Петербургские тайны

      Анна Викторовна убрала открытку обратно в конверт, вынула из верхнего ящика стола небольшой альбом для рисования, который иногда брала с собой на прогулки, открыла его на чистой странице и потянулась за карандашом. Некоторое время она водила им по бумаге, размышляя, как бы это уговорить Якова пойти к господину Рубцову, но так ничего и не придумав, бросила карандаш на стол и изумленно замерла – с альбомного листа на нее смотрел Кирилл Викторович Рубцов собственной персоной и, как ей показалось, нахально улыбался...       – Аннет! Яков! Митя! Сашенька! Где вы все? – откуда-то из коридора раздался голос Петра Ивановича, который и вывел Анну из овладевшей ею оторопи.       Она поспешно захлопнула альбом и спрятала его в верхний ящик стола.       – Дядя, я в кабинете! – крикнула она, оборачиваясь к двери.       – Ну, слава Богу! – обрадовался Миронов-младший, появляясь на пороге. – Думаю, куда все пропали – ни Виктора с Марией Тимофеевной, ни детей, ни собак, одна Зина на кухне кашеварит.       Анна с улыбкой рассматривала одетую в китайский шелковый халат фигуру в смешных домашних туфлях с загнутыми кверху носами, обутых прямо на босую ногу. Петр Иванович держал в руках дымящуюся чашку, от которой по кабинету немедленно распространился аромат кофе, и улыбаясь смотрел на нее. Иногда Анне казалось, что ее дядюшка специально спит до полудня, чтобы не одеваться к завтраку, на чем так настаивала Мария Тимофеевна. Виктор Иванович и Яков выходили в столовую в домашних стеганых сюртуках, но свободолюбивая натура Миронова-младшего не желала мириться с тиранией невестки, особенно по утрам...       – Представь себе, встал я сегодня ни свет ни заря, кажется без четверти двенадцать, – пожаловался Петр Иванович, попивая кофе, – пришел в столовую к Виктору, а там не то что завтрака нет, так еще и скатерть со стола пропала. Пришлось мне просить Зинаиду покормить меня чем Бог послал – обещала напечь оладушков.       – Это Татьяна, – сокрушенно вздохнула Анна Викторовна. – Старую скатерть унесла, а новую постелить забыла...       – На редкость бестолковые девицы, – кивнул Миронов-младший, – и как ты их только терпишь...       – Маменька с ними справляется, а мне все равно, – пожала плечами женщина.       – Ну, Бог с ними, – махнул рукой Петр Иванович. – Лучше скажи, куда все подевались? Я что-то пропустил?       – Да нет, ничего особенного, – пожала плечами Анна. – Папенька с маменькой отправились покупать мебель в спальню; Митя с Яковом, как и собирались, поехали в гимназию – видите ли, директор желает лично побеседовать с Митей – никогда о таком не слышала; ну а Глафира Петровна с Петей и Сашенькой взяли собак и пошли в Летний сад на прогулку...       – Ну, желает, так пусть беседует, – пожал плечами Петр Иванович, – Митя любого первоклассника за пояс заткнет, не то что дошкольника...       Он сделал еще глоток и с сожалением поставил пустую чашку на блюдце, которое держал в другой руке. Анна вздохнула, размышляя не попросить ли Зинаиду приготовить кофе и ей, но все-таки решила лишний раз не отвлекать кухарку от работы, тем более, что та теперь, скорее всего, готовила завтрак для дядюшки.       – А вот по поводу Летнего сада, что-то я сомневаюсь, – задумчиво произнес Миронов. – Еду я надысь на извозчике и вижу – сидит наш Бригадный генерал в юбке на скамейке возле Марсова поля, трясет Петин экипаж и разинув рот глазеет на гвардейцев – даже не представляю, как ребенок может спать в этакой тряске да под барабанный бой... Вот помяни мое слово, с таким воспитанием Сашенька в шестнадцать лет выскочит замуж за какого-нибудь усатого поручика...       – Дядюшка, ну перестань, Сашеньке еще семи лет не исполнилось, – рассмеялась Анна и уточнила: – Скажи лучше, когда ты уезжаешь?       – Никогда, – покачал головой тот, – передумал.       И допив кофе уточнил:       – А ты почему сидишь в кабинете мужа, да еще и за его столом?       – Читала приглашение, – вздохнула Анна и отвечая на вопросительный взгляд дядюшки пояснила: – Представляешь, ко мне сегодня приезжал господин Варфоломеев...       – К тебе приезжал Владимир Николаевич? – удивился Петр Иванович. – Хочешь сказать, что он не застал Якова и говорил с тобой?       – Нет, он приезжал не к Якову, а именно ко мне, – обиделась Анна Викторовна. – Во всяком случае, так он мне сказал.       – Хорошо, – не стал спорить дядя, – и зачем он приезжал?       – Так я и говорю, привез приглашение...       – Тебе? – еще больше удивился Миронов.       – Нам с Яковом, на торжественный ужин по поводу начала лета, – терпеливо объяснила женщина и добавила: – От Кирилла Владимировича Рубцова, помнишь его?       – Это тот, который подсел к нам в поезд в Твери? – уточнил дядюшка. – Помню, конечно. Чем-то он мне Якова Платоновича твоего напомнил. Думаю, именно таким он и был лет этак двадцать назад. Я еще удивился, неужто в ведомстве господина Варфоломеева все такие – умные, бравые, целеустремленные?       – Что-то мне не показалось, что он похож на Якова Платоновича, – с сомнение пожала плечами Анна и удивленно взглянула на дядю: – А с чего ты взял, что он служит в охране Государя?       – Ну не только вы с Яковом в нашей семье сыщики, – засмеялся Миронов, – и мы, смертные, кое-чему научились... Я еще тогда подумал, с чего бы это Якову приглашать в вагон, который он нарочно полностью выкупил, совершенно незнакомого человека? Кроме того, он слишком уж вызывающе выглядел для Твери, а по прибытии в Петербург переоделся...       – Ты тоже это заметил? – обрадовалась Анна.       – Ну я же не слепой, – пожал плечами Петр Иванович, – да и на перрон он вышел не из нашего вагона, а из соседнего... Так что там с приглашением?       – Да вот оно, прочитай, – женщина протянула Петру Ивановичу конверт. Тот осторожно поставил чашку с блюдцем на край стола и прочитал надпись.       – Владимир Николаевич сказал, что господин Рубцов не знал нашего адреса, вот он и вызвался лично доставить нам приглашение, – объяснила Анна отсутствие на конверте адреса.       – Вот оно что, – недоверчиво проговорил дядя, вытащил из конверта открытку и быстро пробежал глазами несколько строк на обратной стороне.       – Ничего себе, – глядя на племянницу произнес он, – "Итальянский дом Рубцовых" – однако, совсем не плохо живут тайные агенты на службе у Государя.       – А по существу, – Миронов повертел в руках открытку, – обыкновенное приглашение, не вижу, отчего бы вам с Яковом и не пойти, заведете новые знакомства...       – По этому поводу господин Варфоломеев как раз сказал, что там будут те, с кем Яков был знаком еще до Затонска, – пожала плечами Анна.       – Ну, значит, ты заведешь новые знакомства, – пожал плечами Петр Иванович, – тебе ведь интересно, с кем твой муж общался до женитьбы?       – Не уверена, – прошептала Анна, припоминая, что знакомство с Ниной Аркадьевной, да и с Жаном Лассалем никакого удовольствия ей не доставило и громко подтвердила: – А вот по поводу новых знакомств можешь не сомневаться, как сообщил Владимир Николаевич, у господина Рубцова есть младшая сестра и он отчего-то предполагает, что знакомство с ней может быть мне интересно.       – Даже так? – дядюшка вложил приглашение в конверт и вернул его племяннице, размышляя, что же могло понадобиться всесильному господину Варфоломееву от сестры своего агента, а главное, от его собственной племянницы.       – Да, знает Владимир Николаевич что и как преподнести, – задумчиво произнес Петр Иванович, глядя на Анну.       – Что ты имеешь в виду?       – Как мне кажется, ты уже умираешь от любопытства – что же такое придумал для вас с Яковом господин Варфоломеев? Правильно? – улыбнулся дядюшка.       – Даже если и так, – пожала плечами женщина, – не представляю как мне уговорить Якова Платоновича, знаешь ведь, как он "любит" такие "праздничные ужины", а так же обеды и завтраки...       – С каких это пор, дорогая племянница, твой муж выучил слово "нет", разумеется, если это касается тебя, – удивился Миронов-младший и задумчиво добавил: – К тому же, насколько я успел изучить господина Варфоломеева, он никогда и ничего не делает просто так, а Яков знаком с ним много лет и уж поверь, знает это гораздо лучше меня, так что будь спокойна – он примет приглашение...       Анна улыбнулась и с сомнением покачала головой. Петр Иванович потянул носом и улыбнулся:       – Кажется, мои оладушки готовы, не составишь компанию?       – Пожалуй, – улыбнулась Анна и добавила: – Заодно скатерть в столовой постелю, пока маменька не заметила и не уволила наших горничных.       Еще подъезжая к дому Яков почувствовал неладное. Едва пролетка повернула в Певческий переулок, как из парадной выскочил низенький господин и, придерживая котелок, дробной рысцой пустился в противоположную от них сторону.       – Глядите-ка, Яков Платонович, – повернулся к нему кучер, – не Ваш ли управляющий поспешает?       Всмотревшись в семенящую по тротуару фигуру, Штольман нахмурился, он знал Соломона Львовича как человека степенного и уж никак не ожидал от него такой прыти, а это могло означать только одно - случилось что-то из ряда вон выходящее.       – Догони его, Степан! – велел Штольман.       – Со всем нашим удовольствием, – обрадовался извозчик, – вы, главное, коробки придерживайте, мало ли что.       И обращаясь к рысаку прикрикнул:       – Мишка, вперед!       Штольман с сыном вцепились в коробки, которых на противоположном сидении стояло несколько – кроме торта Митя попросил и глазированных фруктов, и рукодельных шоколадных конфет в кружевных бумажных формочках, и разноцветного французского безе, которое очень нравилось бабушке Марии Тимофеевне. Жеребец так лихо рванул вперед, будто только и ждал этой команды от своего хозяина. Уже через несколько мгновений Степану Ивановичу пришлось осадить едва успевшего разгорячиться рысака возле управляющего.       – Соломон Львович, может быть, Вас подвезти? Случилось что? – спросил Яков, как только пролетка поравнялась с управляющим.       – Здравствуйте, Яков Платонович! Дмитрий Яковлевич! – Соломон Львович приподнял котелок, однако скорости не сбавил.       Несмотря на это, Степану пришлось изо всех сил натянуть вожжи, чтобы заставить норовистого жеребца двигаться вровень с собеседником Якова.       – Нет, Яков Платонович, ничего особенного не случилось, – отдуваясь сообщил управляющий и добавил, махнув рукой: – Я вон, до аптекаря добегу – Сарочке моей что-то нехорошо...       – Так садитесь, подвезу, – снова предложил Штольман.       – Нет-нет! Это здесь рядышком, – замахал руками Соломон и нырнул в подворотню.       – Степан Иванович, поворачивай домой, – приказал Штольман и кивнул Мите, чтобы тот снова придержал коробки.       После нескольких настойчивых звонков в дверь, та наконец распахнулась.       – Что это Вы, Анна Викторовна, сами дверь открываете? – удивился Яков. – Где же горничные? Кстати, дворник тоже куда-то запропастился.       – Ох, Яков Платонович, у нас тут такое... – отмахнулась Анна и крикнула: – Зинаида, прими, пожалуйста, коробки!       – Мамочка, а меня приняли в гимназию, сразу во второй класс! – радостно сообщил Митя, которому так хотелось поскорее поделиться с матерью новостями.       – Правда? – обрадовалась Анна и обняла сына: – Какой же ты молодец!       – А Сашка где? – нетерпеливо спросил мальчик, передавая связанные лентой коробки подошедшей кухарке.       – Все на нашей кухне, – сообщила Анна Викторовна.       – Где? – изумился Митя, недоверчиво взглянул на матушку и побежал на кухню.       – Да что тут у вас происходит? – осведомился Яков. – Соломон Львович к аптекарю побежал, сказал супруге нехорошо...       – Ну, да, я Ольгу с Татьяной к ним отправила – пусть с Сарой Моисеевной побудут, пока он не вернется, – кивнула Анна и потянула мужа за руку: – Пойдем...       В кухне возле распахнутого настежь окна собрались все: Петр Иванович в китайском шелковом халате, Сашенька, Глафира Петровна с Петенькой на руках и только что присоединившийся к обществу Митя. "Только Виктора Ивановича с Марией Тимофеевной не хватает", – усмехнулся про себя Штольман и громко произнес:       – Добрый день всей честной компании!       – Яков Платонович, рад видеть и поздравляю со второклассником! – протянул руку Миронов-младший и добавил: – Я же сказал, что Митя любого первоклассника за пояс заткнет – так и вышло.       – Папа! – обрадовалась Сашенька. Петя заулыбался и потянулся к отцу.       – За мальчишками пошли, сейчас на дерево полезут, – деловито сообщила Глафира Петровна Анне Викторовне, словно та пропустила что-то важное, и передала радостного Петеньку Якову Платоновичу.       Штольман изумленно выглянул в окно. Весь внутренний дворик был заполнен людьми. На завалинке возле дровника степенно курили самокрутки истопник с сыновьями и дворник, на помощь которого при разгрузке коробок тщетно надеялся Яков Платонович; здесь же собрались прачки и горничные, служившие в доме; несколько праздных зевак из соседних домов расположились за оградой. Из окна с четвертого этажа доносились громкие причитания Сары Моисеевны – дражайшей супруги управляющего; а прямо перед их окном, на единственной сохранившейся во дворе осине, вцепившись в ветки сидели взъерошенные перепуганные коты и выли мерзкими голосами.       – Господи, я уж подумал, что у нас во дворе дают "Дон Жуана", – усмехнулся Штольман и посмотрел на жену: – Аня, может быть, ты объяснишь, что все это значит?       – А пойдем-ка, Яков Платонович, я все тебе объясню, – предложил Миронов-младший, которому порядком надоел кошачий ор, – заодно и Митино поступление в гимназию отметим.       – Ну пойдем, – согласился Яков, позволяя Петеньке, который обожал сидеть на руках, перебраться к Анне Викторовне.       Спустя всего лишь четверть часа под рюмочку коньяку с долькой лимона, который Петр Иванович самолично отыскал в Зинаидиных запасах, Яков Платонович был в подробностях посвящен в происходящее. Примерно час назад Глафира Петровна с детьми и собаками вернулась с прогулки. Ричард и Вильгельм сразу же отправились на кухню к Зинаиде, потому что точно знали, что там они всегда могут рассчитывать на миску с чистой водой, а если повезет, то и на кусочек чего-нибудь вкусненького. Однако кухарки на месте не оказалось, зато дверь на черную лестницу, служившую для всяких хозяйственных надобностей, которая обыкновенно закрывалась на щеколду, была распахнута настежь. Ну что в такой ситуации оставалось делать двум предприимчивым псам, которые отлично знали, что эта лестница ведет в огороженный чугунной решеткой дворик, куда их иногда, особенно в дождливую холодную погоду, выпускали справить свою собачью нужду. Кроме того, они уже давно приметили местечко, где спят наглые соседские коты и теперь, если повезет, у них появлялась возможность познакомиться с ними поближе... Недолго думая, собаки скатились по узкой темной лестнице и очутились во дворе. Коты, как и положено всем уважающим себя представителям кошачьего племени в теплую солнечную погоду, сладко спали на завалинке у сарая. Появление Ричарда с Вильгельмом стало для них полной и очень неприятной неожиданностью. Взревев спросонья от ужаса, коты подлетели вверх и бросились наутек, взрывая фонтаны щепок и опилок, которыми был засыпан двор, и которые позволяли ему оставаться сухим даже в сырую погоду. Должно быть инстинкт подсказал им, что нужно забраться повыше и они устремились к единственному находящемуся поблизости дереву. Вздыбив шерсть и распушив хвосты они карабкались вверх, пока не оказались достаточно высоко, чтобы их не смогла достать ни одна, даже самая крупная собака, не говоря уж о двух коротколапых корги. Псы, подвывая от охватившего их охотничьего азарта, бросились следом, по пути опрокинув корыто с чистым бельем. К неистовому лаю собак присоединился визг и вопли прачек. Собаки яростно лаяли и скребли когтями ствол дерева, пока на улицу не выбежали Сашенька с Анной Викторовной. После долгих уговоров и даже угроз Ричард с Вильгельмом все-таки позволили пристегнуть себя к поводкам и увести обратно в дом.       – Позволь, Петр Иванович, а где же эти бандиты теперь? Они ведь нас с Митей даже встречать не вышли, – нахмурился Яков Платонович.       – Да как только Аннушка с Сашенькой их привели, так с тех пор и сидят под диваном в вашей гостиной, – пожал плечами Миронов-младший. – Сопят, скулят, но не выходят, уж как только Сашенька их не звала... Я посоветовал пока не трогать – проголодаются, сами выйдут.       – Эх, наказать бы их, да что толку? – вздохнул Яков Платонович и махнул рукой.       – Да Бог с ними, расскажи лучше, как Митя?       – Написал прошение зачислить его во второй класс, – довольно улыбнулся Штольман. – Правда, нужно еще латынь и Закон Божий подтянуть.       – Ну, уж это он подтянет, не сомневайся, – махнул рукой Петр Иванович и уточнил: – Еще по стопочке?       Сара Моисеевна с самых первых минут наблюдала за развернувшейся во дворе драмой. Когда ей показалось, что смертельная опасность, грозящая ее четвероногим любимцам уже миновала; а прачки, на чем свет стоит ругая бестолковых псов, котов, а заодно и их хозяев, наносили воды и принялись перестирывать перепачканное белье, вдруг выяснилось что самостоятельно спуститься вниз коты почему-то не могут. Как ни старался примчавшийся им на помощь Соломон Львович, как ни уговаривал, коты только крепче цеплялись за ветки и жалобно мяукали. Во дворе стали собираться зрители: первыми степенно расселись на завалинке и достали кисеты с самосадом и газетную бумагу старичок-истопник с сыновьями, вскоре к ним присоединился и дворник; вышли во двор не занятые работой горничные, остальные следили за происходящим из распахнутых окон; за оградой стали собираться соседи. От переживаний Саре Моисеевне сделалось дурно. Пришлось управляющему оставить котов и, вверив супругу заботам Ольги и Татьяны, которых откомандировала пришедшая извиниться за собак Анна Викторовна, мчаться к знакомому аптекарю за успокоительными каплями. Вот тогда-то его и повстречали возвращавшиеся домой Яков Платонович с Митей. В отсутствие Соломона Львовича кто-то предложил позвать соседских мальчишек и попросить их силой стащить надрывающихся от воплей котов с дерева. Однако и эта затея не удалась: едва к стволу приставили лестницу, которая только-только доставала до первых толстых веток, коты, заподозрив неладное, ощетинились и поползли выше...       Трудно сказать, когда и чем могла бы завершиться эта кошачья эпопея, если бы не вернувшаяся из бакалейной лавки Зинаида. Быстро оценив обстановку, она что-то тихонько сказала отчаявшемуся управляющему, тот взглянул на нее безумными глазами и умчался в дом. Появился он спустя всего несколько минут с аптечной склянкой к которой был прикреплен бумажный ярлычок с надписью "TINСTURA VALERIANAE" и щедро опрыскал ее содержимым ствол дерева, а так же щепки и опилки вокруг. Спустя пару минут коты замолчали и стали принюхиваться, а спустя еще немного все-таки начали осторожно спускаться, мяуча и подрагивая от нетерпения...       Собаки выбрались из-под дивана только вечером, когда вся семья собралась в столовой на ужин и последующее чаепитие. Мите, щеки которого раскраснелись от горячего чая и удовольствия, пришлось еще раз специально для Виктора Ивановича и Марии Тимофеевны в подробностях рассказать все, о чем его спрашивал господин директор и все, что он ему отвечал. Каждый вопрос и каждый ответ бурно обсуждались мужской частью семьи, тогда как женская половина просто радовалась за мальчика. Сашенька смотрела на старшего брата с обожанием и даже решила пока не рассказывать ему об их с няней прогулке на Марсово поле и о том, как повстречала на Сампсониевском мосту дух какого-то страшного бородатого человека, ноги которого были скованы тяжелой цепью. Должно быть именно эта цепь и не давала ему покинуть место своей смерти. Девочке едва удалось удержать собак, которые с рычанием бросились на пришельца, но тот остался совершенно равнодушен и безучастен и к собакам, и к ее попыткам с ним заговорить. Саша не стала ничего объяснять удивленной ее поведением Глафире Петровне, решив сначала посоветоваться с матерью. К тому же, это был не первый дух с которым она повстречалась во время прогулок по городу, что было странно – в Затонске такие встречи случались крайне редко. Ричард с Вильгельмом, расположившиеся прямо под ногами у своей всегдашней покровительницы и защитницы и получившие из ее рук по кусочку хлеба, наконец-то обрели покой и душевное равновесие.       Поскольку день выдался на редкость насыщенным, то сообщить мужу о полученном приглашении на ужин Анна Викторовна смогла только поздно вечером. Анна Викторовна, уже переодетая ко сну в ночную сорочку, в накинутом на плечи пеньюаре, передала мужу конверт и в подробностях рассказала ему обо всех обстоятельствах его получения. Она уже успела расчесать волосы и заплести их в косу, а Яков Платонович все еще молча хмурился рассматривая то конверт, то саму открытку. Надо сказать, что ему в этом приглашении не нравилось все, начиная от способа доставки и заканчивая букетом ромашек на лицевой стороне открытки – уж больно они были хороши и просто не могли не понравиться Анне.       – Яша, ну что ты думаешь? – удивленная столь долгим молчанием спросила Анна, которая больше всего боялась услышать решительное и непреклонное "нет", и подошла к мужу, останавливаясь у него за спиной. Штольман вздохнул, пожалуй, то что он сейчас думал, говорить вслух не стоило. Едва ли бы у Анны нашло понимание его острое желание немедленно вернуться в их дом в Затонске и еще лет на десять забыть о господах Рубцове и Варфоломееве... Особенно, о господине Рубцове... Вот дернул же его черт проявить благородство! Ничего бы с Кириллом Викторовичем не случилось, доехал бы и в вагоне третьего класса, а еще лучше на следующем поезде... Яков Платонович усмехнулся, мстительно представив Кирилла Викторовича в его щегольском наряде медленно бредущего по шпалам...       – Яков Платонович, – тихо позвала Анна, обходя кресло.       – Не знаю, что и думать, – Яков швырнул конверт с открыткой на стол, взял Анну за руку и потянул к себе, усаживая на колени: – Тебе хочется пойти на этот ужин?       – Мне хочется посмотреть на сестру Кирилла Викторовича и понять, почему Владимир Николаевич желает нашего знакомства, – быстро ответила Анна и пожала плечами.       – И все? – глядя ей в глаза уточнил Яков.       – А что еще? – удивилась Анна Викторовна и добавила: – Насколько я поняла, сам Владимир Николаевич тоже будет с супругой – она крестная сестры Кирилла Викторовича...       – Ну, уж если Евдокия Федоровна собирается на это ужин, тогда, конечно, стоит пойти и нам, – невесело усмехнулся Штольман и нежно поправил прядку волос на левом виске Анны Викторовны, которая так и не научилась оставаться в прическе.       Когда на следующий день за обедом Анна Викторовна невзначай обмолвилась о том, что они с Яковом приглашены в ближайшую субботу на ужин, Петр Иванович только приподнял брови, дескать, а я что говорил? А вот Мария Тимофеевна заявила, что они с Анной должны немедленно пересмотреть весь ее гардероб, потому что она уверена, что вся одежда, которую они привезли из Затонска, давно вышла из моды и в таких нарядах нельзя показаться в приличном месте. Ревизия началась немедленно после обеда и уже к ужину был вынесен вердикт о том, что Анна Викторовна нуждается в полном обновлении гардероба. Та ожидала чего-то подобного и не споря согласилась, что завтра же они с матушкой отправляются на Невский за покупками.       Следующий день Анна Викторовна помнила неясно, словно в тумане. В ее голове перепутались русские, французские и английские названия магазинов. Гора картонных коробок в пролетке росла, заставляя Степана Ивановича, который вместе со скучающим Мишкой неотступно перемещался за женщинами вдоль Невского проспекта, с короткими заездами и на другие улицы, поглядывать на них с уважением. Женщины приобрели наряды для прогулок и визитов; простые домашние платья, которые, как показалось Анне Викторовне, никакой особой простотой не отличались – некоторые и надеть-то самой без посторонней помощи было невозможно; короткие и длинные пальто, столь необходимые в славящемся своей неустойчивой погодой Петербурге; модные шляпы с большими полями и страусиными перьями – шляпы с чучелами птичек-колибри Анна Викторовна даже примерять отказалась наотрез – и летние шляпки из итальянской соломки, украшенные кружевами; шелковые чулки, перчатки и целый ворох нижнего белья... Однако Анна так и не смогла найти платье, которое ей захотелось бы надеть на предстоящий ужин. В конце-то концов, в их прошлую встречу с господином Рубцовым она была одета в ночную сорочку и домашний халатик, не могла же она оплошать еще раз! Да Бог с ним с Кириллом Викторовичем, что подумают сослуживцы Якова? Нет, в этот раз она должна быть безупречна.       После короткого чаепития в их любимой кондитерской Абрикосова, Мария Тимофеевна настояла на посещении Гостиного двора. И, о чудо! В первой же витрине Анна Викторовна наконец увидела то, что заставило ее замереть... Черное – словно сотканное вручную из тончайшего кружева шантильи, с глубоким декольте и открытыми плечами, с ниспадающими волной рукавами, доходящими до локтей и немного заниженной спереди, по последней моде, талией, которую подчеркивал широкий пояс – платье было изумительно. Она действительно никогда не видела ничего подобного в Затонске. Марию Тимофеевну, правда, немного смутили столь смело открытые плечи, однако суетящиеся вокруг ее дочери модистки вкрадчивым шепотом убеждали, что "мадам не должна скрывать такую красоту, что мода диктует свои законы, и что муж, безусловно, будет в восторге", так что и она в конце концов признала, что Анна выглядит великолепно. Правда, относительно восторга Якова Платоновича она уверенности девушек-модисток не разделяла – ей отчего-то подумалось, что зятю едва ли понравится демонстрировать своим сослуживцам обнаженные плечи супруги. Им пришлось немного подождать, пока платье подогнали по фигуре, а заодно приобрести шелковые перчатки и длинную атласную накидку с капюшоном, которая позволила бы добраться до места назначения не измяв платье и не испортив прическу.       Заступившая на службу новая горничная Соня, которая и в самом деле приходилась дальней родственницей супруге Соломона Львовича, оказалась не так плоха, как ожидала Анна Викторовна – она неплохо разбиралась в моде, могла дать дельный совет во всем, что касалось туалетов, но самое главное, могла соорудить своим хозяйкам столь замысловатую прическу, что у них совершенно отпадала надобность приглашать coiffeur. Так что юная Соня, к большому удовольствию управляющего и его супруги, сразу же заняла в семье место личной служанки и получила в свое распоряжение отдельную комнату в неприлично большой квартире Штольманов.       