Детка никотин

Я смело могу заявить, что мне больше не страшно. Что я не пытаюсь бежать за неизвестностью, которая, к слову, продолжает от меня скрываться, не пытаюсь бороться, чтобы выжить. Я здесь, и всё, что имеет значение — он. — Ну здравствуй, — говорит Джастин и с блеском в глазах смотрит на меня, крепко сжимая мое лицо у себя в руках. — Я скучал. — И я, — с облегчением произношу на выдохе. — Так приятно ощущать тебя рядом. Он снова накрывает мои губы своими, а мне даже не хочется бороться с этим. Потому что это то, чего я ждала столько времени. Его мокрые и мягкие губы с жадностью целуют меня, но он не торопится, с каждым разом понемногу углубляя поцелуй. А я расплываюсь словно от дикого наркотика. Он мягко пробует меня на вкус, и я готова поклясться — это самый сексуальный момент из всего происходящего в моей жизни. Мы целовались, пока легкие не начали гореть от нехватки воздуха, и я чувствовала, что хочу большего, это выглядело бы довольно странно. Джастин отстранился от меня, давая нам отдышаться, и я тут же покраснела от неловкости. — Ты всё это время был тут? — выглядываю я из-за спины Джастина на тело, которое сидит в кресле. — Ага, — еле слышно произносит Эрл, — вообще-то я здесь ночую. — Замечательно, — я перевожу взгляд на Джастина, который приподнимает бровь, давая мне понять, что это не его решение. — Мог бы выйти ради приличия. — Я следую врачебной этике, Скай. И учитывая, что ты только пришла в себя, я не имею права оставить тебя. — Вот как? — я вскинула бровь от удивления. — Посмею спросить: не по твоей ли вине я здесь? Улыбка на лице Джастина расплывается по всему лицу. Вероятно, он мысленно радуется, что я всё ещё в силе дать хоть малейший отпор. — Я уже принёс множество извинений, — складывая брошюру, говорит Эрл. — Но не передо мной, — резко огрызаюсь я. Джастин с интересом наблюдает за происходящим, деловито сложив руки на груди и облокотившись о спинку кушетки. В его глазах горит интерес, смогу ли я заткнуть Эрла и сделать его куда более виноватым. И мне хотелось, чтобы он почувствовал себя настолько паршиво, насколько он этого заслуживает. Но когда Эрл появляется из тени, я снова смотрю на эти черты, и моя злость пропадает. Если бы не боль в его глазах, то я сказала бы ему, что лучше забыть кто он, чем простить его. Но увидев в его глазах знакомую грусть, я понимаю что лучше просто промолчать и дать вольный ход событию. На этом он просто покидает палату, закрыв за собой дверь. И это было единственно верным решением в данном случае. — Ты не сможешь долго на него злиться, — ехидничает Джастин. — Нам вместе жить. — Знаю, — соглашаюсь я, — но пока будет шанс его избегать, я буду это делать. И мне плевать, что он твой брат и что у вас там какие-то странно-нормальные отношения? — вроде как с вопросом спрашиваю я. Я не до конца понимаю, как так вышло, что эти двое не грызут друг другу глотку. Случился очередной конец света? — Он помог в трудную для меня минуту, — объясняет Джастин. — Но это не значит, что я забуду, что он сделал. — Что же, тогда тебе прийдется смириться с тем, что я буду избегать его до последнего. — Знаю, — он проводит рукой по моим волосам, — я это уже слышал. Я не хотела в очередной раз страдать, задавать бесконечные вопросы Вселенной: «что же со мной не так?», ненавидеть всех и все вокруг. Мне важно смиряться с моим положением и стараться бороться ради того счастья, что все ещё продолжает меня окружать. Рано или поздно ты осознаёшь, что ошибки, сделанные тобой ранее, лишь делают тебя тем, кем ты должен стать. И это не значит, что ты будешь хуже относиться к жизни или станешь