О Терезе

      Тереза встала рано. Даже раньше, чем обычно поднимаются на утреннюю службу юные послушники. Ещё не прокричали первые петухи, а она уже была на ногах и суетливо вертелась вокруг единственного в скромной келье сундука. Он под завязку был набит всевозможным мусором, который Тереза с гордостью нарекала «сокровищами». Если сильно захотеть, можно было отыскать в нём целый арсенал рыболовных крючков всех размеров и мастей, коллекцию речных ракушек, несколько сушеных лягушек, одну кроличью лапку на шнурке, деревянные четки, покрытые лаком для блеска, ожерелье из пёстрых куриных перьев и массой другого бесполезного хлама.       Однако сейчас Терезу интересовали только рыбачьи снасти: она с любовью раскладывала на плоской крышке сундука крючки и грузила, поплавки и мотки лески, долго и тщательно присматривалась и гадала, какие же ей выбрать на сей раз. Наконец, после тщательного взвешивания всех достоинств и недостатков каждого экземпляра, выбор был сделан, а вещи заботливо уложены в холщевую сумочку со множеством маленьких и больших кармашков. Всё лишнее Тереза небрежно стряхнула обратно в бездонное чрево сундука, а затем бодро подхватила из угла резную удочку, которую смастерил и украсил затейливым орнаментом Мэлдор по её заказу, и бегом помчалась по винтовой лестнице башни вниз, прямиком во двор аббатства.       Сердце радостно пело у неё в груди. Тереза бежала вприпрыжку и пританцовывала на ходу от переполняющего её волнения. Как и для всякого послушника, для неё было большой удачей заслужить право отправиться на рыбную ловлю к запруде с тёмно-зелёной стоячей водой неподалеку от аббатства.       Приближался День Основания ― праздник, посвящённый закладке краеугольного камня Одлэнда, когда воздают почести первым аббатам и аббатисам. Тереза знала, что в аббатстве устроят грандиозный пир по этому поводу, и группа монахов обязательно пойдет рыбачить. Она страстно мечтала оказаться в числе этих везунчиков. Для этого Тереза целую неделю строго воздерживалась от розыгрышей и шалостей, исправно несла службу, с выражением читала церковные стихи, как и подобает будущей сестре. И её труды были вознаграждены: монахи сочли её достойной.       На улице было темно, сыро и ужасно холодно. Ни зги не видя, Тереза на ощупь двинулась сквозь непроницаемую белизну густого тумана туда, где, по её предположению, должен был запрягать лошадей брат Матиас ― зрелый монах с паутинкой мелких морщинок возле глаз, чьи виски, однако, ещё не посеребрила старческая седина.       Другие послушники, которым так же выпала честь удить рыбу для стола аббата в честь Дня Основания их монастыря, опаздывали. Тереза уже успела надоесть брату Матиасу вопросами о предстоящей рыбалке, а они только ещё подтягивались из разных уголков аббатства. Кто из кельи, обставленной традиционно бедно, кто из общей умывальни, где прогонял сон холодным обливанием, а кто, трусливо поджав хвост, убегал ни с чем из кладовой, где проиграл неравный бой с бескомпромиссным экономом, бдительно стерегущим монастырские закрома. Всклокоченные и заспанные, они еле-еле передвигали тяжёлыми, будто свинцом налитыми ногами, сонно протирали кулаками воспалённые от недостатка сна глаза, безуспешно борясь с одолевающей их зевотой. Несоразмерно просторные одежды послушников неряшливо волочились по сырой земле вслед за ними.       Тереза давно заняла почётное место рядом с погонщиком на козлах телеги и теперь сгорала от нетерпения. Её так и подначивало накричать на нерасторопных мальчишек, но она постоянно держала в уме, что хоть малейшая провинность перед братом Матиасом и она останется в аббатстве ― за неподобающее поведение. Но нетерпение испытывала не только Тереза. Спустя минуту она с удивлением обнаружила, что иногда даже старшие монахи не могут похвастаться железным самообладанием. Брат Матиас пролаял всего какую-то пару слов, однако они подействовало на медлительных послушников лучше всякого волшебного эликсира. Они мигом оживились и, неучтиво расталкивая друг дружку локтями, начали забираться в телегу, на дне которой поверх соломы были набросаны удочки и рыбачьи снасти. Когда все расселись по местам, Матиас встряхнул вожжами и звучно причмокнул губами. Двое впряжённых в упряжь меринов грузно тронулись с места, прямо в непроглядную предрассветную мглу.       Тереза прекратила болтать ногами и вся обратилась в слух и внимание: она впервые покидала стены родного аббатства и хотела, чтобы это событие надолго отпечаталось в памяти.       Мерины шумно вздыхали, когда проселочная дорога уходила круто вверх. Их ноздри широко раздувались, исторгая облачка белого пара, который тотчас же мешался с окружающим лошадей туманом и исчезал. Телегу подбрасывало на камнях и рытвинах, как игральные кости: вверх-вниз, вверх-вниз. Оглобли и оси колёс противно дребезжали, от их скрежета сводило зубы.       Тереза слышала, как позади неё послушники стучат зубами от холода и жмутся друг к дружке в поисках тепла. У неё тоже окоченели руки, и посинел кончик носа, но она этого будто не замечала. Тереза плотно укуталась в овчинный тулуп и заворожено смотрела, как клубится вокруг туман, сворачивается в причудливые спирали, словно по чьему-то незримому мановению руки, и плывёт-плывёт перед ней и над ней, как необъятное живое существо.       И ничто, никакие неудобства, не могли омрачить это прекрасное, окутанное вуалью тайны, утро. Лучшее в её однообразной жизни утро.