Хотя, как утверждал Степан Иванович, дорога до Итальянского дома с Мишкиной прытью должна была занять не больше полутора часов, готовиться Анна начала едва ли не сразу после обеда, за которым так и не осмелилась ничего съесть. Соня долго возилась с ее волосами: грела на кухне специальные щипцы, завивала, подкалывала и снова завивала. Сашенька попросила разрешения посмотреть и теперь сидела рядом, смотрела во все глаза, стараясь не пропустить ни одного движения Сони и напряженно размышляла, как бы ей выпросить эти чудесные щипцы, чтобы сделать Лиззи такую же прическу, как у мамы. Очень кстати пришелся серебряный гребень, украшенный жемчугом, который Анна Викторовна получила в наследство от бабушки. Когда с прической было покончено, пришел черед одеваться. Новомодный корсет, придающий фигуре форму латинской буквы S не показался Анне удобным, хотя в отличии от старого, предоставлял некоторую свободу в животе, позволяя хоть что-то съесть за ужином. Наконец, все было готово. Она с благодарностью отпустила Соню, с ней вместе убежала и Сашенька, которая хотела задать девушке еще несколько важных вопросов относительно своей собственной прически. Анна чуть припудрила плечи, поднесла к лицу крохотный пузырек любимых духов, открыла его и прикрыв пальчиком встряхнула, потом коснулась кожи за ушами и на шее, вдохнула едва ощутимый нежный аромат и улыбнулась. Она определенно была довольна результатом. Это был их первый выход в столичное общество и ей не хотелось ударить в грязь лицом. Оставалось надеть перчатки из шелка, закрывающие руки почти до самых плеч, и можно было ехать.       – Входите, Яков Платонович, – позвала Анна, отвечая на стук в дверь и поворачиваясь к зеркалу то одним то другим боком.       Штольман замер на пороге их спальни. Он всегда знал, что его жена – красавица, но эту яркую, уверенную в себе и своих женских чарах женщину он, кажется, видел впервые...       – Ну, как? – уточнила Анна, увидев в отражении восхищенные глаза мужа.       Тот только вздохнул и покачал головой не в силах произнести ни слова. Женщина улыбнулась, довольная произведенным эффектом. Надо заметить, что и Яков Платонович не терял времени даром. Когда они впервые повстречались в Затонске, он казался ей прекрасным принцем, не изменилось это впечатление и теперь: черный креповый фрак и узкие брюки со стрелками и одинарным лампасом из золотистой ленты удачно подчеркивали его стройную фигуру, а седина лишь немного добавляла импозантности. Яков подошел к ней и коснувшись губами плеча прошептал:       – Вы прекрасны, Анна Викторовна, вот только мне кажется, что чего-то не хватает...       – Не хватает? О чем Вы? – заволновалась Анна. Она повернулась к зеркалу и стала придирчиво себя осматривать.       – Вот этого, – Штольман вытащил из-за спины руку, на которой лежала маленькая черная коробочка, и протянул ее жене.       – Что это? – удивленно улыбнулась Анна.       В коробочке оказался широкий chocer – широкая лента из черного бархата, украшенная единственной черной жемчужиной в форме капли. Анна Викторовна осторожно вынула украшение, полюбовалась им немного и подала Якову:       – Не поможете, Яков Платонович?       – С удовольствием, Анна Викторовна, – кивнул тот и неторопливо застегнул украшение на ее шее. Ему совсем не хотелось признаваться в том, что это Петр Иванович, которому Анна успела похвастаться новым платьем, надоумил купить эту безделушку ей в подарок, когда они, как и дамы, посетили несколько английских магазинов мужской одежды, а заодно и памятную Якову ювелирную лавку Грачевых. Анна дотронулась до жемчужины и повернувшись к нему лицом шепнула:       – Спасибо...       – Вот теперь можем ехать, – улыбнулся в ответ Яков, предлагая ей руку – он только сейчас заметил, что новой служанке каким-то чудом удалось договориться с непослушной прядкой волос на левом виске Анны и заставить ее придерживаться установленных правил.       Как и обещал Степан Иванович, Мишка домчал их до Итальянского дома господ Рубцовых даже меньше, чем за полтора часа. Пролетка мягко прокатила вдоль утопающей в весенней зелени Дачи Строгановых, оставляя ее справа; обогнула слева сад Салтыковых и покатилась по широкой наезженной дороге вдоль берега Черной речки.       – Кажись, приехали, – сообщил Степан Иванович, когда копыта рысака звонко застучали по булыжной мостовой.       Анна с интересом рассматривала выкрашенный красной краской дом, состоящий из трех отдельных строений соединенных низенькой галереей, которая только угадывалась за буйно цветущими зарослями сирени. Ничего итальянского Анна Викторовна в доме господина Рубцова не обнаружила, но была вынуждена согласиться с дядюшкой, которого удивило благосостояние простого агента службы безопасности Государя. Пролетка въехала в распахнутые настежь ворота усадьбы, лихо обогнула небольшую круглую клумбу, покрытую сплошным ковром разноцветных тюльпанов, и остановилась перед высоким белоснежным крыльцом, с которого уже торопливо сбегали лакеи в отливающих золотом ливреях.       Неожиданно для себя самой, Анна вдруг разволновалась так, что выбираясь из пролетки почти не обратила внимания на порыв ледяного ветра, который хлестнул ее по лицу и растаял, заставляя съежиться и оставляя после себя только легкое недоумение.       Хозяева встречали гостей в просторном зале.       – Яков Платонович! Анна Викторовна! Счастлив, что вы нашли возможность принять приглашение!       