Рокировка по длинному пути

Как я и сказал, эта история всем неслабо аукнулась.       Во-первых, Филча заменили. Мистер Ходжез — молчаливый заросший седой старик с угрюмым лицом. В отличие от прежнего завхоза, он являлся слабым магом, фамильяров не имел и характером обладал еще более нелюдимым, чем старина Филч. Мягким розгам из черемухи он предпочитал хлесткие прутья ивы, замоченные в солевом рассоле, и тем, кто неуважительно к нему относился, добавлял в удар магии. Не то чтобы сильно, но кожу на царапинах потом щипало. С его появлением успеваемость существенно улучшилась, а если кто и нарывался на неприятности, то только неугомонные старшекурсники с гормонами и бравадой вместо мозга. Остальные боялись даже смотреть в его сторону. Хотя бил он без огонька, так, чисто для проформы.       Еще нам сократили походы в Хогсмид. Теперь студенты могли попасть туда только раз в месяц, а не каждые выходные, как раньше. Да и то, по возвращении нас обыскивали чарами почище, чем террористов, отнимая все запрещенное и снимая баллы, если что найдут. Я даже порадовался, что близнецы открыли магазин на Косой аллее, а то они бы точно разорились, ведь большую часть запрещенного списка составляли именно их шутилки.       На двери в факультетские гостиные навешали чары — теперь никто, кроме старост, не мог ни выйти после отбоя незамеченным, ни зайти внутрь — двери блокировались до утра, и нарушители огребали — карцер теперь стал доступен не только старостам.       На трапезу в Большой зал все теперь спускались одновременно — зал открывался за пять минут до начала. Мы рассаживались в полном составе за пустыми столами и ждали появления Амбридж. Потом организованно вставали и хором приветствовали директора и профессоров. Никаких громких разговоров, смеха за столами или чтения книг, как привыкли делать за столом Рейвенкло. Хогвартс все больше стал напоминать казарму. А после ужина нас ждала обязательная нравоучительная лекция от директора — восхваление министерства и традиций и завуалированные угрозы в адрес возможных недовольных. И хор. Нашим тоже разок пришлось спеть школьный гимн.       Кстати, несостоявшегося убийцу все же осудили и посадили на шесть месяцев в Азкабан, ладно хоть, на верхнем уровне, без дементоров. И покушение на Филча шло в обвинении лишь вторым пунктом. Первым — «запрещенная в учебном заведении деятельность, направленная против действующего руководства школы. Неуважение и неподчинение действующей власти и ее представителям». После освобождения парню придется выплатить в полном объеме деньги, потраченные на его обучение министерством и попечителями. И это еще повезло, что он СОВ уже сдал, иначе ему, как недоучке, сломали бы палочку, заблокировали магию, стерли память и выкинули обратно в маггловский мир.       Но самое впечатляющее новшество — Инспекционная дружина: по одному представителю с каждого факультета. Ее набрали из старост, и я тоже неожиданно попал в число «счастливчиков». Интересное совпадение — все дружинники были из чистокровных семей. Того же Макмиллана с Хаффлпаффа повысили до дружинника, заменив Флинтом. У слизней теперь староста — Нотт, а у нас — Лонгботтом. Он, конечно, не совсем подходящий кандидат на эту должность, но куда лучше, чем неуправляемый самохвал и позер МакДональд. Правда, Амбридж именно на него делала ставку. Пришлось подключить Гарри и ловко его обезвредить: три дня в Больничном крыле после того, как он на спор сожрал три горсти яиц докси и отравился, убедили директора в его полном идиотизме, и она одобрила кандидатуру Невилла.       С нас сразу запросили списки магглорожденных. Если судить по последней лекции, то, по словам Амбридж — «не все магглорожденные ценят значительные материальные вложения на их обучение и данные им возможности получить хорошее образование».       На удивление, из магглорожденных у нас нашлось только трое новичков и шестеро студентов постарше, остальные в большинстве — полукровки. Теперь, когда Амбридж наглядно утвердила свою волю в школе, магглокровок, как я думаю, взяли на карандаш как неблагонадежных, и всячески усложняли им жизнь. Той же Гермионе теперь не выдавали некоторые дополнительные книги в библиотеке даже за баллы — просили заверенное деканом разрешение, а Амбридж запрещала его подписывать. Такая несправедливость огорчала Гермиону до слез.        