Петербургские тайны

      Кучер господина Варфоломеева очевидно знал какое-то волшебное слово, потому что экипаж на мягком ходу, словно не замечая извечной дневной толчеи на Миллионной улице, быстро докатил до Аптекарского переулка, повернул на него, миновал здание Главной Придворной Аптеки и лихо осадил вороных рысаков перед неприметной выкрашенной коричневой краской дверью, над которой располагалась лаконичная вывеска "АдвокатЪ" и обернувшись к Якову Платоновичу сообщил:       – Приехали, барин.       – Благодарю, – ответил тот и легко выпрыгнул из экипажа.       Как только он оказался на мостовой, кучер, не обращая внимания на других участников движения и пешеходов, развернул экипаж и быстро покатил в обратную сторону – очевидно, распоряжения дожидаться Штольмана он не получал. Ну, конечно, Владимир Николаевич ведь собирался ехать к Софье Рубцовой, чтобы сообщить ей о безвременной кончине тетушки. Яков вздохнул и распахнул тяжелую дверь.       В приемной навстречу ему поднялся молодой человек в элегантном костюме:       – Чем могу служить?       – Штольман Яков Платонович, – отрекомендовался Яков и протягивая секретарю конверт добавил: – от Владимира Николаевича Варфоломеева.       Молодой человек с интересом взглянул на посетителя и, кивнув на ряд стульев: "Обождите здесь", без стука распахнул массивную дверь в дальней части приемной.       Штольман присел на один из стульев и приготовился терпеливо ждать.       Однако, к его удивлению, ждать пришлось недолго. Яков, правда, сильно сомневался, что решить проблему доступа в квартиру Варвары Спиридоновны сможет даже имя всесильного главы службы безопасности Государя, да и где это видано, чтобы адвокат выдал доверенность на имя человека, которого доверитель в глаза всего два раза видел, да еще и в отсутствии самого доверителя. Так что Яков уже начал размышлять над тем, как бы произвести осмотр квартиры умершей, не привлекая к себе ненужного внимания, без волшебной бумажки. Однако, когда молодой человек спустя всего несколько минут вышел из кабинета, в руках он держал лист плотной бумаги с личной печатью и размашистой подписью адвоката Георгия Владимировича Левенсона – человека, как говорится, весьма известного в узких кругах. В бумаге черным по белому было сказано, что Яков Платонович Штольман отныне и вплоть до прекращения действия настоящей Доверенности представляет интересы Кирилла Викторовича Рубцова в наследственных делах последнего. Штольман поблагодарил секретаря, который продолжал смотреть на него с нескрываемым интересом, взял из его рук Доверенность, осторожно ее свернул, убрал во внутренний карман короткого сюртука и вышел из приемной.       Оказавшись на улице, Яков вынул тяжелые часы-луковицу, убедился, что уже без четверти четыре и покачал головой, понимая, что нужно торопиться. Как на зло, поблизости не было видно ни одного извозчика, так что Якову Платоновичу ничего не оставалось, как быстрым шагом направиться в сторону Мойки. Быстрая ходьба по заполненной людьми улице ничуть не мешала ему думать, а подумать как раз было о чем.       Итак, кажется, господин Варфоломеев снова, в который уже раз, круто изменил его жизнь. Надо заметить, что Владимир Николаевич всегда умел точно выбрать момент, чтобы сделать предложение, от которого было просто невозможно отказаться – так было с его назначением в Затонск много лет назад после дуэли с князем Разумовским, так он сделал и теперь...       Штольман уже повернул на набережную Мойки, когда прямо перед ним остановилась пролетка, из которой на мостовую стало шумно и суетливо выгружаться многочисленное семейство, состоящее из четверых детей в возрасте примерно от четырех до десяти лет, матушки – высокой статной дамы лет тридцати и отца – худощавого мужчины лет сорока, который, судя по его всколоченным волосам и затравленному взгляду, не часто сопровождал свое многочисленное семейство в поездках. Яков проводил взглядом детей и их родителей, которые, судя по всему, вернулись с прогулки домой, улыбнулся и махнул рукой освободившемуся извозчику, который уже принялся оглядываться в поисках нового пассажира. Вскочив в пролетку он назвал адрес – угол Невского и Большой Морской – добавил: "Побыстрее, любезный!" – и откинулся на спинку сидения.       – Слушаю, барин, – кивнул тот и пошевелили вожжами.       Невысокая тонконогая лошадка, похоже, тоже немного уставшая от шумных непоседливых пассажиров, рванула с места резвой рысью. Яков Платонович все еще находясь под впечатлением от увиденного им семейства, подумал о Мите и Сашеньке, которые в это самое время должны были находиться в цирке Чинизелли. Он покачал головой, представляя сколько сегодня вечером будет разговоров и рассказов – Митя, да и Виктор Иванович, конечно оценят лошадей, тем более, что программа представления обещала и дрессированных лошадей на свободе, наездников и наездниц, демонстрирующих вольтижировку и высшую школу верховой езды. Яков улыбнулся – как бы после этого представления не уменьшилось количество пустых денников в их конюшне в Затонске на радость конюху Михаилу. А вот что больше понравится Сашеньке: укротительница змей или дама с дрессированными собачками, или, может быть, девочка, танцующая на канате – он пока не знал... Штольман тряхнул головой, стараясь отогнать такие приятные, но такие неуместные сейчас размышления и вновь задумался о том, что произошло с ним сегодня.       