Детка никотин

Я считаю, что любой из нас отдал бы жизнь за спасение родной души. А когда дело касается родителей, я не раздумывая рисковала бы всем, что имею на данном этапе. Этот день, или уже вечер, оказался тяжелым на подъем. В конце концов, в моих глазах начало всё расплываться, а веки опускались от усталости. Изо дня в день я видела, как в вечернем мраке гаснут белые лампы, как военные покидают гарнизон, и как стена превращается в чёрное пятно. Моя слитная жизнь, которая не бурлила никакими событиями, всё же делилась на две части, откуда рассыпалась на ряд различных картин. Похоже, ничего не оставалось, как проживать свою одинокую жизнь в надежде, что когда-нибудь появится белый парус за гарнизоном. Когда последний белый фонарь был погашен, а где-то вдали мерцал светодиод, на улице появлялся багряный цвет. Цвет заточения и смерти. Как странно, что именно этот цвет стал у людей ассоциацией со смертью. С этим светом наставал закат человеческого рода. Нашего рода. Каждый сидел в ожидании, кого не станет сегодня и какую причину выдумают на этот раз. Значит, они все так и будут идти своей чередой — эти однообразные, неисчислимые, безжизненные дни. Другие тоже скучно живут, но всё же они имеют хоть какую-то надежду на перемену. Как жаль, что я не сумела обрести эту самую надежду. И каждый мой день был как закат жизни. — О чем-то задумалась? — мужской голос оказался слишком близок к моему уху. — Я тебя прервал… — Я всегда о чем-то думаю, — не отводя взгляд от гарнизона ответила я. — Слишком много в последнее время. — Это неизбежно, Скай, тебе пора смириться с тем, что ты бесполезна в этой ситуации. — Ответь мне, как бы ты поступил, если бы на её месте оказалась я? — Зачем ты это спрашиваешь? — Эрл обошёл меня и встал впереди, хватаясь руками за мои предплечья. — Я хочу знать, чем бы ты пожертвовал ради любимого человека. — Относительно всем, — ответил он и отстранил свой взгляд в сторону. Я смотрела на излюбленные черты лица, на капельки пота, что стекали медленно по лбу, на вздымающую грудь от тяжелого воздуха. Я замечала все мелочи, все подробности, но мне не хватало одного — любящего взгляда. Фитиль, который так быстро вспыхнул в порыве, угасает словно бенгальский огонь. И ты остаёшься один — серый, мрачный и высушенный. — Десятый час близится, пойдём в дом, — я опускаю взгляд на руку Эрла и замечаю часы, которые обычно носит Джастин. — Где Джастин? — Наверняка дома, — холодно отвечает он. — Почему ты интересуешься? — Его часы на твоей руке, — подметила я, когда схватила его запястье. — Вы опять поссорились? — Обсудим это позже. Эрл направился в дом первым, он всегда так делал, чтобы проверить обстановку. И пока я молча стояла по ту сторону, он направлялся в маленькую комнату, а потом как обычно снимал фуражку и закрывал шторы. Но не в этот раз. Едва только переступив порог, он разворачивается лицом ко мне, и, схмурив брови в одну линию, отрицательно махает головой в мою сторону. Но как только я решаюсь сделать шаг, над моим домом загорается белый прожектор, и я встревоженно оборачиваюсь вокруг себя. — Мама! — я кричу Эрлу с места и начинаю бежать в сторону дома, но сильные руки хватают меня за запястье и я ныряю в объятья. — Отпусти меня, слышишь?! — я пытаюсь вырваться. — Отпусти! Мужские руки крепко меня удерживают, и я чувствую, как тёплое дыхание разливается по моей шее, а чей-то нос утыкается в мои волосы. Черт. Если это какой-то способ отвлечь меня от того, что сейчас происходит, то это очень хреновый способ. — Моя мама сейчас одна! — кричу я и пытаюсь отстраниться от мужских рук. — Отпусти! — Ты не сможешь ей помочь, Скай, — голос Джастина предательски проносится над моим ухом, и я не понимаю, какого хрена он делает. — Войдёшь в дом — станет больше на три трупа. Подумай хотя бы о Хьюстоне. Наступила тишина. И только звук от нагревающего прожектора создавал шум. Где-то вдали мерцали белые фонари. А за стеной слышался отдаленный гул военного самолёта, который уже в сотый раз наматывает чертовы круги в поисках сбежавших. И проклятая сирена. Эта вечная сирена, которая никогда не замолкает и не даёт мне покоя. Я только сейчас понемногу начала осознавать, что моя попытка спасти мою мать привела к провалу. — Я буду тихо тебя ненавидеть, Джастин, — сквозь зубы шиплю я. — И я хочу, чтобы каждый раз, когда ты меня видел, твоё сердце болело так же, как болит сейчас моё, — я бью его кулаком в грудь и со всей силы вырываюсь из крепких объятий, шагая в сторону