Мы только один раз были в том кафе, а я не могу теперь проезжать мимо него. Я стараюсь этого не делать. Мы просидели тогда в нём не более сорока минут, выпили — она чай, я два кофе. Говорили ни о чём, она смеялась, а я смотрел на неё — и думал о том, как я хочу взять её сейчас за руку и не отпустить никогда. Евгений Гришковец
Апрель. Нью-Йорк. ♬ Harry Styles - Cherry.
Все окна моего дома распахнулись, озарившись безмятежным утренним светом, что поблескивал на корешках книжек в библиотеке, на сверкающих чистотой мебели и зеркалах, на листьях растений и цветов в саду. Интерьер жилища был создан несколько лет назад по моему предпочтению преднамеренно в изысканных, дорогих на вид, благородных оттенках: коричневые, темно-зеленые (почти болотные), бордовые, тёмно-синие цвета. Мне хотелось отстроить собственное прибежище от внешнего мира, поэтому я не побоялась возможной мрачности, тем более, что выглядел дизайн стильно и ультра-современно. Дерево отлично сочеталось с камнем, кирпичом и кожей, смотрелось роскошно, кроме того, массив пород наполнял помещение приятным ароматом. Прозрачные окна в пол в большинстве комнат на первом этаже выходили в сад, где ковер из пышных цветов разделялся лишь дорожками их тонких ажурных теней. Садоводством я увлекалась серьезно, покупала специальные книги и журналы, сама садила семенами и разводила цветы, чтобы реализовать именно такое пространство, каким оно мне чудилось в мечтах. При поддержке местных властей я получила разрешение на создание крошечного пруда, где впоследствии разводила нимфеи разных сортов, по берегам — ирисы, рододендроны, розы и магнолия. Обе мои шиншиллы разделяли мой трепет, и как только свежий воздух коснулся паркета в гостиной, вышли на террасу энергичным упругим шагом, шевеля длинными усами в ту сторону, откуда направлялся прохладный ветер. По характеру эта парочка кардинально разнится: в то время, как один отзывчивый и любящий, вторая показывает характер и держится сдержанно; один ведет себя уравновешенно, а вторая буквально разрушает любое пространство, в котором находится. Фрэнки читает со мной книги и всегда пытается поскорее перелистнуть страницу, приветливо сидит на руках каждого, кто заглядывает в гости, и выгибается от любой, даже малейшей ласки. Ему необходимо доказательство моей любви и чтобы заполучить хоть грамм внимания, он готов растягиваться, как изящная балерина (будь он человеком, я непременно отдала бы его в балетную студию). Элла же холодная, своенравная и в большей степени неприступная, предпочитающая одиночество. Правда, порой она отдается безотчетной мягкости Фрэнки и все же позволяет тому покровительство лизать ей лоб, как назидательная матушка, и кусать за ушко. Как бы я ни пыталась отрицать, мои шиншиллы лаконично отражали мой характер, две стороны, что умещались во мне одной. Первым делом я записалась на приём к своему массажисту, потому как уже не раз убеждалась, что неправильная осанка, работа в положении сидя, малоподвижный образ жизни, неудобная обувь, неудобная кровать, стрессы способствуют развитию заболеваний опорно-двигательного аппарата, а в последствии и внутренних органов. Массаж же приводит в норму общее состояние органов и систем, избавляет от физических заболеваний и психологических нагрузок. После мой день продолжился уже дома за ритуалом чаепития. Я обожаю выбирать страну под настроение и, соблюдая традиции, заниматься завариванием экзотических чаёв. В этот раз мои рецепторы потянулись к Индии, где любят терпкость и ароматы нильгири — чёрный чай из южной части страны. Заваривается он крутым кипятком, что обеспечивает наибольший аромат и максимально мягкий вкус. Нильгири отличает высокое содержание марганца, что помогает чаю регулировать уровень сахара в крови, другой ингредиент — кофеин, который в присутствии дубильных веществ, экстрагируется дольше, чем из кофе. За счёт этого продлевается тонизирующий эффект. Тот вечер я провела в медитации, потому что, несмотря на внешнее спокойствие, чувствовала себя все ещё слегка неуравновешенной внутри. Не хотелось стать нервной и развить в себе очередную паранойю, так что я отключила телефон и сконцентрировалась исключительно на себе и своих ощущениях — на постоянной боли в сердце и желудке, на мигрени и ноющей спине. Необходимо всяческими методами искать подход к собственной личности — только заручившись её поддержкой можно справиться с внешними проблемами. В моменты грусти мне особенно приятно возвращаться в дни беззаботности, когда все было легко и просто, стоило только пожелать. Я доставала из гардеробной нежно-розовую толстовку из мерча Гарри, надевала ее на обнаженное тело, включала на виниловом проигрывателе его альбом и раскладывала перед глазами снимки, оставшиеся в моем фотоаппарате с суматошной поездки четыре года назад. Пока в каждом уголке моего дома отзывался его проникновенный голос, а на коже благодаря ткани ощущались незримые объятия, я всматривалась в черты его лица, и мне делалось мягко и ранимо. Память сама возвращалась в те ночи, прокручивала разговоры, прикосновения, и «никто не должен ложиться спать с грустными мыслями», сказанное шёпотом. Мне нравилось, что он рассказывал мне о своих мечтах, проснувшись, что с первого дня доверял тайны своего спящего разума, и что я делала то же самое в ответ. Мне нравилось, как мы лежали друг напротив друга, касаясь ступнями, и подолгу молчали. Я не могу сказать, что не вижу в нем недостатков, наверное, я подмечаю их даже чересчур много. Однако ни его робость, ни «навязчивость», которую он так в себе боится, ни вспыльчивость не могут заставить меня разочароваться в нем, к чему я, как уже говорила, склонна, потому что его милосердие, открытость и непосредственность, чувство юмора и галантность застилают глаза. Не могу не взывать к его человечности с каждым днем всё сильнее и отчётливее. Моя восторженная влюблённость первого дня постепенно перерастала в крепкую привязанность.♬ Ariana Grande - God Is A Woman.