Надо заметить, что Яков Платонович совершенно точно угадал по поводу Мити – мальчик действительно был в полном восторге от представления. Всю обратную дорогу они с дедом Виктором Ивановичем обсуждали представление и даже решили, что как только Митя вернется в Затонск, то немедленно начнет обучать Абсента элементам высшей школы верховой езды, а уж книги и пособия для этого они приобретут немедленно, благо книжный магазин находится на первом этаже их дома. Однако было и то, что Митя пока не был готов обсуждать ни с кем – ему очень понравилась наездница мадемуазель Клементина, которая выступала на могучем испанском жеребце вороной масти с пышным хвостом и заплетенной в косы гривой. Конь беспрекословно слушался хрупкую юную девушку и прекрасно исполнил и испанскую рысь, и пиаффе, и курбет, а в конце выполнил самый сложный, по словам дедушки Виктора Ивановича – каприоль. Митя вздохнул, размышляя, насколько сложно будет уговорить деда еще раз посетить цирк.       Сашенька всю дорогу от цирка до любимой кондитерской Абрикосова на Невском помалкивала, напряженно размышляя, кем же больше ей хочется стать в будущем – дрессировщицей собачек или все-таки предпочесть выступления на канате – и стоит ли посвящать в свои планы членов семьи. Ей почему-то казалось, что они не очень обрадуются такому известию, особенно бабушка Мария Тимофеевна... Девочка вздохнула. С одной стороны стать дрессировщицей ей конечно же было проще – ведь собаки у нее уже были. Жаль, что ей все же не разрешили взять с собой Ричарда с Вильгельмом, теперь придется им долго объяснять как нужно танцевать на задних лапах, а вот обучить их петь под музыку или считать, ей почему-то казалось, что будет не сложно. Да и заставить собак ездить на пони не казалось девочке сложным – она была уверена, что Мери не станет возражать против таких всадников, а уж Ричард с Вильгельмом и подавно не откажутся прокатиться верхом на лошадке, это тебе не бежать следом на коротких лапках. Но в то же время Сашеньке так понравилось выступление девочки на канате – она была так элегантна и грациозна в своем коротеньком голубом платьице, когда балансировала с двумя веерами в руках, что Сашенька решила непременно попробовать свои силы и в этом деле тоже, тем более, что дедушка Петр Иванович уж точно не станет возражать, если натянуть канат у него в гостиной. Девочка решила сразу же по возвращении домой спросить у Зинаиды не завалялся ли случайно в ее кладовой канат.       А вот клоуны в странных одеждах и с нарисованными лицами не понравились ни Мите, ни Сашеньке. Они совсем не смешно и как-то натужно шутили, что детям было даже неловко на них смотреть... За разговорами и размышлениями старшие и младшие Мироновы и не заметили, как Мишка домчал их до кондитерской.       Яков Платонович, погруженный в размышления, едва заметил, что пролетка уже свернула на Невский. Вот интересно, господин Варфоломеев догадался о происходящем и решил использовать ситуацию в своих целях сразу, как увидел Петра Ивановича, скучающего в пролетке на углу Невского? Яков усмехнулся и покачал головой. Собственно говоря, догадаться, что у него нет другого выхода, кроме как принять предложение вернуться на службу, было не трудно. Как выяснилось, Владимир Николаевич знал об их с Варварой отношениях в прошлом, видел весьма эмоциональный разговор на ужине у Рубцова, поэтому когда он увидел Петра Ивановича возле дома госпожи Бунге, о смерти которой ему уже доложили, нетрудно было догадаться, кого он найдет на месте происшествия. Должно быть тогда и созрел его "коварный" план – предложить ему вернуться на службу и заняться расследованием смерти Варвары Спиридоновны. Штольман вздохнул – Варвара попросила его о помощи и он согласился, хотя и не сказал ей об этом напрямую. Теперь, когда она мертва, возможно, убита, он просто не мог не разобраться в этом деле. Но не имея полномочий, сделать это было бы весьма затруднительно – едва ли господин Глушко будет так же охотно делиться с ним новостями расследования, как сделал это сегодня, после того, как его начальство узнает о проявленном им интересе к делу. К тому же, не являясь участником следствия, повлиять на что либо он не мог, даже если бы видел, что дело движется совсем не в том направлении.       – Приехали, барин, – сообщил кучер, останавливая лошадку, и повернулся к своему пассажиру: – или Вам на другую сторону?       – Нет-нет, благодарю, – Штольман расплатился с кучером и выбрался из пролетки.       