Память

      Знаете, бывают в боевиках такие часы — они резко появляются посредине экрана или доставуче висят вверху экрана прямо по центру? Так вот, такие вот часы с обратным отсчетом видел перед своими глазами Шервуд, буквально каждые полчаса. Каждые пол часа в течении трех дней. Дело в том, что врач (его вся команда забудет еще не скоро) настоял на том, чтоб через три дня задницу Альберто забрали из его больницы и больше он видеть их не хочет. Если только в морге, но это была шутка (наверно), поэтому все три дня Доминик вытирал, вылизывал, выгребал квартиру как мог. Он мог с достоинством бросать актерскую деятельность и идти профессиональной горничной. И вот, день «Х» настал. Как обычно в милой и доброй Канаде светило солнце, будто пытаясь обнять и подарить частичку счастья каждому, кто попадал под его лучи (или так казалось счастливому Шервуду, что помогал бледноватому еще Альберто забраться в машину). Хорошо, что с квартирой уборке подвергся и его пикап, ибо незадолго до приезда в больницу, он совершил нехилый такой поход по магазинам, чтобы хоть немного, но подобрать гардероб для Джейса. Конечно, он не стилист на съемках, но сделал максимально качественно (задолбав в край всех консультантов). И вот, улыбающийся, бледный, словно полотно, но вполне здоровый (не считая гипса на левой руке и небольшого пластыря над правой бровью) Розенде ерзает на переднем сиденье машины, протягивая здоровую руку вперед и ощупывает каждую поверхность, до которой позволяет дотянуться застегнутый ремень безопасности. — Держи, — Доминик впихивает ему в руки (в руку, вообще-то, но не важно) пакет с документами, садиться за руль и поворачивает ключ зажигания, ловко выезжая с парковки и беря курс домой. Домой… ему до сих пор сложно в это все поверить. Жилище, где они с Альберто будут жить можно назвать полноценным домом (они оба будут называть его так!). Взрослый Доминик чуть не пищал от радости, как маленькая девочка, что удалось поймать взгляд красавчика школы. И пребывая в этих радостный думах пропускает момент, когда любопытный нос друга запихивается в пакет и он выуживает оттуда паспорт, страховку и еще какие-то дурацкие и непонятные, но такие жизненно-важные-необходимые бумажки. — Джейс, — задумчиво тянет парень, — а почему в документах написано, что меня зовут Альберто Розенде? — Потому что Саймон Льюис официально умер, — спокойно, не обращая внимания на бешено бьющееся сердце, поясняет блондин. — А примитивные жуткие бюрократы. Вот мы тебе и сделали нормальные человеческие документы. — Готов поспорить, что это твоя идея, — заявляет Альберто. — Ты всегда был потрясающе умным. На самом деле меня это восхищает.       Услышав это, Доминик чуть не выпускает руль из рук. Розенде и раньше это говорил: «На самом деле меня всегда восхищал Джейс. Хоть это и не видно, но он очень умный… бывает иногда. В основном Джейс полный кретин». Конечно, не факт еще, но кажется (только кажется, но это же не грех, так), что Саймону нравится Джейс? Хотя бы чуть-чуть. Ну пожалуйста. — Но не обольщайся. Обычно ты полный кретин, — вдогонку добавляет Альберто, совершенно очаровательно улыбаясь. Светофор загорается красным, и Шервуд вынужден остановиться. — Я о тебе того же мнения, — фыркает Доминик. — Но я признаю, что без тебя было бы скучно. И тихо. И, о, ангел, никто не сорил на диване в гостиной! — Твои завуалированные признания в любви такие милые, — отвечает парень. Загорается зеленый. «Ты не представляешь, насколько. Настолько, что