Никогда не любите того, кто относится к вам, как к обычному человеку. Оскар Уайльд
Август. Нью-Йорк. ♬ Adam Lambert - Loverboy.
Мартин просил меня заехать на студию, чтобы встретиться с «талантливым человеком, который стоит потраченного на него времени». Он утверждал, что я всенепременно должна познакомиться с ним, потому что наши характеры и мировоззрение схоже. А в итоге, меня ждала какофония звуков, цвета и шума: незнакомые мне парни отрывались на инструментах и громко матерились. Вся эта компания вызвала во мне отвращение. Не то, чтобы её участники были каким-то стремными, просто их поведение слишком… небрежное. Они очень экспрессивно проявляли свои эмоции, прямо посреди разговора корчили рожицы, закрывали ноги на стол, разминали локти… Одними словом, типы, наблюдать за которыми мне было неприятно и омерзительно. У заводилы такой сильный британский акцент, что аж слух режет, его можно сравнить с сильным акцентом Зейна, который и после пяти лет в группе не особо-то испарился. Я вошла в комнату и, прокашлявшись, поприветствовала незнакомцев, привлекая всеобщее внимание. Патлатый брюнет в розовых носках, коротких чёрных бриджах до щиколотки, и белой футболке, исподнизу которой выглядывала полосатая кофта с длинными рукавами, бросил в мою сторону развязный взгляд. Барабанщик, сидящий за ударной установкой, придержал тарелки ладонью, прекратив издавать звук, а уже потом повернул ко мне голову, отчего собранные в маленький хвост светлые волосы колыхнулись в воздухе. Гитарист, до этого играющий что-то по-рокерски жужжащее, отвлекся от струн и зажал медиатор пальцами, притихнув. — И кто из вас Доминик? Патлатый широко растянул раскрасневшийся рот в улыбке, подняв вверх два пальца: указательный и средний. Вероятно, он облизывал губы до этого, иначе, почему они так блестят? На верхнем и нижнем веке устроилась подводка, на шее несколько золотых и серебряных цепочек, на ногтях содранный розовый лак. Эксцентричный персонаж. Я была в ужасе. — А ты Розмари, верно? — Да, Макс убеждал, что нам необходимо познакомиться и вот, я здесь. Вы, ребята, не голодны? Я по дороге заехала в японский ресторанчик, привезла нам перекусить. Сейчас принесу. По правде говоря, мне просто нужно было убраться из той комнаты, в ней присутствовала не самая положительная энергетика. Первым делом, сев в салон, я нашла диалог с Мартином в мессенджере, и отправила ему громкое голосовое сообщение: — Ты рехнулся? Я тебе что, мамочка для ребёнка? Что за дитя стоит посреди студии? Ты видел, как он выглядит? Нет, серьёзно? Что именно в наших взглядах на мир может быть похожим? Его в 2007 потеряли, и он только сейчас нашёл выход из замкнутого круга? Смех Макса в ответном сообщении взбесил меня до пунцовых пятен на щеках. — Ты с ним уже говорила или ещё нет? Не обращай внимания на внешний вид, послушай его песни и поймёшь моё желание познакомить вас. Он сильно напоминает мне тебя в подростковом возрасте: несогласие, бунт, неудобная честность… Прояви терпение и поймёшь, что я прав. Я откинула голову на сидение, закрывая глаза, и глубоко вздохнула. С одной стороны мне не хотелось тратить на это свое время: ни грамма интереса это агрессивное существо во мне не вызывало. С другой же, чтобы заслужить такие слова от Макса — человека, повидавшего многое в музыкальной индустрии, необходимо либо быть гением, либо помочь ему в чем-то и он чисто из благодарности станет расхваливать. Проштудировав первую страницу «Гугла», я узнала, что Доминик Харрисон британец (я не ошиблась), вырос в Донкастере, носит псевдоним «Янгблад». В голове зашевелились извилины. Где-то я слышала о нем что-то. Только думала, что он репер, очередной «Лил», их сейчас столько развелось… Этот мальчик проповедует тему против взрослых — говорит от лица детей и подростков, в песнях мелькают фразы, мол «родители не всегда правы», «мама думает, что я под героином» и подобные строчки. У него образ повзрослевшего малыша-дебошира, много детской тематики, а одежда смотрится на двадцатидвухлетнем парне, как на пятилетнем ребенке. Доминик выглядит так, словно эмо скрестили с панком. Мои брови дружно замаршировали на лоб. Однозначно неприятный тип, моё чутье меня не подвело. Я всунула наушники в уши, открыла приложение «Спотифая», вбила его псевдоним в поисковой строке и зашла на официальный профиль, морально приготовившись к трешу. Первой песней, попавшейся мне на глаза, стала «Psychotic Kids» — многообещающее название. Я закрыла глаза, выпуская воздух через нос, плотно сжав губы. Я профессионал и слушала много дерьма, переживу и этот неприятный выброс в атмосферу.Я родился в испорченном веке, Мои любимые конфетки — малиновый амфетамин, Я чищу свои зубы отбеливателем, Потому что у меня нет времени на кариес. Мой папочка приставил ствол к моей голове, Сказал: «Если ты поцелуешь парня, я пристрелю тебя». Так что я связал его изолентой И запер в сарае. Потом вышел в сад И трахнул своего лучшего друга.
Я нахмурилась, распахнув ресницы, и устремила глаза на руль, переваривая услышанные строчки. Прыснула от смеха, но и сама испугавшись своей реакции, приложила к губам пальцы.Мои большие надежды сходят на нет, Потому что эти люди так стары. То, как они думают обо всем… Если бы я попытался, я бы никогда не понял. Ничего, мы выживем, ведь родители не всегда правы.
Странная вибрация прошла по моим костям, я надсадно сглотнула. Этот фрик говорил то, о чем я часто задумываюсь, когда вспоминаю свою биологическую семью: своего отца и его родителей. С каждым разом таких глубоких размышлений мне начинает казаться, что их решение было неправильным. Возможно, мне было бы лучше, находись я с ними? Я благодарна Хейли за всё, что она сделала для меня. Я ненавижу свою семью за все, что она отняла у меня. Родство ничего не решает. Но иногда… Иногда мне хочется, чтобы все вернулось назад, чтобы меня оставили в семье, чтобы от меня не спешили избавляться. Ведь сейчас они видят, какой я смогла стать. Видите, какой я могу быть? Видите, чего я смогла достигнуть? Почему же тогда, много лет назад, вы пренебрегли мной и даже на секунду подумали, что меня можно просто отдать? Я так погрузилась в свои воспоминания, что не сразу заметила, как песня сменилась на «Polygraph Eyes». Если бы не лирическая составляющая, я бы и дальше сидела с пустым выражением на лице, спорящая сама с собой о прошлом. Пришлось перемотать в начало, чтобы уловить суть истории, которую доносил Доминик.Она покидает родительский дом в полночь, Встречается с хорошим знакомым в магазине, Они покупают дешевое вино и отправляются в космос Посмотреть на Млечный путь. Уходят от подросткового ежедневного избитого давления, Напиваются абсентом и танцуют под ужасные песни, Никакой речи о романтике в субботний вечер уже нет, Ты всего лишь отрываешься на танцполе. Многие парни превращаются в мерзавцев, Когда девушка не стоит на ногах. У неё ноги стёрты в кровь: «Вот, возьми мои ботинки, я провожу тебя до дома». Он доводит ее прямо до двери, Как вдруг она спотыкается и падает на пол. Все мы знаем, что происходит дальше, Веселье превращается в сожаление.
