Янтарь в серебре

      Вы знаете, как выглядит город, который кажется вам мечтой, когда самолет начинает двигаться, отстыковываясь от телескопического трапа? Он выглядит как самый прекрасный сон длиной в целую неделю. Как маленькая, короткая, но прекрасная жизнь, перестающая быть реальностью. Это место постепенно, с каждой секундой, каждым метром на земле и километром в небе превращается в воспоминание. И там, в теплом море, на согретых солнцем улицах, остается частичка тебя, выжимая из глаз влагу. Заставляя сердце сжиматься в груди от смеси противоречивых чувств, пока смотришь в двойное стекло иллюминатора на аэропорт, все удаляющийся и удаляющийся.              Вид из маленького овального окошка меняется стремительно по мере того, как они набирают высоту. Заходящее солнце заставляет щурить слезящиеся глаза, опускать их вниз, в землю, на листву высоких покачивающихся пальм, различимых среди общей зелени только благодаря острому зрению и памяти. Все еще невероятно красиво. И наверное пройдут годы, а чувства от воспоминаний не изменяться. Разве это возможно? Забыть такое или вдруг перестать гореть глазами, видя прекрасные теплые образы, слыша в голове шелест соленых волн, накатывающих с пеной на белый мелкий песок. Маленькие сверкающие крупинки кварца липнут к влажным ногам, после прогулки по пляжу их приходится вытряхивать отовсюду. Песчинки как мелкие блестки, они в волосах, одежде, обуви и сумках. Прилипают и поблескивают, если смотреть на них под солнцем. Когда видишь подобное впервые, это похоже на рассыпанные и перемешанные соль и перец. Белый с черным.              Улицы и пляжи видно с высоты. Пирсы, тянущиеся сияющими лентами по водной глади. Все зажигается с наступлением вечера и сливается в одну яркую деталь от целой мозаики. А земля там, внизу, именно на нее и похожа. На огромный пазл, разбитый на неровные фигуры. Прямоугольники, квадраты и трапеции с крышами домов, тянущихся друг за другом, и сверкающими небоскребами центра, которые отражают небо, пока их воздушное судно разворачивается, опуская правое крыло. Пара снимков с воздуха останутся в хранилище айклауда. Их увидит брат, стоит сообщению отправиться, как только самолёт сядет для дозаправки. И не важно, что перед глазами уже Европа, видится совершенно иное.              Они снова садятся в Шарль-де-Голль, таком же прекрасном, несмотря на наступившую ночь. На часах по местному времени начало двенадцатого и организм сбит с толку после перелета. Ему непонятно, как получается так, что время постоянно отматывается назад. Все дальше и дальше, будто не прошло десять с половиной часов в небе, которые проводишь в постели. Ведь во сне все гораздо проще переносится, и стыдно признаваться в том, что, когда матрас прогибается за спиной, дышать становится легче. Чуть терпкий запах и так везде, окружает со всех сторон, а когда его источник совсем рядом, никуда не спрячешься. Остаётся только дышать им.              Аэропорт Парижа яркий. Если бы не темное ночное небо за оконными стеклами и электронные часы, повсюду точно показывающие местное время, кажется, что все ещё день. Люди бодрые, бегут, бредут в разные стороны нескончаемым потоком, таким плотным, что в нем легко раствориться и потеряться. А этого совсем не хочется. Несмотря на красоту и притягательность этого места, путь за пределы, увы, невозможен, да и не хочется в одиночестве. Все достопримечательности Франции не кажутся заманчивыми, даже несмотря на вдохновенное щебетание туристов вокруг и множество картин и рекламных роликов, что транслируют на огромных экранах. Смысл, если никто не будет стоять рядом и густым низким голосом рассказывать странные смущающие факты из истории этих мест. Или глупые истории, заставляющие уголки губ едва заметно подниматься вверх.              На долю секунды перед глазами встаёт картинка, вроде в ней нет ничего особенного, но она заставляет замереть на месте. Остановиться наперекор людскому потоку.       Огромная площадь, окруженная зданием на три стороны света, белым, высоким. Арочные проемы, колонны, лепнина и птицы, взмывающие стаями в воздух, серое небо, отражающееся во множестве окон. Такие же серые глаза, внимательные и серьезные, что не вяжется с широкой улыбкой. Мужчина стоит перед ним, рядом со стеклянным треугольником окна прямо в земле, перед пирамидой чуть дальше, прямо за мощным разворотом плеч. Рука протянута в его сторону, в другой стакан с кофе, точно с американо, даже сомнений нет. На губах только «Лувр», и вот такой бы хотелось посетить. А совсем не тот, что отпечатан на брошюрах блестящих глянцем.              — Все хорошо? — юноша слегка вздрагивает, прикрывая рот ладонью, чтобы хоть частично скрыть то глупое выражение на своем лице. Застыл вот так, как памятник, а люди все идут и идут, обходя его, замершего, будто потерявшегося. — Ванцзи?              Господин Вэй стоит перед ним, возвышаясь на целую голову, и все недовольство окружающих перестает существовать. Им проще уткнуться взглядом куда угодно, но только не смотреть на них и на него в частности. Им с ним не справиться, и их чувства перестают иметь значение. Проще просто проскочить мимо, оставляя странную парочку разбираться между собой самостоятельно. А в том, что они разберутся, сомневаться не приходится. Разве может быть иначе.              