гарнизона. — Скоро ты всё поймёшь, — услышала я отдаленный ответ, и, зарывшись в свои волосы, побежала подальше от своего дома, подальше от всех проблем и подальше от него. Как он посмел так просто предать меня? Неужели эта чертова волна долбанной опеки всё же взяла верх над ним? Чёртов Джастин. Чёртов Эрл. Чёртовы Биберы… К черту всё. Я не хотела воспринимать серьёзность моей ситуации. И это ли не было худшим из всего? Я осталась одна. В этом гребаном мире осталась одна. От Хьюстона толку было мало, да, я любила своего брата, но никогда не принимала его за отца. Его скорее заботила чертова медицина, он был одержим только тем, как создать новое биооружие. Не исключаю вариант, что возможно всё началось из-за его ошибки. А сейчас, сейчас он ставит долбанные эксперименты на нашей маме. Ставил. Уже нет. — Как я смогла допустить такое? — подняв голову кверху, я смотрела на дьявольский железный купол и не понимала, почему всё то, что сейчас происходит, происходит именно со мной? Я знаю, что я в какой-то мере здесь в безопасности, и что я жива, но моя душа находится на краю обрыва. Это стало долбанной привычкой. Привычкой считать что весь мир мне должен, потому что кто-то совершил грубую ошибку. Я снова чувствую, как мутной волной меня накрывает злость. — Это не похоже на жизнь. Это, блять, не похоже на чёртову жизнь! — кричу я куда-то вдаль, надеясь, что мои муки когда-то прекратятся. Тоска наполняет мой разум, мои мысли, мое тело… мое всё… приливной волной. Которая должна бы поглотить все эмоции, но нет. Она наоборот вытягивает их с ноющей болью, с живой болью. Со мной. — Не скрывай своих эмоций, Скай, — позади меня слышится голос, и это тот голос, который я стала ненавидеть с этой самой секунды. — Ты жива, пока у тебя есть эмоции. — Я не хочу жить такой жизнью, Джастин, — я поворачиваюсь и вижу его, спокойного и невозмутимого. От неожиданности теряю равновесие, и пячусь с ноги на ногу. Сердце падает куда-то вниз, а вместе с ним и он. И потом остаётся темнота, как в самом жутком кошмаре. Он пытался поговорить со мной, но каждый раз его голос был каким-то сдавленным и неразборчивым. Как будто он чувствовал вину, свою вину. Я столько лет наслаждалась его присутствием, столько раз пыталась не вмешиваться в его отношения с братом, а сейчас я просто его ненавижу. — Поговорим? — еле слышно произносит он. — Ты считаешь, сейчас самое время? — я подняла на него глаза, в которых был целый океан солёной воды. — Знаешь, когда мне плохо, я смотрю на часы и считаю минуты. — Джастин, ты серьёзно? — на лице никаких эмоций, а в глазах — предательская измена. Смотрю на него с переполненным страхом и чувством злости. Мне хочется накричать на него, сказать, что он идиот, обвинить во всех грехах этого жалкого мира. — Твоей вины нет в том, что случилось сегодня, — на его лице отчетливо видно сожаление, но он по-прежнему не понимает, что произошло. — Ты прав, моей вины здесь нет, — я заправляю прядь волос за ухо и, открыв глаза, смотрю на него. — Это твоя вина, Джастин. Твоя вина в том, что ты меня не поддержал и не отпустил в Детройт. — Уехала бы ты сейчас, случилось бы то же самое, как ты не понимаешь этого? — он перешёл на крик, сам для себя того не замечая. — Я лишь дал надежду попрощаться. Мой рот приоткрылся от услышанного, и я хотела бы ответить что-то, но не нашла ни одного аргумента. Я действительно ненавижу тебя, Джастин. Сейчас, наверно, ещё больше чем до этого. Ненависть играет в плохие игры, ненависть для плохих людей, а ты, Джастин, стал персоной нон грата. Хоть где-то ты будешь первым. — Если я должна тебя благодарить за это, — я остановилась и сомкнула руки в замок на груди, — то можешь не надеяться, — и, развернувшись, начала уходить. — Далеко собралась? — Туда, где тебя не встречу, — смахивая слезы с глаз я шла, и мне казалось, что с меня сдирали кожу живьём. Настолько остро я ощущала всё, что происходит вокруг. Мне ужасно не хватало моих рутинных занятий, веселья, счастливого смеха моего младшего братишки — мне просто не хватало моей прежней семьи. Прошли недели, прежде чем я привыкла к тому, что больше нет семейных ужинов, семейных вечеров, семейных фотографий. Я тосковала по всему этому. Скорее всего, я так и не смогла смириться со всем этим, и с моим участием во всей этой истории. Одним словом, после потери всего, что у меня было, всё было кончено, и то, что меня хоть как-то связывало с семьей, с прошлым семьи, было оборвано. И я словно попала в новую неизведанную вселенную.