It's All About Me

У Эшли отличное настроение. Она слишком улыбчива для человека, который изменял, и не просто изменял, а делал это, пока пассия стоит за дверью. То ли это эйфория после самого секса, то ли это Челси действует так. Эшли успевает об этом подумать лишь несколько секунд. Эйфория испаряется, и с появлением на горизонте Моники появляется легкая паника. Может быть, она не до конца осознавала происходящее, а может быть, она просто отупела от влюбленности, но до неё только сейчас доходит вся абсурдность грядущей сцены. Во-первых, разумное объяснение так и не придумано. Во-вторых — внешний вид. Эшли беспокойно трогает свои растрепанные волосы, потом горящие и по-любому красные щеки, но быстро опускает руки, то устраивая их по бокам, то тут же перекладывая на косяк и принимая более непринужденную позу. Эшли видит, как расширяются глаза Лив, что идет совсем чуть позади Моники. Лив поджимает губу, еле сдерживая улыбку, потом, беззвучно широко открывая рот, одними лишь губами произносит: «Вы трахались? Да у тебя на лице написано, что трахались!». Она поднимает руку, показывая указательным пальцем на лицо. Эшли еще шире улыбается, глядя на неё, будто бы глазами передает мулатке электрические заряды, после чего та хихикает. — Ну, вот и Эшли. Я пошла, — она машет Монике, а пока та обнимает Эшли и что-то говорит, Лив опять же только губами даёт понять: «Засос…», — и указывает на свою шею. Глаза Эшли расширяются. «Удачи», — Лив, смеясь, уходит. Эшли быстро отступает, но тут же обнимает Монику, перебивая её речь о том, как та соскучилась. Она судорожно соображает, с какой стороны предположительно может быть засос. Так. Она лежала сверху. Получается… Эшли отстраняется и занимает позицию по правую сторону от Моники, входя с ней в комнату. — Привет, — говорит Моника, замечая лежащую под одеялом блондинку. — Так… Я быстро в ванную. Боже, как я соскучилась. А кстати, что ты делала? И почему ты такая… Уставшая? Просто лицо красное. — Ну… — Эшли чешет затылок, — я бегала. — Куда? Ты же говорила, что соседке помогала. Тебе? Что вы делали? — Моника приближается к Челси, и её лицо меняется: она замечает, что та тоже потрепанная, как и её девушка. — Я болею, — отвечает Челси, — а Эшли проспорила. Она торчала мне десять кругов вокруг корпуса. Ну, типа того. Ты извини, но… Я не хотела откладывать. Моника смотрит на Челси, потом на Эшли, которая тут же натягивает улыбку. — Я говорила, что ты приедешь. Она и слушать не хотела, — подтверждает Эшли. — Ты заставила её бегать. Сейчас? Это что… Не могло подождать вечера, например? И вообще, Эшли, милая, тебе нельзя бегать! — Мне можно, но не быстро. Она меня просто… Уф… — Эшли наклоняется, демонстрируя усталость, — очень загоняла. — Да, я конечно её очень люблю, но спор есть спор, — Челси подмигивает Эшли, но улыбка на лице той замирает. Брюнетка тут же ловит себя на этом и приходит в движение. Эшли чувствует досаду и злость от того, что Челси второй раз уже это говорит. Задолбала. — Я тоже Челси очень люблю, — широко улыбаясь, язвительным тоном говорит Эшли. — Ты в ванную хотела. — Ээ… Да. Здорово. — Моника идет в ванную. Эшли смотрит на свою соседку, которая глядит на неё уже как-то хмуро и будто бы строго. — Что? — выгибая бровь, спрашивает Эшли, совершенно осознавая свою злость, но сейчас совсем не желая ни контролировать её, ни успокаивать себя. — Совершенно не было необходимости паясничать, Эшли, — сухо говорит блондинка. — А что я не так сказала? Кстати, спасибо, — Эшли идет к тумбочке и берет в руки зеркало, — дерьмо, — ругается она, увидев засос ближе к ключице. Она почти бегом добирается до шкафа и ищет что-то, что могло бы прикрыть это место. Надевает рубашку, застегивая её до шеи. — Надеюсь, у вас больше нет планов? — не скрывая раздражения, спрашивает Моника, выходя из ванной комнаты, — потому что я собираюсь забрать свою девушку, которую тоже люблю, погулять. Или ты можешь погулять, а мы здесь побудем. — Тон её звучит грубо, «свою девушку» она подчеркивает, повышая интонацию. Эшли пытается сообразить, что именно её так разозлило, но пока не очень понятно. Может быть эти шутки, а может быть сама Челси. Одним только видом. Моника очень ревнива. Она как-то вскользь спрашивала про соседку, но Эшли всегда удавалось перевести тему. Моника отмечала даже то, что Челси симпатичная, как бы намекая на что-то. Эшли не попадалась на эти уловки. В смысле, что она терпеть не могла любые разговоры, которые приводят к выносу мозга. Всегда проще было дать Монике руку или позволить себя обнимать, чтобы унять её ревность и попытки показать всему окружению, что Эшли принадлежит только ей. Это она и делала