Утром следующего дня я, закрыв глаза, перебирала в студии струны гитары в поисках реализации мелодии, засевшей в голове. Хотелось чего-то нового, свежего, легкого, как теплые приливы океана. Предыдущий альбом вышел злобным и мрачным, потому что я долгое время находилась в темноте, выбраться из которой потребовало больших усилий. Теперь же я полна светлой энергии, чтобы распространять её повсюду. Настроение, поселившееся внутри моего тела, соответствовало не грузным, а растворяющимся мелодиям, нежным и мягким. — Работа кипит? Медиатор в последний раз проехался по струнам, те запоздало откликнулись витиеватым звуком и замолчали. Я повернула голову по направлению к двери, поприветствовав Шеллбака кивком и слабой улыбкой. Карл Юхан Шустер, он же «Шеллбак» — шведский музыкальный продюсер и композитор, с которыми мы познакомились благодаря Мартину около восьми лет назад. На самом деле, если их поставить вместе, они больше напоминают братьев: оба бородачи, оба с длинными волосами и обладают Грэмми. В старшей школе Юхан познакомился с Юлиусом Петерссоном, младшим братом Йенни, гражданской супруги Макса, с которым она встречалась. По подростковой наивности Юлиус решил, что Юхан и Мартин должны делать музыку вместе, и начал посылать сестре все записи Юхана, чтобы она передавала их Максу. Ни Шустер, ни Мартин не были в восторге от этой идеи: Юхан заявлял, что ненавидит поп-музыку с «тремя аккордами и baby, baby, baby»; Макс же, сам в прошлом участник метал-группы, не слышал в рок-экспериментах Шустера потенциала для написания поп-мелодий. Ирония заключается в том, что уже в конце 2006-го они начали работать вместе. — Мысли вслух, ничего серьёзного, — приподнимаюсь, усаживаясь на стуле в устойчивую позу. — Я сегодня по дороге в студию встретила бастующих. Если я все правильно поняла, часть выступала за феминизм, а вторая — строго против него. Шеллбак взглянул на меня, снимая джинсовую куртку, забрал недопитый мною кофе, с охоты приложившись к чашке. — Что привлекло твоё внимание настолько, что ты это запомнила и решила мне рассказать? — Надпись на одном плакате гласила: «Что вы будете делать, когда обнаружите, что Бог — это женщина?». Оставляю гитару на подставке, отталкиваюсь от пола ногами, скользя колесиками по паркету прямиком в подсобку, трансформировавшуюся в импровизированную мини-кухню. Забираю со стола шоколадные конфеты и возвращаюсь в студию, бросая парню коробку через всю комнату. — Ты хочешь это каким-то образом использовать? — Я вспоминаю лица второй половины толпы, их пренебрежительные мимику и жесты, констатирующие, что они совершенно не согласны с громким утверждением. С одной стороны я с ними солидарна — если вы за равенство, то не нужно превозносить кого-то одного, либо восхищайтесь в равной степени и мужчиной и женщиной, либо не восхищайтесь никем. Но эгоистичная часть меня противится и брыкается, вставая в позу и утверждая, что во многом женщина может превзойти мужчину, она уже это делает, только некоторые люди отказываются это принимать. Юхан с любопытством слушал меня, неторопливо попивая кофе, и иногда позволял себе кивнуть в знак согласия на мои слова. — Мне бы хотелось создать равновесие между мужчиной и женщиной. Не отменять мужскую силу, но приоткрыть женскую сексуальность, нежность, как её храбрость, — сказала я с твердостью, обычно появлявшейся в моем голосе, когда я отстаивала свое мнение. — Я не хочу знать, что я кому-то нравлюсь. Я хочу знать, что кто-то хочет меня. Знать, что когда кто-то смотрит на меня, он восхищается каждым моим дюймом и живет с мыслью о том, что однажды будет со мной. В конкретном желании «я хочу спать с ней рядом, вдыхая запах её волос» есть какая-то особая романтика. Шеллбак, со свойственной ему бесхитростной доброжелательностью, обрисовал дело следующим образом: — Ты хочешь написать это тем женщинам, которые стремятся уйти из ощущения униженности в ощущение самоценности? — Правильные слова, сложенные в правильные предложения имеют магическую силу. — Ты играла что-то, когда я вошёл. Сможешь повторить? — он уселся на диван, закинув ногу на ногу, и приготовился слушать. Я сменила акустическую гитару на электронную, подключая нужные провода. Провела медиатором по натянутым струнам, смазано повторяя отдельные отрывки мелодии. Звук получается объёмным, а благодаря акустическим панелям, встроенным в стены студии, создаётся иллюзия эхо. Вслушиваясь в отголоски музыки, я вплетала себя между нитей струн, позволяла обволакивать собой тонкие прутья, сливаясь с ними, через пальцы отпуская свои страхи, сомнения и мысли. В пока ещё несмелой мелодии открывалась для меня натура женщины — сначала безропотная, но чем дольше я играла, тем ярче в моей голове представлялся образ Той Самой. Процесс был запущен безвозвратно: Шеллбак тихо мурлыкал отдельные фразы мне в такт с закрытыми глазами и я, не смея его прервать, продолжала играть, каждый раз меняя направление, создавая новое поверх старого. Мы отталкивались от притертого «в ней вся Вселенная», кружась и блуждая, сворачивая и теряясь, медленно находя почти непротоптанную тропинку в глубине леса, перебирали разные метафоры в духе «одна на всей планете», но все это было не то, не о том, не для того. Мне хотелось сказать каждому, кто не уверен в своей внешности или личности: «Я надеюсь, что однажды ты сможешь ясно взглянуть на себя. Не из ненависти к себе, но из прощения того, кем ты был, восхищения тем, кем ты являешься, волнения по поводу того, каким человеком ты станешь. Твоя красота заслуживает твоего признания». На протяжении всей истории искусство являлось признаком мира и процветания, однако в нации, которую люди называют своим телом, искусство универсально. Мы творим на всех этапах жизни, независимо от того, чувствуем себя разбитыми или целыми. Вы по-прежнему являетесь и всегда будете шедевром, достойным любви. Юхан зацепился за произносимые мною слова, много раз повторяя одно и то же себе под нос, при этом постукивая пальцами по чашке. Казалось, он пытался догнать мысль, которая искусно от него убегала — так мы ищем слово, что вертится на языке и не в состоянии отыскать его в голове. — Давай разденемся и помолимся, я расскажу тебе о том, как мне нравится, — бормотал мужчина бессвязно, уставившись на меня отрешенным взглядом, будто бы направляя, вливая в меня высшую энергию. Я не сумела не съязвить в знакомой манере с крохотной ухмылкой на лице: — Ещё неизвестно, достоин ли ты этого, — надменно изгибаю бровь, вскидывая подбородок. Вновь возвращаясь к струнам, но запоздало осознала, что мне этого мало. Оставив гитару на диване, оттолкнулась от пола и проехала на колесиках до синтезатора, проводя пальцами по клавишам. Сначала пыталась повторить мелодию, созданную в голове, а потом она сама начала растекаться, как это обычно бывает, в самостоятельное произведение. Ритм выходил ломаный, неровный, эмоциональный вопреки лёгкости на первый взгляд. Я протягивала временами «Бог — это женщина» в надежде почувствовать хоть что-то, представить перед глазами целостную картинку, одновременно с тем перебирая звучание каждой клавиши по отдельности. Шеллбак подошёл ко мне сзади, прижавшись горячим животом к моей спине, беспокоя мурашек на коже, потому что воспроизводимая музыка была такой нежной, почти трагичной. Проводя кончиками пальцев по своим губам, я слушала отдельные отрывки, глазами блуждая по страницам своего блокнота. Голос в моей голове пел «Бог — это женщина» как хор, хотя пела я одна. Звучное эхо отпрыгивало от стенок мозга, бусинами жемчуга рассыпаясь по закоулкам сознания ритмичным «Бог — это женщина». — Я точно уверена, что ты знаешь, чего я хочу, никто другой не сможет это прочувствовать, — напевала я вслух. — Хочу, чтобы ты хотел меня. Шеллбак посмотрел на меня, отвлекаясь от синтезатора, и многозначительно подмигнул. — Всегда знал, что ты от меня без ума. Я закатила глаза, толкнув его плечо своим, и мы одновременно засмеялись. Макс появился в студии незаметно, тихо вплыл в комнату в явно раздраженном расположении духа, так что мы с Юханом не решились лезть к нему с расспросами, коротко поприветствовали друг друга и приступили каждый к своему занятию: Мартин работал за компьютером, обрабатывая и сводя музыкальные дорожки, Шеллбак вернулся к игре на гитаре, а я — к штудированию своего дневника, обводя и выписывая на листок отдельные созвучные фразы.Покажи мне, как достойно сражаться. Пусть конструкции внутри меня будут достаточно сильны, чтобы выдержать уставшее тело.
