Мне нет никакой разницы, что обо мне думают. Люди часто искажают смысл слов, но я научился относиться к этому спокойно. Слышали такое выражение — «в чернилах рук не отмыть»? Я его всегда вспоминаю. Ларс Фон Триер
Июль. Аэропорт «Барахас», Мадрид, Испания. ♬ Missio - I Don't Even Care About You.
Я несколько дней советовалась с Хейли, стоит ли мне лететь в Испанию, мы провели долгие часы в разговорах о том, каким образом это скажется на моем и её моральном состоянии. Ситуация сложилась непростая, мне не хотелось обижать моих кровных родственников, да и зла я на них не держала, однако опасения, что она слишком учтивая, чтобы сказать прямо о своём несогласии, неприятно царапали горло. В конечном счете, мы пришли к заключению, что провести с моими родственниками какое-то время будет неплохой идеей, тем более что в Испании, судя по прогнозам, погода стояла тёплая и удовлетворительная для отдыха в отсутствии социальных сетей. Менять местоположение всегда было моей мечтой — год прожить в Германии, потом переехать в Португалию, оттуда в Новую Зеландию или Африку… В этом есть что-то романтичное и поучительное. Хейли обещала забрать с собой шиншилл, пока я не вернусь домой. Заранее переговорила с Митчем, оставив координаты, по которым он мог бы связаться со мной в любой момент, чтобы обсудить пришедшую в голову идею, а с Гарольдом беседу отложила на потом. Ещё в Нью-Йорке я попросила Монику арендовать мне машину, чтобы мои вещи в целости и сохранности доставили прямо в дом к бабушке. По пути в окнах мелькают широкие площади и монументальные здания, которые строились монархами, огромные соборы и церкви, изящные переулки, винные бары и уютные таверны, элегантные проспекты, антикварные и книжные лавки. Улочки в Мадриде выглядят живописно — сплошь особняки 19 столетия, мишленовские рестораны, гастропабы и закусочные всех мастей. В районах Фуэнкаррале и Чуэке расположились магазины с авангардными коллекциями причудливого кроя, а также знаменитый рынок, где часто проводятся показы фильмов и спектаклей. Пасео-дель-Прадо, ведущая вниз от площади Сибилес до вокзала Аточа располагает к себе музеем Прадо, отелем «Ритц», статуей Нептуна и парком «Ретиро» с его прогулочными дорожками, кафе с террасами, фонтанами, статуями, музыкантами и артистами. Моя же дорога лежала дальше, за черту города в маленький муниципалитет с численностью населения в сорок тысяч человек. Пока мы ехали, мне вспомнился разговор с Джозефом, когда я открыла ему свои планы на старость — встретить её вдали от шума мегаполиса, где-нибудь в глубинке Италии. По всей видимости, Вивьен хранила в голове похожую задумку, скрывшись ото всех в пригороде Мадрида в одноэтажном доме. Вокруг — ни души, не слышно чужих голосов или посторонних звуков. Через невысокую калитку виднеются яркие цветы и насыщенного зелёного оттенка растения. Долгий перелёт длиной в девятнадцать часов перенес меня в жаркое лето, когда с волосами беспорядочно заигрывает ветер, иногда касаясь шеи и щек. Я аккуратно позвонила в звонок на двери ворот, оглянувшись. Одинаковые разноцветные домики выстроились в ряд, как на подбор, образуя собой необычную улочку, где каждая крыша имеет свой оттенок. На бордюрах разлеглись сонные коты, лениво выгибаясь и грея животы на солнце. — Вам кого? — голос, прозвучавший сзади, напомнил мне о существовании времени, думать о котором за созерцанием я перестала. Разворачиваюсь, несколько секунд уставившись в одну точку. Передо мной на инвалидной коляске сидел мой дедушка, розовощекий и бодрый. — Приехала все-таки, — констатирует мужчина, слабо улыбнувшись. — До последнего был уверен, что не решишься. — А что происходит? — озадаченно хмурю брови, не сводя с него взгляда. — Мы поговорим, но не у всех