Постепенно многих магглокровок сняли с квиддичных должностей, аргументируя тем, что — «магглорожденные попали в мир магии сравнительно недавно. Им теперь требуется многое нагнать, чтобы быть на уровне тех, кто жил в магическом мире поколениями».       Так что им в завуалированной форме запретили играть в квиддич, зато в обязательном порядке велели посещать клуб магической истории и традиций. Кто отказывался — лишался возможности прогуляться до Хогсмида — не прямо, но причины для запрещения всегда находились.       Амбридж постепенно меняла правила в сторону чистокровных и их интересов. Пока особых злоупотреблений для большинства студентов не наступило, но это уже не за горами. Если верить старому кодексу, то нас ждут в недалеком будущем негласные покровительственные отношения и патронаж: хочешь пробиться — прогибайся под сильного и чистокровного — служи ему своим талантом, а не работай на себя. Просто магглокровки при новом режиме пострадали первыми. К слову, мне удалось немного сгладить ситуацию для своих — не знаю, как на других факультетах выкручивались. Правда, выходил я от Амбридж после всех этих словесных реверансов и тонны лести всегда таким морально вымотанным и грязным, что только Луна и внеплановая тренировка могли привести меня в норму. Иначе я бы давно кого-нибудь убил.       — Мистер Уизли, я не совсем вас поняла, — жеманно хихикнула директриса и кокетливо нахмурилась, просматривая бумаги. — Что означают эти значки напротив фамилий магглокровок с вашего факультета?       — Дело в том, мэм, что я не уверен, что эти студенты магглорожденные. И надеюсь, вы мне объясните, как официальное лицо, как именно определять магглокровок. Боюсь, я не обладаю достаточным опытом, — флегматично ответил я и заискивающе улыбнулся.       — Что тут сложного? — выгнула бровь она и звонко хохотнула. — Все, кто пришел к нам из маггловского мира — магглокровки.       — Простите меня, мэм, но встречаются довольно странные случаи, — любезно возразил я, изобразив симпатию. — Например — Деннис и Колин Криви. Я никогда не слышал, чтобы у магглов родилось в одной семье сразу двое волшебников. Разве магический дар был бы таким редким и ценным, если бы магглы плодили грязнокровок как кроликов? Мне, как представителю древней волшебной семьи, не хотелось бы наживать врагов, когда вдруг выяснится, что Криви — потомки какого-нибудь ушедшего в тень рода.       — Эм… — опешила Амбридж, — пожалуй, вы правы, Уизли, тут стоит разобраться…       — Или, например, Грейнджер, — невозмутимо продолжил я, пользуясь ее замешательством. — По документам она магглокровка, но на самом деле — последний представитель рода Дагворт-Грейнджер. Ее прадед родился сквибом и являлся братом-близнецом Гектору Грейнджеру — основателю «СЭОЗ».       — Вот как? — оживилась Амбридж и удивленно прищурилась. — Почему же она в таком случае не заявила о своих правах?       — Гектор Дагворт-Грейнджер давно умер и отписал все имущество своему фонду зельеваров — там просто нечего наследовать, кроме устных кабальных магических обязательств, — пожал плечами я, изящно соврав на голубом глазу.       — Как интересно… А это точные сведения, мистер Уизли? — заинтересованно прищурилась директриса.       — Разумеется, мэм, — почтительно ответил я. — Моя семья имеет на эту чрезвычайно одаренную мисс большие планы, и проверила все данные. Что касается остальных магглорожденных с моего факультета… Маггловская семья Келлы эмигрировала с Гаити. Отец неродной — отчим. В тех краях она считается бастардом древнего уважаемого рода магов. Родовые дары семьи ее настоящего отца слишком специфичны для Англии — вуду, проклятья и прочее. При всем уважении, мне бы не хотелось наживать себе врага в лице многочисленного клана волшебников с неизвестным уровнем силы и умений. Дин Томас не помнит своего отца и, формально являясь магглорожденным, на деле, скорее всего, полукровка. Если когда-нибудь его ветреный папаша вспомнит о наследнике и признает его, то парень обязательно припомнит мне предвзятое отношение во время учебы. Юан тоже воспитывается отчимом, хоть тот его и усыновил, и его маггловская семья насчитывает больше ста человек. Кто знает, сколько родни у него среди волшебников и почему они его не признали? Вы можете считать меня трусом, мэм, но мне бы не хотелось оскорбить кого-либо теперь, ведь может случиться, что отцы этих парней выше моей семьи по положению и древности рода, и потом устроят моей семье неприятности. Потому я и прошу у вас помощи, как у авторитетного и опытного в таких щекотливых вопросах лица. Мне бы не хотелось попасть впросак, подвести родных и испортить карьеру.       — Ну что вы, мистер Уизли, — довольно растянула рот в слащавой и приветливой улыбке директриса, — какая трусость, право слово. Я бы назвала это достойной предусмотрительностью. Жаль, что вы уже определились с профессией, я бы не отказалась от такого благоразумного помощника. Пожалуй, я повременю с выводами по поводу этих студентов. Вы можете быть свободны. Я сама приму решение.       — Спасибо за чай, мэм, — улыбнулся я и поднялся с места. — Тут табели этих студентов. Вы можете убедиться, что их успеваемость на уровне чистокровных. Доброй ночи, мэм.       Через неделю Гермионе подписали разрешение в запретную секцию. И остальные магглорожденные моего факультета перестали подвергаться неоправданным взысканиям. Разве что Бема мне не удалось отмазать, и он огребал несправедливых отработок чаще остальных. Но я не всесилен.       Мой подвиг остался неузнанным и неоцененным. Наоборот, некоторые думали, что я искренне прогибаюсь под Амбридж за привилегии, а мне не хотелось их переубеждать. Знала только Луна, которая утешала меня после всего. Ей я рассказал о своей наглой афере по спасению своих. Просто хотелось с кем-то поделиться, да и прибавить себе пару очков в ее глазах, чего уж скрывать.       За вранье не переживал. Я разузнал и о Грейнджерах, и об остальных, прежде чем соваться к начальству. Перемешать часть правды и дополнить ее домыслами. Никто не будет копаться в родословных магглов, но и исключать возможность сказанного тоже неразумно. Сомнения в этой карьеристке я зародил, а дальше она уже сама подстраховалась и оставила наших в покое.       Инспекционная дружина действительно имела куда больше привилегий. В Хогсмид ходи хоть каждый день, и можно было взять с собой одного сопровождаемого. Ванна старост не только по выходным. Свободное хождение по ночам, открытые двери… Снимать баллы со старост, накидывать баллы, назначать взыскания, изменять порку на другое наказание — только голосованием всех инспекторов. Правда, добавилось объяснительной волокиты. Но я активно пользовался своими привилегиями, чтобы помочь нашим. Не наглел, чтобы не поймали. Но подкидывал незаметно баллы до нормы, чтобы не наказали или в Хогсмид отпустили. Назначал отработки полегче, и так, по мелочи. Все официально оформлял, чтобы не докопались.       Малфой, что интересно, притих, и моих с того раза не трогал. Словно мы заключили негласный нейтралитет и демонстративно не замечали друг друга. Мы с ним шли ноздря в ноздрю в попытках продвинуться. Только он старался для себя самого, а я тянул ради своих. Не по доброте душевной. Просто поставь теперь на мое место другого, и я тут же буду огребать от чужого произвола, но защиты у меня уже не будет, как и возможности вмешаться и облегчить ситуацию. Так что за место я держался ради себя и своего спокойствия, чего лукавить. И власть на факультете утверждал, и баллы снимал, и дрался иногда, и бунты усмирял, и речи толкал, благо Гермиона мне теперь активно помогала, хоть и не видела всей картины. Но ухудшения положения мы оба не хотели. Теперь она тоже подозревала, что может быть куда хуже.        Другие старосты и инспектора тоже к моим особо не лезли — помнили Малфоя и нашу показательную порку. У меня была репутация любимчика директора и безбашенного парня — за своих я порву. Так что каждый случай взыскания и снятия баллов я разбирал отдельно и не гнушался ходить разбираться, даже по мелочам из-за одного-двух баллов. В конце концов, всем надоели мои претензии, и они отстали. А что творилось на других факультетах, меня не волновало — главное, Луну не пороли, и ладно.       Походы в лес стали моим спасением от нескончаемых проблем и неплохим способом подзаработать. К концу года мой счет пополнился больше чем на тысячу золотых. И то, учитывая, что мне платили не с продажи, а чисто за молчание. Семь семей единорогов теперь поселились на опушке возле замка, на радость директрисе. От соплохвостов вроде бы избавились. На уцелевших акромантулах более чем хорошо подзаработали. Но эти деньги мне дались непросто. Было то, что я не мог принять в силу принципов. Но сознавал, что откажись я от денег, и останусь и без памяти, и без золотых, а то и вовсе прикопают под ближайшим кустом и напишут в отделе пару отчетов о моей гибели — Запретный лес опасен, и все может случиться. Они все равно по-любому получат свое, а вот я ничего не получу, кроме проблем. С волками жить — по-волчьи выть.       