сейчас, только в разговорной форме. — Вообще-то я болею, — таким же недружелюбным тоном отвечает Челси, — так что можешь свою девушку, — она так же подчеркивает эти слова, — взять и пойти с ней… Погулять. Моника смотрит на Эшли в поисках защиты. Брюнетка видит на её лице явное возмущение. Эшли слишком хорошо её знает. Эшли правда её считает хорошим человеком, но порой она слишком высокомерна и заносчива. Особенно, когда трогают то, что принадлежит ей. Её вещи, её саму и её девушку. Моника при всем при этом была заботлива, учтива и старалась угодить или соответствовать. Но ни угодить, ни соответствовать не получалось. Они просто были разными. — Она и правда болеет, пойдем, пройдемся, — говорит Эшли. — Хорошо, дорогая, — соглашается Моника, делая к Эшли шаг, а после обнимает её и целует в щеку. — Так скучала по тебе. Давай найдем укромное место. Эшли бросает взгляд на Челси, но теперь она не думает о том, что было бы неплохо, чтобы та ревновала. Теперь она думает о том, что это просто дерьмо полное. Неважно, будет ревновать Челси или нет, — важно то, что именно она себя чувствует стремно. И то, что Челси сжимает челюсть, а под нижней губой проводит языком, лишь заставляет сердце биться чаще от досады, но не от радости, что она наконец получила то, чего так сильно хотела. В комнату стучат, Эшли делает шаг и открывает дверь. Это Лили. Эшли тяжело вздыхает. Вот только её тут еще и не хватало. — Привет, — говорит Лили Эшли, поскольку она первая, кого та видит, и брюнетка закрывает собою обзор. — Боже, чё тебе надо? — Эшли раздражена, готова вытолкать круглолицую и закрыть дверь, но та хватается за косяк и распахивает дверь шире. — Тебе здесь не рады. — Я хотела провести время с твоей девушкой. И вообще, не ты решаешь, — Лили заходит, тут же встречаясь взглядом с удивленным лицом Моники, а после — и с не менее удивленным лицом Челси. — Прости? — брови Моники уже почти у лба. — Кто ты такая? И с чего вдруг мне с тобой время проводить?! — Охренеть, — шепчет Эшли, закатывая глаза и отворачиваясь в сторону Челси, которая закрывает одеялом рот, явно скрывая улыбку, но по ней и так видно, что она держится из последних сил, чтобы не заржать. И Эшли знает, что смех этот был бы истерическим, потому что она чувствует то же самое. Боже, как же это… Тупо! — Я не про тебя, я про Челси, — хмурится Лили, изо всех сил соображая, что происходит. — Ну конечно! — Эшли прикрывает руками лицо, тяжело и обреченно вздыхая, а после смеется, — Лили, иди на хер отсюда, — она грубо выталкивает её из комнаты. Закрывает дверь и прижимается к ней спиной. — Какого чёрта, Эшли? Челси вылезает из-под одеяла и хочет что-то сказать, но её перебивает голос Лили за дверью. — Кстати, Эшли, — слышится из-за двери, и брюнетка улавливает в этой интонации нотки полного дерьма: круглолицая полностью осознала ситуацию, и сейчас её рот никто не заткнет, — я говорила про твою вторую девушку. Челси, я подожду тут, когда ты будешь одна. Эшли не смотрит на Монику. Не может. Вообще-то она была уверена, что решит эту ситуацию, соврет что-то, но… Хочет ли она это делать? Именно это чувство неуверенности в том, как именно она хочет разрешить происходящее, и заставляет её зависнуть в собственных ощущениях. — Что это значит? — спрашивает Моника. — Ты с ней… То есть, ты… Ты мне пишешь, что любишь меня и скучаешь, а сама с ней? Эшли, я ничего не понимаю. Челси вскакивает с кровати. Она в одних трусах и короткой майке пересекает комнату, отпихивает Эшли от двери и, широко открывая её, кричит: — Лили, ты не могла бы отъебаться от меня, ты реально меня уже достала! Идите, гуляйте, что встали?! — Это она уже обращается к парочке, что стоит почти вплотную к ней. Она переводит сверкающий взгляд на Монику, — и да, Эшли не моя девушка. Это я тебе на всякий случай говорю, а то у тебя такое лицо бледное. Любит она тебя, не парься. Про отношения она сказала, чтобы от меня сталкерша эта отстала. А теперь пошли вон отсюда. Я болею, мне нужен покой. Эшли сглатывает. Моника выходит первая. — Я сейчас, — говорит ей Эшли, — только мобильник заберу. — Она прикрывает дверь и не двигается: она смотрит на Челси. Только взглядом спрашивает: что происходит? — Уходи, — тихо говорит Челси. Губы Эшли вздрагивают, она хочет что-то сказать, но не знает что. Челси из-за неё так? Или её просто всё это достало? А это важно вообще? Блондинка идет к тумбочке, берет телефон своей соседки и возвращается, а Эшли все еще как рыбка то открывает, то закрывает рот, пока наконец не выговаривает: — Прости. — Бог простит, — отвечает Челси, грубо прижав телефон к груди брюнетки, который та тут же перехватывает рукой. — Проваливай.