я сам иногда чувствую как покрываюсь розовыми блестками. Ну хоть не голубыми. Что МАТЬ ВАШУ?!» — Доминик не понимает, что за бедлам сейчас твориться в его голове, но он явно там надолго и придется привыкать и вообще, устроить планировку. Вот берем нормального Доминика Шервуда и выбрасываем нафиг, так, а вот этого влюбленного по уши в лучшего друга кретина садим на его место и отдает пульт управления бомбой. Запасаемся попкорном и наблюдаем за шоу. — Понимай это как хочешь, — пожимает плечами блондин и тормозит перед одной многоэтажкой. — Мы приехали. Узнаёшь? — таких многоэтажек, как собак нерезаных, как сортов мороженого, как блох у бродячей кошки, но почему-то мозг Шервуда заставляет его спросить это, ведь, а вдруг Альберто заметил на их многоэтажке какое-то особенное пятно или окно, с Микки-Маусом там или Пчелкой Майей? Кто знает. — Я это явно уже где-то видел, — улыбается Альберто. В голове что-то шевелиться. Это как фантомный комар, который летает вокруг вас, хоть его даже и нет в комнате, но вы продолжаете параноить и гоняться за кем-то с газетой. Неожиданно перед глазами ярко вспыхивает воспоминание. Оно далекое и вроде уже давнишнее, старое, как бабушкины часы на полке, что не ходят лет десять, но и одновременно новое, словно только купленные кеды: вроде и жмут, а вроде и впору. — Спасибо за вечер, — улыбается темноволосый парень, уже потянувшийся к ручке дверцы машины. В кабине тепло, горит лампочка над ними. — Подожди, — блондин перехватывает его руку и переплетает пальцы. Когда же шокированный юноша отрывает взгляд от их рук, он поддается вперед и касается чужих губ своими: быстро, смазано, но отчего-то еще более слаще, чем предполагалось. Первый юноша ничего не соображает, но все равно тянется следом за спутником, снова ощущая эти губы на своих. Весь этот красавчик — его! Он не может в это поверить, он не может его отпустить — Ты же понимаешь, что после этого я не хочу уходить? — тихо спрашивает Саймон, поглаживая запястье парня. — Не уходи, — шепчет блондин и смотрит своими невозможными разноцветными глазами словно в самую душу. — Останься, пожалуйста. Останься со мной. Альберто помотал головой. Вот что это было? Откуда такое отчетливое воспоминание, отдающее сладкой болью под рёбрами? Неужели он и правда целовался в машине с Джейсом? И… было ли продолжение? А если и было, то… Нет, стоп, он не должен об этом думать, не должен хотеть о таком думать. Саймон, ты так сильно ударился головой, что теперь сходишь с ума по лучшему другу (красавчику-нефилиму, чей кровушки ты испробовал). Нет-нет. Ничего такого, просто травма головы. — Эй, Льюис, чего застыл? — вторгся в его мысли голос Джейса. — Прости, кое-что вспомнил. — А я думал, пялишься на мой прекрасный зад, пока я воюю с замком, — на автомате бросил актер, задним числом давая себе подзатыльник и отрезая себе язык садовыми ножницами. Их ситуация и так хуже некуда, а он только усугубляет ее! Ну, в принципе, как всегда. — Придурок, — качает головой Розенде, не пытаясь скрыть улыбку.       