Ванцзи выпрямляется, поднимая взгляд покрасневших, заспанных глаз на мужчину перед собой, и коротко оглядывается по сторонам, замечая, как вокруг них шумно. Они совсем недавно спустились в пункт выдачи, насквозь прошли его к одному из множества широких коридоров. На стене горит одна из реклам, мелькая слайдами с красивыми видами, и стоит экрану потухнуть хоть на секунду, в черной поверхности отражаются люди. И они тоже в ней отражаются, стоящие друг напротив друга.              — С тобой все хорошо? — Вэй Усянь подходит ближе, почти вплотную, окружая своей странной аурой, будто загоняя в вакуум. Серые глаза такие внимательные, они смотрят пристально, замечая все-все: и след от подушки на помятом лице, потрескавшиеся сухие губы, слипшиеся ресницы, блеск в глазах, и как дёргается кадык под кожей тонкой шеи.              Его лицо такое открытое, светлое, как такого человека вообще можно бояться? Почему все вокруг отводят взгляд от него и ускоряют шаг, чтобы оказаться как можно дальше? Он ведь совсем не страшный, совсем даже наоборот. И даже если ему самому в начале казалось, что это не так, то теперь суровым выражением уже не обманешь. Юноша видел, как этот человек смеётся и дурачится, как творит глупости и безрассудные поступки, чтобы просто заставить другого улыбнуться. Это так странно.              — Все хорошо, — голос тихий, чуть хриплый от долгого молчания, но этого достаточно для того, чтобы чужая голова склонилась чуть ниже, а длинная коса скользнула по льняной плотной ткани вниз. Опять во всем черном с головы до ног. Даже резинка в волосах и та черная.              Он постоянно ходит вот так. Полностью одетый. А его самого при этом постоянно пытается чуть ли не раздеть, оголяя руки, шею и плечи, на которые смотрит потом не отводя глаз. Странный. На его действия не понимаешь как реагировать, но возмущаться поводов нет, да и жаловаться тоже. Все постоянно на грани приличия, будто они постоянно идут по тонкому канату над пропастью, и если мужчина, делая шаг, смотрит прямо перед собой, то у него самого такой возможности нет. Он банально не представляет, что именно у того за спиной. И куда они идут. Как с этими костюмами. Лань Чжань видел мужчину голым всего пару секунд, и это был единственный раз, когда он видел хоть что-то. Не то чтобы ему хотелось этот опыт повторять. Просто странное чувство гложет изнутри, будто под этой черной тканью что-то прячут. Что-то важное.              — Пойдем, нас столик ждёт, — широкой протянутой ладони касаются тонкие бледные пальцы. Холодное снова соприкасается с горячим, и по худой спине бегут табуном мурашки. Это чувство уже привычное, ведь этот контраст с ними постоянно и от него никуда не денешься. Их температура тела разнится на несколько градусов, а ощущается это так, будто на целые десятки.              — Столик? Уже? — сложно перестать удивляться. Они прилетели совсем недавно. Вышли из самолёта буквально двадцать минут назад и, казалось, что Вэй Усянь постоянно был перед глазами, но этот человек снова удивляет чем-то подобным. Как фокусник вытаскивает из шляпы-цилиндра кроликов, он умудряется решить любую проблему и ситуацию, просто взяв в руки телефон.              — Ты удивлен? — опять это выражение лица. Ванцзи сложно читать такую смесь, которую ему постоянно демонстрируют. Там и удовольствие и интерес и эта лисья улыбка, заставляющая закатить глаза. Мужчина смотрит хитро, заигрывающе улыбается, и именно поэтому его совершенно невозможно воспринимать серьезно.              В самом деле. Какой серьезный человек будет себя так вести? Будет дергать за ниточки, как ребенок куклу-марионетку, только за тем, чтобы заставить его снова смутиться от этих взглядов. И склоняться все ближе будет тоже именно за этим. Будто бы мальчишка, которому просто нравится дурачиться.              Конечно же он удивлен. Каждый новый раз. Потому что к этому невозможно привыкнуть, находясь вот так близко к человеку, настроение которого меняется поминутно, то плавно перетекая из одного в другое, то резко вспыхивая. Как, например, ярость и недовольство, стоит вдруг чему-то пойти не так, как ему хочется. Ванцзи постоянно наблюдает, стараясь запомнить каждое выражение лица, чтобы суметь, наконец, расшифровать то, как смотрят на него самого. И это сложно, мимика мужчины настолько живая, что, кажется, он способен сочетать несочетаемое. Добрую улыбку и злой взгляд, от которого девушка, пытающаяся заставить менеджера снять бронирование с их столика, захлопывает ярко накрашенный рот и под удивленными взглядами двух человек отходит в сторону. В тот момент юноша понимает, как не хочется оказаться на ее месте даже один единственный раз.              Когда альфа поворачивается к нему, снова спрашивая, нравится ли ему ресторан, Лань Чжань глупо моргает. Что если он скажет нет? Менеджер и метрдотель и без того уже обливаются холодным потом, стоя рядом с ними, пока остальные гости любопытно поглядывают на ночное представление. Разве Вэй Усяню в самом деле нужно его одобрение?              