Кирилл Викторович был безукоризненно вежлив, однако, когда его взгляд весьма нахально скользнул по ее плечам и груди, не только щеки, но и спина Анны Викторовны, немедленно порозовели не столько от смущения, сколько от негодования – ничего подобного на светских мероприятиях в Затонске мужчины себе не позволяли. Ей вдруг вспомнились туманные намеки Петра Ивановича о нравах здешнего общества и она уже начала жалеть, что уговорила Якова принять это приглашение. Однако украдкой взглянув на мужа, увидела что тот, похоже, ничего не заметил, во всяком случае, вида не подал и спокойно пожал протянутую ему хозяином дома руку. Анна вздохнула с облегчением и смело посмотрела на господина Рубцова – мол, знайте, если Вы и пытались меня смутить, то Вам это не удалось!       – Позвольте представить мою сестру – Софью Викторовну Рубцову, – как ни в чем не бывало улыбнулся в ответ тот.       Анна перевела взгляд на девушку. Тоненькая до худобы, та и правда производила впечатление весьма болезненной особы. Не смотря на старания coiffeur, который определенно потратил немало времени на свою клиентку, ему так и не удалось до конца скрыть глубокие тени под глазами и выступающие на худом лице скулы. Девушка так внимательно смотрела на Анну, что у той даже мелькнула мысль, не пообещал ли Владимир Николаевич и ей интересное знакомство в лице Анны Викторовны. Когда церемония приветствия осталась позади, женщина, вздохнув с облегчением, почувствовала себя вполне уверенно и опираясь на руку мужа с интересом огляделась.       Похоже, приглашенных гостей оказалось не так мало, как обещал господин Варфоломеев, так что следующие несколько минут оставшиеся до ужина превратились в нескончаемую череду приветствий и знакомств – мужчины по одному или вместе со своими спутницами подходили, чтобы поздороваться с Яковом Платоновичем, он представлял их с Анной друг другу, шепотом вкратце сообщая супруге когда и при каких обстоятельствах они познакомились. Скоро у Анны Викторовны уже рябило в глазах, к тому же ее начали одолевать сомнения, как столичный сыск смог столько лет продержаться без Штольмана, ведь похоже раньше ни одно уголовное дело не обходилось без его участия. Кроме того, от ее глаз не укрылось, что женщины с большим интересом поглядывают на ее мужа и с легкой завистью на нее, что оказалось чрезвычайно приятно.       Поздороваться и выразить удовлетворение от того, что они все-таки приняли приглашение на ужин, к Штольманам подошли и господин Варфоломеев с супругой. Анна, которая раньше не была знакома с Евдокией Федоровной и которую она представляла совсем иначе, была удивлена тем, что та оказалось мягкой и улыбчивой, да и к Якову, который долго жил в их доме, она относилась, как к родному.       Свои наблюдения за четой Варфоломеевых Анна продолжила и за ужином. Софья Викторовна оказалась от нее далеко, Кирилл Викторович, слава Богу, тоже, а вот Владимир Николаевич с Евдокией Федоровной – прямо напротив. Ей было удивительно видеть, как этот жесткий, порой до жестокости, человек, который ради интересов государства мог не моргнув глазом отправить на верную смерть любого из своих подчиненных, был нежен и предупредителен в отношении своей обожаемой супруги. Видя интерес Анны к чете Варфоломеевых, Яков Платонович потихоньку рассказал ей, что Владимир Николаевич и Евдокия Федоровна имеют двух взрослых сыновей, которые успешно делают карьеру – старший – на дипломатическом, а младший – на военном поприще. Старший сын недавно женился и уже порадовал родителей внучкой. Кроме того, по наблюдениям Анны Викторовны получалось, что и сослуживцы господина Варфоломеева, вернее, его подчиненные – как догадалась Анна, все присутствующие на ужине мужчины в той или иной степени были связаны со службой безопасности Его Императорского Величества – относились к нему с большим уважением. А вот Яков Платонович, похоже, заблуждался полагая, что агенты Владимира Николаевича, как правило, не знакомы друг с другом, либо за прошедшие десять лет это правило кардинально поменялось.       После ужина всех попросили перейти в парадный зал, залитый светом двух огромных хрустальных люстр. Где-то наверху, чуть невпопад - должно быть, настраиваясь - заиграл невидимый для гостей оркестр. Мужчины во фраках, с восторженными, немного хмельными глазами; женщины с обнаженными плечами; рассыпающиеся снопами разноцветных искр драгоценные камни, дрожащие на их шеях; скользящие между гостями лакеи в белоснежных перчатках с подносами, уставленными хрустальными бокалами с шампанским – от всего этого у Анны закружилась голова, а по спине побежали миллионы тоненьких иголочек. Наконец оркестр довольно складно заиграл знакомую мелодию.       – Анна Викторовна, Вы позволите пригласить Вас на тур вальса? – словно поняв ее настроение спросил Яков и, не дожидаясь ответа, закружил ее среди немногих еще пар.       После третьего танца, разрумянившаяся Анна Викторовна шепнула мужу, что хотела бы передохнуть. Оглянувшись, она увидела, что возле диванов и кресел, стоящих вдоль стен, уже образовались несколько мужских компаний, где слышалась громкая речь, смех и звон хрустальных бокалов. Женщины, многие из которых скорее всего были давно знакомы, вели себя тише и негромко переговаривались, попивая из белоснежных фарфоровых чашек чай или кофе.       – Анна Викторовна, идите к нам, – улыбнувшись пригласила ее Евдокия Федоровна, показывая веером на пустое кресло рядом с тем, где сидела Софья Викторовна. Анна, совершенно позабывшая о просьбе Владимира Николаевича поближе познакомиться с крестницей его супруги, кивнула. Штольман проводил ее, поцеловал руку, шепнул, что скоро вернется и отправился в противоположную часть зала, откуда его настойчиво звали захмелевшие приятели.       – Вы, Анна Викторовна, с Яковом Платоновичем здесь самая красивая пара, к тому же прекрасно танцуете, мы с Софьей вами любовались, – произнесла госпожа Варфоломеева и добавила: – Какой все-таки Яков Платонович молодец, а вот мой Владимир Николаевич так и не освоил высокое искусство танца.       – Спасибо, Евдокия Федоровна, – улыбнулась в ответ Анна, – не знаю, многие ли мужчины могут похвастаться тем, что по-настоящему умеют танцевать.       – Мой брат очень хорошо танцует, – тихо проговорила Софья и опустила глаза.       – Это правда, – подтвердила Евдокия Федоровна и с лукавой улыбкой добавила: – думаю, у Вас еще будет возможность в этом убедиться.       Женщины еще немого поговорили о танцах, потом обсудили погоду и наконец выпили по чашке чаю с лимоном. Спустя некоторое время Софья Викторовна, которая сначала очень смущалась и лишь робко вставляла отдельные фразы, все-таки разговорилась, и Анна Викторовна с удивлением отметила, что у них с этой девушкой и правда много общего – они обе любят рисовать, много читают, им обеим нравятся прогулки, вот только Софье Викторовне немного мешает слабое здоровье. В общем и целом, улыбнулась про себя Анна Викторовна, Владимир Николаевич может быть удовлетворен, их знакомство с его protege состоялось.       Оркестр играл все увереннее и громче и Анна решила, что пожалуй не прочь еще потанцевать. Она с нетерпение ждала, когда же Яков вырвется из цепких лап своих сослуживцев, и для нее стало полной неожиданностью, когда вместо Якова рядом с ней появился Кирилл Викторович.       – Анна Викторовна, а я к Вам, – произнес он наклоняясь. – Заручился согласием Якова Платоновича и теперь надеюсь пригласить Вас на следующий танец, а то, гляжу, моя сестрица со своей крестной Вас совсем заговорили.       – Я же говорила, – улыбнулась Евдокия Федоровна, которая, должно быть, хорошо знала брата своей крестницы и махнула веером: – Ступайте, Анна Викторовна, кому же еще танцевать, как не Вам.       Анна поискала глазами мужа, но тот о чем-то беседовал с Владимиром Николаевичем и, подавая руку господину Рубцову, произнесла:       – Почему бы нет, извольте.       Штольман, которому порядком надоели воспоминания пятнадцатилетней давности, уже несколько раз порывался вернуться к Анне, но каждый раз что-то его удерживало. Когда хозяин дома подошел к нему и попросил разрешения пригласить на танец Анну Викторовну, он даже слегка растерялся от такой наглости и хотел уж было ответить решительным отказом, как в разговор вмешался господин Варфоломеев:       – А и правда, Яков Платонович, отпустите супругу, а мы с Вами коньячку по стопочке выпьем, нам ведь с Вами тоже есть что вспомнить.       Ну что тут будешь делать – как объяснить этому старому лису, что ему очень не нравится этот самоуверенный господин Рубцов? Он и себе не мог объяснить этой возникшей еще в поезде антипатии. Возможно, все дело в том, что он и сам когда-то был таким, как Кирилл Викторович, и прекрасно понимал, какие чувства тот испытывает, глядя на Анну. Штольман вздохнул. Так и не придумав никаких причин для отказа он мрачно кивнул, неохотно давая свое согласие.       Однако выпить с Владимиром Николаевичем, похоже была не судьба – пока они ждали лакея с коньяком, кто-то решительно подхватил начальника службы безопасности под руку и увел в неизвестном направлении. Обнаружив, что остался в одиночестве, Штольман даже обрадовался, решив немедленно вернуться к супруге. Но обернувшись, увидел, что господин Рубцов не терял времени даром и они с Анной уже кружатся в танце, а по ее порозовевшим щечкам было видно, что ей это нравится. С горя махнув обе стопки коньяку, с которыми весьма кстати подоспел лакей, Яков Платонович решил дождаться окончания танца и вырвать супругу из рук наглеца, однако кто-то нежно коснулся его локтя, а знакомый голос возле самого уха произнес:       – Не ожидала Вас здесь встретить, Яков Платонович.       – Здравствуйте, Варвара Спиридоновна, – поворачиваясь к госпоже Бунге, усмехнулся Штольман. – Я тоже не знал, что Вы знакомы с господином Рубцовым.       Конечно же он видел ее за ужином, они даже обменялись едва заметным приветствием, однако, он надеялся, что ему не придется представлять их с Анной друг другу – будет с нее и Нины Аркадьевны. Он почему-то не сомневался, что Варвара Спиридоновна не упустит возможности, намекнуть его супруге, какого рода отношения связывали их в прошлом.       – Кирилл Викторович и Софья Викторовна мои племянники, их покойная матушка была моей двоюродной сестрой, – объяснила Варвара и продолжила: – А вот Вы меня удивили – ведь всего несколько дней назад Вы утверждали, что Ваша супруга не ведет светскую жизнь, но я вижу, что это не так.       Женщина многозначительно посмотрела на Анну Викторовну и Кирилла Викторовича, которые судя по всему наслаждались танцем.       – Из всех правил бывают исключения, – пожал плечами Яков.       – Кстати, спешу Вас поздравить, Ваша супруга совсем не похожа на дочь провинциального стряпчего, – сообщила его собеседница.       – Отец Анны один из лучших адвокатов, из тех, с которыми я знаком, – начиная раздражаться произнес Яков.       – Да и Бог с ним, – отмахнулась Варвара и, доверительно коснувшись веером его руки, произнесла: – Хорошо, что мы встретились, а то я уж хотела Вас искать... Давайте отойдем в сторонку, мне нужно с Вами поговорить.       С этими словами госпожа Бунге подхватила Якова Платоновича под руку и решительно повела его к дверям, распахнутым в сад.