Шервуд, наконец, побеждает в неравной борьбе с замком, и открывает дверь. Первым он пропускает Альберто, а когда тот скрывается в квартире — заходит следом. Пока юноша осматривается в незнакомом помещении, Шервуд просто рассматривает его, как он хорошо смотрится в этой квартире, как ему идет этот дурацкий свитер с Пиноккио и джинсы-варенки, какой он милый с этими растрепанными волосами и до чего родной. А Альберто, зайдя внутрь, будто обрел утерянную часть себя (помимо памяти, конечно). В этой квартире будто собралось все, что он так любил: порядок и немного хаоса. В квартире нет не пылинки, везде идеальный порядок, но на многочисленных полках стоит множество безделушек, на полу стопками возвышаются книги и комиксы, на полочке кофейного столика спрятаны парочка кружек. На подоконнике, на полу под телевизором валяется парочка подушек, а на кресло небрежно наброшен леопардовый плед. А пахнет… здесь пахнет кофе, свежескошенной травой и Джейсом? Он не может сказать чем именно, но эту смесь ароматов он готов именовать «Джейс Эрондейл» и продавать в магазинах (нет, он скупит их сам и запрется в подвале). И эта смесь запахов будит в нем еще одно воспоминание. Они сидят в этой же квартире. Окна открыты, пуская солнечный свет прямо в комнату. На заднем плане играет какая-то музыка. Перед ним сидит Иззи и Клэри. Рука Иззи лежит на спинке небольшого диванчика, но такое чувство, будто она обнимает подругу. — Прости, дорогая, но я все еще не понимаю твою линию с Саймоном, — возмущается она, фыркая и качая головой, заставляя красивые темные локоны подпрыгивать. — Да брось, это нужно, — защищается Клэри. — Драма с Джейсом выматывает, а здесь что-то милое и успокаивающее. Вроде перерыва. — С такой же логикой с тобой могла встречаться и я! — засмеялась Иззи, но как-то напряженно, будто через себя. — Заодно рейтинги поднимите, — в комнате появляется Джейс. Он выглядит, как полный придурок в этой серой футболке с Пинки Пай и хлопковых шортах с улыбающимися ананасами. Но для Льюиса это — самая милая, трогательная, прекрасная и… В общем, да. — На что ты готов ради популярности, малыш? — задумчиво спрашивает брюнетка. — На многое, — Джейс впихивает кружку с горячим чаем в руки Льюиса и присаживается рядом. — Можно убить высшего демона, проходить половину времени с голым торсом, поцеловать Саймона, — услышав последние слова, парень поперхнулся тем, что успел отпить из кружки. — Расслабься, примитивный, — тяжёлая ладонь быстро хлопает его по спин. — Не прямо сейчас. Чёрт, ну почему все его воспоминания связаны с Джейсом? Причём очень хорошие воспоминания. — Эрондейл, ты мне ещё что-то не сказал, — слегка заторможено произнёс Альберто. Его язык слегка заплетается, мысли, будто мозговой студень. — Что-то очень важное. Доминик, успевший стащить с себя куртку, замер. Что он забыл? ЧТО? Забыл про печенье? Или снова забыл убрать трусы в комод? О нет, случайно выкинул карты для «Мафии»? Слишком много пунктов, где он мог накосячить, но он решил идти от менее губительного. — Ты не вампир, — выпалил блондин. — Ты стал примитивным. Мы не знаем, как это получилось, — блондин вздыхает и читает в чужих глазах, что он попал в яблочко. Фух, беда миновала. Надолго ли?       Альберто шокировано уставился на Шервуда. Нет, что-то такое он чувствовал. Например, он не помнил вкус крови, не помнил, как очнулся в своей могиле, когда его похоронили, не помнил, кто его вообще обратил. У него не было панического страха перед солнцем и чесноком. Как будто он всегда был человеком. — Я догадывался, — пробормотал Розенде. — Правда? — взволнованно спрашивает Дом и, подойдя вплотную к другу, облизнул пересохшие губы. — А о чём ты ещё догадываешься? Почему-то в голове у Альберто замелькали фразы, сказанные разными голосами, туман перед глазами не давал разглядеть Джейса перед собой, а так же говоривших когда-то. — Вот эти двое стали бы отличными парабатаями.