Я затаила дыхание, не шевелясь, одним только взглядом бегая по лобовому стеклу. Сейчас произойдет что-то плохое. Странная пауза повисла в наушниках и в моем мозгу.Не приставай к ней, она не хочет идти домой с тобой. Не приставай, отвянь от неё, чувак.
Мое тело скрутилось спиралью: голова вжалась в плечи, ладонь прижалась ко рту, перед глазами картинка смазалась от прозрачной пелены. Почему это так больно, как будто я наблюдаю эту сцену воочию и не могу ничем помочь? Громадный ком встал посреди моего горла, мешая дышать.Солнечный свет пробуждает ее с утра В незнакомой комнате не с белой простыней, а голубой, Не видно никаких ароматических свечей, Виден лишь незнакомец на боку, Говорящий: «Выпьем, дорогуша, за прошлую ночь». Ей надо поехать к судмедэксперту, Не заходя домой, найти антисептик И выдержать его испытующий взгляд. Повернись на бок и солги реальной жизни.
Я мотнула головой, желая развидеть и расслышать испытующие слова, а не взгляд, черт возьми! Он сам пишет свои песни? Ставлю дорожку на паузу, ища текст в интернете: почти все треки на дебютном альбоме написаны Домиником в соавторстве с Мэттом Шварцем — израильско-британским музыкальным продюсером, аранжировщиком и диджеем. Это так… странно? Другого определения подыскать не могу. Обладая сильным и запоминающимся тембром, проникновенной лирикой, несомненным талантом и душевностью, этот парень ведёт себя максимально несдержанно, как недалекий подросток.Взгляни на эту девушку: у нее был парень, Его звали Зак, и он делал ее счастливой, Но посчитал ее потаскухой, Когда она пыталась объяснить, что случилось. Она кричала целый час во всю глотку: «Не оставляй меня, Ты единственный, кого я люблю». Но ты слышишь то, что хочешь слышать, Хотя она даже разговаривать не может, Она не в состоянии бежать. У неё язык заплетается, Но ты слышишь только то, что хочешь слышать.
Это было динамично. И трагично. Наверное, все дело в том, что услышав такую историю краем уха, мы всегда ставим себя на место ее участников. Примеряем на себя события, представляем, что чувствовали бы, окажись в такой же ситуации. И от этого мурашки бегают по коже, от этого сострадание льется через край. Нам даже не всегда жалко людей, сколько себя, если бы нас настигла та же участь. Разумеется, поставив себя на место этой ни в чем не виновной девушки, во мне все кипело и горело огнём. Долгие минуты я сидела внутри машины и не решалась выйти, потому что понятия не имела, как вести себя с этими парнями. Лента предлагала мне мягкие снимки молодого человека, а не только безумные, где он весь в крови или с бешеной улыбкой Джокера на лице. Это убедило меня, что не такой уж он и придурок, вроде нормальный парень со своим миром в голове — такие должны быть и это здорово, что он отличается от других. А потом я увидела его фотографии с Эшли — она говорила мне, что в ноябре прошлого года начала встречаться с кое-кем, но то, что её выбор падет на такого, как Доминик, я и подумать не могла. Они очень гармонируют друг с другом, на фотокарточках и видео вместе выглядят достаточно раскрепощенно, сексуально и… Ла-а-адно, хорошо, может быть, он не придурок, а вполне себе многогранный человек.♬ Aura Dione - Sunshine.
Когда я вошла обратно в комнату, она оказалась пустой. Харрисон сидел в кресле, молча играя на гитаре, а его длинные волосы неаккуратно рассыпались по лбу. — Прошу прощения, что отлучилась надолго, — извиняюсь, оглядываясь по сторонам. — Куда все ушли? — На углу находится кафе. Я не могу жить без чая, а мои друзья просто слишком классные, и не позволяют чувствовать себя плохо, — обыденно объяснил парень, проводя пальцами по тонким струнам. Увидел еду в моих руках и улыбнулся. — Я люблю азиатскую еду. Как ты узнала? То, что он сразу начал называть меня на «ты» откровенно смущало. И не то, чтобы мне хотелось почтительного обращения, просто я привыкла, что при первом знакомстве из вежливости всё начинается с «вы». Я поставила пакеты на стол, убрала журналы и книги со стула на колесиках, уселась на мягкую седушку напротив него, призывая себя к терпению. — Макс сказал, ты занят написанием второго альбома? — Технически я пока что в туре, — отзывается Доминик, безостановочно играя. — Но хотелось бы создавать что-то новое уже сейчас, потому что у меня много мыслей, которые необходимо выпустить наружу, иначе они выгрызут мою черепушку. — Например? — откидываюсь на спинку стула, складывая руки на груди. Харрисон прочистил горло, осторожно меняя слаженную мелодию на неразборчивое бренчание, больше нужное ему для поддержания ритма строчек, чем на что-то законченное и готовое.Если бы сегодня я ушёл, Ты бы ждал меня или отбросил в сторону, Как проповедуют журналы? Мне нужно уйти прямо сейчас? Подстричься налысо и поменять псевдоним Из-за своего состояния в юношеском возрасте? Меня называли чужаком из-за того, что я был собой, Мне не хватает упорства, чтобы быть кем-то другим. Если я умру, ты будешь плакать? Или придешь и похоронишь меня заживо?