Возможно, я бы могла немного расслабиться, если бы меня не испытывали. Надежда — опасная вещь для женщины с моим прошлым.
Когда ты пытаешься приблизиться ко мне, я продолжаю цвести.
Происходит новая революция, громкая эволюция, которую я вижу. Современная женщина такая слабая, Под ее кроватью монстры, которых никогда не победить.
Спустя минут сорок Макс, успокоившись за любимым занятием, оттаял и разговорился, заказал доставку еды в студию, где все мы пообедали и заметно повеселели, обсуждая идеи для нескольких треков. Я зачитывала черновики прозы, маленьких стихотворений или внезапно пришедших на ум строчек, что цепляли меня и заставляли останавливаться. Такое обычно происходит неожиданно и сияет, как маленькая звёздочка, пока ты не обдумаешь досконально, выжав из пришедшей мысли все соки. Тезисами были усыпаны все поля моего блокнота и заметки в телефоне. — Да, мне нравится, в какой форме это преподнесено, — согласно закивал Мартин, вслушиваясь в созданную нами мелодию, исходящую из-под пальцев Юхана. Поднялся, возвращаясь к компьютеру. — А с тональностью определились? Можно добавить элементы хип-хопа. Я перевела на него взгляд, нахмурившись, совершенно не понимая, как это будет звучать. — Как только ты будешь подниматься наверх, удар будет подниматься с тобой, — объяснил Макс, открывая на рабочем столе программу обработки и эффектов звука. Шеллбак проехал медиатором по струнам, издавая ритмичную мелодию. Я, уперевшись ступнями в маленький столик, откинулась на спинку стула, вертя между пальцами карандаш, и опустила взгляд в блокнот. — Давай разденемся и помолимся, я расскажу тебе о том, как мне нравится, — лениво раскачиваюсь из стороны в сторону, нараспев протягивая ноты: — Я могу быть всем, чем ты говорил мне не быть. Мы с Шустером переглянулись, вспомнив брошенные мной в запале саркастичные выражения, одновременно просияв: — Неизвестно, достоин ли ты этого, но если исповедаешься, то сможешь быть благословлен. Из колонок раздался оглушающий ударный бит, разнообразивший тем самым гитарную партию Шеллбака. Мелодия выходила немного ломаная, волнами поднимаясь и опускаясь, однако, как и говорил Макс, в лучших традициях хип-хопа с лёгким оттенком регги. — Тебе нравится, как я управляю тобой, как касаюсь тебя, — пробую слова на вкус, перекатывая их на языке, дотрагиваясь нёба, пропуская сквозь себя, позволяя проникнуть внутрь и заново вынырнуть на волю в звонком: — Возьми мою руку и спаси свою душу. Мартин вгляделся в мой блокнот, задумчиво потирая бороду, приглушенным низким голосом повторяя каждую строчку за мной, создавая гармонию. — И когда я с ним, ему открывается вся Вселенная. Открытый блокнот лежит на моих ногах, пока голова откинута на спинку стула, губы задумчиво поджаты, а глаза бегают по отдельным строчкам, что складываются в связные предложения. Те мотивы, что я пыталась поймать за хвост, как маленькую птичку, ассоциировались с едва уловимым ветром в волосах и невесомым воздухом, обнимающим кожу на закате. — Он видит Вселенную в моей компании, это всё во мне, — пытаюсь подстроиться под прежнюю скорость звуковой дорожки, анализируя соответствие текста и музыки. — Когда все закончится, ты поверишь в то, что Бог — это женщина. — …женщина, — закончил вместе со мной Мартин, мыча себе под нос тихую мелодию. — Кстати, в объёме очень красиво звучит, — заметил Шустер, оценивая наш несостоявшийся дует. — Можно попробовать, как ты и хотела, чтобы хор скандировал окончание фразы. Устало тру ладонью лоб, растерянным взглядом бегая по потолку, бесконечно вспоминая обрывки фраз, прозвучавших за день и лица бастующих, плакаты и громкий шум. Все смешалось в моей голове и единственное, что оставалось — глубоко дышать и стараться фокусироваться на вещах, что дарят мне спокойствие. Выравниваюсь на стуле напротив мужчин, что уселись на диван, обсуждая нюансы, разделяю написанный от руки текст на абзацы, зачеркивая целую кипу странных, чудаковатых строчек. Мой телефон пиликнул новым сообщением и я, достав его из кармана, машинально заулыбалась, потому что увидела исходящий номер. Гарри писал, что они с его группой собираются после обеда на первую репетицию и приглашал меня поучаствовать в процессе. Недолго раздумывая, я ответила одобрением, внутри ощущая эмоциональный подъем. Честно говоря, я уже так соскучилась по нему, что меня устраивает любая возможность увидеться. Сорвалась с места, поцеловав обоих мужчин в щеки, бросила блокнот в сумку и решительным шагом поторопилась выбраться на улицу.♬ Taylor Swift - Cruel Summer.