— Главный источник всех наших проблем — вон тот блондин.

— Шервуд, прекрати вешаться на мужиков! У тебя девушка есть.

— Единственное, что любит он — обниматься со мной.

Розенде тряхнул головой, отгоняя странные воспоминания. Жаль нельзя промыть мозги, чтобы вывести заразу. — Ты меня убьёшь за то, что я думаю, — улыбнулся шатен, неосознанно опуская глаза вниз, будто стесняясь. Доминик прищурился и кивнул. — Раз уж не убил за три года, то не убью, — фыркнул блондин. — Расскажешь мне потом всё, о чём ты думаешь. Доминик улыбается. Улыбается, как может улыбаться только он, и заставляет колени Альберто слегка (совсем чуть-чуть) подкоситься, а губы пересохнуть. Блондин отходит и швыряя куртку на спинку дивана и как-то странно раскачивая бедрами идет на кухню. — Голоден? — Как оборотень, — улыбается юноша и идет следом за парнем, как замирает как вскопанный. «Он сказал, что мы знакомы три года. Этого не может быть. Я четко помню, что… А что я помню? Мы же общаемся всего год и три месяца. Или нет?»

***

      Мэтт осторожно открыл дверь ключом. Он чувствовал себя домушником, что тайком, поздней ночью взламывает в дома, чтобы украсть побольше ценностей. Только разница была в том, что у него был ключ и самая главная его ценность не здесь. Тишина стояла плотной, будто в склепе, но стоит замку неосторожно щелкнуть, как в глубине дома слышится шуршание и в коридоре появляется заспанная, отчаянно зевающая Эстер. Увидев парня, она улыбается и кидается к нему на шею, заставляя того слегка присесть, крепко обнимая. — Привет, детка. — Мэтт обнимает её в ответ и через силу улыбается. Его кислую улыбку можно списать на усталость и потраченные нервы. Можно, но не стоит. Ведь причина не в этом. — Скучала? — Ещё как! — с энтузиазмом восклицает Ким. — Ты наконец-то вернулся! — Вернулся, — словно эхо повторяет мужчина. Ни за что не скажу тебе «прощай»* Просто промолчу, будто встретимся Будто знаю это наверняка. — Я в душ, а ты возвращайся в постель. — Только обними меня перед сном, — она легко целует его в губы и разжимает объятия. Улыбнувшись ему напоследок, она по-кошачьи грациозной, свойственной только женщинам, походкой, отправилась обратно в спальню. А Мэтт убивал себя тем, что думал о том, что у Гарри походка грациозней, чем у любой женщины, что он лучше любой женщины, как ты не крути. Она такая по-домашнему мягкая и милая в этих шортиках и маечке и с пучком на голове, что Мэтта снова начинают мучить угрызения совести. Любой на его месте был бы счастлив, что такая красавица готова вскочить ночью с постели только для того, чтобы обнять его после долгой дороги. Грязного, пыльного и потного. А Даддарио думает только о человеке, который за тысячи километров ночью так же вернулся домой к жене. Ни за что не скажу тебе «прощай» Просто промолчу, будто встретимся И пойду наверх через облака. Глубоко вздохнув, Мэтт отправляется в ванную, захватив с собой телефон. Включив воду (чёрт возьми, как будто снова подросток и прячется от родителей), он набирает сообщение Гарри. Точнее, хочет, но какая-то часть понимает, что это неправильно, это ужасно по отношению к Эстер, в первую очередь, он и так много чего натворил, но другая, непонятная, и такая странная часть говорит, что это нормально, должен Гарри знать, что с ним все хорошо, и он не бросился на машине с моста (нельзя отрицать, что соблазн был). Поэтому немного непослушными пальцами, но он набирает текст: Я дома. Ответ приходит почти мгновенно: Я тоже. Отдыхай. Спокойной ночи. Говорят, любовь — это путешествие, я обещаю, что никогда не уйду.** Мэтт не смог держать улыбку. Так бессовестно, господин Шам, цитировать эту песню, зная, как многое она задевает в его душе. Навсегда я твой, навсегда.       Не остается в долгу Даддарио, отправляя ответ. В груди разливается тепло, скоро перерастающее в пожар, а на лице расплывается счастливая и по-идиотски глупая улыбка. И как он моет отказаться от этого идиота? Как может перечеркнуть целый три года работы, общения и… По крайней мере, они всё ещё хотят общаться друг с другом, а любое сообщение вызывает довольную улыбку у обоих. Жаль, что он не знает, что в данный момент, Гарри так же сидит в ванной, и под звуки бегущей из крана воды просматривает их совместные фотографии, которые не выкладывались ни в одну сеть, а были их частной коллекцией, и глотает виски. Вкус спиртного смешан с горечью. Ни за что не скажу тебе «прощай» Просто промолчу, будто встретимся. Они не могут поставить во всем это точку. Просто не могут сказать «прощай».