на виду. Заноси вещи внутрь, твоя комната находится в левом крыле дома, самая последняя дверь в конце коридора. Проинструктировав меня, он не без труда развернул коляску в обратную сторону и поехал по дорожке к веранде. Я, совершенно сбитая с толку, молча наблюдала за этой картиной, а потом принялась доставать из багажника чемодан и дорожную сумку. Выделенная мне комната по размерам больше напоминала кладовую или чулан, но за счёт окон в пол была хорошо освещена, чем автоматически зрительно расширялась и казалась просторной. Мягкая одноместная кровать с балдахином у стены, антикварный комод с зеркалом и резными деталями на выдвижных полках, крохотные шкатулки для украшений и торшеры с бахромой на прикроватных тумбочках. На обоях расцветали бутоны и пели птицы, создавая уют и гармонию. Окна выходили в сад, сразу покорив моё сердечко — наверняка просыпаться в таком месте очень приятно. Однако, странное послевкусие от неожиданной встречи не сумело исчезнуть, так что я направилась на поиски бабушки. Джим ждал меня в гостиной, пересев из коляски в кресло, не один, а со смутно знакомой мне женщиной. Разглядев поближе, я узнала очертания Вивьен: она лежала на диване, окруженная медикаментами и уколами, вся высохшая и бледная. В детстве я редко с ней виделась, в голове сохранился лишь размытый облик. Я осторожно вторглась в их неторопливую беседу, коротко напомнив о себе: — Здравствуйте. — Освоилась? — У неё ещё будет на это время, дорогой, — погладив мужчину по руке, заверила его бабушка скрипучим голосом. — Здравствуй, Розмари. Присаживавшийся. Сидеть мне не хотелось, но выглядеть высокомерной тоже. Я огляделась в скромном помещении — видно, что люди живут откровенно бедно, что сразу бросилось в глаза. Не знаю, что мной руководило: жажда увидеть их, высказать негодование лично или оказать помощь. Но уже через минуту я присела рядом с женщиной, крепко сжав её ладонь и приложив губы к тыльной стороне. Слезы сами соскользнули с ресниц — бабушка не просто не могла встать, а даже пошевелиться оказалось для неё большой проблемой. Живой труп, бледный и истощенный, с костлявыми руками и ногами лежал в позе свернувшегося эмбриона. Запах, витавший в комнате, поразил меня затхлостью, словно окна не открывали за это время ни разу.♬ Lana Del Rey - Hope Is A Dangerous Thing For A Woman Like Me To Have - But I Have It.
Первым делом мне пришлось распахнуть все двери в доме, чтобы каждое помещение продышалось воздухом. Дальше последовала тщательная уборка каждой комнаты, выброс хлама на свалку огромными мешками, мытье полов, посуды, мебели, стирка каждой вещи из шкафа. Дедушка недолго наблюдал за этим действом с широко распахнутыми глаза, а потом тоже включился в работу, руководя процессом и рассказывая мне о том, что можно оставить, а от чего навсегда избавиться. Я пыталась держаться бодро, готовить прописанные в диете блюда, кормить и ухаживать за едва связывающим слова телом, однако силы быстро покидали меня, и уже в конце дня я бессильно падала на кровать, отключаясь в секунду. Сон был единственным местом, где я оставалась наедине с собой, поэтому им я не пренебрегала, а отправлялась в постель ещё засветло, не дождавшись заката. Просыпалась без будильников в шесть утра и все начиналось сначала. Эмоции нависали надо мной самые гнетущие, находиться в доме, где жизнь остановилась, морально очень тяжело. И я старалась не жаловаться, не упоминать о своей усталости, потому что понимала, что Вивьен в любом случае намного хуже, чем мне. Пока ты на ногах переносишь какие-то трудности, оно всяко легче, чем когда ты прикован к кровати и не влияешь уже ни на что. После двух недель пребывания в Испании, я стала действовать тверже и увереннее: поехала в больницу и