Но ресторан и правда хороший, обстановка в нем очень уютная и аккуратная, а свет приглушен таким образом, чтобы через стекло открывался и просматривался вид на улицу. Даже в такой поздний час. Глядя на самолёты и на то, как маленькие машинки и тележки катаются внизу, перевозя людей и багаж. Юноша вяло ворочает в большой плоской тарелке салат, даже не глядя на него.              — Спасибо, — ему очень давно хочется сказать это и, кажется, что более идеальной возможности точно не представится больше. Постоянно что-то будет отвлекать и сбивать его. Как чужие взгляды в упор, например, или громкие звуки.              — За что? — а ещё конечно вот это. Этого он опасался больше всего, вспоминая то придорожное кафе и что было до него. Как, оказывается, быстро летит время, ведь прошло уже около месяца с того дня.              — За это путешествие. За то, что заботишься обо мне, — эти слова даются гораздо проще, чем он думал. Казалось, это будет куда как сложнее, а ещё нелепее, ведь говорить подобное раньше не приходилось. Даже благодарить кого-то вот так. Разве что брата или дядю, отца с матерью, больше ведь никто для него ничего и не делал.              Вэй Ин выглядит спокойным внешне, на его лице все то же выражение лёгкого интереса происходящим вокруг, и даже встречая настороженный взгляд светло карих глаз омеги, он продолжает легко улыбаться. Юноша явно помнит то, что мужчина сказал ему в прошлый раз, а, значит, повторять смысла никакого нет, и раз уж тот пришел к выводу, что благодарность, пусть и такая, имеет место быть, то что же, пусть так. Хотя, конечно же, ему бы хотелось немного другого, но просить об этом сейчас или намекать значит все испортить.              — Разве я не должен? — вопрос коварный. Ответить на него односложно можно, но тогда между ними возникнет неловкое чувство, которое мальчишке не понравится, а, значит, все равно заставит говорить дальше. Мужчине хочется его слушать, хочется продолжать наблюдать за тем, как дрожат густые ресницы, отбрасывая тени на бархатную кожу щек в свете настольной лампы.              — Мне кажется, ты делаешь больше, чем должен… — омега неловко замолкает и хмурит почти незаметно свои тонкие брови, в очередной раз отводя взгляд в сторону. Ему явно непросто даются слова, которые уже звучат довольно странно, подначивая подразниться. — В хорошем смысле… Я знаю, что ты мог этого не делать, это ведь выходит за рамки договора.              — Ты очень милый, когда смущаешься, — улыбка становится шире, а в серых глазах зажигается странное чувство. То самое, которое распознаванию не подлежит.              — А ты переводишь тему, — Ванцзи совсем чуть-чуть склоняет голову и старается изо всех сил быть серьезным. Взгляд исподлобья делает его похожим на маленького мягкого кролика, готового боднуть пушистой мордочкой за отобранный кусок морковки. Ужасно милый.              — Разве тебе не нравится то, что происходит? — похоже, его женушка настроена решительно, если бросается подобными замечаниями, а не вспыхивает ушами и, бросая грозные взгляды, замолкает. Во всяком случае так было раньше, он уже проверял реакцию на подобные комплименты в адрес этого недотроги, который в упор их не воспринимает.              — Ты!.. — Лань Чжань шумно выдыхает и опускает взгляд в полупустую тарелку. Юноша не выдерживает прямого взгляда и, подперев тонкими пальцами щеку, хмурится, думая, что за волосами этого не заметно. О, как же он ошибается, ведь подобное не может стать преградой, пряди слишком тонкие. — Это не совсем то…              — Почему же? — да, мужчина бесстыдно заигрывает со своим молодым мужем, сидя в зале ресторана на другом конце земного шара, так далеко от их дома. Это доставляет ему самое настоящее удовольствие, то, как тот на него смотрит и как пахнет, являя собой истинное воплощение соблазна, даже не подозревая об этом.              Его Лань опять тяжело вздыхает и трёт точку между бровей, откидывая длинные волосы за спину. Он обожает этот его жест. Такой лёгкий и красивый, движение плавное, осторожное, будто не волос касается, а стряхивает снежинки, чтобы не повредить ни одну. Глупый малыш, который ещё слишком молод, чтобы почувствовать и разгадать, чего именно мужчина добивается. Как ловко привязывает его к себе, приучивая к рукам и своему присутствию рядом.              Эта недотрога даже уже не дёргается, стоит лечь рядом на кровать, ставшую общей на борту самолёта. Привык за неделю к тому, что именно так они и спали в отеле. И пускай в первый раз он постоянно старался отползти во сне как можно дальше, со временем это прекратилось. Особенно, если включить кондиционер, понижая температуру глубокой ночью, чтобы парень сам охотно подполз поближе в поисках тепла, ведь одеяло довольно тонкое и под ним ему, лягушонку, не согреешься.              Его руки постоянно холодные, и ступни тоже. Когда он пинается во сне, стараясь сунуть конечности туда, где теплее всего, мужчина искренне старается не шипеть и не двигаться. Мальчишка сопит тихо и затихает, но любой громкий звук или резкое движение в постели способны его разбудить легко и просто. Но что-то Вэй Ин отвлекся, вспоминая прекрасные ночи, проведенные в маленьком уютном отеле. Нужно будет придумать, куда заманить это сокровище в следующий раз. Тому ведь ужасно нравится находится далеко-далеко от дома, а главное, они одни.              — Мне нравится, — кажется, небо прямо сейчас упадет на землю вместе с полной луной и звёздами, накрывая их бархатным покрывалом. Мужчина же не ослышался, правда? Парень сам сказал это? — Именно поэтому, спасибо, — теперь его смущение не скрывается за волосами, бледными пальцами рук, которыми прикрывают лицо, его демонстрируют откровенно. Бессовестный маленький соблазнитель.              — Но есть кое-что, что мне непонятно, — Ванцзи глядит на него из-под опущенных век, прикусывая крепкими зубами нижнюю губу, обкусывая сухую кожицу. Лучше бы он так ел еду в своей тарелке, а не истязал бы себя, заставляя губы пухнуть от прилившей крови и влажно блестеть. Нужно прекращать пялиться.              — Что именно? — ему правда интересно, поэтому он спрашивает, а не просто молчит, ожидая, когда юноша соберётся с мыслями и продолжит сам. Это помогает отвлечься хоть немного от невинного лица перед собой и от навязчивых мыслей, что лезут в голову. Сейчас даже ряд входящих сообщений не способен отвлечь его до конца, так сильно омега на него действует.              — Что будет дальше? — дальше после того, как они вернутся обратно в Китай. Когда тяжёлая металлическая дверь снова захлопнется, отрезая парня от внешнего мира. И случится ли это вообще. Все слишком непонятно, ведь они должны как-то жить вместе, появляться на публике и демонстрировать то, что у них все хорошо. К тому же, если Вэй Усянь такой обеспеченный человек, значит у него определенно есть место в обществе, а оно ко многому обязывает.              — Дальше, это когда мы вернёмся в Китай? — он уточняет для того, чтобы лучше понять. Ванцзи бывает достаточно странным, и если не задавать уточняющих вопросов, мальчишку можно понять превратно. Например, в данном случае мужчине бы хотелось, чтобы этот малыш интересовался их будущим. А не тем, чем ему несчастному заниматься в четырех стенах. Дверца клетки почти открылась.              — Да, — осторожный кивок и волосы опять рассыпаются, соскальзывая из-за ушей на лицо. Они блестят в свете лампы и свечей, вставленных в чашечки золоченого канделябра, который официант ставит на их столик. Лань Чжань молчит, дожидаясь, пока в меру расторопный бета уберет посуду и поставит на алую скатерть новую перемену с десертом и лёгкими закусками. — Что я должен буду делать?              Он бы хотел спросить, чего тот сам хочет, но это было бы слишком рискованно. За то время, что они провели вдвоем, мужчина успел неплохо разобраться с тем, что тому нравится и чего бы тот хотел, но это не значило, что парень не смог бы его удивить. Отпускать его или давать слишком много свободы сейчас слишком опасно, но и запирать, глупо. Это им на пользу не пойдет, а альфа привык во всем быть одним из лучших и брак не должен стать исключением. Точно не у него.              — Есть идеи сверх соглашения? — за улыбкой скрывается напряжение, и тонкий лёд трещит под ногами, делая каждый шаг новой опасностью, пока Ванцзи глядит на него, скользя от серых глаз, чуть прищуренных, к губам, и ниже на воротник рубашки. — Я всегда открыт к твоим предложениям, — очень хочется выпить, но это может подождать. Им лететь ещё часов семь или больше. В баре, кажется, стояла уже начатая кем-то бутылка виски.              — Я смогу выходить куда-нибудь? — янтарный взгляд полон плохо скрытой надежды. Омега смотрит открыто, больше не отворачиваясь, и сжимает в руках край скатерти со своей стороны, это заметно только потому, что она натянута и рядом с яблочным штруделем бугрятся неровные складки.              — Конечно, сможешь. Единственное, под наблюдением, твоя безопасность в приоритете в любом случае, — такой ответ его, кажется, вполне устроил, и они оба вернулись к тому, что лежало в их тарелках, пока еда от скуки не решила убежать прочь. Мороженое и так тает довольно быстро, юноша смог убедится в этом самостоятельно.              Остальная часть перелета прошла вполне мирно. Самолёт вычистили и заправили, проверили координаты и открытость воздушного коридора. Даже постельное белье поменяли на свежее и слава богу не красное, а то обилие этого цвета вокруг уже начало понемногу напрягать его. Темно-синий сочетался со стройным телом мальчишки куда лучше, а тот просто не мог не заснуть. В небе легко укачивает, и вот он уже опускает голову на кремовую обшивку салона, скрючиваясь в кресле и придавливая собственные разметавшиеся волосы. Такой неловкий.              Мужчина запускает руки по обе стороны от все ещё тощего тела, чтобы нащупать ремень безопасности, скользнувший под чужую кофту, и найдя согревшуюся пряжку, вытянуть прочную длинную ленту из зажима. Пока он так близко, можно вдыхать от кожи тонкий приятный запах, смешанный с еще не выветрившимся ароматом шампуня и геля для душа, которым омега пользовался весь отпуск. Провести пальцами будто случайно по впалому животу, у края мягких хлопковых брюк. Коснуться кончиком носа шеи, скользя к ключице. Поймать губами легкий тихий вздох.              