уязвим. Любовь — не слабость. Любовь — это предлог для жизни, для борьбы за настоящее будущее. И плевать я хотела на тех, кто говорит, что любви нет. Те люди никогда не любили так, как любила я. — Ты задумалась, — прервал меня Джастин. — Что-то важное? — Нет, — отрицаю я, — просто счастлива, что я с тобой. Знаешь, в какой-то момент я отчаялась, что так и не смогу дотронуться до тебя, обнять или сказать, как ты важен для меня. Ты был всегда рядом, в моем сердце, в моей голове, — Джастин смотрел мне в глаза и как будто проявлял сочувствие. Но это было не то, что я хотела видеть в его глазах. — Что ты видела? — задумавшись, спросил он. — Есть то, о чем я должен знать? — Сколько я была без сознания? — Около четырёх дней, если верить камерам, — отвечает без раздумий Джастин. — Правда? — я удивляюсь. — За то время, что я была в отключке, я как будто боролась со своим сознанием. Я всё никак не могла собрать события в одно целое. Меня крутило по кругу моей жизни, отрывками показывая разные периоды. Я думала, что схожу с ума. — Что ты видела? — с тревогой спросил Джастин и накрыл своей ладонью мою. — Там были комнаты, и каждая из них показывала определенный период моей жизни. В первой были родители, которые сидели на приеме у врача, мама не могла иметь детей и очень плакала. Во второй мама уже была с огромным животом, в третьей был ты, с пробирками эмбрионов, в четвёртой моя комната в родительском доме, а в последней снова ты, — я посмотрела на его вдумчивый взгляд, — который забирал ребёнка и выносил из дому. Ты был в каждой комнате, Джастин. — Не я, — он дотрагивается своими пальцами до переносицы и нервно её потирает. — Это Эрл. Джастин становится всё более задумчив, его ладони нервно потирают лицо, которое уже успело прилично покраснеть от чрезмерного трения. Он не поднимает на меня свои глаза; вероятно он знает что-то, чего не хочет мне говорить. Я не глупая. Он всегда так делает, когда его грызёт совесть за что-то. Например за то, что он знал и намеренно не рассказал правду, или за то, что не знал, но продолжает скрывать. Это Биберы, таков уж их удел — чрезмерно заботиться о людях, которые им небезразличны. Возможно в какой-то другой момент я бы промолчала и приняла бы это за волнение, но что-то мне подсказывало, что это нечто большее. — Эрл забрал твою сестру, — приглушенно говорит Джастин. — Зачем? — Твои родители не просто так стали родителями, Скай, — он всё по-прежнему продолжал скрывать от меня своё лицо. — Когда они обратились к Фрею, он сказал что поможет, в обмен на одно дитя. — Мою сестру? — Да. Он заберёт то дитя, которое будет сильнее своего двойника. Я знаю лишь то, что Эрл намеренно взял не того ребёнка. Дасти, твоя сестра, является слабым эмбрионом, как Эрл. А мы с тобой являемся доминирующими эмбрионами. — Не понимаю, о чем ты, — испуганно отвечаю я. — Что всё это значит? — Фрей не станет больше терпеть твоего неведения, — его взгляд встречается с моими глазами, и мне кажется, я боюсь слушать ту правду, которую он собирался мне открыть. — В ходе эмбриональной недели донором выступает женщина, которая не может забеременеть естественным путём. Твоя мать была бесплодна, но к тому времени врачи нашли как обойти этот порок. — Я и так это всё прекрасно знаю, — прерываю я Джастина. — Донору подсаживают около пяти эмбрионов и один из них, в счёт одной лишней хромосомы, имеет шанс на выживание. — Верно, — указывает на меня пальцем Джастин. — Но у твоей мамы были особые эмбрионы. Как называет их Фрей — «ген близнецов». Они имеют две лишних пары хромосом, и под слишком активной средой поедают друг друга, пока