Мой образ сегодня чувствовался весенним: мягкая на ощупь шифоновая рубашка молочного цвета и юбка с запахом схожего оттенка, что зрительно вытягивает силуэт, вертикальный запах же проводит линию, которая визуально делает фигуру стройнее и при этом оставляет нотку кокетства откровенным разрезом. Нежно-розовый жакет цвета первых тюльпанов свободно обрамляет и подчеркивает женственные линии, а отсутствие молнии и пуговиц позволяет укутываться в ткань, как в плед и выглядеть при этом по-домашнему уютно. На волосах и мочках ушей стабильно держится облако негромкого «Velvet Orris Violet White Pepper» от греческого бренда Korres. День, проведённый с холодным пряным белым перцем в сочетании с ирисом и фиалкой, действительно становится золотым, оттеняя настроение какой-то особенно счастливой улыбкой и безумной идеей фикс. Я вышла из машины, поспешно поправляя одежду и волосы, и резко остановилась, боковым зрением увидев в едва различимых силуэтах Стайлса и другого мужчину возле чёрного входа. Второй что-то щебетал первому, а потом наклонился и чмокнул его в губы, продолжая активное обсуждение какой-то темы. Сглотнув затвердевший кол посреди горла, я, мало отдавая себе отчёт, спряталась обратно в салон, захлопнула дверь и несколько секунд смотрела на руль перед собой, пытаясь прийти в чувства и понять, что произошло. Мои ладони тряслись как во время панической атаки, хотя ничего плохого не случилось, внутри все пульсировало и дрожало. Меня словно неожиданно чем-то по голове ударили, до сих пор ясный и понятный мужской облик вдруг исказился. Клетки плавятся, но остаются запертыми и об прутья бьются людскими лицами. Моя душа износилась и не в состоянии терпеть этот бесконечный цикл «жизненного веселья» в виде появления проблемы и способов её решения. В этом и заключается вся жизнь — ты просто каждый день решаешь, блять, новый пиздец, обрушивающийся на твою голову. Я достала из бардачка фляжку с коньяком, сделала пару горьких глотков внутрь, ощущая, как начинаю плакать, даже не ожидая того. Бросила короткий взгляд в зеркало заднего вида, обследуя ситуацию на дороге, завела двигатель и выжала педаль газа, быстро и решительно убираясь из места, где чуть не погибла окончательно. Мотнула головой и передернула плечами, желая согнать с себя воспоминание того крошечного поцелуя, свидетелем которого стала. Меня мурашило от заслонившей дорогу картины перед глазами вперемешку со слезами. Даже если бы сейчас самый родной и близкий человек спросил, почему я плачу, я бы не смогла ему внятно ответить, потому что и сама не знала. Наверное, я слишком долго хранила в себе чувство влюбленности в Гарольда, что оно вросло во все мои органы, просочилось во все мысли, свыклось, сжилось, внедрилось в моё мировоззрение. Мне стыдно признавать, что я забыла обо всех своих убеждениях и поверила, что это неслучайно, что мы в состоянии наладить то, что было так глупо разрушено. А теперь… Теперь я чувствую себя непроходимой дурой, не замечающей очевидного. Единственная тема, которой я никогда не касалась, даже по кромке не ходила, она была заперта и заколочена гвоздями. Почему тогда меня накрывало мыслью о том, что моя жизнь разрушена? Это так сложно объяснить. Дорога неслась, мелькала перед глазами, машина набирала ту скорость, на которой дома и здания уже не отличались друг от друга, а сливались в одну ровную полосу асфальтного цвета. Слезы катились по моему лицу, это была безрассудная истерика, мне необходимо выпустить эмоции из себя и, наконец, такой момент наступил. Очень долго и упорно я делала непроницаемое лицо, когда речь касалась моей личной жизни, сейчас это обретало новую форму, пересекало грань, раньше казавшуюся мне запретной. Я никогда не умела говорить о любви открыто, как только начинала — чувствовала смятение, неловкость, все мои попытки казались мне пафосными и вычурными. Поэтому я могла быть искренней только с собой, но даже этого не делала, опасаясь показаться «такой же, как все». Я всегда держалась той, кто только загадочно улыбается и горделиво молчит, не собираясь признавать, что по уши влюблена и ждет знаков о том, что это взаимно. Я никогда, никогда не показывала того, как сильно жду взаимности, ведь легче делать вид, что тебя «не интересуют такие вещи», что ты «занята саморазвитием и личностным ростом», чем жаловаться на хроническое одиночество. Сейчас меня ничего не сдерживало, однако, вместе с собственным падением я ощущала и радость оттого, что все не зашло чересчур далеко и, что самое важное, о моих переживаниях ничего не знает Стайлс. По возвращению домой, я смешала горячую воду с медовой пеной, обнаженная погрузилась на дно ванной, полностью расслабившись от исходящего пара и бокала белого вина, что лилось по моему пищеводу. Медленно перекинула волосы на одну сторону, мокрыми ладонями проводя по опухшим участкам лица. Кожа сияет в переливах искусственного света от ламп и пахнет дамасской розой, а глаза устремлены за решетчатую садовую калитку. Все мое внимание привлекает водоем в форме водопада, что перетекает в пруд, успокаивающе журча, убаюкивая. Вода — символ очищения и защиты от злых духов — обязательный атрибут сада на заднем дворе. Вдали от лишних глаз расположилась просторная беседка, которую огибают миниатюрные дорожки из гравия и деревья бонсай. Утром приятно первым делом гулять в саду, пока все вокруг ещё спят, соединяясь с природой в одно целое, а уже потом впускать привычную рутину в свое очищенное сознание. В голове творился хаос, но я пыталась организовать себя и попытаться собраться, безотчетно водя кончик грифеля карандаша по странице блокнота: «Я пьяна и плачу, как ребёнок, возвращаясь домой из бара. Грусть — вот, что я чувствую. Всё здорово — вот, что я скажу им. Кричу во что бы то ни стало: «Я люблю тебя!», вот, что самое плохое в тебе, разве нет?» Я нахмурилась, набирая номер Уинстона, когда вылезла из ванной и поняла, что он звонил мне слишком много раз. А как только он снял трубку, взволнованно спрашиваю: — Что-то случилось? — И тебе здравствуй, — пьяно засмеялся Бен, подтрунивая над моей серьезности. — Ты где сейчас территориально находишься? Я подкачу. — Я дома. Ты на часы смотрел? — Смотрел, потому и звоню. У меня было мероприятие, а теперь я посреди города стою и не знаю, что делать. А потом я вспомнил, что ты в Нью-Йорке и у тебя здесь есть жилье, ты сможешь дать мне крышу над головой. Из его лепета я мало что разобрала, только то, что он где-то заблудился и ему негде переночевать. Само собой, незамедлительно назвала адрес студии таксисту, который возил его по Большому Яблоку, а как только он отключился, удивлённо вздохнула. Бен большой ценитель хорошего алкоголя, однако, в бессознательном состоянии я видела его редко, потому что мужчина зачастую контролировал себя. Мы около двух лет работаем вместе, все клипы для фильма о «Репутации» снял именно он, и это первый подобный опыт для меня. Раньше, когда я была под крылом Билла, все музыкальные фильмы снимали разные люди, поэтому так сложно было удерживать общую идею альбома — у каждого свой подход и виденье на песню, свой стиль съёмки. Мне приходилось подолгу объяснять каждому новому режиссёру, что мы снимаем визуализацию для альбома, а не просто клипы в разброс, здесь была важна цепь событий, хронология кадра, символы. С Беном же мы поладили с первой встречи, сразу разработали схему для каждой песни и каждый клип снимали, как маленькую историю, которая впоследствии становилась крошечным ключиком, что открывал сюжет постепенно, вплоть до последних секунд титров. Каждая эра заканчивалась выходом трех фильмов: первый о создании альбома, второй о туре, а третий — визуализация того, о чем я говорю в текстах.♬ Charlotte Lawrence - Everybody Loves You.