привезла доктора, чтобы он осмотрел больную и сказал свой вердикт. И хоть его слова не дали мне большой надежды на выздоровление или улучшения, выписал длинный список лекарств, которые должны были снизить боль внутри и судорожные спазмы снаружи. В той же больнице я договорилась о сиделке, тщательно проинструктировав молодую женщину обо всех противопоказаниях врача, а когда вернулась в дом, услышала отголоски дедушкиного голоса: — …Лечение дорогостоящее, как и лекарства, нам выписывают метровые чеки, это просто сумасшествие, — коротко констатирует Джим. Мои глаза сузились до щелочек, пока я пыталась уловить смысл сказанного, хотя выходило отвратительно. — Ты хочешь попросить у неё? — испугавшись прямолинейности, замотала головой Вивьен. — Она должна понять, мы же её растили какое-то время, и имеем право на процент. Это не очень правильно, что она себе покупает брильянты, в то время как ты не в состоянии позволить себе даже нормальное жилье. Я была готова упасть навзничь, но тело окаменело, а глаза отказывались моргать. Дыхание остановилось и намертво застыло в легких, голоса вокруг слились в белый шум. Даже не знаю, откуда такая реакция. Изначально я думала, что они хотят провести со мной время, обсудить поступки прошлого, возможно, переосмыслить что-то. А какая изнанка в итоге? Вероятно, моя наивность заключалась в том, что я надеялась на тёплый приём, совместные ужины и долгие разговоры обо всем на свете. Жизнь иногда бывает беспощадно жестокой, швыряя тебя с огромной высоты об асфальт. И больнее всего не раны, которые ты получаешь, а осознание, что тебе никто ничего не обещал — ты сам намечтал красивейших замков до неба, где не оказалось даже ветхой избушки. Я вытерла заплаканное лицо ладонями, глубоко и шумно выдохнула, быстрым шагом направилась в «свою» комнату, доставая из-под кровати дорожную сумку и чемодан, наскоро запихивая в них одежду. Сгребла косметику и средства для ухода за кожей, одела на шею корги поводок. Достала из сумки одну из платиновых карточек, оставляя её на столике в прихожей. — Ваш процент. Спасибо, что какое-то время растили меня. Сиделка придет завтра утром, договоритесь с ней о графике. Её услуги оплачены. — Розма… Захлопнула входную дверь за своей спиной, с лёгкостью вдыхая вечерний воздух. Долгое время я являлась поклонником осеннего периода года, но только сейчас, стоя посреди пустынной улицы, залитой солнечными лучами, поняла — ничто не сравнится с летними вечерами, когда солнце еще не полностью зашло, а воздух наполнен теплом. Уже чувствуется легкий ветерок, все вокруг становится тише, за исключением птиц и кузнечиков. Прекрасное время, чтобы отправиться на прогулку и просто дышать. Тем же вечером я взяла билеты в Лондон, несмотря на жуткую усталость. Я не понаслышке знакома с выражением «уснуть без задних ног, коснувшись подушки», потому как часто именно так и засыпаю, даже не помня, каким образом это произошло. Глаза болят так, что стучит в висках, ресницы машинально захлопываются, все тело тонет в истоме, словно ватное. Я опускаюсь в мягкое кресло и исчезаю, теряюсь в этой легкости, эфемерности, когда реальность и сон переплетается. Меня медленно утаскивают в глубину вод, где хоть и темно, но пространство ощущается, как открытая невесомость. Сгибаю ноги в коленях, прижимая их к своей груди, с грустью вычерчивая неаккуратные буквы в своей тетради.Я метаюсь по кругу, как обезумевший социопат, Оставляя кровавые записи на стенах, Потому что чернила моей ручки не пишут на бумаге блокнота. Убраться куда подальше — вот единственная мысль, Что убивает во мне чёрный нарциссизм. Мне больше нечего сказать, кроме того, что Надежда — это опасная вещь для женщины вроде меня, Опасная вещь для женщины с моим прошлым.