Спать сидя не обязательно, но омега ничего не может поделать со своим организмом, который вырубается, стоит им набрать высоту и выровняться. Глаза закрываются сами собой, и в следующий раз открываются спустя очередные десять часов от бодрящего запаха кофе. Обычно к этому напитку Лань Чжань равнодушен, но сейчас очень хочется выпить хотя бы пару глотков, чтобы придти в чувство. Стакан обернут защитным слоем картона, а черная пластиковая крышечка плотно сидит, убеждая, что нет ничего страшного в том, чтобы пить прямо в постели.              Американо обжигает язык и нёбо, оставляя после себя горьковато-сладкое послевкусие. Не так плохо, как казалось. Со стаканом в руках омегу застаёт мужчина, и густые черные брови изгибаются, показывая, насколько их обладатель удивлен тем, что видит перед собой. В его пальцах зажат похожий стаканчик, только объем в нем больше, а ещё от него пахнет виски, и на это парень недовольно хмурится. Так они и смотрят друг на друга, один недовольный, укоризненно прожигающий взглядом, а второй, скорее, любопытный. В конце концов, двадцать миллилитров горячительного плохой погоды никому не сделают.              Китай встречает их плотной завесой сизых облаков. Бортпроводники предупреждают о том, что в столице сейчас дождь. Но дождь это гораздо лучше, чем снег, ведь весна должна пробуждать землю от зимней спячки. Отогревать уставшие от холода улицы. Пока они летят, капель и города не видно. Он внизу на расстоянии сотен километров, серо-синий и искрящийся от отражающихся в стекле ярких огней улиц и рекламы. По нему, многолюдному и шумному, успеваешь соскучиться.              Ванцзи прилипает носом к окошку, молча дожидаясь, когда они пойдут на снижение, чтобы увидеть, как выглядит Шанхай с высоты. Да, это не теплая Флорида, но вид поистине прекрасный. По воде бегут синие и красные дорожки от подсветки высоток. Телебашня мигает и светиться, разгоняя мрак, и сейчас хочется пройтись по набережной, несмотря на дождь, потянуться и размять затекшие мышцы. Не хватает земного воздуха. Того самого, который смешан с машинным смогом и пылью. А еще он, кажется, соскучился по привычной еде, и не отказался бы от тарелки вонтонов с бульоном.              Вот только желание поесть отварных пельмешек так и не осуществляется в реальности. Юноша банально забывает чего хотел, когда воздушное судно, наконец, садится в аэропорту, продолжая двигаться. Все за пределами салона мокрое, и если присмотреться повнимательнее, видно, как быстро бегают мужчины, выгружающие багаж из самолета, что сел чуть раньше. Объемные жилеты, похоже, с трудом защищают от потоков ледяной воды и холода. Снова тянет в сон, видимо, заряд бодрости, подаренный кофе, подошел к концу.              Удивительно, но он совсем не помнит, как оказался дома. Да, похоже именно дома, ведь эта огромная квартира, принадлежащая его мужу, ничто иное, как их общий дом. Постель, в которой юноша лежит, расправлена, а значит кто-то постарался, чтобы уложить его. Сам Лань Чжань точно этого не делал. Последние воспоминания смутные, размытые, и в них они уже в машине, а значит до нее на крытую парковку ему все же удалось дойти на своих двоих. Что же, это уже хорошо. Но в салоне, пригревшись под оставленным на сидении пальто, сознание помахало ручкой. Столько спать определенно очень вредно для организма. Но ничего не поделаешь, нужно много времени и перелетов, чтобы привыкнуть к этим ощущениям и нагрузкам.              Мягкое, светло-голубое одеяло похоже на облако, приятно ласкающее кожу. От постельного белья пахнет кондиционером и свежестью. Да уж, его кровать это совсем не то же самое, что в отеле или на борту. Матрац гораздо мягче и подушки крупнее. Вместо кованной спинки или лакированной рыжей древесины белая краска и хлопок с мягким наполнителем внутри. Он успел немного соскучиться по вещам вокруг себя, но понял это только сейчас, глядя на туалетный столик с фигурной рамкой на нем и на статуэтки кроликов, стоящих среди книг.              Покрывало аккуратно сложено и лежит в кресле вместе с подушками-валиками, не то, которое было до отъезда. Наверное все сделал господин Вэй, заботясь о том, чтобы юноша спал в свежей постели, ведь так точно гораздо лучше. Почему нет в самом деле, даже если это простая прихоть. Откинув край одеяла в сторону, внимательный взгляд зацепился за полоски на манжете ночной рубашки. Стоп. Откуда на нем рубашка? Спустив босые ноги на ковер, юноша поднялся, разглядывая полосатую пижаму. Он ведь убрал ее в гардеробной так далеко, как только смог, и купленную Вэнь Цин положил туда же, а теперь стоит весь одетый в голубое с выбитыми на ткани фигурками пухлых белых кроликов и оранжевых морковок.              Вэй Усянь переодел его. Вэй Усянь видел его голым. Опять.              Электронные часы показывали совсем раннее утро. Начало пятого, и даже несмотря на это омега точно знает, что уснуть больше у него не выйдет. Не после того, сколько в сумме он проспал за последние часы, и, конечно же, не после этого обжигающего чувства стыда. Зачем мужчине вообще понадобилось раздевать его? Если бы он оставил парня лежать просто в одежде ничего страшного бы не произошло. А теперь вот кролики эти, один вид которых заставляет спешно отводить взгляд от отражения в зеркале. Достал ведь из самого темного угла, хотя на самом видном месте лежат обычные, нормальные пижамы.              