Когда на улице послышалась ругань и мужской смех, выглянула в окно, прищурившись от бьющего по лицу крупными каплями ливня. Уинстон едва держался на ногах, пытаясь доказать водителю, что он искренне ему благодарен и готов дать на чай больше. Стайлс, который Гарольд, хихикал рядом и крепко сжимал его плечи, не позволяя рухнуть на грязный асфальт. Я склонила голову набок, наблюдая за этой глупой сценой, потихоньку начиная злиться на кудрявое недоразумение, гордо демонстрирующее мне свои глубокие ямочки, с невинностью ягненка просияв при взгляде в мою сторону. — Розмари! — весело захлопал в ладоши Бен, размахивая руками, как только заметил меня на соседней стороне улицы. Ударил по капоту таксиста, как лошадь по бедру, издав ртом, полным ледяной воды, льющейся с неба, истошный крик: — Ступай, мой железный рыцарь. Я устало вздохнула и закрыла окна, содрогаясь от пронизывающего ветра. Вошла на кухню, включила чайник, подготавливая чашки с травяной заваркой, слыша, как Стэнли помогает мужчинам раздеться в прихожей, пропуская их в дом. — Гарри поспит со мной, много места не займёт, — с готовностью ответил Уинстон, обхватив плечи Стайлса, отчего его пальто задралось до шеи, мешало дышать и говорить одновременно. — Ты же не против? — С тобой я готов на что угодно, — моментально среагировал его сосед игривой ухмылкой. — Мы посидели чисто мужской компанией, — раздухарившись в тепле, пропел Бен. — Мы с Гарри были на концерте и решили заскочить, раз уж оказались поблизости. Ты знакома с Гарри? — Имела честь. Стайлс едва заметно нахмурился, схлестнувшись со мной глазами, вопросительно взглянув на меня, но не подал виду. Скорее всего, никто бы не заметил этой маленькой складочки между его бровями, что почти сразу выровнялась, не желая привлекать к себе внимание. И я бы не заметила, не будь поглощена его энергией до кончиков пальцев. Гарольд стоял рядом с Беном и уже не поддерживал его, сунув ладони в карманы черных джинсов, безмолвно перекатывая по зубам жвачку. Я и не подозревала что один взгляд в его сторону сумеет расплавить пол под моими ногами. — Раздевайтесь и идите к камину, я сейчас принесу сухую одежду. И Бен и Гарри застыли, с опаской косясь на меня. Лица обоих скомкались и помялись так, словно они валялись под забором несколько суток, а волосы стали похожи на мочалку. — Хватит тормозить, просыпаемся. Я почесала за ухом Чарли, широким шагом направляясь в гардеробную. На моих вешалках всегда много мужской одежды, потому что многие дизайнеры часто смешивают в своих коллекциях стили. К тому же, в мужских отделах порой можно найти замечательные вещи, которые не шьют для женских форм. — Есть хотите? — немного отойдя от раздраженного состояния и осознав, что злиться уже имеет смысла, когда они оба в моей гостиной, я протянула мягкие пижамы. — У тебя есть шиншиллы? — загорелся живым интересом Бен, увидев выбежавшую парочку встречать их. — Двое. Элла и Фрэнки, — отвечает за меня Гарольд, глубоко проникнувшись моими животными. Могу лишь подозревать, как любит он под разными предлогами оставаться у меня, чтобы потискать питомцев. Пока между мужчинами шла тихая беседа, я помогала Уинстону переодеться в домашнюю одежду, чтобы он, наконец-то, почувствовал себя комфортно и расслабился, передохнув после насыщенного вечера и долгой дороги. Потом вручила чашки с чаем этим засыпающим на ходу аристократам. Однако, следует отдать им должное, каждый пытался держать ресницы открытыми, чтобы не разрывать контакт глаз друг с другом. — «Холодное сердце»? — Джаз. Элла Фицджеральд и Фрэнк Синатра. — Хороший вкус, — отметил Стайлс, глотнув согревающего напитка из чашки. — Посредственный, — хмыкнул Бен. — Все знают их и все любят. — Но популярность ведь не делает музыканта хуже. — Тут я не посмею спорить. И все же, это банально — кого не спроси, все их любят, а чтобы рассказать о других представителях джаза, так никто не знает никого больше. Я присела рядом с камином, длинной металлической кочерыжкой подталкивая поленья в едва воспламеняющийся огонёк, синхронно раздувая его воздухом. Фрэнки сидел рядом и следил за моей рукой, иногда потираясь об неё макушкой, безмолвно прося внимания. Мне было, что сказать и добавить, но встревать в разговор этих двоих я не хотела из принципа. Во-первых, всегда нужно знать, когда лучше промолчать. Во-вторых, затевать с ними долгосрочный разговор я не хотела, потому как понимала, что если вмешаюсь, то перенаправлю концентрацию Гарольда на себя, а сейчас мне бы не хотелось выяснять отношения. Я знала, это ждёт меня впереди, и пока у меня была возможность казаться прозрачной, я ею пользовалась. — И в то же время прекрасно, что люди могут начать восхищаться великими… джазистами? — запнулся Эйч. — Как называются те, кто