Оставленные временем шрамы откупорились под давлением и жгли с новой силой. Тяжесть, что лежит на сердце, разрушает меня. Ты всё молишься и молишься, чтобы что-то изменилось, а оно остаётся прежним. Видимо, только в книжках такие люди взаправду меняются. И ты всё ждешь и ждешь чуда, счастливого стечения обстоятельств, хоть чего-то, что откроет им глаза и заставит посмотреть на тебя другими глазами. Но тебе ведь хотелось, чтобы тобой гордились. Правда? Ведь правда? В этом беспорядке, который ты всё время разгребаешь, уже так трудно верить во что-то светлое. Нервная система переполнена постоянным процессом сравнения. Мы живём в противоречиях, так мы были задуманы, всё можно по-разному трактовать. Мне так надоели эти упражнения на доверие.Происходит новая революция, громкая эволюция, которую я вижу, Рожденная в смятении и тайном сговоре, о котором я, в основном, знала. Это единственная любовь, которую я познала, Кроме сцены, которую я называю домом. Современная женщина так слаба, ведь под моей кроватью До сих пор таятся монстры, которых мне никогда не победить. Я звоню из могилы, чтобы просто сказать: «Здравствуй, пап».
Стираю тыльной стороной ладони слезы со щеки, заходясь в безмолвной истерике. Следует понять, что некоторые люди никогда на самом деле не взрослеют. Они никогда не усваивают свой урок. Они никогда не понимают своих ошибок, они никогда не признают, что оступились, они никогда не признают, что были не правы. Ты никогда не получишь от них извинений, и ты никогда не увидишь, что их поведение изменилось. Может быть, завтра они проснутся и пожалеют, что подмешали боль в твою ДНК? Может быть, единственный выход — расстояние? Лишь когда ты далеко от того, что ранит, начинаешь исцеляться. Только когда я вырываюсь из замкнутого круга, я создаю основу. Я восстанавливаю, когда разрушаю. Падаю назад, пока это не выворачивает меня наизнанку. Поэтому я буду пытаться дышать, пока это не превратится в мышечную память. Сквозь увеличительное стекло вижу тысячи отпечатков пальцев на поверхности той личности, кем я на самом деле являюсь.Они пишут, что я счастлива, хотя знают, что это не так. Надежда — опасная вещь для такой женщины, как я, Но она у меня есть. Я бережно храню её, да, она у меня есть.
Показалось, что прошла одна минутка, тем не менее, когда я с зевком открыла глаза, будучи утрамбованной в кокон из одеяла по шею, сквозь шторы в окно заглядывала утренняя пасмурность. Потягиваюсь на кровати в позе звёздочки, вытаскивая пяточки «на улицу», разминая суставы неторопливыми поворотами в разные стороны. Подминаю рукой подушку под голову: мне достаточно просто видеть мазки рассвета на небе — это успокаивает. Забывается раздражение на родственников, пролитые слезы и горечь, сформировавшаяся на языке. Спускаю ноги с кровати, босыми ступнями шагая по белоснежному ковру, надеваю халат поверх ночной комбинации. Распахиваю шторы, и приоткрываю окна в пол, впуская аромат цветочной свежести в комнату. Выхожу из спальни в коридор, неторопливо направляясь по прозрачной лестнице на первый этаж в гостиную. Выпускаю Чарли на улицу, открывая входную дверь дома, и вынужденно задерживаю глаза на воротах, потому что вижу охранника, несущего мне букет цветов, принесенный курьером. Корги переводит меня вопросительный взгляд, дожидаясь разрешения. Я утвердительно кивнула, с лёгким волнением скрывшись в прихожей, и несколько секунд переводила дыхание, пытаясь привести себя в чувства. Карлайл вручил мне букет гортензий, что прислал Фассбендер, приглашая вечером поужинать в ресторан и заглянуть в джаз-паб «Ронни Скоттс» в Сохо. Майкл всегда очень точно улавливает моё настроение. Это именно то, в чем я сейчас нуждаюсь. Я устаю, но прийти в себя так и не успеваю — постоянно возвращаюсь в Лос-Анджелес и приступаю к работе над теми релизами, которые уже потихоньку начинают выходить. Сейчас участвую в четырех проектах сразу, наполнение у которых совершенно разное — музыканты, работающие со мной, за последние годы проходили разный