не останется пара. В таком случае, донору вживляют десять эмбрионов. — Чтобы количество всегда было парное, — вдумчиво говорю я. — Хорошо, что особенного в этих эмбрионах? В нас? Джастин на какое-то мгновение задумывается. Пытается скрыть на своём лице раздражение, но это удаётся с трудом. Он упирается локтями о свои ноги, пряча от меня своё лицо. Он снова и снова пожимает плечами, а его попытки встретиться со мной взглядом настораживают меня. Человек, которого я привыкла видеть сильным, сейчас как будто погибает изнутри. Раздражение сменяется приступом паники, и он для собственного успокоения начинает отдавать ритм ногой. Его пальцы проносятся по волосам, оставляя их в этом вечном хаосе. Мне показалось, что у него дуэль с самим собой. И я не знаю, что хуже: убить правду и остаться с ложью или услышать ложь, не зная правды. — Это проклятье, — тихо говорит Джастин, — быть такими, как мы. Обычные люди этого не замечают, и они мечтают такими родиться, — ледяным тоном отвечает он. — Да объясни же наконец! — вскрикнула я. — Мы — биороботы. Предлог для возвышения корпорации, предлог для больших денег. Каждая клетка твоего мозга активирована на все сто процентов. Ты можешь наблюдать, не напрягая при этом зрение, на километры, можешь управлять эмоциями, можешь видеть материи, что летают в воздухе. И при этом всем, ты как будто сходишь с ума, ты не можешь контролировать себя. Я не могу ответить ему, потому что во рту пересохло. Все мои жизнеспособные системы как будто отключились в один момент. Ничего не осталось, даже веры. — Ты можешь рассчитать траекторию движений человека, у тебя в мозгах как будто целая система сплетений, которая дёргает за ниточки. При этом всем тебе нужно подпитывать эту систему, забирая часть жизни другого человека, — он поворачивает на меня глаза, в них полно страха и отчаяния. — Ты идёшь на убийство ради собственной жизни. Меня охватывает паника. Боль, отражавшаяся в моих глазах, заставили Джастина паниковать сильнее. Это какой-то гребаный кошмар, вот что это. Я пытаюсь себя отвлечь от услышанного. Не представлять убийство за убийством. Но это же нормально — отрицать правду? Было бы глупо её принять без излишних эмоций? Что я должна теперь испытывать к себе? Отвращение? Эгоизм? Особенность? — Скажи, что думаешь, — просит меня Джастин, — отвлеки меня. — Э-э-э, — протягиваю я, — я не знаю, как реагировать. Я правда не знаю. Сейчас я словно застряла и чувствую лишь пустоту. В голове ни единой мысли, я даже не смогла сформулировать правильно свои эмоции. У меня их как будто отняли. Однажды отец сказал мне: «Ты человек, пока в тебе живут эмоции, а когда их нет — ты просто бесчувственная скотина, которая существует для количества». Что же, теперь я буду знать, к какому типу людей я отношусь. — Но как ты с этим всем справляешься? — меня прям наизнанку выворачивает. — Эрл, — показывает он пальцем у виска, — когда я чувствую, что не способен удержать эту силу, я подсоединяюсь к нему. Он что-то вроде портативной зарядки. Злость, что вмиг вспыхнула во мне, набирала немыслимые обороты. Чем больше я злилась, тем бешенее колотилось мое сердце, тем тяжелее было справиться с нахлынувшим приступом. Всё случилось слишком быстро. В одну секунду я ничего не чувствую, в другую меня разрывает от гнева и отвращения к себе самой. Моя рука поднялась в воздухе, и я увидела, как кровь текла по венам, как маленький комок отбывал быстрый ритм на моей руке. Как тело заживало, сплетая паутины разрушенного эпителия. В один миг я увидела всё, и знаете, что самое страшное? Я восхищалась увиденным. Меня это возбуждало и восхищало.