поёт джаз? — Пусть будут джазовыми исполнителями, — от балды предположил Бен, звучно икая. В зреющем огоньке его тело и голову совсем разморило, а мягкая одежда обволокла приятными ощущениями, вынуждая булькать себе под нос что-то довольное. — Пускай. Так вот, я сбился. Это замечательно, что люди благодаря таким артистам могут узнавать о джазе больше и интересоваться им. — В этом что-то есть, — согласился оппонент, уронив голову на грудь. — Ты как думаешь? — Я думаю, кому-то пора спать, — кладу ладонь на лоб Уинстону, на глаз примеряя температуру, и медленно провожу указательным пальцем по его щеке, побуждая открыть глаза. — Где мы можем остановиться? — Ты иди в комнату для гостей, а Гарри я постелю либо здесь, либо в домашнем офисе на втором этаже. Не волнуйся, без места не останется. — Точно? — он недоверчиво прищурился. — Смотри, я тебе доверяю самое ценное, что есть сегодня здесь для меня. Не обижай его. — Именно это и сделаю в первую очередь, — торжественно обещаю, помогая мужчине встать, и направляю его сонное тело в коридор, следуя по которому он в два счета сможет попасть туда, куда я его отправила. Гарольд с улыбкой проследил нелегкий и тернистый путь друга от одной двери к другой, допивая содержимое чашки, и с тихим стуком поставил её на пол. Поднял глаза на меня, продолжая улыбаться. — Посидишь со мной? Я, полусидя до этого на спинке дивана, опустила голову, рассудительно посмотрев на молодого человека. Осторожно скатившись вниз, устроилась параллельно его телу, удобно умостившись на подушках. Элла с интересом обнюхивала незнакомца и пришла к заключению, что у него на руках ей будет в этот раз комфортнее, в то время как Чарльз обосновался на моем животе, ткнувшись мокрым носом мне под локоть. Я не спеша повела пальцами по гладкой шерсти, чмокнув пса в макушку, и обняла его в ответ, немного успокоившись от напряженного соседства. Оказавшись близко к Гарольду, меня вдруг смутило, что я почти не чувствую запаха алкоголя. Специально принюхавшись, поняла, что едва уловимая нотка есть, но совсем не в таких количествах, как у Бена. — А в каком клубе вы были? — хмурюсь, втягивая носом воздух. — И что пили, если от Уинстона несёт, как от бочки, а от тебя можно почувствовать алкоголь разве что если к лицу прижаться? — Я скорее за компанию уронил внутрь себя пару капель, чтобы не выделяться, — будучи готовым к подобному вопросу, ответил Гарольд. В два счета проанализировав весь вечер целиком, я цокнула языком. — И конечно, домой ты поехать никак не мог, обязательно нужно было с Беном ко мне тащиться. — Бен заговорил о тебе, а я навел его на мысль, что позвонить по старой дружбе будет неплохой идеей. Я молча кивнула на, как ему казалось, логичное умозаключение. Закрыла глаза, делая глубокий вздох, чтобы перевести дыхание. Несмотря на внешнюю невозмутимость, внутри начинался маленький хаос, поскольку я понимала, что разговор этот никому из нас не принесёт положительных эмоций. — Почему ты не приехала на репетицию? Я надоел тебе? Ты не хочешь общаться со мной больше? — растерянно искал ответы Гарри, побудив меня в недоумении открыть глаза и посмотреть на него. — Ты могла бы сказать прямо, что тебе неприятно моё общество, и я не стал бы допытываться и искать ответы. Гарольд склонил голову набок, выставляя напоказ все свои ямочки. Я, как ни пыталась, не могла отвести взгляда от его глаз, подмечая, как красиво они переливаются в вечернем свете, становясь тёмно-зелеными, а чернота медленно затапливает радужку. — Розмари, ты делаешь больно не только себе, когда тонешь в молчании. Я привык говорить с инструментом и блокнотом чаще, чем с родными людьми, но так уж сложилось между нами, что мне комфортно дискутировать и обсуждать с тобой взгляды на жизнь. Мы можем иметь разное мнение на вещи, однако это не мешает нам уважать и принимать зеркально отличающиеся позиции друг друга. И если нам придётся поссориться сотни раз, пусть будет так. Это лучше, чем безразличное согласие на любое утверждение. Это лучше, чем понимать, что человеку равнодушно все, что связано с тобой. — Я была в студии, потом поехала в офис. У меня возникли дела, ты здесь ни при чем. — Правда? Он медленно убрал мои волосы за ухо, вызывая мириады мурашек на коже. Чуть повернул голову в бок и погладил моё плечо. Внутри тянутся тёмные линии, расходящиеся в разные стороны, словно в вены потихоньку вливают дёготь, чёрные ленты растягиваются по спине, обнимая меня за шею и рёбра. От маленьких иголочек, что кололи мои плечи, все тело моментально будто окатили золой и жар рассыпался, как бисер. — Ты можешь лечь здесь, если хочешь. — Мне все равно, — промычал он едва внятно, ногтем большого пальца царапая кожу на задней части моей шеи.♬ Jonas Brothers - Used To Be.