Ему срочно нужно переодеться. А еще помыться. Собственная ванная сырая и плохо прогретая. Но с тем, как горит сейчас тело этого почти не чувствуется, и только запах воды и трав дразнит, манит опуститься в горячую воду, быстро бегущую из лейки душа. Обычно он предпочитает подолгу сидеть в глубокой ванне, а потом натирать кожу до скрипа и блеска, но сейчас хочется закончить со всем быстро и не смотреть на себя. Белье соскальзывает по коже длинных стройных ног прямо на пол, одежда стопкой опускается на дно бельевой корзины, и омега переступает стеклянный порог душевой, из которой клубится пар.              Снова чувствовать себя абсолютно чистым восхитительно. Точно так же, как и быть сытым. Со всеми этими перелетами и сменами часовых поясов легко запутаться, сколько в итоге времени. Но телефон врать не будет. Часы и календарь автоматически перенастроились, и благодаря этому он знает, что сегодня понедельник, пять пятнадцать утра. Слишком рано для завтрака, но сегодня, пожалуй, это простительно.              Поднимаясь вверх по крутым деревянным ступеням в лёгких тапочках на босу ногу, юноша выходит в просторную гостиную. На полу возле дивана стоят два чемодана и сумка, так и не разобранные. Похоже, этим Вэй Усянь решил себя не утруждать. Что же, ладно. В самой гостиной тихо и пусто, будто не в жилую квартиру зашли, а в гостиничный номер. Так все чисто. Даже химией пахнет, и все подушки с пледами ровно сложены и лежат в ожидании, когда их разбросают. Странно, что он думает именно о том, чтобы учинить легкий погром. Но если честно, этому месту это только на пользу.              В одном из чемоданов, что стоит на полу, подарки, которые они вдвоем выбирали для Сиченя, Вэнь Цин, дядюшки и других близких знакомых. Голубой пластиковый бок так и манит подойти и расстегнуть молнию, чтобы пошуршать пакетами, но шуметь нет желания. Он еще успеет залезть туда и отписаться всем о прибытии и успешно пройденной акклиматизации.              Из гостиной юноша выходит в прихожую, проходя мимо колонн и сворачивает в коридор, видя перед собой цель — дверь, за которой кухня. Пара тихих шагов по паркету и чуткие уши в, казалось бы, полной тишине улавливают странный звук. Это не скрип кровати и не голос, это не стук закрывающихся ящиков и не звон стеклянной посуды о столешницу. Все двери вокруг него приоткрыты, и выяснить, откуда же шум не так сложно, если замереть на пару секунд. Ванцзи толкает дверь от себя просто потому, что точно знает — там не спальня и ничего особо стыдного он не увидит.              Лицо все равно обдает жаром. Глаза цепляются за выступающие напряженные мышцы на спине, когда мужчина перед ним разводит руки и выдыхает, спускаясь до ягодиц, бедер и икр. Странный звук, что завел его сюда, шум беговой дорожки, сливающийся с пружинистым бегом альфы, который его не слышит и не видит в данный момент. Но Ванцзи зато все прекрасно видно под черной, плотной, ужасно облегающей эластичной тканью спортивного костюма. Если бы он бегал в нем на улице, кому-то ранним утром определенно стало бы плохо. Ему самому сделалось слегка дурно и душно от того, как упругие и крепкие даже на вид ягодицы сокращаются.              Господин Вэй обернулся раньше, чем остановился, вынимая из ушей наушники, в которых продолжала играть музыка. Демоны, он же в этот момент все еще на него пялился, не в силах просто отвернуться или отвести взгляд, и судя по тому, как альфа улыбается, ему это кажется достаточно забавным. Как обычно. Ничего удивительного, ведь для того день пройден зря, если мужчина даже не попытается смутить парня. Этим утром Ванцзи вляпался сам, и как бы не убеждал себя в том, что ситуация довольно скверная, спорить глупо, ему отчасти понравилось увиденное. Как такое вообще может оставить равнодушным?              Только почему он опять во всем черном?              — Мне та пижама больше понравилась, — Вэй Усянь сходит с остановившейся ленты и берет маленькое белое полотенце, чтобы утереть с лица пот. Сейчас от него пахнет еще более терпко и пряно, чем обычно, и лучше ему не двигаться, потому что юноша перед ним от этого запаха весь напрягается, с трудом себя сдерживая. Хочется позорно удрать обратно к себе в комнату, а не сбегать взглядом с тяжелой нижней челюсти на ключицы и ниже, к очерченным синтетической тканью кубикам пресса.              — Чем? — он хотел спросить «зачем», но первый слог вышел едва слышным из-за того, что голос вдруг резко пропал.              — Она милая. И ты милый, — мужчина пожал плечами и улыбнулся, делая шаг в его сторону, не разрывая зрительного контакта. Вот же бессовестный человек. Разве можно говорить такие вещи вот так просто и прямо. — Я просто решил объединить это и посмотреть, что получится. Ты ведь ходил в ней раньше, так почему бы и нет.              — Это глупо, — его голос похож сейчас на недовольное ворчание ребенка, которого поймали на проказе, и вместо того, чтобы ругать, отчитывать или насмехаться, наоборот, пытаются похвалить неведомо за что. Именно так, неведомо за что.              — Вовсе нет. Я был бы рад видеть тебя в ней чаще, как бы странно это не звучало, — говорит этот странный человек, проходя мимо него, заставляя горячую волну прокатиться от головы прямо к низу живота. Странное ощущение, делающее его ведомым и ослабленным, становится горячо и душно. Так сильно, что лицо горит, а губы сохнут и их приходится облизывать, чтобы они не слипались.              Вэй Усянь скрывается за дверью комнаты, в которой спит, а Лань Чжань не находит в себе смелости войти туда следом за ним. Острых ощущений на сегодня, пожалуй, достаточно. Будет лучше остановиться на этом. День и так, похоже, будет довольно насыщенным.              Если ему, конечно, сегодня позволят выйти.              На кухне, что странно, такой же идеальный порядок как и во всей квартире. Будто пока их не было кто-то старательно протер повсюду пыль, разложил и расставил посуду из посудомоечной машины, пересортировал продукты по отделам в холодильнике и полил все растения у панорамного окна. Ни одного пятнышка или жухлого листочка, просто поразительно. Если бы юноша знал, что его муж этой ночью не спал, он бы, наверное, этому порядку так не удивлялся.              От сильного возбуждения, заставляющего разум дурманится, есть хорошее лекарство. Пустить энергию в другое русло. Не менее энергозатратное. А натирать полы вручную, ползая на коленях, процесс как раз подходящий. Так не то, что квартира сверкать будет, так он и сам сияет от пота, делающего кожу влажной. Пока омега спит, смотреть на альфу все равно некому, поэтому, как и в юности, он моет каждый угол в одних хлопковых штанах, расхаживая с голым торсом.              Знал бы в самом деле его муж, каким он соблазнительным был на своей мягкой кроватке в одних только боксерах и с разметавшимися по подушкам волосами. Кровь пошла носом слишком неожиданно, крупно капнув на одеяло. Пришлось не только переодевать женушку, но и от греха подальше менять постельное белье, загружая его в стиральную машину, пока багровая жидкость не въелась в волокна. Со скрученными салфетками в носу он представлял собой зрелище крайне странное.              — Сегодня будет длинный и непростой день. Я могу отвезти тебя к дяде после завтрака, если не хочешь сидеть дома один. Заберу в районе обеда и привезу обратно сюда, — теперь на мужчине очередная широкая футболка. Очень длинная и широкая, с рукавами, достающими до середины предплечья.              — Я могу увидеть брата? — Ванцзи, по правде, рад уже и просто тому, что ему предложили. Но Сиченя увидеть нужно как можно скорее, пока тот совсем не распереживался. Да и убедится, что у него все налаживается, не помешает.              — Понедельник, боюсь, он будет слишком занят сегодня на работе. Но ты напиши ему или позвони, так будет лучше. Может он сумеет подъехать к вам ненадолго. Иначе ждать придется до выходных, — Вэй Усянь способен без труда делать несколько дел одновременно. Например болтать, переворачивать шкварчащий на плите бекон и мешать салат в крупной миске, заправляя его соевым маслом и лимонным соком с солью и перцем.              — На работе? — брат не говорил ему ничего о том, что нашел работу, похоже даже господин Вэй может ошибиться. Не стал же бы Лань Хуань скрывать нечто подобное, тем более, с тем количеством сообщений, которыми они обменивались каждый день.              — Да. Он разве не сказал тебе? — Альфа оборачивается и смотрит удивленно, разбивая яйца ловко одной рукой и выливая содержимое на сковороду. — Тебе полностью прожаренную?              — Нет… — Мужчина кивает и отворачивается обратно к плите, а Лань Чжань склоняет голову и кусает губу, сдерживаясь, чтобы не вскочить и не помчаться в комнату к телефону. Его брат взрослый человек, если он не сказал ему, значит наверняка на то была причина. Только в таком случае откуда его супруг все знает.              Как тот и обещал, после завтрака юноше дают время на то, чтобы собраться и выйти уже готовым, с объемным подарочным пакетом в руках. Не повезет же он подарки абы как? Зря, что ли, они обошли столько замечательных мест.              Альфа же из домашнего разгильдяя, шатающегося в растянутой футболке и широких клетчатых штанах, снова превратился в себя обыкновенного, застегнутого на все пуговицы директора очень важного и крупного отдела. Ванцзи все еще не знал, кем именно работает его муж, но точно знал, что тот директор чего-то, но если судить по достаточно легкому нраву, то вряд ли это что-то особенно серьезное. Хорошо если так. Тогда понятно, почему Вэй Усянь готов сорваться даже в обед ради того, чтобы доставить его до дома.              Дядя встречает растерянного и задумчивого племянника сначала чаем и непринужденной беседой, но спустя время они оба сдаются. Никто все равно ничего не узнает, так почему бы им просто крепко не обняться, ведь они не виделись около полумесяца, которые Лань Чжань только писал сообщения и звонил. Но ведь этого мало для того, чтобы успокоить дядюшку. Этот человек был готов заменить им отца. Конечно они много значат друг для друга.              