Солнце не коснется наших душ

      В магазине у Олливандера в воздухе витала пыль, но увидеть ее можно было только под лучами света. И хоть магазин и был открыт, хозяина рядом не наблюдалось.       Первое, что бросилось Тому в глаза — это стеллажи, достигающие потолка, заполненные маленькими коробочками. Коробки были безликими, без номера или какого-либо идентифицирующего знака. Одного размера и цвета. Одна из них была точно похожа на соседнюю, а та в свою очередь на следующую и далее. Здесь не помешала бы хорошая рассортировка. Как хозяин магазина вообще их различает?       Послышался шум, и из соседней неприметной двери вышел человек. Полускрытый в тени, он не замечал двоих в магазине, полностью погруженный в свои мысли.       — Здравствуйте, мистер Олливандер, — проговорил Дамблдор, пытаясь сдержать улыбку. Что в этом было смешного, Том не находил.       Человек, юноша, если быть точным, а еще точнее «мистер Олливандер», испуганно повернулся в сторону говорящего, не ожидая в праздничный день увидеть кого-то в своем магазине. Когда же он смог рассмотреть своего посетителя, то выражение его лица стремительно поменяло полюса с растерянного на радостное.       — Профессор Дамблдор! Какая встреча! Чем же я обязан вашему визиту?       — Ну что вы, мистер Олливандер, вы уже выпустились из Хогвартса — я вам больше не профессор.       — Как скажете, мистер Дамблдор.       — Прошу вас, когда я слышу подобное словосочетание, мне кажется, будто обращаются к моему отцу. Зовите меня Альбусом.       — Только если вы будете называть меня Гарриком, Альбус, — Олливандер заговорчески проговорил.       От такой идиллии у Тома сводило зубы. Чтобы поскорее закончить или начать, Том издал легкий кашель.       В замешательстве голова Олливандера повернулась в сторону от лица профессора, но не найдя никого той же высоты, опустилась вниз и встретилась с карими глазами Тома. Серебристые глаза еще не мужчины, но уже не мальчика придирчиво изучали дополнение к професс… Альбусу. Кажется, что-то решив для себя, Олливандер уверенно протянул руку в сторону ребенка.       — Гаррик Олливандер, моя семья вот уже сотни лет изготовляет палочки для волшебников и ведьм, я к вашим услугам. А вы…? — с вызовом проговорил юноша. Он словно хотел показать свое превосходство.       Возможно, Гаррик Олливандер был первым человеком, увидевшим что-то неладное в еще пока неопасном Мальчике-Который-Выжил. И позже он будет рассказывать свою встречу с Реддлом своим детям и внукам.       — Том Реддл, — всего два слова, произнесенные младшим собеседником, перекосили Олливандера в лице. Чтобы кто-то узнал про Олливандера, нужно было с ним познакомиться, но чтобы кто-то узнал, кто такой Том Реддл, можно всего лишь встать посреди толпы людей и просто ждать. Каждые 30 секунд в магической Великобритании кто-то проговаривал знаменитое имя, а Гаррик был лишь очередным Олливандером, коих за все время было много.       Ему было всего восемь, когда были убиты Меропа и Том старший Реддлы. И весть о младенце-спасителе разлетелась по всей стране и даже за ее пределами. И многие плакали, но не по убитым, а по живому. Родители Мальчика-Который-Выжил казались необходимыми жертвами ради победы, и будь у них выбор, они бы повторили все точно так же. Из размышлений Гаррика вырвал добродушный голос Альбуса:       — Как поживает ваш отец, Гаррик? Он передал управление магазином вам как раз в то время, когда вы должны брать от жизни все, что только возможно. Разве это вас не тяготит?       — Отец прикован к постели и почти ни с кем не разговаривает, он целыми днями в своей голове, но как только наступает ночь, отец мучается кошмарами и лишь просит, чтобы позвали…       его, — тут молодой Олливандер взглянул на Тома, но глаза опустились чуть выше собственных глаз мальчика, на лоб. Там под темными волосами его челки расположился розоватый шрам на белой коже. Шрам в форме молнии.       