Поднял голову и посмотрел на меня, устанавливая зрительный контакт. Взгляд бездонный, жгучий. У меня перехватило дыхание. Красивый, сукин сын. Я вся, с ног до головы, покрылась мурашками. Он буквально озвучивал моё прошлое. Интересно, сделал это специально или действительно такой видит этот сюжет в своей голове? — Какой ты предполагаешь исход? Это будет что-то безнадежно-грустное или со счастливым финалом? — Надежда всегда должна быть. На мои концерты приходит много неуверенных в себе молодых людей, которых постоянно принижают, оскорбляют и говорят, будто они ничего не стоят. Я хочу рассказать собственную историю и то, как к моим странностям относились, когда я был подростком. Хочу дать им осознание, что каждый из них заслуживает иметь надежду на лучшее. Взрослые люди, неважно родные нам или посторонние, всегда считают, что вправе разрушать наши мечты своими выводами о нас. Все думают, будто знают всё, но это не так. Как они могут, если даже мы сами себя не знаем? — Возможно, дело в твоём внешнем виде и поведении? Незнакомцы не привыкли к такому и отсюда столько непонимания в твой адрес. — Люди думают, что я просто невоспитанный идиот — это недопонимание о нашем поколении. Никто не слушает, что я говорю, все оценивают только хаотичные движения моих рук и ног. Моя кожа вновь откликнулась на его слова, грубую хрипоту в голосе пронзительной дрожью. Я шумно сглотнула, будучи застигнутой врасплох, и поджала губы, чувствуя, как в моей груди сжимается воздух. Дышать становится труднее, кислород не поступает в нужной дозировке, с каждым последующим взглядом на взволнованно стучащие вены на жилистой шее. Длинные волосы обрамляют его лицо, золотые цепочки теряются во впадинках глубоких ключиц. Чеканный профиль с ровным носом, твердым подбородком, широким лбом без особого труда притягивает к себе взгляд, как и выразительные пухлые губы, прямая дуга бровей и гладкая кожа. Я словила себя на теплом ощущении где-то посредине живота. Что творил со мной этот неконтролируемый мальчишка? Доминик перевел взгляд за моё плечо, и его лицо осветилось торжественным трепетом. В студию вошёл очередной незнакомый мне парень (я уже сбилась со счету), сбросил чёрный бомбер и сбросил с головы кепку, выпуская наружу низкий хвост, связанный на задней части шеи прозрачной резинкой. В его руке, словно приклеенная, держась старенькая видеокамера из начала двухтысячных, а на шее болтался современный фотоаппарат. — Том, — представляет мне молодого человека Харрисон, перекидывая через его плечи руку, звучно чмокает в щеку. — Мой фотограф, мой друг, мой психотерапевт время от времени. «Янгблад» — это не только я один. Я — это пятьдесят процентов команды. Есть ещё менеджер, музыканты, фотограф, поклонники… Они все часть меня. Моя семья. Невероятно широкая улыбка пухлых губ растянула всё его лицо. Казалось, она достаёт до мочек ушей. Глаза ярко блестят в приглушенном освещении комнаты. Экспрессивное выражение эмоций никуда не делось: парень закинул одну ногу на колено Тома, мотая пяткой вверх и вниз. Признаюсь, я поддалась (совсем чуточку), изменила свое мнение, потому что он говорил серьезные вещи. Он поёт со всей страстью и поднимает политические проблемы в своем творчестве, потому что не хочет быть парнем, которому необходимо улыбнуться и спеть о любви, чтобы понравиться кому-то. Наверное, поэтому во время одной из песен он целует своего гитариста… Тотальный разрыв шаблонов. Своим поведением он напоминал мне Мэттью Хили. Да, однозначно. Громкий. Да, это то слово, которым я могла бы описать его. Активный, шумный, нелепый и громкий. Подобно строчкам в своих песнях, Харрисон не мог сложить о себе нейтральное впечатление — человек либо возненавидит его, либо влюбится. Я застряла где-то посередине. Музыку Блада нельзя причислить к одному жанру, он смешал все — рок, хип-хоп, инди, панк, поп. Это и неудивительно, он вырос в музыкальной семье — дед настоящий меломан, а отец продавал гитары. Начал писать песни в 11 лет и уже тогда понял, что хочет не просто играть на гитаре лучше своих сверстников, но выражать свои чувства через написание песен. В 16 лет бросил школу и уехал в Лондон, где посещал школу исполнительских искусств, но даже музыкальное образование показалось душным и скучным, поэтому начал работать в пабе, чтобы оплачивать аренду жилья. — Молодые люди умные и талантливые, мы видим будущее и хотим изменить его к лучшему, стать частью чего-то прекрасного. А нас продолжает сдерживать взрослое поколение, которое не готово к новым пространствам. Я здесь, чтобы исправить это. Мне нравилось его стремление и твердая уверенность. Он не расползался по швам при близком рассмотрении, чётко видел перед собой, чего хотел достигнуть. Понимать цели — крайне важно, когда ты двигаешься по определённому пути. Именно этим он и привлекает свою аудиторию: бесстрашием и свободой в проявлении мыслей. Харрисон уверен, что важно уделять внимание воспитанию подростков, искоренить сложившееся мнение, что молодые люди — отвратительные и безумные персонажи. Его песни всегда концептуальны, несут в себе голос молодых и несогласных. Сцена для него — это возможность высказаться, поддержать людей в их проблемах, доказать, что они не одиноки. Он художник, который бросает вызов самому термину — жанр. Пишет музыку, игнорируя навязанные границы, добавляет многое из хип-хопа, потому что это музыка улиц, и она способна в полной мере выразить мысли молодого поколения. Я планировала из вежливости побыть с ними час-два, но зависла на весь день, перемещаясь по студии от барабанов до гитар, наигрывая отрывки мелодий, пока Доминик вместе с Томом раскачивались в такт музыке, то громче, то тише напевая:Ведь недооценённая молодёжь не безнадёжна. И я очень далёк от того, чтобы говорить вам правду, Ведь вы продолжаете тянуть меня вниз, Да, недооценённая молодёжь не безнадёжна.
Гитаристу Джеку, входящему в команду Янгблада, нравится читать научные статьи, чтобы продемонстрировать знание в малопонятных темах. Тяжёлые ботинки, черные футболки с логотипами любимых групп, широкие кожаные браслеты на запястьях — его лучшие друзья и каждодневные атрибуты, изменить которым он вряд ли осмелится, потому как редко обновляет привычки. Он единственный из ребят, кто свободен, потому что не попал под влияние всеобщей эпидемии «половинок». Все родственники, друзья, журналы и книги прогрызают мозг своими «у тебя должна быть пара» и постепенно люди сдаются. Даже если не хотят быть с кем-то, даже если ценят свободу. Рано или поздно система подминает всех под себя. Поэтому столько ссор в парах, поэтому на пустом месте разгорается целый скандал, поэтому люди живут в ненависти друг к другу — изначально им навязали желание быть с кем-то, а через время вылезает маленький пунктик в виде «мы совершенно не подходим друг другу». Исландия — страна тысячи радуг и Северного Сияния, земля льда и пламени, таинственный северный остров. Волшебная страна, которая будто случайный обрывок легендарного эпоса осталась забыта древними скандинавскими богами на нашей планете. Страна, в которой тролли и эльфы так же реальны, как и постоянно действующие вулканы и самые большие в мире гейзеры. Страна космических пейзажей, которые созданы словно не самой природой, а причудливым воображением исландских духов. Могучие водопады, бескрайние лавовые поля, зловещие вулканы, таинственные каньоны, побережья, изрезанные глубокими фьордами, крутые берега в украшении базальтовых колонн, пляжи с чёрным песком, домики под разноцветными крышами, отраженные в синем зеркале вод заставляют, потеряв чувство времени, бесконечно любоваться их красотой. Густые хвойные леса, безмолвные ледники и серые скалы одаривают отблесками того таинственного огня, что давно затерялся в потоках времени, но по-прежнему изредка вспыхивает, возносясь искрами вверх. Пройдя несколько десятков метров, забываешь о внешнем мире, одна вселенная сменяется другой, возрождаются считавшиеся исчезнувшими блага: тишина, свежесть, покой. Мог ли сын такой страны выбрать для своего жизненного пути другую науку, нежели геология? Полагаю, мог, но точно не такой любитель природы, как Морган — барабанщик группы. Благодаря родителям, что с самого детства привили любовь к окружающему миру и пробудили в маленькой голове любопытство к открытиям, для него никогда не стояло выбора между другими профессиями. Он хотел изучать нашу планету, ездить в экспедиции, проводить исследования, быть частью чего-то большего, как его отец. Работа нешаблонная, аналитическая и творческая — в природе не бывает двух совершенно одинаковых месторождений. Ему нравились все аспекты выбранной профессии: работы в полярных, пустынных, высокогорных условиях, возможность побывать в разных регионах, странах. Нестерпимая жара пустынь или морозы севера в десятки градусов, мириады комаров в тайге требуют героической выносливости, а жизнь в палатке, ежедневные многокилометровые маршруты в течение всего полевого сезона дают возможность испытать себя на прочность. Построить карьеру можно в сфере науки, например, получить должность руководителя лаборатории или стать заведующим кафедрой. Однако, жизнь повернулась в другую сторону, исландцу пришлось уехать из родной страны в Лондон, чтобы заработать денег на жизнь, где он и познакомился с Домиником. Тот самый фотограф Том, который был близким другом Харрисона, знал, к чему может привести выбор разных профессий в отношениях — разрыв из-за частых расстояний. Знал и не строил иллюзий по поводу своей личной жизни — ее у него благодаря разъездам в турах не стало и это сугубо его выбор, он никого в этом не винил. С другой же стороны, во время постоянных концертов и не случалось отыскать партнёров, которым хотелось бы серьёзных отношений, никто не искал семьи, брака и обязательств, всем, как и ему, хотелось лёгкости. Родители Тома развелись за несколько лет до того, как он должен был поступать в университет. Никакой драмы, его оповестили о взаимно принятом решении за семейным ужином. Никаких истерик, все чётко и по полочкам, как и должно быть у взрослых людей. Правда, в сложившейся ситуации Том остался на стороне папы, ему казалось, что тот по-прежнему любит маму, но готов её отпустить, чтобы она была счастлива. Нашёл жилье и переехал в Манчестер вместе с отцом, готовясь к поступлению, а после учёбы обосновался в столице страны. Город был изучен, к тому времени он уже познакомился с Домиником, который и предложил работать с ним в одной команде.Моя голова не даст мне покоя, Но если я умру, вы никогда этого не узнаете. Я подружился с тёмными сторонами своего разума, Я сдерживаю их, пока они не проявляются, Пронзая подростковыми стихами. И мои глаза вот-вот взорвутся, Но всё это просто часть шоу уродов.
Сам того не подозревая, Доминик ворвался в мою жизнь и стал моей революцией. Работая с титанами музыкальной индустрии: Мартином, Шеллбаком, Антоноффом, многими серьёзными исполнителями, музыкантами, группами, мой глаз запылился. Я стала чувствовать себя слишком взрослой, слишком ответственной, слишком грузной, будто мне уже, как минимум, пятьдесят три года и каждое произнесенное мною слово обязано иметь вес. Но Харрисон встряхнул все, что во мне осталось живого. Ни с кем ещё я не писала музыку просто прыгая по студии и выкрикивая отдельные строчки, складывая их в песни. Моё сердце стучало в груди отнюдь не спокойно, не возбужденно и даже не хаотично, оно грохотало, как град по крышам, все тело пронзала молния. Он напомнил мне, какой я была, когда только пришла в музыкальный мир: одной из первых написанных песен была «The Howling», саундтрек для первой части «Сумерек» — готический рок, ударные, рвущиеся струны гитар. Было несогласие, вызов, борьба. Никогда я не была хорошей девочкой, поющей баллады о любви, верности или изменах. Так оно и осталось по сей день, и все же претерпело изменения. Как бы там ни было, я стала спокойнее, повзрослела, набралась опыта. И тут он — сумасшедший, протестующий, громкий. У него получилось освободить меня и напомнить — я чересчур молода, чтобы причислять себя к золотому фонду. Мне есть ещё столько всего, что я хочу сказать.♬ Becky Hill - Breakdown.
Ближе к вечеру парни засобирались в гостиницу, в отличие от меня — ехать было не к кому, за животными присмотрит соседка, я всегда прошу её, когда задерживаюсь в офисе или уезжаю из города. Попрощавшись с Домом, Джеком, Томом и Морганом, проводив их до метро и рассказав, как добраться до отеля, я вернулась в студию. Мы сегодня плотно поработали и записали хороший материал, мне предстояло много работы. За годы нахождения в студии, наблюдения за инженерами и звукорежиссерами, я в большей степени научилась не только писать музыку, но и самостоятельно обрабатывать и сводить звуковые дорожки. Разумеется, редко кому показывала свои «творения», просто потому, что это только мои первые шаги, я учусь и не претендую сразу становиться мастером. Я полностью погрузилась в творческий процесс и надолго зависла в эквалайзере, подбирая настройки 10, 20, 30 и даже больше минут, пытаясь «наткнуться» на тот самый идеальный звук. Мысленно разделяла интонации на отдельные диапазоны частот, звучащие сильнее или слабее других. И в самый ответственный момент, когда на горизонте замаячил тот самый тон, которым я хотела склеить первый куплет и припев, мой телефон затрезвонил слишком громко, я дернула рукой и мышка слетела с настроек. Раздражение из живота поднялось к горлу, вспыхнув оранжевыми искрами. — Чего тебе? — сердито снимаю вызов Стайлса, прикладывая мобильный к уху. — Я прилетел в Нью-Йорк, мы сейчас с ребятами в студии, слушаем отдельные треки, которые точно войдут в альбом. Не хочешь присоединиться? — Не хочу. Мне неинтересно проводить время с тобой и твоими обдолбанными друзьями. Гарольд замолчал, видимо, обмозговывая мои слова. Следом уже с меньшей уверенностью в голосе уточнил: — У тебя что-то случилось? Ты слишком агрессивная. Если возникли проблемы, скажи об этом прямо и я перезвоню позже. — У меня все лучше всех, просто я не стремлюсь опять ненароком столкнуться с тобой, целующимся с неизвестным мне мужчиной, — озлобленно выплевываю из себя остатки кипящей лавы, откидываясь на мягкую спинку стула. Пространство разрубила острота меча. Гарри всегда готов претерпеть любой афронт, снести любую насмешку, проглотить любую грубость, но куда он денется от правды? В этом случае ему не удастся сказать, что я неправильно все поняла, или что там обычно говорят герои дешевых мелодрам? Я знаю, что я права, потому что видела своими глазами. Ах, да, он может заверить, что я вырвала это из контекста и сама себе всё придумала. Но нет, дорогуша, я не позволю себя обманывать безнаказанно. Это то, чего я никогда и никому не позволяла, даже если изначально могу дать слабину. Но я никогда не забуду. Никто не умрет, не испытав месть или разоблачение. Стайлсу в этом плане повезло — я чересчур потеряла от него голову и чересчур занята Биллом, чтобы кидать отместки еще и ему. Я просто отпускаю Гарри на свободу и надеюсь, что он больше не попадется на моём пути. Я оставила его два года назад, он бросил меня через бедро на твердый матрас сейчас — мы квиты, всё честно. — Это причинило тебе боль? — сокрушенно прошептал молодой человек, словно принимая неизбежное поражение. Не смертельно, ты не более чем разбил мне сердце. — Прости, — бормочет, а я улыбаюсь. — Прости меня. Я снова побеждаю, он даже не пытается приврать. Значит, уважает, хотя бы в этом он преуспел. Есть вещи, которые я хочу сказать, но я просто позволю ему уйти. Исчезнуть, раствориться дымом в облаках, освободиться от тяжести и перестать разрываться между мной и еще кем-то. Закрываю глаза, усмиряя бушующий шторм и желание разнести всю студию в щепки, разбив все микрофоны и пульты. Я просто отпускаю. Я закрыла глаза, слушая хриплый, на грани, голос Харрисона, иногда ритмично подпевая: «Если я умру, ты будешь плакать? Или похоронишь меня заживо?» — Какая ты хитренькая: нас спровадила, а сама обратно вернулась и чиллишь, — возмущенно фыркнул Доминик, вытащив изо рта чупа-чупс. — Я, между прочим, продолжаю работать над вашей песней, так что ты должен благодарить меня за усердие, — включаю маленький отрывок записи, качая в такт сумасшедшему соло на гитаре. — Скажи своим парням, что завтра в то же время пусть придут, мы запишем каждого из них по отдельности. — А я и благодарю, — с готовностью отозвался Харрисон, приобняв мои плечи одной рукой и наклонился, глядя на экран компьютера. — Ты что-то забыл? — Угу, раскраску. Я без неё уснуть не могу. Медитация, все дела. Я усмехнулась, игнорируя тот факт, что ему 22 года. Он окинул меня взглядом, и заинтересованно прищурился, пристально изучая моё лицо. Огромные пытливые глаза обвели лоб, нос, щеки и губы. Я смутилась. — Так, раз ты все равно здесь, дуй к микрофону. Сегодня твою партию и закончим, чтобы ты завтра не мешал ребятам. — Как скажешь, босс. Я подъехала на стуле к пульту. Перед студийным звукорежиссёром обычно на первом месте стоит задача получить запись каждого инструмента максимально чистым и отделенным от других сигналов. То есть если это звук гитары, то при прослушивании этой дорожки мы должны слышать только гитару и ничего лишнего. Именно поэтому музыканты используют наушники, в которых они слышат остальных музыкантов и метроном, по которому могут ориентироваться в темпе. А микрофон при этом ловит только полезный сигнал. После накопления на компьютере появляется множество аудиодорожек отдельно записанных инструментов, из которых должна сложиться одна композиция. Иногда на этапе накопления записывается сразу несколько дублей, чтоб в дальнейшем выбрать самый лучший, а во время редакции определяется лучший. Программа позволяет склеивать одну партию из разных дублей, таким образом, выбираются самые удачные кусочки и уже из них составляется один идеальный дубль. Однако случается и так, что идеально сыгранного или спетого кусочка нет ни в одном дубле. В таком случае приходится заниматься редакцией существующих аудиодорожек. Практически всегда партии барабанов ровняются в программе, так как ни один барабанщик не может сыграть идеально ровно — обязательно хоть немного ускоряется или замедляется. Многие вокалисты берут фальшивые ноты, которые выравниваются по высоте, добиваясь идеального попадания. По окончанию этого этапа мы получаем полностью отредактированную сессию, где каждый инструмент играет ровно и без ошибок. — Не планировал, но услышал конец твоего разговора по телефону, — выходя из тесной коморки, сообщил Доминик, отбрасывая прядь густых волос со лба на затылок. — Всё плохо? В груди приторно защемило. Едкая ухмылка сама слезла с моих губ, тая на языке горькой конфетой. — Я бы могла помириться, он в одиннадцати минутах ходьбы от меня. Но я просто дам этому закончиться, потому что должна поставить точку, спустя столько времени, наконец-то. — Звучит трагично, — разоткровенничался парень, снимая со стены одну из моих гитар, и сел в кресло, устраивая её на своих ногах. — Это из тура «Религия»? Я оттолкнулась от пола, оборачиваясь к молодому человеку. — Да, я с ней выходила акустическую версию «Sober» и «Try» исполнять. Эта детка помнит много слез и сияющих огоньков, — задумчиво улыбаюсь, утвердительно кивая. — Это всегда был момент единения с залом или стадионом, когда мой голос сливался с толпой. Для Макса «Религия» — мой любимый альбом и особенно любимые песни, поэтому после окончания эры я подарила гитару ему. — Почему именно эта пластинка? — Мартин считает темы, которые я поднимаю на ней, действительно важными, о которых стоит говорить чаще. Он по сей день уверен, что «Savages» и «I Was Here» — лучшие треки в моей дискографии. — А ты сама как считаешь? — с интересом задался Харрисон, касаясь натянутых струн пальцами. — Я не считаю, что я могу выбирать из собственных альбомов лучший или любимый. Когда я выпустила «Teenage Dream», он казался кульминацией моей жизни, самым главным и важным, что я дала этому миру. Но потом наступил новый период и вышел «Good Girls Better Get Bad», и там я тоже была собой, хоть и уже в другой роли. Дальше «Religion» — песни оттуда были для меня по-настоящему болезненными, искренними, потому что я рассказывала не о своём опыте, а о мире, в котором я жила и говорила о вещах, которые я хотела бы изменить. Тур получился крайне эмоциональным, потрясающим и можно бы смело говорить: вот он, пример тому, как должно быть. А потом родилась «Reputation» и, о боже, в момент создания, продвижения и до самого конца тура я убеждалась каждый день, что именно этот альбом для меня тот самый, знаковый, благодаря которому моя жизнь меняется. Но сейчас я стою на пороге нового релиза. И если я не включу в него песни, которые дергают ниточки внутри меня за живое, тогда зачем вообще всё это? Если я закину туда треки, которые не будут иметь ничего общего, если пластинка не станет концептуальной, если я не буду собой на ней, в таком случае можно остановиться и выбирать любимый. Потому что до этого дня для меня не существовало особенных альбомов, каждый из них особенных. В каждом своя история, рассказываемая мной. Каждый альбом — это период из моей жизни. И если я выберу один, то непременно обижу другой. — С песнями та же тема? — Я могу сказать, что я не особо люблю то, каким образом я подобрала слова в «Fucking Perfect», но посыл, который я несу в ней, по-прежнему остаётся для меня животрепещущим. Я люблю лирику «Brave» и часто пою её на концертах вместе с людьми, потому что она жизнеутверждающая. Я преклоняюсь перед простотой и вместе с тем величием «The Power of Love». Вероятно, если бы вернуться назад, я бы сменила аранжировку в «Firework», но слова оставила прежними, и сделала её первым синглом, а не последним; она восхитительная и звучит современно даже сейчас. Я считаю по-настоящему хорошей работой «New Romantics», потому что она, на мой взгляд, идеально оттеняет современную молодёжь и моих поклонников в частности. Ты говорил, чтобы понять, какой ты человек нужно послушать «Анархиста». Доминик согласно кивнул, мол, считаю так до сих пор. — А если задать такой же вопрос мне, я назову «I Did Something Bad». Просто потому, что в куплетах собраны слухи и домыслы обо мне, в бридже я объясняю свою позицию на эти сплетни, а музыкально это максимально схоже с тем, что я люблю слушать каждый день: уверенные ударные, гитары, едва слышная скрипка на заднем фоне. Это я. Все, что составляет мой внутренний мир.♬ Yungblud & Halsey - 11 Minutes.
Пока я говорила, Харрисон смотрел на меня и наигрывал что-то. Я остановилась, прислушавшись, и нахмурилась. Мой пульс стукнулся несколько раз о внутреннюю сторону кожи, едва не выпрыгивая наружу оттого, насколько глубокой и пронзительной чудилась мне мелодия. Притихаю, вжимаясь в спинку стула, превращаясь в глаза и уши. Даже моё сердце замолчало, осело, подложило под щеку обе руки и сконцентрировалось. Я даже не знаю, как описать чувства, рождающиеся в моей душе от звуков, исходящих от гитары. Обреченность? Утрата? Знаете это ощущение, когда ты начинаешь волноваться, и твои органы внутри живота сворачиваются, в горле ком, а ладошки потеют? Это то, что происходило со мной. Затылок кололо маленькими иголочками, мышцы под коленями дергано шевелились, словно мой самый главный нерв защемили. Своего рода чистилище для людей, которые слишком плохи для рая, но слишком хороши для ада. — Хочешь пойти к нему? — предположил Доминик. — Хочу побежать, — улыбаюсь, закрывая глаза. Всё, чего я хочу, о чём говорю, всё о нем. К нему, все мои дороги ведут к нему, будто я проезжаю по магистрали 405 в Лос-Анджелесе. Каждую ночь и каждый день, я вижу только его. Я бы продала душу за то, чтобы провести вместе чуточку больше времени. Что самое худшее может случиться с той, кому уже больно? Мне уже больно, этого не исправить и не залечить. Если он такой плохой, как все говорят, видимо, я проклята, раз мне кажется, что и ему тоже больно. Он единственный, от кого так нестерпимо получать порции негативных эмоций, потому что к хорошему быстро привыкаешь. Он до того заботливый, что как только делает что-то дьявольски неправильное, ты истекаешь кровью. Убийственное милосердие, варварская доброта. Разворачиваюсь к столу в поисках своего блокнота, пролистываю несколько страниц и сходу пишу быстро, чтобы успеть за своим же потоком в голове:У меня в голове рой мыслей: Кажется, я пропустила твои звонки с другого номера. Ты стоишь на углу в ожидании моей любви, Потому что моя любовь так искренна, Я люблю себя больше всех остальных. Я в одиннадцати минутах от тебя, Так почему ты до сих пор не здесь? Не заставляй умолять, это выводит меня из себя. Моё сердце, бёдра, тело, время, доверие — Я пытаюсь найти частичку себя, к которой ты не прикасался. В запасе сотни речей, которые я почти сказала тебе, Он будет скучать по тебе, детка — Ты подарила ему нечто, что не купишь за деньги, Ты изменила его жизнь, стала миром. Никто другой не сравнится с тобой: Эти глаза, язык, лицо, тело. Но ты не сможешь занять его место. Неважно, что ты говоришь, Неважно, что ты делаешь, Ты не он. Легко приходят — легко пропадают, Я спрыгнула с поезда и опять уезжаю одна. Говорю о любви, но не в состоянии даже прочесть знаки, Ты чёртова кислота в моём щелочном растворе. И если наша история закончена, почему я до сих пор пишу об этом? Столько я отдала, а этого все ещё недостаточно. Но со мной всё будет в порядке, Это ведь просто тысячи порезов ;)
Я поняла, что музыка прекратилась, не сразу. Доминик стоял надо мной, заглядывал через плечо в блокнот и натужно сопел в ухо, надеясь остаться незамеченным. Я закатила глаза и громко захлопнула черновик, толкая его подбородок плечом. — Подсматривать неприлично. — Мне просто стало интересно, — оправдывается парень, снимая ремешок гитары с плеча. — Обычно, когда кто-то пишет песню или стих, он словно улетает в другую галактику. Так говорят. Но ты выглядела абсолютно обычно, только притихла и погрузилась в то, что писала на листах. — Мне так легче. Сначала разложить все по полочкам в прозе, а потом уже думать, как из этого слепить песню. — Можно сказать, ты параллельно пишешь книгу. — Я бы не сравнивала это с профессиональным писательством: у меня монологи и очерки, а не полноценный сюжет с несколькими героями. Доминик протянул руку ко мне. — Можно? — Нельзя, это личное. — Но ты же писала это, пока я играл, значит, мне можно. Это слишком эмоционально, я хочу рассказать эту историю людям. Пожалуйста. Я недоверчиво посмотрела на него, аккуратно вложила в ладонь свой блокнот и тут же убрала пальцы, словно их могла откусить злая собака. Вдохновившись моим текстом и размышлениями, Блад провел минут сорок с моим блокнотом наедине, вертя ручку между пальцев. Читал, проникался, выстраивал логическую цепочку. То, что он понятия не имел о моих разногласиях со Стайлсом, собрали нам на руку — Доминик сумел развернуть линию сюжета на сто восемьдесят градусов и вложить частичку себя в эту песню. На бумаге он высказывал то, как он видит ситуацию, как переживает и беспокоится. Прочитав его заметки, мне даже в какой-то момент показалось, словно я с Гарольдом поговорила. Харрисон — мальчик, парень, мужчина, и как бы не отрицали радикальные феминистки, они чувствуют отличительно от нас, женщин. Поэтому, когда я сталкиваюсь с условиями, где мужчина по-настоящему взволнован и переживает, меня это искренне удивляет. Многие реагируют куда более холодно, безразлично, но есть парни, которым не наплевать. Да, среди черствых и одинаковых в проявлении своих эмоций людей, их мало, но они есть. Доминик что-то сломал во мне. Или починил? Мы продумывали мелодию всю ночь, сначала на гитаре, потом подключились барабаны, в конце он сел за синтезатор. Просто потому, что уже не могли остановиться и бросить, не поставив точку. Чем дольше я вслушивалась в малознакомый ритм, тем сильнее пропитывалась атмосферой, улавливая тончайшие точки соприкосновения с собственными эмоциями. Поэтому я до сих пор жива. Я живу здесь, в этом моменте, в этом звуке и в этой строчке, что произносят мои губы. Я все ещё жива, потому что хочу спеть песню, которая стоит того, чтобы звучать. Я готова потратить всю свою жизнь на то, чтобы написать гимн, который будет достоин повторения. Я хочу почувствовать ветер преобразований, реформаторства. И он бесконечен — этот список в моей голове всего, что я могла бы сделать лучше. Напористый текст, охватывающий женственность и духовность превратился в торжественный фейерверк с впечатляющим шоу виртуозности и сдержанности, разбрызгивая фирменный фальцет через знойный хор и обуздывая вокальную акробатику в стихах. Мы пробовали разные течения по нашей прихоти, пели соблазнительные мотивы и риффовали триплетный поток, уходили в ритмичный бит и возвращались к типичному медленному «балладному» звучанию. Мы развлекались и экспериментировали, чтобы понять, в какой обработке и посыл, и музыка звучат наиболее выгодно. Трек получился полон холодных, гипнотических ударов ловушек со вкусом электронных капель, поверх которых я гармонировала с собой, оставаясь настоящей и искренней.Я обманывал и это никому не помогло. Теперь я вне себя, закатываю истерики, Вижу тебя в свое голове каждый, блять, день, С тех пор, как ушёл: Ты на полу, обхватив голову руками, А я подавлен и расстроен. Всё, что я хочу — чтобы ты лежала на моей груди, А наши ноги соприкасались. Ведь я в 11 минутах от тебя, Так почему мы до сих пор не рядом?
Мне стало значительно лучше после маленькой терапии музыкой. Для кипучей натуры бездействие смерти подобно. Я гремела тарелками и получала от этого истинное физическое удовлетворение, как во время бокса, вымещая всю агрессию в нарастающей ударной мелодии. Вскочила, как ужаленная, судорожно стискивая деревянные палочки в ладонях, и подбежала к микрофону, чувствуя собственную власть и силу, пропуская сквозь себя каждую эмоцию с предельной концентрацией. Через мгновение я заметила прямо напротив себя Доминика. Крах иллюзии нанес сокрушительный удар: мой мир опять превратился в руины, и мысль потерянно блуждала среди них, так что презрение вырвалось на первый план, заглушив остальные ощущения, находя отклик в громком крике. Меня отпускало с каждым соприкосновением с микрофонной стойкой, досада и обида передавалась в каждом звуке, выбираясь из моего тела по капле. Рваный раскачивающий темп, плюющийся кровью, усердно и обильно посыпается огромным количеством железа, разгоняясь до нужной скорости. Я не хотела держать это внутри и молча раздражаться ещё несколько лет, так что щедро отдавала весь негатив.Зови меня глупым, зови грустным, Но ты — лучшее, что было ты со мной, Ты — худшее, что со мной происходило. И это сводит меня с ума.
Я смотрела в его глаза и чувствовала мощный электрический заряд. Он обволакивал каждый участок моей кожи, забирался под воротник, терзая хлопковую ткань на моей груди. Солнце его улыбки обжигало мою шею, ключицы, руки, лоб и щеки, но я отказывалась не смотреть на неё. Это было опасно и безумно глупо, и вместе с тем эмоции, что хлестали меня по щекам, кувыркались в животе, нельзя было сравнить даже с самым отвязным сексом, это совершенно другая вселенная чувств. Ощущения накрывали меня одно за другим, гормоны внутри прыгали, как попрыгунчики, отталкиваясь от стенок желудка. Кровь кипела во мне бескрайним песком пустыни, настолько гладким, словно рассекаешь острым ножом масло. Проникнувшись нашим взаимодействием, я долго не замечала, что мы стояли посреди студии, упрямо глядя друг другу в глазах, часто поднимать и опускать грудь, пытаясь надышать и ухватить как можно больше воздуха. Адреналин настолько проглотил нас от макушки до кончиков пальчиков на ногах, что все тело не переставало вибрировать при любом движении. Хотелось забраться на крышу машины, переплыть широкую реку, громко закричать, чтобы весь имеющийся воздух и дух выбрался из груди на волю и полетел в неизвестность звонким эхом. Хотелось жить. Говорят, женская ревность истощает, но ведь и мужская не меньше. Порой люди не дают себе ответ в чувствах, которые испытывают, так что даже самый сдержанный с виду парень может оказаться той ещё истеричкой и нытиком. А если учитывать факт, что и я, и круг моего общения придерживается свободного типа отношений, в виду которых для друзей крепко обниматься, целоваться, спать в одно постели и проявлять свои чувства открыто — это закон и это правильно, то ревность подкрадывается незаметно, однако прочно заседает внутри. Когда губы Харрисона накрыли мои собственные, я закрыла глаза, концентрируясь на ощущениях. Первую секунду не было ровным счётом ничего, пока сердцебиение не ускоряется и все испытывается уже на другом уровне. Я буквально начинаю ощущать, как циркулирует кровь по моим венам, как пульсирует каждая клеточка кожи, обернутая в горячий источник. Кровь, сердце, пульс — я чувствую все, что происходит внутри. Расслабленный покой, мягкая сонливость. Обхватываю ладонями его лицо, с чувством отвечая на поцелуй, обдавая теплом твердый подбородок. Если с Адамом не пронзало ничего, кроме фальши и желания скорее закончить, то с Домиником все иначе. Влажный рот, завладевший моим вниманием, чувствовался потрясающе уместным и нужным. Размеренно тяжесть стала волнами спадать с моего тела. Я поняла это, потому что дышать стало проще и масса, что давила на меня, стала значительно легче. — Спасибо, — повторяю, ощущая, как костяшки пальцев проводят по моему позвоночнику, а губы обдувают прохладным воздухом на шею, всколыхнув волосы. — Давно у меня такого не было. Спасибо. — Сумасшедший денёк, — со смехом соглашается Харрисон. — Но ведь ничего не отменяется? Мы ещё увидимся завтра? — Само собой. Ничего и не могло бы отмениться. Я помогла ему снять гитару, повесила её обратно на стену, сохранила наработанный материал на флэшку. Выключила компьютер и технику, закинула вещи в сумку, вместе с Бладом выходя и закрывая здание студии. Усадила парня в такси и дала чёткие указания водителю, лишний раз перепроверяя, что он понял, в какую именно гостиницу нужно отвезти. Глубоко вдохнула рассветный воздух, впервые за напряженную неделю отпуская всю ярость на разных людей, так или иначе повлиявших на то, чтобы я была вне себя. И кто сумел дать мне безопасность? Эмо в розовых носках. Улыбаюсь, возводя глаза в небо. Я такая дурочка.♬ Coldplay - Trouble In Town.
Разворачиваюсь на пятках и застываю на месте, узрев на соседней стороне дороги потухшие фары Гарольда. Оглядываю пустую улицу — кроме меня здесь явно никого не ждут. Поправляю ремешок на плече, шагая к машине. Открываю дверцу и ныряю в салон, вмиг будучи объята теплотой от печки, запахом кожи и парфюмерной водой Стайлса. Осень близко, ночи становятся холодными. На секунду прикрываю глаза, почти сразу их открывая, когда машина трогается с места, неспешно проплывая по сонным кварталам. Снимаю тесные туфли, раскидываю волосы по плечам и удобно устраиваюсь, закидывая ноющие ноги на приборную панель. Мне в руки приземляется коробка, внутри которой — филе судака, запеченное со шпинатом в сливочном соусе. Живот сворачивается в трубочку, я, позабыв обо всех манерах, искалываю пластмассовой вилкой маленькие кусочки, отправляя их в рот и быстро жуя. — Мы утвердили окончательный вариант лонгплея альбома, — сообщает Стайлс, протягивая мне стакан с холодным чаем, что неплохо утоляет жажду. — Я рада, что все приходит к своему логическому завершению. Вскоре ты сможешь поделиться с поклонниками своей работой. — Там и твоего труда тоже немало. Не будешь против, если я озвучу это во время промо? — Почему ты спрашиваешь? — непонимающе свожу брови к переносице, пережевывая нежнейшее филе. — Считанные люди знают, что мы работали вместе. Может, ты не хотела… — Скажи, пусть знают, — уверенно перебиваю, облизывая губы. — Я ни о чем не жалею. И ты до сих пор не отдал мне деньги за потраченное время, так что будет тебе лишнее напоминание. Гарри улыбнулся, прокручивая длинными пальцами руль, периодически поглядывая в зеркало заднего вида. Оставшаяся дорога проходит в спокойном молчании: я делаю небольшие глотки чая, Стайлс следит за нашим передвижением. Его пальцы сверкают в свете затухающих уличных фонарей, которых с каждым поворотом становится все больше и больше — утро вступает в свои права, наваливаясь яркими красками и резкостью. Единственное, что покорило меня, даже несмотря на одинаковую палитру цветов — масштабы звёздного неба. Ни конца, ни края ему не видно, словно находишься в открытом космосе или ходишь по поверхности Земли, прикасаясь к пустому неосязаемому пространству. Оно так низко, что протяни и дотронешься. — Рози, — повторил Гарри, ладонью проводя по моей согнутой спине. — Мм? — поддаюсь назад, резко распрямив онемевшие плечи, и перекатываюсь обратно, прижавшись к спинке сидения. — Я что, уснула? Боже… Я слишком сильно устала, нужен перерыв. Нехотя открываю глаза, тут же закрывая их ладонями от включенного в салоне фонарика. Протираю веки пальцами, медленно открываю ресницы, оглядевшись вокруг себя. Спускаю ноги на асфальт, шагая несколько метров по твёрдой поверхности. Поднимаюсь по ступенькам и захожу внутрь тихого дома — ни единого постороннего звука, даже мебель, и та дремлет. Падаю на диван. Мои лопатки и поясница благодарят меня моментально, а совесть подгрызает по кусочку. По меркам приличного человека я должна принять душ, втереть в кожу какое-то масло или крем, переодеться во что-то сухое и чистое, и только потом нырнуть под одеяло, но мне было так лень делать хоть что-то. Я даже рукой не могла пошевелить. — Думаешь, моя кожа сильно озлобиться на меня, если я приму душ после пробуждения? — Нет, если это произойдёт однажды, а не систематически каждый вечер, — звякнул льдом в стакане Гарольд. Я перевернулась на живот, сложив ладони под подбородком в замок, и посмотрела на него через всю комнату. Он налил алкогольную жидкость на кухне, прошёл мимо меня вглубь гостиной и откинулся на спинку кресла, широко расставив ноги. На лице показались совсем слабые оттенки укора. Я почувствовала их, поднялась, медленно подошла к Стайлсу, забирая из его пальцев стакан. Принюхалась, осторожно глотнув прозрачную текилу. — Мы вылезем из этого болота. Вместе или по раздельности, но выгребем. Никто не останется в нем тонуть. Не уничтожай себя попусту. Ловлю градинки льда, сжимая их в ладони, возвращаю стакан в мужскую руку, а сама направляюсь в ванную, по дороге проводя холодными льдинками по горлу. Пока вода стекает, снимаю одежду, что путается между моими ногами, стаскиваю лифчик и кружевные трусики, распускаю волосы и смело вхожу в теплую душевую. Напор хороший, пряди моментально намокают, управлять ими теперь легче. Я откидываю волосы назад, на спину, обмывая плечи и шею небольшим слоем геля, неторопливо вспенивая и втирая его в кожу. Расслабленно выдыхаю, чувствуя, как вода обтекает каждый мой изгиб, слыша приближающиеся шаги Стайлса. — Тебе со мной спокойно? Утвердительно киваю, немея от того, что сразу после Гарри взял мои руки в свои, поцеловав открытые ладони. Я осторожно выпрямилась, разрешая смыть со своих плеч остатки пены, и ступила вперёд, оказавшись в нескольких сантиметрах от взбудораженного тела. Не переставая хихикать над тем, как глупо мы смотримся в маленькой кабинке, щедро наливаю геля на ладони, вспенивая его на мужской груди, пока Стайлс дурачится, вымывая шампунем мои волосы и забавляясь, что те моментально вьются маленькими кудряшками. Я показала ему язык, дескать, не одному же тебе кудрявым быть, за что получила звучный мокрый шлепок. Контрастный дождик пришёлся как раз кстати, меня сильно разморило в машине, а душ привёл в чувства, распределив остатки удовлетворения по телу равномерно. Я обмотала тело коротким полотенцем по дороге в спальню, оставив волосы сушиться естественным образом. Расстелила кровать, сбросив тяжёлое одеяло и оставив одну только простынь, бросила в изголовье хорошо взбитые подушки. Включила прикроватную лампу, нанесла на тыльную сторону ладони кокосовое масло, втирая его в кожу. Тень Гарри хаотично зашагала ко мне, крепко обнимая со спины. Губы ткнулись в макушку, принося свои извинения. Избавившись от полотенца, он перекатился через всю кровать на свою сторону. Я выключила ночник, повторив тот же трюк со своим полотенцем, и нырнула под простыню, растянувшись на постели всем телом. Сегодня оно пережило много чего, так что заслуживает качественного отдыха. Переворачиваюсь набок, подминая под голову подушку, и смотрю на едва заметный силуэт мужского профиля, который неотрывно смотрит на меня в ответ. — Даже не могу представить, как будет чувствовать себя человек, имея такое богатство в открытом доступе каждый день, Розмари. Надеюсь, он не будет таким же глупым, как то, что истязало твою самооценку много лет назад. И таким же неосмотрительным, как я. Ты бесподобная. Этот мужчина вынужден остаться в моей памяти навсегда.