жизненный путь, поэтому и композиции для их пластинок требуют от меня разнообразия. Нужны силы и время, а когда я нахожусь в Америке, его никогда не хватает — там друзья, с которыми нужно периодически встречаться, работа и сотрудники, эмоциональный подъем которых нужно постоянно мотивировать. Я не могу сконцентрироваться на музыке и начинаю писать однообразный, сухой текст, не пропитанный ничем, кроме клишированных фраз и метафор. Да и тот случай с влезшим в мой дом парнем открыл мне глаза — пора сделать перезагрузку. Я мечтала об Италии. Но пришло письмо о том, что бабушка после инфаркта находится при смерти. Я приехала, чтобы «попрощаться» с ней, а оказалось, что она нормально себя чувствует, только нужны деньги, которые попросить напрямую они постеснялись. Не идиотка я, а? Размечталась о воссоединении семейства, как же, сдалась я им сильно. Просто теперь с меня есть, что взять, вот и понадобилась. Поразительно даже не то, что они так поступили, а то, что я повелась, как дитя! Мне кажется, я Хейли этим очень обидела — она меня воспитывала, а я к этим на другой конец планеты рванула. И ради чего? Чувствую себя предательницей и несносной дурой. Если бы я уехала в Италию, то проводила бы весь день вне дома, гуляла, ездила в соседние города, изучала местность и людей. Там хорошо, с спокойно, меня бы никто не тревожил, не отвлекал, что уже само по себе вдохновляет писать не по принуждению, а по искреннему желанию. Мне нужно брать откуда-то энергию, чтобы не перегореть. Да и потом, очень полезно создавать дефицит себя, чтобы не надоедать людям своей физиономией — чем чаще маячишь, тем сильнее раздражаешь. В Италии комфортно, тепло и красиво, безопасно. Я бы нечасто выбиралась в большие города, чаще маленькие деревушки изучала, а там много пенсионеров, которые о моем существовании вообще не подозревают. Для них я просто незнакомка в желтом платье, шляпке с широкими полями, и это потрясающее чувство. Мне мечтается проверить… Такая ли жизнь там, когда магия рассеивается? Возможно ли испытывать трепет от окружающих видов после долгого пребывания и каждодневного нахождения в том настроении?♬ Ray Charles - Lonely Avenue.
Я не сразу осознала, каким типом женщины являюсь. Полагаю, буду разбираться всю жизнь. Однако, отчётливо помню один особенный осенний вечер: растопленный камин, огонь трещит, облизывает поленья, трепыхается в воздухе, скрипя. На заднем фоне звучит саксофон, пластинка тихо шуршит на виниловом проигрывателе. На журнальном столике стоит два пустых бокала и бутылка вина из зелёного стекла. Мои подруги просят выключить назойливую мелодию, а я до помешанности хочу, чтобы звук продолжался. Меня устраивает аура, настроение, атмосфера, музыкальное сопровождение, выбор аперитива, дождливый город за стеклом. Это первый крошечный сигнал, обнаживший направление, куда я двигаюсь по сей день. Тогда я ещё не доросла, чтобы понимать — это не старость мне в дверь стучится (мои подруги были убеждены, что только пожилые дамы нуждаются в камине и пыльном проигрывателе, когда есть плеер), а внутренние предпочтения, у каждого они персональные. Я люблю тихие, спокойные вечера в одиночестве. Меня привлекает инструментальная музыка и живопись, литература, за поэзию жизнь готова отдать. В мужчинах я ценю разум и хорошо поставленную речь превыше всего: мой любимый актер тот ещё балагур и обожает веселить людей, но как только он начинает говорить не серьёзные темы, я плавлюсь. Когда мужчина искусно выражает свои мысли — это он. Это моё. Люди, окружающие меня, могут быть хоть Сатаной в его натуральном изваянии, лишь бы выглядели органично, наигранности я к себе не подпущу. Будь собой! Хороший или плохой, добрый или злой, мягкий или грубый, жёсткий или нежный, колючий или благодушный. Будь собой, я требую. Когда я взглядывала на Майкла, сидящего рядом со мной и время от времени обновляющего наши бокалы, в его лице светилась чудесная неприкрытая нежность. Фассбендер педант — очаровательно обязательный и практичный; высокий