Время за разговорами пролетает очень быстро. Вот, казалось, они только вернулись к тому, что пили чай, скрывая легкие улыбки за тонкостенными чашками из белого фарфора. Обменивались впечатлениями от новой жизни и смотрели фотографии, сделанные юношей. Лань Цижень слушал внимательно, вглядываясь в тот теплый свет, которым светились глаза его племянника. Похоже, тот был счастлив и, если он сейчас тут целый и невредимый, то все определенно идет замечательно.              Вэй Усянь забирает мужа в четыре часа дня, крайне вежливо здоровается с мужчиной, интересуется, все ли его устраивает и не нужно ли что-то еще. Ванцзи, наблюдая за этим, начинает сверкать как начищенный до блеска пятак, и ходит по своему бывшему пристанищу крайне довольный, забывая ненадолго о том, что его беспокоило.              Так проходит еще пара дней. Большую часть времени омега все же проводит дома, но это уже не напрягает так сильно. Теперь он знает, что можно просто заранее договориться, и его либо отвезут к дядюшке под его присмотр, если он не занят, или же передадут Вэнь Цин, которая, пусть и ведет себя немного странно, отвлекаясь на телефон, но гуляет с ним охотно, радуясь тому, что можно отдохнуть от сидения в офисе или забегам по складам в поисках своего начальника с важными поручениями. Это все вполне неплохо, но все равно не совсем то.              Будто ему не до конца доверяют.              Брат тоже ведет себя странно. Парень специально попросил госпожу Вэнь разузнать, если это в ее силах, чем занят Сичень, не нужна ли ему помощь. В переписке тот постоянно отнекивается, а звонки у них дольше двух минут и вовсе не длятся. Это все в новинку.              Выяснилось, что Вэй Усянь сказал тогда правду. Лань Сичень и правда работает, и притом, похоже, очень-очень много. Так что у него, видимо, и минуты лишней нет, чтобы вздохнуть. Но он не жалуется. Во всяком случае пока. И если вспомнить, какой проблемой для них для каждого было устроится куда-либо, то становится ясно, почему брат так цепляется за это место. Ванцзи бы тоже цеплялся изо всех сил, стараясь доказать, что он самый лучший и полезный работник. Лишь бы не остаться снова ни с чем. Но сказать же все равно мог? Правильно?              Но увы, у него даже образования нет. Да и какая в его случае работа, если муж ему даже ключи от квартиры не дал.              И вот очередное утро, которое омега встречает по будильнику. Конечно, ему вовсе необязательно вставать рано каждый день, но дело в том, что у этого есть причина. Омега хочет видеть своего супруга не только поздним вечером, но и перед тем, как тот уйдет. А квартиру он покидает рано, в половине седьмого утра, а иногда и того раньше. Поэтому юноша поднимается, умывает лицо прохладной водой и выходит, вполне бодро поднимаясь по ступенькам. Путь уже привычный.              Тишина в квартире стоит необычная в этот день, чайник не свистит, как обычно закипая на плите, а яичница глазунья не шкварчит на сковороде. Завтрак уже стоит, накрытый на столе, а тот, кто его приготовил, стоит к нему спиной, сцепив руки за спиной, и наблюдает за тем, как скользят солнечные лучи по темному полу, пронзая толстый стеклопакет насквозь. Соседняя высотка озаряется ореолом яркого сияния, становясь почти прозрачной. Этот свет красиво освещает зону столовой и мужчину, рубашка на котором сегодня не привычно черного цвета. Она красная, оттенка бургунди, и, наблюдая, как ткань освещена солнцем, язык присыхает к небу.              — Доброе утро, — господин Вэй улыбается и парень отмирает, моргая, сбрасывая с себя наваждение.              — Доброе. Сегодня рано, — в его тоне совсем немного недовольства, смешанного с беспокойством. Потому что правда рано. Мальчишку не предупреждали о том, что сегодня нужно куда-либо торопиться, ведь тогда бы он подскочил еще раньше.              — Я хотел узнать, во сколько у тебя начинаются занятия, — взгляд пристальный, улыбка на лице становится шире, и все портит тихий смешок, постепенно переходящий в громкий смех. Выражение лица у Лань Чжаня до того забавное, что сдержаться просто выше его сил, и он хохочет, прикрывая лицо рукой, чтобы не сорваться на откровенное хохотание.              — Я же… Меня же… — бормочет омега и хмурится, недовольно поджимая губы. Для него эта тема совсем не смешная, и вдруг хочется уйти прочь, но вдруг ему протягивают нечто маленькое и прямоугольное. Предмет трудно разглядеть, нужно подойти ближе.              Это пропуск в учебную часть. Новый.              — Это… Это мне? — глаза Ванцзи похожи на два огромных бездонных озера, полных расплавленного золота. Такие они сейчас светлые и яркие. Он ведь не сделал ничего такого, чтобы так смотреть на него, хотя ладно, к чему ложная скромность, мужчина прекрасно знал, какой может быть реакция, и именно поэтому сделал, вспоминая и ища лазейки к тому, как в очередной раз получить желаемое.              — Только с одним условием, — альфа дожидается решительного кивка и подходит ближе. — Тебе нужно будет сдать все экзамены и работы, которые преподаватели посчитали необходимыми. Ректор дал на это полторы недели. Ты справишься с подобным?              — Да, — еще один кивок, полный решимости.              — Хорошо, список и необходимые для изучения книги я скину тебе сообщением на почту. А сейчас садись завтракать, пока еда совсем не остыла.