Реддл отвернулся, притворяясь занятым разглядыванием стеллажей с коробочками, даже прошелся мимо некоторых из них. Взгляд мистера Олливандера немного нервировал его, если честно признаться, но вслух такого Том бы никогда не высказал. И тот жуткий блеск серебристых глаз, когда он посмотрел на Тома при упоминании него. Эти глаза напоминали мертвое сияние глаз призраков, свободно ходивших по Литтл-Хэнглтона. Реддл прекрасно понимал, о ком говорит лавочник, но ради своего же спокойствия решил сыграть в ничего не знающего мальчика.       Том уже не видел этого, но профессор Дамблдор неодобрительно скосил глаза в сторону Олливандера, а тот в свою очередь в стыде опустил глаза в пол, однако хитрый прищур выдавал его истинную бесстыдность. Осознавая, сколь детской была вся эта ситуация, профессор тяжко вздохнул.       — Дай Мерлин вашему отцу, Джервейсу, здоровья, но, думаю, с формальностями можно покончить и приступить к делу. Покажите же, Гаррик, чему вы научились у своего родителя.       — Конечно, Альбус, — Олливандер, очевидно приняв негласное правило игры — на время забыть, что здесь только что произошло, игриво улыбнулся своему бывшему профессору и взглянул на Тома, но не прежним взглядом, а чем-то более профессиональным, научным, если это определение вообще можно было приписать к такой неординарной личности, как Гаррик Олливандер.       Русые волосы юноши отразили лучи солнца, проходящие сквозь окна, которые выходили на Косой переулок. Там, за прозрачной преградой, жизнь все так же продолжала свой бег, и хоть их отделяло лишь оконное стекло, казалось, что само время и пространство стоит между теми и этими.       — Ну что ж, мистер Реддл, какой рукой вы держите свою палочку? — Олливандер почти дружелюбно улыбнулся Тому, чего только стоил этот поступок.       — Я никогда не имел палочки, мистер Олливандер.       Нетерпеливо вздохнув, Гаррик проговорил:       — Какой рукой вы /пишете/, мистер Реддл?       Предвидя очевидный ответ, Дамблдор, чтобы не смущать мальчика по поводу его безграмотности, в чем, несомненно, не было его вины, решил взять инициативу на себя.       — Скажи мне, Том, когда ты ешь, в какой руке у тебя находится ложка? — осторожно спросил профессор, боясь услышать очередной душераздирающий аспект жизни мальчика. Если в их доме даже нет столовых приборов, то ему придется обратиться в министерство.       — В правой, сэр.       Дамблдор мысленно похлопал себе. Олливандер же, кажется, не дослушав, с первых букв понял, о чем говорит Реддл, и пришел в бурную деятельность. Из кармана юноши вырвался метр, который начал измерять Тома в самых разных местах: правую руку, расстояние от плеча до пальцев, затем расстояние от запястья до локтя, затем от плеча до пола, колена до подмышки, а также окружность головы. И все это непременно записывало волшебное перо, строго следящее за ходом измеряющей ленты.       Вскоре, так как эта операция происходила с необычайной быстротой, Олливандер уже держал в руках пергамент и задумчиво его читал. Его мучал вопрос, но даже он был не настолько бессердечен, чтобы задать его. Но другого выхода Гаррик не видел, поэтому он сказал:       — Простите за мою бестактность, мистер Реддл, но вам никогда не говорили или вы откуда бы то не узнали, какая была палочка у вашей матери? Видите ли, наследственность часто влияет на выбор палочки, но мы же должны помнить, что не волшебник выбирает палочку, а палочка волшебника, — эти слова сказал ему отец, когда только начинал обучать ремеслу изготовления палочек. Это теплое воспоминание отдалось в его груди необычайной нежностью, отчего на душе у Гаррика похорошело.       