две полоски

Прошло 12 лет с того звонка Веры Владимировны на день рождения Никиты Сыну Риты и Стёпы было уже 14 лет. — Мам, — начал разговор мальчик, — это же неправильно, что мы будем врать отцу, что я от твоего бывшего мужа и мне 12 лет. — Да, — кивнула она, положив голову на плечо сына, — это неправильно, но я заварила эту кашу, мне её и расхлебывать. Надеюсь, переживём дней девять. У папы вчера умерла мама, то есть твоя бабушка, и хоть её нет, я думаю, она была бы рада, что ты приехал проводить её в последний путь, — мальчишка промолчал, задумавшись. — Может скажем ему правду? — спросил подросток маму. — Не знаю, нужна ли она ему, — ответила Рита. — А если он тебя всё ещё любит? — Если бы любил, нашёл бы меня или вообще бы не отпускал, когда я была беременна тобой. _______________________________________________________________________________ Прилетев в Москву, Рита с сыном направилась в отчий дом, к маме. Поужинав, Никита решил отдохнуть и пошел в спальню, где уснул около 7 вечера. Маргарита мыла посуду, мама сидела за столом, допивая теплый чай. — Сходишь к нему, — тихим голосом проговорила женщина. И это не звучало как вопрос, а скорее было похоже на предложение или даже наставление. Власова стояла спиной к маме и, закатив глаза, издала истерический стон. — Нужна я ему больно… — Рита сухо констатировала факт, не забыв фыркнуть при этом. — Он один и сейчас нуждается в поддержки. У него теперь нет ни отца, ни мамы, ни невесты — он один. — Я его не видела около 15 лет, я не хочу смотреть на него, мне страшно, — Рита выключила воду и стала вытирать полотенцем тарелки, убирая их в шкафчик для посуды. — Ты его все любишь? — с изумлением спросила мать и печально посмотрела дочери в затылок. Та развернулась — в глазах была тоска, в голосе сквозила боль: — Люблю. — Так верни его, — женщина поймала недовольный взгляд дочери. — Не смотри на меня так возмущенно, столько времени прошло, он может о многом уже сожалеет. — Такое чувство, что ты меня недолюбливаешь, мама. — Рита, я люблю тебя, и уверена, что Данилов тоже. А вот его уже никто не любит, нет рядом того человека, который бы его поддержал, а ему нужна поддержка близкого. А ближе тебя у него никого и не осталось.

***

Данилов сидел при освещение парафиновых свечей, заглушая горе и боль стопкой, наполненной «Бурбоном». Ему казалась, что в каждую частичку тела силой вставляют много иголок, с такой силой, что даже через кляп слышны были бы крики, а тело и так само по себе ломит, пробираясь сквозь кожу, обдавая болью кости и проникая внутрь. Ему казалось, что он теряет кровь и умирает, и пьет этот алкоголь, чтобы хотя бы он тек по венам, продлевая жизнь и, как «трамодол», обезболивая внутренние и внешние раны. По квартире пронеслась трель звонка, и он нехотя побрел к двери, не спрашивая и не смотря в глазок, открывая ее — делать лишних движений не хотелось от слова совсем, он и без того выжат. — Ты? — весь его вид говорил, что он очень удивлен, но его губы растянулись в легкую улыбку. — Проходи, — он пропустил её и, пока Рита раздевалась, прошёл в комнату, включая свет и задувая свечи, оставляющие после себя короткий, но четкий белый дымок, который мгновенно испарился, оставляя в память о себе оставляя запах. — Ты чай или кофе будешь? — Нет, спасибо, только недавно поужинали. — Ну, а за компанию выпьешь, в память о моей матери. — Тут не могу отказать, она мне тоже не чужая. — Ровно как и ты ей, — без эмоционально произнес он, но Власова знала, каких усилий ему стоила эта безэмоциональность, — ты походу единственная ей нравилась, среди моих знакомых: как девушек, так и парней. — Ты вообще, — разливая виски по рюмкам, спросил Степа, — какими тут судьбами? — Проводить твою маму. Да и устала в Новосибирске, хочу обратно в Москву, а и сыну думаю тут будет лучше. А ты все еще в Питере? — Да, взял три недели в счет отпуска, потом поработаю или, думаю, догулять отпуск с последующим увольнением и тоже сюда перебраться. — Есть варианты работы? — Да, предложили одно место, там кстати еще вакансии есть, могу дать номер. — Спасибо, но пока не надо. — Не хочешь вообще теперь со мной никаких точек соприкосновения иметь? — Нет, — его взгляд потух, но Данилов понимал, что виноват сам. — Степ, ты тут не причем. — Правда? — неуверенно уточнил мужчина. И благодарным взглядом посмотрел на нее. — Правда. Все уже в прошлом и забыто. Я хотела стать мамой, я ей стала. — А муж где? — Где-то, не знаю, у него нет ПМЖ. — Не понял? — Мы в разводе? А ты не в браке? — поитнресовалась Рита. — Нет, и не был. — Степ, ты бы не пил, а то завтра ответственный день на тебе. — Не могу. — Тебе помочь? Давай я завтра пол 11 к тебе приеду, заберу машину и к тебе. — Хорошо, если ты не против. — Мне не сложно, — она встала, — прости, но мне пора. Он осторожно схватил ее за запястье: — Рит, побудь еще немного, мне страшно, холодно и одиноко, а с тобой как-то и теплее, и душа наполнена. — Степ, меня сын ждет. — Познакомишь? — неожиданно выдал Степан. — Зачем, — Власова опешила, а ее ореховые глаза забегали по сторонам, — ты своего-то ребенка, — она кинула камень в его огород, причиняя боль, но и в её словах сквозила боль, — не хотел видеть, а тут чужой. — Рит, — недовольно фыркнул Данилов, пытаясь что-то сказать. — Прости, нет так нет. Просто интересно, не знаю почему. — Я подумаю, можно его завтра собой взять, он с мамой подойдет. — Да, конечно.