Кстати, о волках. Однажды мы углубились далеко в лес и нарвались на небольшую стаю оборотней. Разумеется, шансов против профессионалов у них не было. Правда, Рика они сильно подрали, но было не полнолуние, так что…       Тех двоих, что застыли в полуформе в попытке превратиться в человека и спастись, сфоткали для отчета. А потом спокойно всех разделали и разобрали — оборотни тоже богатая добыча. Пожалуй, это были самые противные двести галлеонов в моей жизни. Они жгли мне руки. Но самое невероятное произошло в марте.       Мы возвращались и уже вышли на безопасную территорию ближе к замку, когда в стороне раздался громкий приближающийся треск, словно, не разбирая дороги, навстречу тяжело бежал бегемот. Парни заметно напряглись, переглянулись и обменялись знаками, показав мне, куда отойти и спрятаться. А сами приготовились атаковать.       Кусты с шумом раздвинулись, и на поляну вышел великан. Он был огроменный — не ниже шестнадцати футов. При виде Мыши, который изображал приманку, он оглушающе взревел и уверенно потянулся к нему огромными руками в попытке схватить. И парни ожидаемо напали.       Шкура великана плохо реагирует на магию, но Главный с первого раза прицельно попал в глаза. Монстр взревел от боли и слепо заметался по поляне, грозя раздавить мучителей. Парни ловко передвигались, уворачивались и непрестанно кидались заклятьями, целясь в уши и какие-то точки на голове. Очень быстро великан ослабел и стал шататься, грозя упасть. Тут из кустов снова послышался приближающийся шум и несвязные возгласы.       — Он, похоже, не один, — знаками отозвался Рик, — кончайте его, ребята, а мы с Лисом прикроем.       Пока первые добивали великана под его горестный вой и стоны, вторые наставили палочки на кусты и достали из карманов какие-то фиговины. Стоило листве раздвинуться, как туда полетели серебряные шары. Они задымились, отрезая мне обзор, а некто в дыму закашлялся и тоже слепо заметался по поляне.       — Грошик?.. — пробормотал минуту спустя знакомый голос. — А-а-а-а! Грошик! — надсадно заорал голос. — Убью гадов!       Послышался шум борьбы, короткие возгласы заклинаний, разноцветные лучи осветили поляну. Еще пара минут, и все было кончено.       Когда дым развеялся, я подошел и опознал остатки хитро заплетенной бороды — от головы после бомбарды мало что осталось. Изломанное тело лежало почти на мертвом великане — скорее всего, зацепился при падении. На душе при виде этого зрелища стало погано.       — Слушай, а я его знаю! — отмер Рик, с интересом разглядывая трофей. — Это местный лесник. Ну, помнишь, Главный, его еще Бошар в Азкабан оформлял? И чего он на нас кинулся?       — Его звали Хагрид, — сглотнул я. Все же Дамблдор отправил Хагрида к великанам… И теперь на чьих-то волшебных часах погасла точка…       Перед глазами всплыла фотография орущего карапуза, и я метнулся в сторону, к дереву, и натужно закашлялся. Так даже лучше — не видно непрошенных слез. А еще говорят, что парни не плачут. Не плачут — оплакивают. Эх Хагрид… Хагрид…       — И зачем ты его прикончил… — глухо донеслось до меня сквозь гулкость в ушах.       … — А что было делать? Он на меня арбалет наставил. Смотри… почти попал. Хорошо, щит отразил…       … — Что делать будем?..       … — Как всегда. Кому эта бумажная волокита нужна, да еще и служебное расследование… Нет тела — нет дела. А его явно искать не будут…       … — А пацан?..       — Как всегда… в доле… Великаны — редкая добыча… нам повезло… полувеликан тоже сгодится.       — Парни, — повернулся ко всем, упрямо и холодно уставился на Главного, смаргивая влажную пелену перед глазами. — Свою долю возьму телом лесника. Хагрид был моим другом, и я хочу его похоронить по-человечески. Понимаю, что у вас не было другого выхода — он был опасен и не контролировал гнев, но не позволю растащить его на ингредиенты.       — Он твой, — переглянувшись с остальными, вынес вердикт Главный. — Тебе помочь с погребением?       — А вы как думаете? — криво ухмыльнулся я.       Пока остальные разделывали Грохха, двое молча магией вырыли небольшую яму под большим дубом. Я трансфигурировал из веток глиняный сосуд с крышкой. Рик заклинанием за пару мгновений превратил Хагрида в пепел, и я, помедлив, зарыл посудину в землю, соорудив небольшой холм, украшенный гладким валуном. Под палочкой Главного он зазеленел мхом и слился окружающей зеленью.       Покойся с миром, наш неугомонный друг…