представительный мужчина с правильными чертами лица. Улыбка просто чарующая: она не сверкает, не вспыхивает, а словно озаряет его лицо изнутри каким-то мягким светом. Никогда не скупится на комплименты, а если вы вздумаете отправиться с ним на дружескую или романтическую встречу, он непременно будет остроумен и обходителен, что не может не импонировать. Я питала к нему теплые чувства — он всегда рассуждал мудро и мягко, проявлял терпимость, широту взглядов и современность идей. За шумной общительностью скрывалась сентиментальность и мечтательность. Мы познакомились три года назад, за год до того, как он обручился с мисс (теперь уже миссис) Викандер. Я влюблена в эту пару ничуть не меньше, чем они влюблены друг в друга, в моём арсенале личных песен, хранящихся вдали от чужих глаз, находится несколько посвященных им песен. Я действительно люблю и Алисию, и Майкла всем сердцем, на мой субъективный взгляд, они прекрасный пример того, как можно быть одной профессии и при этом сохранить друг для друга ласку и теплоту, забыв обо всех слухах и сплетнях. Мне никогда не описать испытываемые мною чувства, когда я слушаю льющийся звук саксофона. Это магия, это другая планета, что чарует мою душу и откликается в каждом уголке моего тела. Взрыв сверхновой? Звездная туманность? Северное сияние? Всё и сразу. Мне хочется извиваться, как змея под воздействием факира, целиком и полностью подчиняясь, вовлекая плечи и бедра, ладони, пальцы, шею. Прямо сейчас мне хочется ощущать на своей талии крепкие мужские руки, направляющие в танце, на которые я смогу опереться и позабыть обо всем. Я поднимаюсь, ведомая знакомой мелодией, обхожу Фассбендера, наклоняясь к его уху, с улыбкой прошептав: — Потанцуй со мной. Он заинтриговано повел бровью, окинув меня взглядом, облизнул губы. Допил Курвуазье с потрясающим дубовым послевкусием и ароматом темного шоколада, перехватывая мою ладонь и поднимаясь следом. Решительный и уверенный в себе. Весь какой-то плавный, смотрел с вызовом, двигался с вызовом, но при этом не источал агрессию и не бесил до нервного тика. В темных брюках, белоснежной рубашке без галстука с распахнутыми верхними пуговицами. Мое сердце ухнуло куда–то вниз и там замерло. Холодный воздух вдруг стал густым. Майкл скользнул уверенной рукой по моей спине, прижимая к твердому телу. Я подчинилась, вкладывая пальцы в его ладошку, моментально охваченная терпким ароматом одеколона. Чёрное платье подчеркивало мой силуэт, тесно прилегало к каждому изгибу фигуры, создавая потрясающий контраст с горячей кожей моего партнера, которая чувствовалась, как чистое соединение двух тел в одно. Я прошла все фазы безумия и никогда не стану себя упрекать за это или осуждать. Я поступала так, как хотело моё тело и мозг, даже если для кого-то такие вещи слишком неправильные. Я освоила спорт и борьбу, нежность и дикость, распутство и эротизм. Я ни о чем не жалею, не вспоминаю с досадой или тайным желанием изменить — ребенок был открытым к миру, подросток злился и протестовал. Нынешняя я отличаюсь от всех людей, что населяли меня в разные периоды становления моей личности: я больше не бунтарь, не громкий лидер, не ищущий справедливости странник. Я просто девушка, вмещающая в себе все это сразу, мирно уживающееся внутри и щелкающее, когда того требует момент. Я умею быть покладистой, не стану прятать улыбку, могу станцевать наедине с бокалом темно-вишневого Луиджи Боска в переполненной комнате. Сегодня я скрытная суфражистка в платье с глубоким разрезом на бедре, в моих глазах — тайна французской Ривьеры, дыма кубинских сигарет и острых зубов, оставляющих за ухом кровоподтеки. Завтра превращусь в трепет, чью улыбку ранимую можно прикладывать к ранам вместо подорожника. Через неделю вы найдёте меня флиртующую с официанткой в баре, потому что я нашла ее смешной испанский акцент грациозным. Всё от настроения, от воссоздаваемой в моей голове атмосферы после пробуждения, от внезапно пойманого вдохновения. Это просто я. Никаких ярлыков. Мне не стыдно.