! – позвала она, и папа повернулся поздороваться с ней. – Привет, Алехандра. – Мама Маттео остановилась перед нами. С длинными, такими же кудрявыми, как у него, распущенными волосами, она была настоящая красавица. А еще она была добрая и меня называла доченькой. Я ее любила. – Это я вам приготовила. Пожалуйста, передай Жасмин, что мы думаем о вас всех. Папа выпустил мою руку и взял блюдо. Сеньорита Алехандра наклонилась и поцеловала меня в щеку. – Будь хорошей девочкой, Луна, ладно? – Да, сеньорита, – сказала я. Миссис Алехандра повернулась и пошла через лужайку к своему дому. Папа вздохнул, потом кивнул, и мы направились к передней двери. Едва войдя, я увидела моих тетей и дядей, сидевших на диванах в гостиной, и моих кузенов и кузин, игравших на полу со своими игрушками. Мои сестрички, Дельфи и Жасмин – обе младше меня, одной четыре, другой только два, – сидели с тетей Амбар. Они помахали мне, но остались у тети Амбар на коленях. Никто ничего не говорил, но многие вытирали глаза, а другие плакали. Я ничего не понимала и потому прижалась к папиной ноге. Кто-то появился у двери в кухню. Я посмотрела – это была еще одна моя тетя, Никель, или Нина. Молодая и веселая, она всегда придумывала что-то забавное. Моя любимая тетя. Мама была старшей сестрой, но они походили друг на дружку – у обеих длинные каштановые волосы и карие глаза. Но все равно Нина была красивее. Хотела бы я когда-нибудь стать такой же. – Привет, Лунка. – Я заметила, что у нее красные глаза и голос звучит как-то странно. Нина посмотрела на моего папу. Потом забрала у него поднос. – Пора и вам, Мигель, тебе и Луне. Идите. Мы пошли, но я оглянулась и уже открыла рот, чтобы позвать Нину, но она вдруг повернулась, поставила блюдо с едой на стол, закрыла лицо руками и разрыдалась. – Нина? – прошептала я, чувствуя, как внутри что-то стянулось. Папа положил руку мне на плечо и повел из комнаты. – Все хорошо, Луночка. Нине просто нужно немножко побыть одной. Мы подошли к бабулиной комнате, но прежде чем открыть дверь, папа остановился и сказал: – Здесь мама и Ям, бабушкина медсестра. Я недоуменно нахмурилась: – А почему здесь медсестра? Папа толкнул дверь в бабулину комнату, и моя мама тут же поднялась со стула у кровати. Глаза у нее покраснели, а волосы растрепались. Волосы у мамы всегда были в порядке. Медсестра стояла в глубине комнаты и что-то писала на планшете. Когда я вошла, она улыбнулась и помахала мне. Я повернулась к кровати. Бабуля лежала. Из руки у нее торчала игла с прозрачной трубкой, которая вела к пакетику, висевшему на металлической стойке у кровати. У меня дрогнуло сердце. Я вдруг испугалась и замерла на месте. Мама шагнула ко мне, и бабуля подняла голову. Она так изменилась с прошлого вечера. Лицо бледное, и глаза уже не такие ясные. – Где моя маленькая подружка? – Голос был тихий и звучал как-то странно, но от ее улыбки мне сразу стало теплее. Я тихонько хихикнула и подбежала к кровати. – Здесь! Я сегодня пришла из школы пораньше! Бабуля подняла руку и постучала мне пальцем по кончику носа. – Вот и молодец! Я улыбнулась. – Мне просто захотелось повидаться с тобой. Я всегда чувствую себя лучше, когда мое солнышко рядом и когда мы можем немножко поболтать. Я снова улыбнулась, потому что это я – «ее солнышко», «свет ее очей». Она всегда так меня называла. Говорила, по секрету, что я – ее любимица. И еще говорила, что это наш секрет и что мне нужно держать его при себе, чтобы не расстраивать сестренок. Папа вдруг поднял меня и посадил на кровать. Бабуля взяла мою руку и сжала пальцы, но я только заметила, что они холодные. Дышала она глубоко, но в груди у нее как будто что-то похрустывало. – Ты хорошо себя чувствуешь? – спросила я и, наклонившись, поцеловала ее в щеку. Обычно от нее пахло табаком, потому что она курила сигареты. Но сегодня никакого запаха дыма не было. Бабуля улыбнулась. – Я устала, милая. И я… – Она вздохнула и на секунду зажмурилась. Потом снова открыла глаза, поворочалась. – …Ненадолго уеду. Я нахмурилась. – Куда ты уедешь? Можно мне с тобой? – Мы всегда отправлялись за приключениями вместе. Бабуля слабо улыбнулась и покачала головой: – Нет, милая. Туда, куда я еду, тебе нельзя. Пока нельзя. Но когда-нибудь, через много-много лет, ты снова меня увидишь. Рядом всхлипнула мама, но я только растерянно смотрела на бабулю: – Но куда ты уезжаешь? Не понимаю. – Домой, милая. Я уезжаю домой. – Но ты же дома, – возразила я. – Нет. – Бабуля покачала головой. – Это не настоящий наш дом. Жизнь, милая, это только большое приключение. Приключение, чтобы радоваться и любить всем сердцем, прежде чем отправиться в другое, самое большое приключение из всех. Я посмотрела на нее с восторгом и изумлением, но и с печалью. Глубокой, настоящей печалью. У меня задрожала нижняя губа. – Но мы же лучшие подружки. Мы всегда отправляемся за приключениями вместе. Ты не можешь уйти без меня. Слезы брызнули из глаз и поползли по щекам. Бабуля подняла свободную руку и коснулась моего лица. Эта рука была такая же холодная, как и другая. – Да, милая, мы всегда отправляемся за приключениями вместе, но не на этот раз. – Ты не боишься уезжать одна? – спросила я. Бабуля вздохнула: – Нет, милая, страха нет. Я совсем не боюсь. – Но я не хочу, чтобы ты уезжала. – У меня запершило в горле. Бабуля не стала убирать руку. – Ты будешь видеть меня во сне. Мы не прощаемся. Я моргнула. Раз и еще раз. – Как ты видишь дедушку? Ты же всегда говоришь, что он приходит к тебе во сне. Разговаривает с тобой, целует руку. – Да, точно так же. – Я вытерла слезы. Бабуля сжала мою руку и посмотрела на стоявшую позади меня маму. – И у меня есть для тебя еще одно приключение. Я замерла: – Правда? За спиной звякнуло о стол стекло. Я хотела обернуться и посмотреть, но тут бабуля спросила: Луна, какое у меня было самое любимое в жизни воспоминание? Я всегда тебе о нем говорила. Что-то, что всегда вызывало у меня улыбку. – Дедушкины поцелуи. Его сладкие мальчишечьи поцелуи. Воспоминания обо всех его поцелуях. Ты говорила, что это самые любимые твои воспоминания. Не деньги, не вещи, но его поцелуи, потому что они были особенные, и ты чувствовала себя любимой и улыбалась, потому что он был твоей половинкой. Он был твоим навеки. – Верно, милая. И вот для твоего приключения… – Она снова посмотрела на маму. Я обернулась и увидела, что мама держит в руках большую стеклянную банку, заполненную до верха розовыми бумажными сердечками. – Вау! – воскликнула я восторженно. – А что это? Мама положила ладони мне на плечи, и бабуля постучала пальцем по крышке. – Это – тысяча мальчишечьих поцелуев. Или, по крайней мере, будет, когда ты все их заполнишь. Вот это да! Я попыталась сосчитать сердечки, но не смогла. Тысяча – это так много! - Луна… – Я повернулась к ней и увидела, что ее зеленые глаза сияют. – Это твое приключение. И я хочу, чтобы ты помнила меня, когда я уйду. Я снова посмотрела на банку: – Не понимаю… Бабуля протянула руку к прикроватной тумбочке, взяла ручку и подала мне. – Я уже давно больна, милая, но мне всегда становится легче, когда я вспоминаю о поцелуях твоего дедушки. Не тех, обычных, но особенных, когда сердце едва не разрывалось в груди. Тех, которые я не забыла. Под дождем. На рассвете. Тех, когда… когда он обнимал меня крепко-крепко и шептал на ушко, что я самая-самая красивая девушка в мире. Я слушала и слушала, и мое сердце переполнялось чувствами. Бабуля показала на сердечки в банке. – Эта банка для тебя, Луна. Чтобы ты вела счет твоих мальчишечьих поцелуев. Всех поцелуев, от которых твое сердечко будет готово разорваться, самых особенных, тех, которые ты захочешь вспоминать, когда станешь старенькой и седой, как я. Тех, которые ты будешь вспоминать с улыбкой. Она постучала по банке: – Однажды ты встретишь мальчика, который станет твоим навеки, и каждый раз, получая от него особенный поцелуй, доставай одно сердечко. Записывай, где и когда тебя поцеловали. Потом, когда ты тоже станешь бабулей, как я, твоя внучка – твоя лучшая подружка – сможет узнать о них все-все, потому что ты расскажешь ей о них, как я рассказывала тебе о своих. У тебя будет банка-сокровищница со всеми драгоценными поцелуями, от которых твое сердце улетало к небесам. Я посмотрела на банку и выдохнула: – Тысяча – это так много. Это столько поцелуев! Бабуля рассмеялась: