ID работы: 8612529

that's why sHe's alive

Гет
R
Завершён
157
автор
Размер:
261 страница, 23 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
157 Нравится 27 Отзывы 13 В сборник Скачать

XV. Пиррова победа.

Настройки текста

Хороший тон – это умеренность: в соблюдении дистанции, в жестикуляции, в громкости голоса, в использовании парфюмерии. Быть слишком недовольным собой есть слабость, быть слишком довольным – глупость. Бернард Шоу

Октябрь. Нью-Йорк. ♬ Florence & The Machine - Jenny of Oldstones.

За кулисами шоу «Поздняя ночь с Джимми Фэллоном» творился хаос: инструменты, которые должны были доставить из моей студии прямиком в павильон для съемок, задержался в дороге из-за пробок и сильно опаздывал, а на запись оставалось все меньше и меньше времени. Менеджеры, операторы, стилисты, даже те, кто следили за освещением, были на взводе, крыли мироздание благим матом и клялись уволиться в ближайшее время. Я следила за этими волнениями со слабой улыбкой на лице — к подобным накладкам за четыре прожитых тура я привыкла и знаю, что нет необходимости сеять панику, она все равно ничем не поможет ситуации. Лучше сохранять внутреннее спокойствие и искать выход из положения, а не носиться взад и вперед, заражая напряженной обстановкой всех вокруг. Кларис, одна из моих бэк-вокалисток, лежала на моих коленях, а я молча гладила её волосы, будучи уже одетой и готовой к выступлению. — Это катастрофа, просто катастрофа! — причитала Моника, нервно постукивая туфлей по паркету. — Где их леший носит? — У вас здесь есть фортепиано или синтезатор? — обратилась я, наконец, к ассистенту режиссера. Молодой человек быстро закивал и побежал звать начальство, вероятно, восприняв мои слова, как указ или требование. Через несколько мгновений режиссер уже стоял передо мной. — Дело в том, что я могу исполнить акустическую версию с одной гитарой, а могу сыграть партию на клавишах. По большому счету, общая целостность песни не пострадает, она же медленная. Майерс старался держаться легко и с улыбкой, но нервная дрожь пальцев все равно выдавала его — он любит, когда все четко и по полочкам, а как только что-то идет не так, теряется и сосредоточен лишь на том, чтобы устранить проблему. Я перехватила вздрагивающие ладони, сжимая их своими, и заглянула в его глаза. — Всё хорошо, — доброжелательно вставляю, — ничего не летит в пропасть, это просто очередная заминка. — Напрягает, когда все накрывается медным тазом. Как будто знак, что в этот день лучше не делать чего-то подобного, не то непременно случится что-то плохое. Я только едва заметно улыбнулась суевериям мужчины, заверив, что смогу выступить и без группы, тем более, что так даже лучше. Изначально мы должны были исполнить «Бог — это женщина», но перед самым выходом в кадр, я предложила «Дженни из Старых Камней». Она больше подходила для фортепиано. К тому же, я никогда еще не представляла её широкому зрителю. Безусловно, мы подвергали себя опасности, однако факт с задержавшимися инструментами в данном случае сыграли на руку — не могли же мы отменить выступление. В таком случае всем бы пришлось несладко. Фэллона невозможно уличить в скандалах, он имеет чуть ли не безупречную репутацию, потому что из его уст шутки не звучат оскорбительно. Каждый будний день в одиннадцать вечера Джимми заставляет своих гостей посмеяться над собой, но при этом не выглядеть нелепо. В отличие от многих других телешоу, на которых я была и где проходят бесконечные съёмки не связанных между собой сюжетов, которые потом смонтированы и показаны спустя долгое время, здесь всё записывается с одного дубля в день выхода в пять часов вечера, а уже в 23:15 появляется в эфире. Все скетчи разыгрываются прямо на сцене студии, во время коротких перебивок специальная команда выстраивает декорации и выдаёт реквизит. Во многом, конечно, это заслуга Джимми — он тот, кто всегда поддержит шуткой, а где нужно даст пинок. Он искренне наслаждается процессом съёмок, хохочет с гостями, а во время перерыва на рекламу строит смешные рожи и смешит аудиторию. В очередном перерыве Джимми взбегает по лестнице и, став между рядами зрителей, говорит: «Ребята, можем пообщаться. Может, у вас есть какие-то вопросы?» и ответит на каждый, заданный из зала. О любимом ресторане в Нью-Йорке, о самом сложном госте в студии, о том, как ведёт эфир, когда болен. В конце благодарит присутствующих, пробежит между рядов, «даст пять» каждому зрителю, объявит меня и усядется в первый ряд, чтобы послушать мой голос. Публика в зале, куда я выхожу, всего несколько десятков человек, задача которых, казалось бы, аплодировать в нужные моменты. Но отношение команды к ним не менее трепетное: первым делом нужно развлечь аудиторию и обеспечить им отличный вечер. И я здесь по той же причине. Сажусь за белое фортепиано, медленно касаясь пальцами белых клавиш. На мне полупрозрачное платье с черным провокационным кружевом и драматичным силуэтом от Эли Сааба, очерченное золотыми и серебряными линиями из стразов, излучающие уверенность и непоколебимость, в то время как открытые руки намекают о нежной и романтичной натуре.

Высоко в залах ушедших в прошлое королей, Дженни будет танцевать со своими призраками: С теми, кого она потеряла и кого обрела, И с теми, кто любил её больше всего.

Те, кто однажды ушёл безвозвратно, Чьи имена она не могла воскресить в памяти, Кружили вокруг влажных старых камней, Прогоняя прочь её скорбь и боль.

Я написала песню в последние дни «Игры Престолов» в перерывах между съемочными днями. За счет огромного труда и тщательности, с которой снимали каждую часть сериала, пребывание за кадром никогда не было коротким: один эпизод могли снимать неделю, затраты были колоссальные. В одно утро, выглянув в окно своего трейлера и посмотрев на декорации, моё сердце болезненно сжалось. Потому что я ощущала прощание с целой эпохой моей жизни. Потому что люди, с которыми я познакомилась за годы съемок, стали для меня настоящими близкими друзьями. Потому что количество работы, проделанной мною за весь период становления, как личности, не ограничивалось одной неделей — восемь лет. Я прожила восемь лет, выросла и повзрослела за счет, благодаря, и во время этого сериала.

Они танцевали весь день напролёт, И даже в ночи, сквозь падающий снег, кружащийся по залу. От зимы до лета, затем снова зимой, Пока не пали сокрушенные стены.

Мне никогда не удастся передать словами то, что я чувствую, даже если бы я попыталась. Благодарность за то, что в меня поверили, и дали шанс реализовать себя, тогда как все вокруг были убеждены, что я способна лишь играть в детских постановках и сериалах Диснея. Радость за то, что мы проделали такой тяжелый путь, и все не было напрасно: картинка, сюжет, история навсегда останется в сердцах миллионов людей. Искреннее счастье, что мне удалось принять участие в том, на что еще какое-то время будут равняться и пытаться повторить. Смотря на то, как актеры разучивают сценарий, согреваются теплыми напитками в перерывах, на фоне декораций старого города, в моей душе рождались невероятные чувства. Мне давно привыклось воображать, что это не сказка, не сериал, не выдумка, а настоящая жизнь, которой я жила, очутившись в прошлом.

Но она не желала уйти, никогда не желала уйти. Никогда не желала уйти, не хотела уходить. И она не желала уйти, никогда не желала уйти. Никогда не желала уйти… Не хотела уходить…

Лирически, разумеется, текст был связан со сценарием «Игры Престолов», но персонально для меня песня также была прочно связана с моими переживаниями, с моей жизнью внутри этой маленько-большой жизни. Билл мог отнять у меня все песни, но он никогда бы не смог забрать сыгранные роли, пережитые эмоции, улыбки поклонников и людей, смотревших на мои выступления или на мои чувственные монологи от лица моих героинь. Они слушают, перенимают это на свою реальность и это наслаивается, соединяя целую вереницу судеб между собой. Я навсегда духовно связана с каждый сердцем, которое откликнулось на моё творчество.

Высоко в залах ушедших в прошлое королей, Дженни будет танцевать со своими призраками: С теми, кого она потеряла и кого обрела, И с теми, кто любил её больше всего.

Я тихо вздохнула, в последний раз коснувшись клавиш, и опустила голову, открывая глаза. Сквозь вату слышала аплодисменты, но продолжала находиться внутри своих чувств, рассекая волны где-то между явью и сном. Я всегда глубоко воспринимаю всё, что пишу, даже если отдаю свои песни кому-то, они проходят сквозь меня. Есть те, которые быстро переходят в ранг очередной истории из моей жизни, прочно склеиваются с другим исполнителем и становятся добрым воспоминанием о том, что когда-то это писала я. Но если и те, которые я никогда не смогу отдать постороннему человеку, потому что чувствую это предательством. Есть композиции, настолько личные, интимные и персонализированные, что я не могу делиться ими. Ревностная жажда войти в историю знаменитой именно особенными песнями, толкает откладывать их в стол, а потом представлять публике, как само собой разумеющееся. Джимми обнял мои плечи сзади, ободряюще чмокнув в затылок. Я вмиг ощутила себя крошечной и маленькой девочкой, которую успокаивает заботливый взрослый. Приятно, что, даже преодолев возрастной порог, ты все еще можешь позволить себе превратиться в ребенка хотя бы на несколько секунд.

♬ Alannah Myles - Black Velvet.

Я не стала задерживаться с командой в ресторанчике — меня приглашали, но я позвала Гарри на ужин, каждая лишняя минута напоминала о том, что вот-вот пробьют часы и он приедет, а я не готова. Попрощавшись до завтра и пожелав ребятам приятного вечера, на увеличенной до максимума скорости я спешила домой. Забежав, сразу стянула одежду, прыгнула под душ и обдала телом контрастным дождиком. Надела белое кружевное белье, сверху накинула атласный халат чуть выше колена, и отправилась на кухню. Еще утром я надрезала куриную грудку вдоль и развернула как книгу, посыпала острым перцем, сбрызнула растительным маслом, накрыла пленкой и оставила мариноваться. Поэтому сейчас, достав её из холодильника и сняв слой плёнки, в нос ударил приятный, крепкий аромат. Я обжарила кусочки на раскаленной сковороде и переложила их на сухое бумажное полотенце, давая остыть. Мой домашний телефон звякнул трелью звонка. Я отвлеклась и сняла вызов с неизвестного номера. Несколько секунд что-то шипело и звенело, потом утихло. — Если есть, что сказать, говорите, — повторяю в очередной раз, одним глазом следя за тем, чтобы моя кухня не сгорела. — Я кладу трубку. Отбрасываю телефон в сторону, делая огонь на плите тише. Нарезаю дольками красный лук, сладкий перец, чили, помидоры, чеснок, и отправляю на ту же сковороду. Запах, окруживший меня, получался восхитительным: овощи были с румяными зажаренными боками, но при этом по-прежнему хрустели. Подпевая, я пританцовывала по кухне, нарезая курицу и кинзу крупными кусками. Добавила их к обжаренным овощам и полила соком лайма. На сухой сковороде подогрела тортильи с обеих сторон, положила тертый сыр и начинку, сложила пополам и отправила в разогретую духовку. Облизнула большой палец и заулыбалась, радуясь тому, каким ярким и аппетитным выходила кесадилья. Гарри точно понравится. — Каждое слово каждой песни, спетой им, было посвящено тебе, — повторяю вслед за Аланной, прихлопывая в ладоши на уровне своих ног. — Он исчез со вспышкой, это произошло так стремительно. Что ты могла поделать? Подпрыгиваю, делая звук громче, полностью подчиняясь мелодии. Описываю бедрами круг вокруг своей оси, двигаясь в такт музыки, выгибаю спину, охватывая больше пространства для себя. Переношусь по скользким половицам от плиты к барной стойке, выбивая ступнями подвластный лишь телу ритм. Шевелю плечиками, поддаваясь то вперед, то назад, втягивая живот и расслабленно выпуская дыхание наружу. Я чувствовала себя невероятно сексуальной, не сопротивляясь мелодии. — Новая религия, что поставит тебя на колени, — перехожу на томные нотки, из-за чего практически сливаюсь с музыкой. — Черный бархат, если хочешь. Закрываю глаза, кружась по необъятной пустоте воздуха, взлетая и затихая, метая молнии и шепча, все сразу и вместе, ощущая внутри органичность и одновременно бунт. В дверь позвонили, назойливый звук разнесся по панелям первого этажа. Идеальный момент единения был разрушен. — Да чтоб тебя! Из колонок подал голос Мэнсон. Самое время, я как раз хочу кого-нибудь зарезать. Я распахнула ресницы, откинув голову назад. Выпустила воздух из легких. Раздраженно убавила звук, скрутила волосы в пучок на затылке и вышла в коридор. Открыла дверь и едва не вросла в паркет собственной прихожей. На пороге моего дома возвышался тот самый мужчина, который целовал Стайлса у бара. Я сжала ладонь в кулак, готовая выставить его прочь в любую секунду. Сердце в груди болезненно дернулось. Внимательные голубые глаза смотрели на меня в ответ, скорее изучая, чем приветствуя. — Я готовлю ужин, мне некогда устраивать приёмы гостей, — сухо осведомляю, сомкнув челюсть. — Мне нужны только уши, остальные части тела могут не участвовать, — в тон мне произнёс незнакомец. Чарльз, учуяв запах чужака, озлобился, сдавлено рыча из-под лестницы. — Рано. Я дам тебе знать, если все будет совсем плохо, — поворачиваю к нему голову, уверенно убеждая хранить спокойствие. Закрываю за мужчиной дверь, медленно обходя его и шагая на кухню. Настроение сдулось, как воздушный шарик. Голова разболелась, в ушах гудело, виски неприятно пульсировали. В горле образовалась пустыня, сколько бы я не сглатывала, этого было мало. Я нашла в плейлисте песни Доминика и включила их на тихой громкости для поддержки. Слабая замена, но хоть какая-то иллюзия присутствия. Чтобы чем-то себя занять, пока мужчина пристально рассматривал мои фотографии, интерьер моего дома, вероятно, пытаясь сложить о моем характере мнение, я смешала муку со специями в чаше. В отдельной миске слегка взбила яйца. В третью насыпала панировочные сухари. Мои руки тряслись, как у наркомана в период ломки. Я пыталась это скрыть за готовкой — плохая затея, трижды я чуть не поранилась. Нарезала рыбу на небольшие брусочки, обмакнула в муку, затем в яйцо и, наконец, в сухари. Выложила на противень и убрала в холодильник на несколько минут, тем временем приступая к сальсе из манго. — Я закурю, ты не против? — Пепельница на подоконнике, — приглушенно осведомляю, мелко нарезая манго, авокадо, лук и кинзу. По правде говоря, это большой секрет, особенно от Гарольда. Он любит запах табака, но сам не может глотать его внутрь из-за проблем с дыхательными путями. То, что я покуриваю тайком от него, хотя он не раз просил меня не делать этого, может стать причиной очередного конфликта. — Меня зовут Крейг. Пол Крейг. Мы познакомились с Гарри в Японии. Внутри меня кто-то громко уронил кастрюлю с горячей водой. Кипяток разлетелся по стенкам желудка, обдавая органы и пищевод. Я осторожно подняла на него взгляд, ощущая, как учащается моё дыхание и грудная клетка поднимается вверх. Это началось в Токио? Поэтому в тот день, когда мы увиделись, он был таким печальным? Грустил потому, что они расстались или чувствовал себя виноватым? Аккуратно обжариваю во фритюре рыбу до ровного золотистого цвета, готовые кусочки перекладывая на противень и убирая в теплую духовку, будучи повернутой к мужчине спиной. Просто не могу заставить себя развернуться лицом. — Между нами ничего не было, если тебе интересно, — между делом вставляет Крейг, глубоко затягиваясь сигаретой. — Просто общение на разные темы. Он потерялся в одном из кварталов, а я помог ему найти выход на главную площадь. Мои зубы сами собой стукнулись друг о друга. Слушать это я не хотела. Не ревновала, просто неприятный осадок внутри сидел, что оно обязательно останется в моей памяти — на неё я никогда не жаловалась и помню все до мельчайших подробностей. На мгновение прикрываю глаза, почти сразу взяв себя в руки, и достала тортильи из духовки, выкладывая в них рыбу, мелко нарезанный салат, сальсу из манго. Украсила тонко нарезанным перцем чили и листочками кинзы, поставив два готовых блюда в стол дожидаться главного гостя, который будет это поглощать. На пятках развернулась к барной стойке, сняла с верхней полки бутылку коньяка и плеснула его в прозрачный стакан. На вкус он очень хорош — сбалансированная гармония свежести и фруктовых тонов персика, винограда, абрикосового джема. Послевкусие создает ощущение тепла и привкус шоколада. Со спокойным хладнокровием подталкиваю к Полу алкоголь, восприняв его молчание, как ностальгию или погружение в воспоминания. Но он пристально читал мои движения, впитывая пульсирующими, как у охотника, зрачками любой поворот головы или плеча. Мы были похожи: поведение, жесты, реакции. Я понимаю, почему Стайлс подпустил его к себе. — Долгое время мы общались в интернете, пока в апреле я не вернулся в Америку — хотелось увидеть его не на экране телефона, обнять, сходить куда-нибудь вместе. Это было хорошее время, он показал мне много интересных мест в Лос-Анджелесе. Благодаря этим прогулкам я узнал его ещё лучше. А потом мы сблизились. Друзья Гарри были явно против меня, я им не нравился. — Они всего-то знали обо мне. Не принимай на личный счёт. Как выведал мой адрес? — У Гарри в дневнике прочёл. Он любит окрашивать свою писанину деталями, ты знала? — Нет, потому что не лезу туда, где он хочет побыть один. — А может, тебе просто никогда не было по-настоящему интересно, что происходит внутри него? — А может, я достаточно уважаю любимого человека, давая ему личное пространство, не забивая всё собой так, чтобы не вздохнуть? — У каждого своя правда, — спокойно кивает Крейг. — Ближе к сути, у меня мало времени. — Я приехал не рушить. Мне просто хотелось посмотреть и понять, почему ты. Я много статей и отзывов о твоем творчестве и личности изучил. За что к тебе такая любовь? Ведь нет ничего особенного, ни голоса, ни внешности, а ту борьбу, которую тебе приписывают, надумана. Всем делают больно, все выбираются из болота. То, что ты рассказываешь это миру посредством своей музыки, не делает тебя уникальной. Слишком сильно переоценивают, даже Гарри. Он был рядом и крепко меня обнимал, пока не спросил с ужасной вежливостью: «Пожалуйста, могу ли я назвать тебя ее именем?». Он просто помешан на тебе и я пытаюсь понять, почему? Думал, личная встреча даст объяснение, но нет. Все равно не могу вникнуть, за что тебя можно так возносить. И все эти критики и люди твоей профессии, говорящие о тебе… Столько восхищения впустую. Я улыбнулась его искренней досаде, уперлась ладонями в стол, возвышаясь над озадаченным мужчиной. — Критики, актёры, музыканты зачастую говорят нечто хорошее в адрес других людей, чтобы выслужиться. Никто не скажет правду, потому что интернет-аудитория слишком резкая и активная. Стоит тебе заикнуться, что ты никогда не любил слушать Майкла Джексона и тебя тут же обвинят во всех смертных грехах, а потом пожелают смерти твоим близким. — Полагаешь, тебя можно яро ненавидеть? — Убеждена в этом. Даже могу дать несколько номеров, позвонив по которым и назвав моё имя, тебя пошлют в самое пекло. Пол невесело усмехнулся. — Я не хотел быть причиной вашего расставания. Так получилось. — Не понимаю, о чем ты, — хмурю лоб, взглянув на него. — У нас все хорошо. — Вы до сих пор вместе? — изумленное лицо было повернуто ко мне и будто бы заледенело. — Мы сам Апокалипсис переживем, вот увидишь. — Но как это возможно? Почему? — Мы любим. По-настоящему. Никто другой не в состоянии подарить нам те эмоции, которые мы даём друг другу. Разное случается — это не повод бросать всё и заканчивать отношения. Вас много, а я одна. И он всегда будет возвращаться ко мне. Потому что я понимаю его мир, его взгляд на вещи и знаю, как работает жажда нового. Я также знаю, что он придёт в мой дом, разделит со мной ужин и ляжет в мою постель. Он будет любить меня всю ночь сегодня, через месяц и через два года, потому что вы даёте временный кайф, а я — постоянный. Моя нежность к нему не иссякнет, он остаётся нужным и важным. И это то, почему он помешан. Сигарета Крейга истлела в пепельнице, так и оставшись недокуренной. Он явно был под впечатлением, хотя я не старалась его произвести. Им всем — хорошим персонажам или плохим — пора осознать, что их старания не выведут меня из себя. Я многое пережила, многое видела, со многим сопротивлялась. Моя «надуманная» борьба оставила внутри выжженное поле, которое уже никто не сможет восстановить. Мои ошибки, падения, принятые решения априори не сможет оценить никто, кроме меня. Только я знаю, как тяжело мне было, какой осадок навсегда оно поселило в моей душе, только я могу оценить нанесенный урон. Каждая заштопанная нитками рана до сих пор тянет и ноет. — У тебя есть любимый город? Пол осмысленно кивнул, поднимаясь и собираясь уйти. — Тебе может нравиться сотни мест на планете, но ты всегда привязан только к нему. Потому что он особенный. Я — Нью-Йорк. И полюбив весь земной шар, ты все равно придешь и опустишь голову на мои колени, безмолвно попросив успокоить. А я отпою чаем, выхожу, помогу встать на ноги. Они все громко уходят и тихо возвращаются. Всегда.

♬ Lana Del Rey - Fuck It I Love You.

Сглатываю горечь на языке, позволяя незнакомцу уйти, не дождавшись Гарольда. Образовавшаяся тишина режет ухо, но я просто не знаю, что делать и как поступить, моё тело сковал спазм. Поджимаю губы, разглаживая пальцами салфетку на столе — психологи говорят, это хороший способ притупить нервозность. Тёмные мысли выползают из нор, как змеи, готовясь удушить меня. Я закрываю глаза, пытаясь выровнять дыхание. Моя судьба — сплошь коллизия. С течением времени я научилась не тратить слова на людей, которые заслуживают молчания. Иногда самое всесокрушающее, что ты можешь сказать, это вообще ничего. Я помню, как некоторые разговаривали со мной свысока, а сейчас, если им удаётся поговорить со мной — значит, им повезло. Я держу удар. Но так устала. — Почему дверь открыта? — негодует Стайлс, звучным голосом заполняя пространство. — И откуда этот едкий запах? Ты курила? — Видимо, господина Крейга не учили закрывать за собой, — флегматично отзываюсь, продолжая сидеть за барной стойкой с пустым стаканом. — Все претензии отправляй до востребования. Гарольд прошёл по кухне ко мне, поставил на стол бутылку купленного вина и уперся руками по бокам своего живота, отчего полы серой ветровки разлетелись в разные стороны, а из-под неё показался мягкий свитер. Он изменил прическу — остриг челку, да и само количество волос на затылке заметно уменьшилось. Обильная щетина покрыла щеки. — Что Пол забыл тут? Чего он хотел от тебя? — Мы пытались разобраться, почему ты помешан на мне, — безэмоционально объясняю, и отправляю стакан в раковину. Достаю столовые приборы, совершенно позабыв заранее сервировать стол. Этот человек вогнал меня в ступор, из которого я до сих пор не могла выйти. Словно в сон погрузилась. — И как успехи? — Не нашли ответ, — скорбно заключаю, открывая штопором вино. Выставляю тарелки с мексиканскими закусками, наливаю вино в прозрачные бокалы, боковым зрением следя, как Гарольд идёт в прихожую, разуваясь и снимая верхнюю одежду. Не так я хотела его встретить. Не в той атмосфере преподнести еду. Не о том говорить. Все «не то». Я не злюсь на него и даже не обижена, мои чувства никуда не делись. Только почему мы по-прежнему топчемся на одном месте? Мне не за что его прощать, он ведь все равно со мной. И я знаю, что любит, верит, мечтает только обо мне. А как начинаем обсуждать, сразу начинается какая-то возня неуместная. Неужели мы до сих пор чувствуем неловкость друг перед другом? Вымытые после улицы руки, пахнущие мылом из моей ванной, окольцевали талию. Мне так нравится, когда между нами не существует другого мира. Когда он прижимается ко мне и крепко обнимает, опуская тяжелую голову на плечо. В этом есть что-то домашнее, характерное только для нашего дома, для чего-то только между нами. — Я помешан на тебе, потому что ты чувственная. Потому что ты умеешь вовремя замолчать и просто заботиться, не упрекая ни в чем. Потому что изгибы твоего тела мерещатся мне во снах, когда мы далеко друг от друга. Потому что твоя честность и прямолинейность лишает меня дара речи, но всегда производит впечатление. Потому что ты умеешь закрывать дверь во внешний мир и становиться в маленькой комнате мягкой, ранимой, решительной в управлении моим телом и одновременно трепетной. Потому что твои мысли, которые ты озвучиваешь или пишешь, ещё подолгу не вылезают из моей головы после, я продолжаю разбирать каждую фразу и находить новый смысл твоего мнения или рецензии на что-то. Потому что твой вкус превосходен: в одежде, косметике и парфюмерии — ты умеешь выглядеть уместной и спокойно сочетаешь сегодня чёрное, а завтра нюд; в искусстве — книги, фильмы и альбомы, которые ты советуешь мне, всегда, всегда оставляют отпечаток. Потому что ты умеешь прощать и быть терпеливой, хотя иногда ураганом сносишь всё под корень. Потому что ты не та, на ком стоит быть помешанным: в тебе уйма недостатков, если я начну их все перечислять, мы задержимся до утра, а я слишком голоден, чтобы просто стоять и говорить. Я хочу есть. Сначала еду, потом тебя. Мы можем совмещать или чередовать в любом порядке. Я, улыбаясь, склонила голову набок, значительно подтаяв от душевных ноток в его крохотной речи. Давно я не чувствовала по отношению к Гарри щекотливой влюбленности. Всё стало таким тяжёлым и серьёзным. Слишком много разговоров, чересчур ответственные поступки, смелые заявления и выводы. Из мальчика и девочки мы превратились в женщину и мужчину. Это не плохо, просто детская восторженность исчезла. А это то, что разрушило мои отношения с Джозефом. И то, что умело возрождал Стайлс всегда, когда я пыталась уйти. Его игривые ямочки напоминали мне, каким беззаботным он умеет быть, какой умею быть я под его воздействием. Полагаю, это и держало нас столько времени вместе. Ямочки. Они по-прежнему чувствуются, как фейерверк. — Я хотела попросить у тебя прощения, когда приглашала на ужин. За то, что опять углубилась в работу, что исчезла и дала тебе повод думать, будто мне неважен ты или наши отношения. Это неправда. Но я не могу все время быть влюбленной в тебя. Есть ещё много чего, что важно для меня, кроме тебя: музыка, актерская карьера, режиссёрские навыки, которым я обучалась в академии и которые хотела бы однажды опробовать на практике, благотворительность. Я готова поддерживать, помогать и заботиться. Ты дорог, ничего не изменилось. Но это моя жизнь, я не могу отказаться от неё, чтобы быть с тобой двадцать четыре на семь. Прости, что тебе пришлось находить внимание со стороны ещё кого-то. — Сама разодрала до крови и сама целуешь, сама сжигаешь и сама жалеешь. Что ты за женщина? Как будто нарочно острым кончиком ножа тыкаешь, проверяя, жив ли, могу ли чувствовать. Твои действия вызывают во мне аллергию. И такую сильную зависимость. Сгибаю ладонь, костяшками поглаживая мужскую щеку. Устало закрываю глаза, полностью отпуская тело, потому что ощущаю, что меня крепко держат. Я стала такой тяжёлой. Хотя почему стала? Я была всегда. Поворачиваю голову набок, потянувшись к Гарри губами, медленно целую колючий подбородок. — Поужинаешь со мной? — Эта готовка всегда слишком затратная по времени — я перекусила сэндвичами. Но я посижу рядом и посмотрю на тебя, если ты не против. — Я требую, — возражает Стайлс и отстраняется. — Когда ты не смотришь на меня, и начинаются проблемы. Вынужденно улыбаюсь, садясь за стол, приникаю к стакану с ледяной водой. Я опять врала и мне это не нравилось. Я хотела есть, но кусок бы застрял посреди горла. Я хотела уйти, а не сидеть здесь, но сейчас, когда наступило шаткое перемирие, нельзя все испортить. Я хотела просто быть. Не говорить, не высказывать мнение, не участвовать в беседе. Молчать. Молчать. Молчать. Это копится внутри меня, и боюсь, закончится кровавой бойней. В последний раз, когда я испытывала приступ ярости и тревожности одновременно, я выкупила все права на песни у Билла. Не хочется, чтобы Гарри пострадал, но, похоже, у него нет шансов спастись. Быть может, мне стоит посоветоваться с Энн, чтобы она вовремя окружила его заботой и отвлекла от моих разборок?

♬ Niall Horan - Put A Little Love On Me.

— Обожаю мексиканскую кухню, — все не утихал нахваливать Стайлс. — Я знаю, — выпускаю из губ короткий смешок, подпирая подбородок кулачком. — Мне хотелось тебя порадовать. Мужская рука внезапно опустилась на мою ладонь, пальцы мягко сжали её. Я обеспокоенно перевела взгляд на владельца изумрудных глаз. — Откажись от своей задумки с лейблом. Ради нас. Я не хочу, чтобы наше будущее было омрачено такими событиями. У тебя же есть выбор. И я прошу его сделать. Не превращай свою жизнь в погоню за местью. Люди, которые счастливы, не думают о таком. Они продолжают жить дальше и отпускают всю гниль. Гром разразился в моей груди, шифер осыпался с крыш домов, отскочив на метры в стороны. Откуда он знает? Почему пытается отговорить? Стоит ли за этим нечто бóльшее? Я старалась доверять Стайлсу и… не могла. Я ведь ни с кем не делилась своими размышлениями. Адаму тоже невыгодно раньше времени сливать карты, он жаждет отомстить Биллу, присвоить деньги, возвыситься над всеми. Каким образом Гарольд узнал? — Я не откажусь, даже если на кону будут стоять наши отношения и ты захочешь уйти. Это не то, где я могу выбирать. Прости. Я дёшево играла роль. Я бы положила на карту скорее Билла, чем Стайлса. Я люблю его. Я в бреду просыпаюсь, когда понимаю, что мне снится расставание или смерть кого-то из нас. Я хочу построить с ним дом, семью, быт, я хочу быть только с одним человеком. Хочу видеть его по утрам в душе, подавать из общего гардероба одежду, целовать в щеку перед уходом, возвращаться домой и находить его обувь в прихожей — свидетельство того, что он приехал раньше и готовит ужин. Или принимает ванную. Или читает. Что угодно. Серьёзно, что угодно. Я готова простить даже измену, потому что знаю — пройдёт время и между нами все наладится, пусть поначалу буду рычать и кусаться. Он умеет укрощать. Он тот, кому я позволяю это делать. — Они ранили тебя настолько сильно? — Мне необходимо, чтобы не только они, а весь мир понял, что со мной нельзя так поступать. Что я положу свою жизнь, но срежу под корень ветку, где все они сидят. Я хочу, чтобы каждый остолоп, который посмел называть меня сукой, уверовал

***

правдивость этих слов. Гарри отставил бокал и уже двумя руками обхватил мою ладонь. С волнением во взгляде посмотрел на меня. — Я не считаю тебя такой. Моя мама не считает тебя такой. Твои поклонники и друзья не считают. Хватит жить для тех, кто этого не заслуживает. Живи для нас, кто живёт для тебя. Весь следующий год ты будешь в туре. Ты будешь счастлива, внутри не останется сил и мыслей на этих засранцев. Оставь их и двигайся дальше. Меньше всего я хочу, чтобы ты зацикливалась на таких низменных вещах. Будь со мной, будь в мире. Я все тебе отдам, чтобы ты была счастлива. Но не найти умиротворения в мести. — Я не могу сдаться, — уверенно твержу, поднимаясь на ноги. — Ты не сдаёшься. Выбери жизнь, полную радости, а не стремления ударить побольнее. Отпусти все, что было до меня. Я здесь, с тобой. Видишь? Да. Да? Скажи «да». Тебе не нужен никто из них, не тащи за собой, этот хлам давно пора выкинуть. Пообещай мне, что не ответишь больше на сообщение этого адвоката придурковатого. Он столько боли тебе причинил, а ты ещё и распинаешься перед ним, уговариваешь. Забудь, выкинь из головы. Я помогу. — С ним ты видел меня? — проглатываю ком, сопоставляя факты воедино. — Да, мы с фотографом выбирали одежду для съёмки в Сохо, когда ты подобрала Адама и укатила с ним куда-то. Я не знаю, что именно ты задумала, но я прошу тебя остановиться и подумать о себе. Они слишком долго являются партнёрами, они доверяют друг другу, все рассказывают. Даже если кто-то даст слабину, второй мигом вправит мозги. Я подстрахую тебя в любом случае, однако это профессиональные люди, они понимают, как нужно правильно давить, чтобы уничтожить. Розмари, ты потратила слишком много времени, чтобы с нуля опять подняться на вершину. Я прошу, не давай им возможность заставить тебя проходить этот уровень заново. Наверное, Стайлс заметил, что я поплыла по волнам в далекие дали, потому что поддался вперёд, крепко обнимая мои колени. Он знал, что говорит — мы познакомились в период, когда я только-только выбиралась на свет, приходила в себя. Он видел, как упорно я поднималась обратно, хотя это было адски тяжело. Я приходила домой и рыдала ночи напролет, ведь мне отказывали, со мной не хотели работать и даже банально освещать в прессе новость, что мы хоть как-то связаны. Алан — один из немногих, кто согласился пойти на компромисс и обсудить детали запуска нового коммерческого проекта. Я амбициозна не в обывательском значении этого слова, что прочно вошло в современный быт, а в словарном: обострённое самолюбие и чрезмерное самомнение, различные претензии и притязания. И это ломает меня. Требуются годы, чтобы понять разницу между тем, кого отпустить, и с кем быть терпеливым. Точно так же нужны годы, чтобы узнать, чего вы заслуживаете, а чего нет. Я проявляла терпение с Гарольдом, зная, что он этого достоин, что это тот человек, которого я могу сделать счастливым, и который ответит мне взаимностью, кто будет заботиться и через десять лет, просто потому что пропитан мной так же, как и я им. — Прости меня. — Гарри, встань, — практически приказываю, закрывая лицо ладонями. — Перестань. Перестань. Я не думаю о случившемся в таком ключе. Мы ведь уже это проходили. Помнишь? За моим плечом тоже имеются чёрные дыры. Он приподнял голову с закрытыми глазами, скользя колючей щекой по моему бедру. Не желал ничего слушать, хотя я тоже не всегда веду себя, как примерная девочка. Всякое случалось за эти четыре года. И мы по-прежнему тут. Все так же влюблены и поглощены друг другом. Изучаем, приспосабливаемся. Это нормально. Что бы ни происходило, между нами не угасают эти чувства, что является ключевым фактором. По итогу мы все равно стремимся быть только друг с другом. Никто не в состоянии заставить меня покрываться мурашками от одного только взгляда. Или утешать так нежно, как сейчас. Или пережимать горло в ярости, но обходить стороной сонную артерию. Он возит меня к своей маме, делает массаж и всегда забирает из мест, где я задержалась и не могу сесть за руль. Он так глубоко ненавидит, восхищается, любит, так глубоко, как… Я. Стайлс легонько чмокнул низ моего живота и нахмурился, не обнаружив нижнего белья. Откровенно изумившись, поднял на меня подернутые поволокой глаза. — Это здесь для меня? Нет, для Крейга, хотелось съязвить мне. Я прикусила язык раньше, чем это успело покинуть пределы моего рта. Кончиком носа он развел края атласного халата, получив доступ к оголенной коже, выдохнул тёплый воздух на лобок. Согретые участки покрылись мелкими мурашками, нервные окончания вздрогнули, то ли ожидая окончания, то продолжения. Мой язык осушило в один момент, буквально по щелчку. Не знаю, нравится ли мне, что он умеет находить общий язык с моим телом: оно слушается его. С одной стороны, я счастлива, с другой — напугана. Он так хорошо знает меня, так тонко чувствует и проводит сквозь меня параллели своих эмоций, что иногда я теряюсь в них, забывая обо всем. В такие периоды людьми крайне легко манипулировать, а я ненавижу быть той, кто идёт на поводу. Гарольд просил прощения незнамо за что всю ночь. Часть меня понимала, за что, другая же полностью отрицала надобность. Однако, принимать такие подарки или просьбы было приятно. Я смогла расслабиться и забыть про Билла, Адама, ближайший график и про то, что я вообще-то вскоре альбом выпускаю. Неважно ничего, кроме самоотдачи, с которой он восхвалял моё тело, мою личность, подчеркивал достоинства и затихал, когда речь шла о недостатках. Наедине с ним я могла быть, кем угодно: хоть музой, хоть палачом — ему нравилось, он принимал всё. Кто-то осуждал меня за мой характер, за поведение, за принципы, за позицию, с Гарри же все это имело вес лишь на уровне умственного осознания. Он знал, кого я собой представляю на самом деле, и ему не было дела, вдруг пожелай я стать кем-то другим. Для него я все так же оставалась собой — той, кому он посвящал песни, о ком думал, кто будоражил его, в ком не было покорности, разве что сносящая все на своём пути стихия. Я часто вспоминаю мужчин, с которыми я была и понимаю, как сильно заблуждалась — это не я не могла справиться с ними, это они не в состоянии были справиться со мной. Моя плоть, кровь и разум — только для него одного.

♬ Harry Styles - Adore You.

Несколько будильников на моем телефоне сработали одновременно — специально поставила их вчера, потому что боялась проспать репетицию со своими танцорами. Я потянулась к тумбочке, монотонно удаляя каждый, не вылезая из-под одеяла. В окнах ещё слишком темно, по крыше бьет дождь, выбираться из окружения мягких подушек не хочется. Ладно, в моей постели лежала ещё одна причина, по которой мне не нравилась идея ухода. Слабо улыбаюсь, когда в голове всплывают обрывки прошедшей ночи, и ползу к объекту вожделения ближе, мгновенно попадая в радиус запаха любимого мужчины. Прижимаюсь щекой к острой лопатке, обнимаю рукой живот, ощущая сонное тепло, исходящее от дремлющего тела. Мои ресницы пробегают по крошечным родинкам, я закрываю глаза, тесно втискиваясь в спину Гарри. Он ещё не до конца проснулся, лежит на боку и почти неслышно что-то бормочет себе под нос. А потом переворачивается, и через пару секунд я оказываюсь на его плече, захлопнув тяжёлые веки. — Тебе обязательно-обязательно нужно ехать или можно отменить? — Нельзя, родной. Ты же знаешь, перед ответственными выступлениями нужно много репетиций, чтобы сработаться с танцорами, музыкант… — Да-да-да, я помню, не продолжай, — немного раздраженно перебивает меня Гарри, сгибая руку в локте и подтягивая к себе ближе. — Ты всегда так расстроен, будто я навсегда ухожу, — крепко обнимаю его, прислонившись лбом к твердому подбородку. — А кто тебя знает? Гарольд приоткрывает один глаз, заставляя меня хихикать. Я вижу, что он доволен произведенным эффектом, но старается не показывать восхищения своей изобретательностью. Ему и не нужно, я демонстрирую это за него: обхватываю лицо ладонью, утаскивая за собой в глубокий поцелуй. — У меня будет несколько выступлений в Северной Европе в скором времени. Как ты смотришь на то, чтобы мы поехали в Данию или Норвегию вместе? Сможешь выбраться? — Я был там в марте прошлого года в туре. Правда, всего на один день, нам даже не удалось ничего рассмотреть толком. Вышли примерные даты, я сверюсь со своим графиком и если не буду занят… — Ты чудо, — чмокнув мужскую щеку, выбираюсь из постели, влезая в мягкие тапочки. — Это будет потрясающе! — Я еще не согласился, — недовольно ворчит Гарри в подушку, пока я бегу в гардеробную. — Но мы близки к этому! Ты же любишь меня и постараешься, правда? Выглядываю из-за угла обратно в комнату, ощущая, как волосы ровной волной спадают с моих плеч в воздух. Прислоняюсь щекой к стене, примирительно взглянув на Стайлса. Он открыл глаза, обнимая обеими руками подушку. Выглядит так славно с утра: взъерошенные волосы, расфокусированный взгляд, мягкость изгибов напоминает о прошедшей ночи, рисунки на коже кажутся тусклыми и как будто в легком тумане. Им невозможно не залюбоваться. — Правда, — соглашается молодой человек, поймав мою улыбку в изумрудные сети.
Примечания:
Отношение автора к критике
Не приветствую критику, не стоит писать о недостатках моей работы.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.