Отсюда ему была прекрасно видна противоположная сторона Большой Морской, первая парадная дома номер семь и замерший на своем посту возле входной двери швейцар в ливрее, которого господин следователь похоже уже опросил и отпустил восвояси. Яков Платонович не испытывал никакого желания объясняться со швейцаром, а потом и со следователем, которому тот немедленно сообщит о его визите, и решительно перешел на другую сторону улицы. Он прошел еще несколько десятков шагов по Невскому и остановился перед коваными решетчатыми воротами с вырезанной в них калиточкой, которые закрывали темную подворотню. Через эту подворотню можно было попасть во внутренний дворик – колодец и воспользовавшись черной лестницей пройти прямо на кухню квартиры господ Бунге. Он несколько раз пользовался этой дорожкой двадцать лет назад – тогда Варенька сама дала ему ключи от калитки, перед которой он сейчас остановился, от самой черной лестницы и от двери ведущей в квартиру. Надо сказать, что несмотря на свою молодость, Варенька была весьма осмотрительна и не желала, чтобы кто-то из соседей невзначай сообщил ее супругу о том, что в его отсутствие, ее посещает полицейский следователь: ведь дело о краже было давным-давно закрыто, а драгоценности возвращены владелице.       Штольман нащупал в кармане нужную связку, состоящую из трех ключей, и как ни в чем не бывало, словно проделывал это каждый день, вставил ключ в замок, вошел в подворотню и, не забыв запереть за собой калитку, неторопливо прошел во внутренний дворик. За последние двадцать лет, здесь тоже мало что изменилось. На его счастье дворик был пуст. Конечно, нельзя было исключать, что кто-то из горничных, лакеев или кухарок – во двор выходили только окна кухонь, кладовок и комнат в которых жила прислуга – в самый неподходящий момент выглянет в окно, но тут уж нужно было рассчитывать на удачу, которая как правило его не подводила. Штольман немного сдвинул на глаза котелок, взял трость в левую руку – по опыту зная, как такое простое действие изменяет походку – и решительно пересек двор. Дверь черной лестницы была не заперта. Яков Платонович, шагая через ступеньку, поднялся на второй этаж, ловко открыл дверь ключом и осторожно шагнул в духоту и полумрак кухни...       Как показалось Анне Викторовне, обратная дорога от беседки до дома заняла гораздо больше времени, чем дорога туда. Женщина медленно брела по тропинке вслед за Софьей и, хотя подъем в гору был почти незаметным, она видела, как тяжело девушке даётся каждый шаг. Наталья, обладающая поистине неиссякаемой энергией, не замолкая ни на мгновение, то тащила, то подталкивала свою хозяйку, как казалось Анне, больше мешая, чем помогая той идти. Удивительное дело, но узость дорожки и высокая трава с обеих сторон ничуть не мешали служанке поддерживать свою хозяйку то под правую, то под левую руку, то и дело перебегая с одной стороны тропинки на другую.       За шелестом ветерка в кронах деревьев и щебетанием птичек Анна Викторовна почти не слышала болтовню Наташи, кажется, она настойчиво пыталась убедить Софью Викторовну остановиться и отдохнуть, а та в ответ слабо отбивалась и продолжала настойчиво двигаться вперед. Любуясь парком Анна с грустью представляла, как в этих поистине прекрасных местах проходило невеселое детство ее новой приятельницы. Как никому ненужная, позабытая всеми девочка не знавшая тепла родительской любви целыми днями пропадала среди этих красивых, но давно не видевших заботы садовника рощ, полян и перелесков, когда-то высаженных по чёткому плану, но давным-давно брошенных на произвол судьбы – сил и возможностей нынешнего садовника, похоже, хватало только на то, чтобы содержать в порядке ближайшие подступы к дому.       Наконец березовая роща сменилась прямыми ровными рядами старых лип, и тропинка вывела путешественников на широкую мощеную кирпичом аллею. Анна Викторовна огляделась, ожидая увидеть поблизости клумбу из розовых кустов, однако, с правой стороны аллея заканчивалась красивой чугунной решеткой.       – Эта дорога немного короче и ведёт прямо к жилой части дома, – объяснила Софья и виновато улыбнулась. Анна понимающе кивнула. Оказывается, она и не заметила, когда они свернули с той тропинки по которой шли к беседке на другую. Действительно, с правой стороны Анна увидела красное кирпичное здание, в котором без труда узнала жилую часть Итальянского дома. Наталья снова затараторила, призывая свою хозяйку присесть на скамейку и отдохнуть, но та упрямо мотнула головой и двинулась дальше.       Окна первого этажа Итальянского дома были скрыты густыми кустами сирени. Анна вздохнула, вспомнив их дом в Затонске и непроизвольно оглянулась, ожидая увидеть где-то поблизости веселую стайку воробьев, однако, к своему удивлению, не заметила никаких признаков присутствия этих извечных соседей человека – нигде не было слышно их бойкого чириканья и трепета множества крыльев. Женщина вдохнула, размышляя о том, как живется ее подопечным в Затонске и, следуя приглашению Софьи, вошла в распахнутые настежь двери первого этажа.       