Внутри же Тома что-то оборвалось, ведь он даже не знал, какой палочкой пользовалась его мама. Реддл вообще очень мало знал о своих родителях: дядя Морфин говорил только нелестные слова об ушедших, а в деревне знали еще меньше. Однажды ходили сплетни, что «сын господина влюбился и сбежал к простушке, лишился наследства, а родители того и подохли с горя», но никаких подробностей, лишь догадки и предположения.       Образовавшееся молчание Олливандер расценил как отрицательный ответ. Тогда он начал подходить к стеллажам с коробками и вытаскивать некоторые из них. Гаррик сгрудил небольшую гору из коробок и открыл ту, что лежала на самом верху.       — Как вам эта палочка? Боярышник и волос келпи, жесткая, одиннадцать с половиной дюймов.       Олливандер аккуратно вложил палочку в руку Тома. С предвкушающим чувством, Реддл ждал, что сейчас обязательно что-то наступит, но прошла секунда, пять, и он уже засомневался.       — Ну чего вы ждете, взмахните палочкой, — нетерпеливо проговорил лавочник.       Сконфуженно Том поднял руку с зажатой палочкой, и тут же по столу, который находился недалеко от них, пошла трещина со звуком ломаемой древесины. Том отшатнулся, глаза его расширились, а губы образовали идеально круглое «о».       — Нет, нет, это не то, — Олливандер почти пропел слова. — Вот, попробуйте эту — грецкий орех и ус книзла, более гибкая, десять дюймов.       Том с осторожностью взялся за палочку, но сразу после прикосновения простая люстра, висевшая на потолке и еле освещающая магазин, взорвалась и посыпалась на них острыми осколками. Инстинктивно мальчик накрыл голову руками, но ожидаемой боли так и не произошло. Рядом с ним стоял Дамблдор с поднятой рукой вверх. Его палочка смотрела в самый потолок, а вокруг летала тысяча блестящего стекла, которое переливалось, как снег на свету. Еще один взмах его бледной, бежевой палочки и люстра начала собираться, словно пазлы, кусочек за кусочком, соединяясь между собой, пока на потолке не засветила люстра так, будто ничего и не произошло.       Том хотел задать вопрос, как он это сделал, но решил подождать до того момента, когда они окажутся одни.       И все следующие палочки одна за другой не подходили мальчику. Трескались окна, лопалась обивка мебели, предметы летали по воздуху. Том уже почти привык к хаосу, пока в руки к нему не попала белая, словно кость, палочка. Она сочилась мягким теплом, а внутри самого него появился непонятно откуда взявшийся восторг. Он взмахнул палочкой, как делал до этого бесчисленное множество раз, но вместо разрушения из палочки посыпались золотые и серебряные искры, казалось, сам воздух стал чище и краше.       Олливандер с удивлением смотрел на палочку, на вопросительный взгляд Дамблдора поспешил ответить:       — Эту палочку я создал сам, в процессе создания чуть не лишился жизни. Видите ли, тис, а палочка состоит из тиса, очень ядовит. Достаточно вытяжки из 50 граммов хвои тиса, для того, чтобы убить человека. Сердцевина, — тут он посмотрел на Альбуса, — перо феникса Фоукса.       Дамблдор был приятно удивлен: теперь с Томом его связывало не только двухдневное знакомство, а что-то большее. Гаррик не рассказал мальчику, кому именно принадлежал феникс, и Альбус был благодарен за то, что Олливандер предоставил ему право рассказывать это или нет.       — Упругая, тринадцать с половиной дюймов. Используйте палочку с умом, мистер Реддл. С вас семь галеонов.       Дамблдор достал знакомый мешочек, но, заглянув туда, обнаружил, что на покупку палочки немного не хватает. Тогда он достал свой кошелек и оплатил собственными деньгами. Олливандер уложил палочку в коробку, передал Тому, и уже перед самым выходом юноша сказал Реддлу:       — Мы будем ждать от вас великих дел, мистер Реддл, всего доброго.       И Том смотрел в его задумчивые глаза, казавшиеся расплавленным серебром до тех пор, пока за ним не защелкнулась дверь, отделявшая спокойное озеро магазина от бурной реки улицы.