Я ощущала целое шоу из фейерверков у себя в сердце, не зная, как реагировать на робкие жесты в свой адрес, сомкнула губы, боясь лишний раз вздохнуть. Не к месту проснувшаяся нежность застилала глаза, чтобы смотреть на окружающий мир адекватным взглядом, все казалось зыбким и расплывчатым, как во сне. Бледное и опустошенное после вспышки чувств, лицо Гарольда приобрело страдальческое выражение, и только сейчас я смогла увидеть, как мягко его глаза переливаются в вечернем свете, становясь тёмно-зелеными. Изумруды поблескивали, постепенно одичав до черноты, что зарядила искрами воздух. Растеряв весь гнев, я глотала попутный ветер, что путался в волосах, хаотически управляя ими, одновременно почувствовав на онемевшей от холода коже согревающие и влажные губы. Потоки тёплого воздуха скапливались вокруг моего подбородка, не успевая растаять, гоняя по горлу мурашки, пока я цеплялась за раскаленную шею Стайлса уже обеими руками, отвечая на щедрую россыпь поцелуев, стягивая зубами нижнюю губу. Его приглушенный стон моментально вызвал реакцию моего организма, заставляя мышцы внутри туго скрутиться. В успокаивающей тишине, слышалось лишь два напрочь сбитых дыхания. Моя спина соприкоснулась с подушкой на диване, а тело поменяло траекторию в горизонтальное положение. Я громко сглотнула, осознавая, что сама позволила прижать себя к нему. — Я хочу, чтобы ты всегда смотрела на меня такими глазами, — тихо шепчет Гарольд, обдавая огненным дыханием мои скулы. — Я могу ошибаться, но, кажется, именно так я и гляжу на тебя с самой первой встречи, — нахожусь, одной рукой сжимая заднюю часть шеи Стайлса. — Это по всем правилам этикета неправильно. Он опустил голову ниже, примкнув губами к моей шее, невесомыми прикосновениями изучая попадающиеся на пути впадинки и изгибы. Я провела пальцами по мужским волосам, падавшим, как обычно, густой волной ему на лоб. Все это так усыпляло мою тревогу, мою злость и раздражение, вызывало лишь желание бесконечно перебирать кудрявые пряди, отключив все телефоны и заперев все замки. Между тем, иногда получая глубокие поцелуи, всё нутро чувствовало прилив бодрости и сил, посылая одобрительные сигналы в мозг. Гормоны бушевали, я не могла контролировать их приток к конечностям, заставляющий кровь вскипать и обжигать органы изнутри. Привкус губ, которые сейчас принадлежали мне, спутать было невозможно, ощущать на себе — непозволительная когда-то фантазия. Я исследовала суматошными пальцами острую линию подбородка, направляя лицо в свою сторону, не отпуская, вбирая тёплые губы, раз уж их желания были созвучны с моими. Горячий язык чертил мокрые следы по коже, впитывая каждую мою эмоцию и чувство, каждое ощущение. — И что ты собрался делать? — запрокидываю голову назад, когда запах моего халата ослабился, а пояс неторопливо соскользнул с живота. — Открыть дверь. На улице дождь собирается. Предлагаешь мерзнуть? Я открыла глаза, внимательно посмотрев на серьёзное лицо перед собой, и провела большим пальцем по пухлой нижней губе, восхищаясь её натуральным розовым цветом. Стайлс иронично усмехнулся, подначивая: — Ты самая негостеприимная хозяйка из всех, с кем я когда-либо был знаком. Твой дом — единственное место, куда я возвращаюсь после отвратительной ночи, а ты просто… Предложи поесть, поплавать в бассейне или выпить. Предложи уже хоть что-то. Не сводя глаз с шевелящихся губ, я опустила ладони вниз по телу, сбрасывая с плеч халат и обнажая плечи с кружевными бретельками ночной сорочки. В сочетании с его горячим животом это ощущалось неповторимо и по-особенному интимно. Заглянула в возбужденные глаза, почувствовала свое преимущество и решила им воспользоваться. — Есть только я. Хочешь? Рельеф его голых плеч возвышался надо мной, как гора, за которой мира и не существует. Губы жестко сомкнулись, обозначив натянувшиеся на скулах желваки. Низвергнувшийся могучий ток чужих чувств подхватил, увлек за собой, и все вокруг казалось новым, страшным, непонятным. В глазах потемнело, голова закружилась, я едва сохраняла сознание, руки трясутся, а сердце взмывает к горлу. Не знаю, что там намешалось в воздухе, но теперь он тоже знает, как сильно грохочет моё сердце и каждая вена, живот сводит спазмами, а органы внутри заворачиваются друг за друга. В мыслях — белый шум, ни единой зацепки для размышлений. Стараюсь как можно спокойнее дышать, вскоре перестав слышать посторонние звуки и концентрироваться на окружающем мире. Постепенно тревога оседает на дне, выталкивая меня наружу, где есть возможность отвлечься от болезненных и негативных эмоций, даже задремать ненадолго. Ночная комбинация спускается по моим ногам к животу и мне приходится приподняться, чтобы он стащил её. Я откинула голову назад, наконец-то глубоко и свободно вздохнув. Стайлс провел указательным пальцем по ложбинке между моей грудью и покатился вниз по разделяющей мой живот строго надвое впадинке, чуть позже вернувшись к груди уже открытой рукой. Отпечаток широкой ладони заставил меня улыбнуться от затопивших границы счастьем: резким, острым, теплым, как ласковый прибой. Я почти соскучилась, но он внезапно прижался ко мне, одновременно накрывая мои губы своими. Бережно коснулся губ, не углубляя поцелуй, оставляя его почти невинным, но по-прежнему откровенным. Мне почему-то кажется, что Гарри по-другому не умеет. Я с небольшой осторожностью встретила чувственные губы, втянув их в нежный поцелуй, доверчиво откинув затылок на подушку. Палец продолжал ласково чертить линии на горячей коже, обживаясь потихоньку, привыкая к сумасшедше бьющемуся пульсу и глухим ударам сердца. Как же его красят эти дерзкие ямочки на щеках. Я опустила глаза вниз, видя, как крепкие мужские бедра пристраиваются ко мне. Такая позиция намного уязвимее, чем если бы я была сверху, потому что мне некуда деться, я не контролирую процесс, внимательные глаза отслеживают каждую мою реакцию, и теперь я полностью на виду. Жмурюсь и хватаюсь за крепкие плечи, чтобы не столкнуться с ним взглядом, когда он проникает внутрь протяжным толчком, растягивая тесные стенки. Провожу согнутыми коленями по бокам мужского живота, пяточками упираясь в напряженные ягодицы, подталкивая их вниз, направляя к себе. Стайлс воспользовался этим и поддел рукой моё колено, прижимая к своей груди, меняя угол проникновение и помещаясь внутри целиком. Резко выдыхаю от мощного удара о бедра и глубокого погружения, прижимаясь ртом к коже, чтобы погасить стон. Он провел пальцами вдоль моих бедер, сдавливая кожу, входя внутрь медленным толчком, поднял голову выше, слабо цепляясь губами за мои губы, мягко и плавно погружаясь обратно. Полностью опустил меня на себя и остановился, плотно прижимая мои ноги к своим, двигаясь внутри по часовой стрелке.♬ Khalid - Heaven.
Я подняла глаза, дабы удостовериться, что Стайлс здесь и по-прежнему принадлежит мне. Так оно и было. — Тебя… много. Это чувствуется хорошо, — облизываю губы и, выгибая спину, подставляю грудную клетку под бархатные губы. Мужская ладонь собирает мои волосы, наматывая их на кулак, чтобы голова не болталась, как у тряпичной куклы, и прижимается к моей спине, блокируя для меня любые повороты в сторону, вторая — крепко удерживает талию на одном месте. Бедра заходили ходуном, а резкие толчки вынудили от неожиданности распахнуть на глаза. Я уставилась в потолок, не имея ни малейшей возможности посмотреть Гарольду в глаза, и ухватилась за его плечи, выгнувшись дугой. Мощные, глубокие толчки один за другим проникали внутрь, пока я едва успевала сжиматься пружиной. Удары о мои бедра с каждой новой секундой становились громче и наглее, я извивалась от быстрых проникновений, поймав безостановочный ритм, и промычала что-то совершенно бессвязное, выстанывая накатывающие волнами толчки. Кое-как размяла шею, когда они не прекратились, но замедлились, давая и мне и Стайлсу короткую передышку, обеими руками разжала мужскую ладонь и прижалась своим лбом к его, натужно дыша. Приподняла бедра, мягко двигая ими по часовой стрелке и обратно, перекатываясь с головки вниз по всей длине, время от времени насаживаясь до упора. Гарри скользнул ладонями по обеим ягодицам, лениво шлепая поочередно каждую, пока я непроизвольно сжимала стенки влагалища от ощущения наполненности. — Один раз тебе удалось сбежать, и я отпустил, потому что не был уверен, что нам необходимо продолжать. Мы оба получили, что хотели и даже если из той истории не вышло ничего толкового, я не жалею, что мы познакомились именно так, — глубокая задушевность, звучавшая в интонациях, свидетельствовала о решимости и твердости его убеждений. — Но сейчас все по-другому. Тебе больше не удастся скрыться, а мне сделать вид, что я все по щелчку пальцев забываю. Я везде тебя найду, потому что окружен совместными друзьями. Я переговорю лично с каждым из них, и обязательно узнаю, где ты находишься. — Звучит пугающе, — признаюсь со слабой улыбкой. — Должны быть границы. — В данном случае границ не существует: ты либо хочешь меня, либо нет, — процедил Эйч сквозь зубы, не моргая. Он уставился на меня холодеющим, стеклянным взглядом. Ледяная темнота сощуренных глаз пугала до дрожи. Маленькие бугорки желваков на щеках казались мне самыми милыми на свете, хотелось укусить их, а потом ласково поцеловать, несмотря на то, что они свидетельствовали об агрессивности Гарри в этот момент. Я, как завороженная, следила за шевелящимися губами, а потом перевела взгляд на сгорающий зеленым пламенем малахит. Гарольд из тех мужчин, кто умеет глубоко чувствовать и, вопреки всему, умело хранит в себе живую человечность. Я могла бы часами просто сидеть и наблюдать за ним, его низким голосом, эмоциями и жестами, за темами, над которыми он рассуждает. — Ты достаточно долго терпел, обычно все сдаются и тащат меня в постель уже после первой встречи. Он ущипнул меня за бок, на что я рассмеялась, сгибаясь пополам, чтобы защититься от атаки. Пульс участился, а сердце понеслось галопом, отбивая под слоями кожи безумный ритм. Я почувствовала его улыбку на своих губах, вместе с долгим медленным поцелуем, окруженная объятиями, в которых таяла от наполненности теплотой и заботой. Обняла спину Гарри, закрывая глаза и пряча кончик холодного носа во впадинке его ключицы. Каждый раз, когда я смотрю на него, моё сердце волнуется, губы изгибаются в улыбке, а ладони начинают дрожать. Каждый раз, когда мы разговариваем, моё сердце трепещет, лёгкие болят от смеха, а душа безумно счастлива. Каждый раз, когда мы касаемся друг друга, моё сердце останавливается, ладони потеют, а зубы стучат за моими губами. Я думаю о нем с нежностью. Это нужно прекратить. Когда Стайлс уснул, я осторожно выползла из-под него, надела халат на голое тело, и на цыпочках ушла на кухню, унося с собой пустые чашки. За окном разгоралось предрассветное марево, вгоняющее меня в тоску. Нельзя не признать, что короткий момент у бара въелся в моё сознание и повлиял на самоощущение. Маска равнодушия трещала по контуру, сползая с лица и опадая к ногам измельченным крошевом. Пальцы хаотично бегали по листу блокнота, мне не пришлось прилагать усилий, чтобы прочувствовать это, только теперь в словах проснулась странная угнетающая нотка, обжигающая рецепторы горечью. Я не могу рассказать ему о своих переживаниях, не могу поделиться, и это самое тяжелое. Мне приходится переживать все чувства в одиночку.Он выглядит прекрасно, как дьявол, Я пробираюсь через садовые ворота Каждую ночь, чтобы поставить крест на себе. Никаких правил, рай нерушим.
Я не хочу что-то скрывать, чтобы быть с тобой, Но если я буду истекать кровью, ты узнаешь об этом последним.
Разве не волшебно осознавать собственные ошибки? Ужасно горько, неприятно и стыдно за себя и свое поведение, но волшебно! Потому что когда человек осознает, в чем был не прав, у него открывается новая возможность — исправить или не допустить этих ошибок в будущем. Гораздо хуже, когда человек так и продолжает жить с собственными сокрушительными убеждениями и даже спустя сорок лет говорит, что поступил бы так же. Это лишь указывает на его тщеславие и гордыню, но никак не на твердость убеждений или наличие ума. Персонаж одной книги помог мне понять и расставить сомнения в моей голове на счет того, что я порой слишком часто могу менять свои решения или мнение. Этот персонаж указал мне носом на то, насколько глупо и неправильно, семьдесят лет жить по одному убеждению и ни разу не поменять свой взгляд на мир. Потому что мир меняется, мы каждый день поглощаем огромное количество информации, узнаем так много фактов и историй, перевариваем кипу знаний и учений, что твердить, как истукан, о своей правде крайне глупо и невежественно. Мы затем и живем на свете, чтобы обретать знания, чтобы менять свой детский, нежный, наивный взгляд на мир, чтобы рассуждать ясно и помогать в сложные минуты тем, кто вокруг нас. И ведь, если задуматься, как велико наше влияние на тех, кто вокруг нас! Мы порой не замечаем, как одно наше доброе слово и рука помощи для другого человека является в сложную минуту буквально всем, о чем истерзанная душа только может просить. То, что для нас — мелочь, деталь, что забудется уже завтра, для некоторых настоящий подарок. Так может в этом и заключается тайное предназначение человека? Набираться опыта, питать себя знаниями, как растущий цветок, а после протягивать руку помощи (опять же, благодаря мудрености пережитым опытом) и вытаскивать из болота тех, кто рядом? Иногда я забываю, сколько раз я заставляла себя подняться с пола, сколько раз смывала размазанный макияж и укладывала себя в постель. Сколько раз я отказывала тому, что принесет мне вред, но говорила «да» чему-то хорошему. Сколько раз я относилась к себе с добротой и терпением. Я забываю, сколько раз я залечивала свои раны и находила успокоение своей ярости. Так что, это напоминание, что я стараюсь изо всех сил.