Теперь при свете дня прихожая показалась Анне не такой мрачной, как в ночь, когда она была здесь в первый раз. Из открытой двери маленькой гостиной тянуло дымком от горячего самовара, а вот двери ведущие в галерею были на этот раз прикрыты.       – Прошу Вас, Анна Викторовна, проходите к столу, – с улыбкой произнесла Софья и остановилась чтобы отдать какие-то распоряжения Наталье. Анна прошла несколько шагов и вдруг замерла на пороге гостиной – не смотря на теплую уютную домашнюю обстановку, которая в ней царила – дымящийся самовар на покрытом белоснежной скатертью столе, фарфоровые чашки с тонкой золотой каемкой, вазочки с вареньем и медом, а также большое блюдо с румяными пирожками – ей вдруг отчего-то стало не по себе. Женщина хотела отступить от распахнутых настежь дверей и дождаться Софью, как взявшийся ниоткуда порыв ледяного ветра ударил ее в спину с такой силой, что буквально втолкнув в комнату. Не успела Анна Викторовна ничего понять, как услышала, как за ее спиной с грохотом захлопнулись двери, а сияющая над круглым столом люстра с пятью электрическими лампочками погасла, погружая комнату в полумрак – кусты сирени за окнами почти скрывали дневной свет. Ошеломленная женщина быстро метнулась обратно к дверям, где, кажется, заметила выключатель и попыталась покрутить рычажок, но как она не старалась – лампочки в люстре и не собирались загораться. Тогда она попробовала открыть двери и начала изо всех сил их толкать и дергать – но и здесь ее ждало разочарование: двери даже не дрогнули.       – Барыня, что случилось? – взволнованно спросила Наталья снаружи.       – Двери захлопнулись и не открываются! – громко сообщила Анна, удивляясь глупому вопросу служанки.       – Они не могут не открываться, – возразила девушка и попыталась открыть их со своей стороны.       Предприняв несколько безуспешных попыток освободить Анну Викторовну из ловушки и о чем-то в полголоса переговорив со своей хозяйкой девушка была вынуждена признать, что двери действительно не открываются, и удивленно произнесла:       – В них ведь даже замка нет...       – Но они не открываются! – раздражённо крикнула Анна и яростно толкнула двери плечом.       – Вы, барыня, главное, не волнуйтесь, я сейчас позову кого-нибудь на помощь! – услышала она обнадеживающее сообщение Натальи. Девушка что-то сказала Софье, вслед за этим послышался приглушённый топот – должно быть, служанка в своей обычной манере передвигаться, подобрав юбки, поспешила в другое крыло дома за обещанной подмогой.       – Анна Викторовна, прошу простить меня за эту нелепость, – на этот раз из-за дверей к ней обратилась Софья Викторовна, – ничего похожего с этими дверьми никогда не случалось, обычно мы их и вовсе не закрываем. Должно быть, что-то сломалось...       Голос девушки становился все тише, будто бы Софья Викторовна отходила все дальше от дверей, пока совсем не затих, как и все звуки вокруг, в этот момент Анне показалось, что она внезапно оглохла. Сердце ее сжалось в ожидании того, что должно было произойти дальше, а нахлынувшая волна ледяного ужаса только подтвердила ее ожидания.       Анна Викторовна несколько раз глубоко вздохнула, стараясь унять готовое выскочить из груди сердце, прижалась лбом к мгновенно покрывшейся инеем деревянной двери и закрыла глаза.       – Я тебя не боюсь! Ты не причинишь мне никакого вреда, – прошептала она, – ты просто дух, который никак не может покинуть мир живых...       Женщина немного помолчала, собираясь с силами и прошептала:       – Я знаю, тебе нужна моя помощь...       Превозмогая страх, и боль в закоченевших руках и ногах Анна медленно повернулась и замерла, прижавшись спиной к заледеневшим дверям. Клубящийся в дальнем углу комнаты то ли дым, то ли туман прямо на глазах уплотнялся постепенно превращаясь в знакомую фигуру с надвинутым на глаза капюшоне. Анна, застыла с ужасом наблюдая за происходящим. Внезапно она охнула, ощутив сильнейший толчок в солнечное сплетение, который вжал ее в двери.       Яков Платонович не спеша шел по длинному коридору, в котором Анна без труда узнала галерею в доме господина Рубцова. Он с интересом взглянул на изразцовую печь, потом остановился перед портретом матушки Софьи Викторовны и стал внимательно рассматривать цветы, стоящие в нескольких вазах в нише перед портретом. Кажется, он даже не заметил, как вокруг него заклубился легкий туман, который становился все более густым и плотным. Анна громко, как ей показалось, закричала, называя мужа по имени и стараясь привлечь его внимание, однако он ее не услышал. Между тем туман сложился в знакомую жуткую фигуру, а Яков Платонович все еще ничего не замечал, продолжая внимательно рассматривать цветы. Анна, которая неожиданно поняла, что больше не может шевельнуть ни рукой ни ногой, снова попробовала кричать, но злая сила не позволяла ей даже вздохнуть, а из ее рта вырывались лишь слабые стоны. Наконец Яков повернулся, намереваясь продолжить свой путь дальше в сторону жилой части дома, но чудовищная фигура была уже прямо перед ним... А в следующее мгновение Анна с бессильным ужасом увидала, как черная словно высушенная рука с длинными ногтями погрузилась в грудь Якова, туда где находится сердце... Тот схватился за грудь, побледнел и рухнул на пол. Анна страшно закричала и лишилась чувств...       ... – Быстрее! Возьми пузырек с солью! Да открой же его, бестолковая! – услышала Анна Викторовна чей-то незнакомый голос и сейчас же ощутила отвратительный запах. Она сморщилась, застонала, слабо отмахнулась от пузырька, который чья-то рука настойчиво подсовывала ей под нос, и открыла глаза.       – Очнулись, барыня? Вот и славно, – с облегчением произнесла незнакомая дама и доброжелательно улыбнулась.       Анна Викторовна с трудом кивнула и сейчас же со стоном зажмурилась от невыносимой боли во всем теле. Ее впечатление от того, что она только что увидела было так сильно, что какое-то время она даже не могла поверить, что все это ей только привиделось.       – Вы лежите спокойно, – снова улыбнулась дама, – сейчас самовар поспеет – чаю Вам нужно горячего с мятой выпить. Или прикажете доктора позвать?       Анна мотнула головой и снова прикрыла глаза.       – Ну тогда полежите... А теперь позвольте я помогу Софье Викторовне, ей тоже нехорошо... – и обращаясь к Наталье скомандовала: – Неси скорее ту микстуру что доктор в прошлый раз прописал!       Девушка испугано кивнула и бросилась вон из комнаты.       Через некоторое время, почувствовав, что ей стало немного лучше, Анна Викторовна снова открыла глаза и осторожно огляделась. Выяснилось, что она лежит на диване в маленькой гостиной Софьи Викторовны. Сама госпожа Рубцова, как и сказала домоправительница, расположилась на соседнем диванчике, опершись на груду подушек, а перепуганная девица в белоснежном переднике остервенело обмахивает ее веером.       – Анна Викторовна, Вы помните, что случилось после того, как двери захлопнулись? – спросила Софья, слабо отмахнувшись от служанки с веером.       Анна задумалась – она слишком хорошо помнила все, что произошло после того, как злой дух, а она не сомневалась, что ледяным порывом ветра был именно он, втолкнул ее в комнату и захлопнул ловушку, но рассказывать сейчас об этом кому бы то ни было она просто не могла.       – Почти ничего, – покачала она головой и добавила: – помню, как дверь захлопнулась, погас свет... Я пыталась его включить, но он почему-то не включался, дверь тоже не открывалась... Кажется, потом я потеряла сознание...       – Вы так страшно кричали! – покачала головой Наталья, которая замерла в дверях с бутылочкой в одной руке и ложечкой в другой.       – Принесла? – строго спросила дама, в которой Анна без труда угадала домоправительницу Клавдию Петровну, и добавила: – ну так наливай в ложку, чего застыла?       Наталья встрепенулась и подошла к своей госпоже.       – Не буду микстуру, – капризно отмахнулась от ложечки Софья.       – Как это не будете? – нахмурилась домоправительница. – Брату-то я Вашему что скажу?       – Ничего не скажешь, – ответила Софья и попыталась с помощью девушки в белом переднике приподняться.       – Выпейте, барышня, сейчас Вам сразу станет легче, – Наталье все-таки удалось заставить Софью выпить ложку микстуры и она немедленно затараторила: – Вот и хорошо! И Кирилл Викторович будут довольны!       – Только посмей рассказать брату, что у меня закружилась голова, – все еще морщась после микстуры пробормотала Софья, – отправлю на кухню.       – А чего сразу на кухню-то? – заволновалась Наталья и обращаясь к домоправительнице повторила: – чего сразу на кухню?       – А чтобы языком поменьше болтала, – строго ответила та и добавила: – беги, вели Гришке самовар нести – этот совсем остыл. Барышни изволят чай пить.       Наташа хмыкнула носом и все еще обиженно бормоча, подхватив юбки, побежала на кухню.       Анна Викторовна, которая после пережитого кошмарного видения, всей душой рвалась домой просто чтобы лично убедиться, что с Яковом все в порядке, все-таки согласилась выпить чашку горячего чаю – ее все еще знобило и сильно болела голова – не хватало еще упасть в обморок в экипаже, тогда уж точно ее посещениям Итальянского дома придет конец. Скоро появился Гришка с булькающим, дымящимся самоваром – тот, что стоял на столе, когда Анна оказалась в комнате, к великому удивлению домоправительницы, и вправду успел совершенно остыть, а пирожки зачерстветь. Следом за ним, на этот раз почему-то не бегом, чинно вошла Наталья с подносом уставленным блюдом со свежими пирожками и вазочками с вареньем. Анна Викторовна и Софья Викторовна уже немного привели себя в порядок и были готовы сесть за стол.       Однако, с чаем в этот день все как-то не складывалось, потому что едва Наташа налила им заварки и долила кипятка из самовара, как в гостиную вбежала давешняя девушка, что обмахивала Софью веером, и испуганно сообщила, что приехал господин Варфоломеев и просит барышню незамедлительно его принять. Софья побледнела и взглянула на Анну:       – Наверное с братом что-то случилось, – испуганно прошептала она. – Владимир Николаевич никогда бы просто так не приехал...       – Ой, батюшки, что же теперь будет-то? – запричитала Наталья, но увидев взгляд Анны, сейчас же зажала себе рот рукой – работать на кухне ей определенно не хотелось.       – Не волнуйтесь, Софья Викторовна, – Анна поднялась из-за стола и встала за спиной девушки, положив руки ей на плечи, – сейчас мы все узнаем, – и взглянув на застывшую в дверях девицу кивнула: – ну что стоишь? Зови!       Если Владимир Николаевич и удивился, увидев госпожу Штольман, стоящей за спиной побледневшей крестницы своей супруги, то виду не подал.       – Софья Викторовна, – проговорил господин Варфоломеев и склонился к руке девушки, которая была настолько взволнована, что даже не попробовала подняться навстречу гостю.       – Анна Викторовна, рад видеть Вас здесь, – произнес Владимир Николаевич, особо выделив голосом слово "здесь".       – И я рада, Владимир Николаевич, – не смотря на то, что ей тоже передалось беспокойство Софьи о Кирилле Викторовиче, постаралась улыбнуться Анна.       – Владимир Николаевич! Да не томите же! Что-то случилось с Кириллом? – не в силах больше сдерживать свое волнение воскликнула Софья.       – С Кириллом Викторовичем все в порядке! – взяв девушку за руку поспешил ее успокоить господин Варфоломеев и, видя, что она все еще смотрит на него с неподдельным испугом, добавил: – я знаю это наверное, как и то, что послезавтра утром он будет здесь.       Увидев, что крестница его супруги с облегчением вздохнула, он покачал головой и произнес:       – Однако, новости, с которыми я приехал, к сожалению, не самые хорошие... Вы позволите мне присесть?       – Да-да! Конечно! – указывая на свободный стул кивнула девушка и смущенно добавила: – простите мне эту оплошность – от волнения совсем позабыла об обязанностях хозяйки!       Девушка повернулась к Анне и благодарно улыбнувшись произнесла:       – Прошу Вас, Анна Викторовна, присаживайтесь...       Анна, которая вдруг тоже разволновалась, хотя и понимала, что едва ли сообщение господина Варфоломеева могло коснуться Якова, послушно вернулась на свое место.       – Слушаю Вас, Владимир Николаевич, – глядя на супруга своей крестной произнесла Софья.       – Сообщение мое касается Вашей тетушки – Варвары Спиридоновны Бунге, – сказал Варфоломеев и замолчал, размышляя, не велеть ли ему позвать домоправительницу – трудно предположить, как его сообщение воспримет болезненная девушка, но все же решился: – к сожалению, она скончалась прошлой ночью...       – Что? – переспросила Софья и непонимающе посмотрела на господина Варфоломеева, потом перевела удивленный взгляд на Анну, которая тоже изумленно смотрела на гостя, и добавила: – Но я видела ее третьего дня, на ужине, и не заметила, что она больна... Как же такое может быть?       – Пока все указывает на то, что она покончила жизнь самоубийством, – негромко пояснил Владимир Николаевич.       – Нет, – решительно покачала головой Софья, – это совершенно невозможно! Варвара Спиридоновна всегда говорила, что после кончины моей матушки – ее двоюродной сестры – она должна жить за двоих. Она бы никогда не лишила себя жизни по доброй воле...       – Ну что же, – пожал плечами Варфоломеев, который очень внимательно выслушал крестную своей супруги, – думаю, мы во всем разберемся... А пока Ваш брат в отъезде, я должен заняться организацией похорон. Правда, пока полиция не может выдать тело ведь необходимо провести... Владимир Николаевич едва не сказал "вскрытие", но увидев страшные глаза Анны поперхнулся и добавил: – расследование... Кстати, ведь насколько я знаю, кроме вас с Кириллом Викторовичем других родственников у госпожи Бунге нет?       – Нет, – покачала головой Софья, которая вдруг почувствовала неловкость от того, что ей совсем не было грустно. Да и как могло быть иначе, если с тетушкой она от силы виделась раз десять за всю жизнь. Та всегда держала себя надменно и гордо, что теплых чувств тоже не добавляло.       В открытые настежь двери вошел давешний Гришка и громогласно объявил:       – Экипаж для госпожи Штольман готов!       – Да, – кивнула Анна и обращаясь к Софье произнесла: – простите меня, Софья Викторовна, но я должна ехать.       – Конечно, Анна Викторовна, – кивнула Софья и добавила: – но ведь мы скоро увидимся?       – Безусловно, – улыбнулась Анна и вздохнула: – позвольте мне выразить Вам свои соболезнования.       – Спасибо!       – Анна Викторовна, если Вы собираетесь домой, то позвольте мне Вас подвезти? – вдруг вмешался в разговор Варфоломеев.       – Конечно, с удовольствием, – согласилась Анна, которая вдруг вспомнила, как Яков неохотно рассказал ей, что Варвара Спиридоновна просила его о помощи в каком-то неприятном деле, и теперь надеялась узнать у господина Варфоломеева подробности.       – Вы тоже уезжаете? – огорчилась Софья.       – Простите, Софья Викторовна, служба, – покачал головой Владимир Николаевич и добавил: – едва нашел время вырваться – хотел лично сообщить Вам грустные вести, да и похоронами нужно заняться...       – Да-да, конечно, – вздохнула Софья Викторовна, – служба – я понимаю...       Когда спустя менее четверти часа вороные рысаки бодро тронулись с места, увлекая за собой открытый экипаж на дутых шинах, Анна Викторовна оглянулась, чтобы махнуть рукой вышедшей их проводить Софье Викторовне, и сердце ее сжалось от жалости – такой несчастной и беззащитной показалась ей тоненькая фигурка стоящей на крыльце девушки. И только вид пышущей здоровьем Натальи с пуховой шалью в руках, которая суетилась вокруг своей подопечной, немного ее успокоил – едва ли какой-либо дух осмелиться приблизиться к девушке, пока около нее есть такая помощница. Твердо пообещав себе вернуться в этот дом, как только появится возможность, чтобы помочь и Софье, и терзающему ее духу, Анна повернулась к господину Варфоломееву, который украдкой за ней наблюдал.       – Владимир Николаевич, мне не хотелось спрашивать при Софье Викторовне... – начала она и после недолгой заминки и ободряющего взгляда своего внимательного собеседника продолжила: – Как именно умерла Варвара Спиридоновна?       – Уверен, что Вы спрашиваете не из простого любопытства, – усмехнулся Варфоломеев и, вспомнив про двух шустрых репортеров, добавил, – к тому же едва ли это надолго останется тайной... Госпожа Бунге ввела себе слишком большую дозу морфина.       Анна, которая почему-то предположила, что если уж такая женщина, как Варвара Спиридоновна, решит умереть, то скорее всего, она вскроет себе вены или бросится под поезд на Николаевском вокзале, изумленно посмотрела на собеседника.       – Да-да, – подтвердил Владимир Николаевич, – ее доктор подтвердил, что после смерти супруга постоянно прописывал ей морфин, – и предвосхищая ее следующий вопрос добавил: – по договоренности с доктором инъекции она делала себе сама.       – Вот как, – только и нашлась, что ответить Анна, которая все еще не могла прийти в себя от удивления. Конечно же она знала про морфинистов – еще в Затонске доктор Милц с ее батюшкой обсуждали щекотливый вопрос о том, можно ли считать человека длительное время употребляющего морфин вменяемым с точки зрения судебной психиатрии – доктор считал, что нет; а вот ее батюшка был уверен, что нужно следовать букве закона, а закон ничего не говорит о поражении или ограничении в правах людей, злоупотребляющих этим зельем. Однако Анна и предположить не могла, что старая знакомая ее мужа может оказаться морфинисткой.       Очевидно угадав ход ее мыслей Владимир Николаевич покачал головой:       – Не думаю, что госпожа Бунге злоупотребляла морфином – доктор утверждает, что прописывал ей очень небольшие дозы – она плохо спала по ночам и мучалась головными болями.       – Понятно, – кивнула Анна и спросила: – а не могла она по ошибке ввести себе неправильную дозу?       – Все может быть, – пожал плечами Варфоломеев и, внимательно глядя на собеседницу, добавил: – однако, Яков Платонович утверждает, что Варвара Спиридоновна говорила ему о сложной ситуации, в которой оказалась, и даже просила его помощи.       – Да, мне он тоже что-то такое говорил... – задумчиво кивнула Анна, и вдруг спохватилась: – а когда Вы видели Якова Платоновича?       – Да вот прямо перед тем, как поехал сюда и видел, – хитро улыбнулся глава безопасности и добавил: – в своем кабинете.       – В Вашем кабинете? – изумленно переспросила Анна. – Но ведь они с Петром Ивановичем поехали к своему поверенному... Так как же Яков оказался в Вашем кабинете?       – Думаю, Анна Викторовна, это Яков Платонович объяснит Вам сам, – улыбнулся господин Варфоломеев и добавил: – кстати, имел честь видеть и вашего дядюшку тоже.       – Да, конечно, – смутилась Анна окончательно растерявшись – что бы все это могло значить? Как ее муж с любимым дядей ухитрились очутиться вместо конторы поверенного в кабинете начальника службы безопасности Государя? Женщина терялась в догадках, но ни одна из них не показалась ей убедительной...       – Анна Викторовна, хочу поблагодарить Вас за то, что Вы так скоро откликнулись на мою просьбу, – после недолгого молчания заговорил господин Варфоломеев, – и посетили крестницу моей супруги...       – Ну что Вы, Владимир Николаевич, мне было приятно это сделать, – улыбнулась Анна и отвернулась – встречу с духом отнести к приятным было трудно. Что же все-таки он показал – неужели это была угроза? Мол, будешь лезть в мои дела, и... Анне пришлось задержать дыхание, а потом несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы заставить себя еще раз не вспоминать ту жуткую сцену. Надо сказать, она никогда не сталкивалась с тем, что духи показывают ей что-то кроме событий из их жизни, ну, или смерти... И самое главное, чей же это дух наводил такой ужас на нее саму и терзал беззащитную девушку...       – Владимир Николаевич, – обратилась женщина к своему спутнику, – можно мне Вас попросить?       – Слушаю Вас, Анна Викторовна, – улыбнулся господин Варфоломеев, который украдкой наблюдал за своей спутницей, хотя даже и не пытался угадать о чем она размышляет и почему выглядит такой расстроенной.       – Расскажите мне, пожалуйста, о семье Софьи Викторовны...       – Ну что же, извольте, Анна Викторовна, – после минутного размышления кивнул Варфоломеев, которого почему-то не особенно удивила просьба Анны и начал рассказ:       – По правде сказать, не так уж и много мне известно о семействе Рубцовых, так что, боюсь, едва ли смогу удовлетворить Ваше... – Владимир Николаевич чуть заметно усмехнулся, – безусловно не праздное любопытство.       Анна слегка смутилась под его проницательным взглядом, но он не стал у нее ничего спрашивать, а просто продолжил свой рассказ:       – Я неплохо знал отца Кирилла и Софьи – Виктора Афанасьевича Рубцова, его супруга Елена Станиславовна была близкой подругой моей жены. Вот, кстати говоря, Евдокия Федоровна сможет гораздо больше рассказать Вам об этой семье, да и о семье почившей Варвары Спиридоновны тоже, если это Вам покажется интересным... Но мы отвлеклись. Он был чиновником по особым поручениям при Министерстве Иностранных Дел – начал службу еще при Александре Михайловиче Горчакове, со временем стал его доверенным секретарем. В отставку ушел уже при Николае Карловиче Гирсе в чине действительного статского советника после безвременной кончины супруги Елены Станиславовны...       Владимир Николаевич немного помолчал и продолжил:       – Виктор Афанасьевич женился довольно поздно, лет в сорок пять, на молоденькой девушке из мелкопоместных дворян, – Варфоломеев улыбнулся Анне и объяснил: – родители моей супруги жили по соседству с родителями Елены Станиславовны, они дружили с самого детства. Надо сказать, что Виктор Афанасьевич очень любил свою жену и души не чаял в сыне. Он был счастлив, когда у них с супругой родилась дочь... Однако что-то пошло не так, и его супруга умерла вскоре после рождения дочери, оставив его вдовцом с двумя детьми. Хотя моя супруга рассказывала, что и беременность госпожи Рубцовой протекала непросто... После того, как Виктор Афанасьевич вышел в отставку, он почти перестал покидать поместье, по многу часов проводил у могилы жены... Евдокия Федоровна на правах крестной матери пыталась его вразумить, однако все тщетно – он словно забыл о том, что у него есть маленькая дочь, которой необходимы отцовское внимание и любовь... Господин Варфоломеев снова замолчал, очевидно вспоминая те давние события.       – А дед Софьи Викторовны? – осторожно спросила Анны, выводя спутника из задумчивости.       – О, Афанасий Никитич был первым представителем дворянского рода Рубцовых, – сообщил Владимир Николаевич и отвечая на удивленный взгляд Анны пояснил: – батюшка Афанасия Никитича был известным с Сибири золотопромышленником и мечтал о дворянстве для своего сына, однако у нас не Европа – купить дворянство невозможно, зато можно его заслужить. Афанасий принял участие в войне с Наполеоном, говорят, был рубакой отчаянной храбрости и ведь таки получил для себя и своих детей потомственное дворянство!       Анна с интересом посмотрела на собеседника – в его словах ей почудились нотки восхищения.       – Очевидно, этого ему показалось недостаточно и он женился на представительнице одной из обедневших ветвей очень древнего рода князей Бекетовых. Говорят, что была она редкой красавицей, родила мужу нескольких дочерей и одного сына, вот только до совершеннолетия только он и дожил... – закончил свой рассказ Владимир Николаевич и улыбнулся:       – Ну что, Анна Викторовна, помог я Вам?       – Пока не знаю, – честно ответила та и задумалась. Что-то не похоже, чтобы кто-то из предков Софьи так изощренно мучил девушку, даже ее отец, даже если он и считал ее виноватой в смерти своей любимой супруги.       Несколько минут спутники провели в молчании, каждый был погружен в собственные мысли, пока из задумчивости их не вывел резкий толчок громкий окрик кучера:       – Ну куды прешь? Ослеп что ли? Не видишь, кто едет?       Тот к кому относились эти слова немедленно рассыпался в извинениях и поспешил освободить дорогу.       – Ничего себе! Мы почти приехали! – удивленно воскликнула Анна и добавила: – надо же, как быстро!       – Ну, Анна Викторовна, моим лошадкам конечно далеко до вашего Мишки, но и они кое-чего стоят, – усмехнулся Варфоломеев.       – Вы знаете Мишку? – удивилась женщина.       – Мишку многие знают – пару лет назад он блистал на московском ипподроме и подавал большие надежды, мог бы стать победителем Императорского Приза, – поведал генерал и вздохнул: – если бы ни его жуткий характер... Единственный, кто смог с ним справиться, это Степан, которого так удачно нанял Ваш батюшка.       Внезапно Владимир Николаевич обнаружил, что его вороные рысаки перешли едва ли не на шаг.       – Тихон, а что это мы ползем, как черепаха? Нельзя ли побыстрее? Госпожа Штольман очень торопится.       – Как прикажете, барин, – кивнул тот и сделал какое-то почти неуловимое движение вожжами, которое заставило тихонько семенящих рысаков рвануть вперед крупной рысью.