Я, есть, истинный демон.Грешник в гуще Рая.

Вдруг, одеяло отбирают. Можно услышать тихое «нет» и почувствовать еле-заметное сопротивление. На его глазах мокрое место, и он обнимает свою же грудь, пока его несут в ванную. Он стесняется взгляда мужчины, так что закрывает свои глаза, ибо не может сокрыть тело. Он в ванне. Водичка. Адэм тут же начинает себя умывать даже до того, как ему дают средства. Он прекрасно понимал, что это подачка и что он должен быть за неё неимоверно благодарен. Все другие люди в подвале лежали постоянно наполненные, укрытые и умытые спермой. Валентин благодарен. Его торопят. Он тут же переходит вниз, опуская свой красный нос со взглядом в воду, пальцем пытаясь вычистить свой анус. Было больно и Адэм от этого издавал тихие звуки, но после он все же закончил и промыл голову. Его отнесли обратно, одели, укрыли. Мама — всплыло в голове. Его мать так о нем заботилась. Но никогда она не смела обижать безгрешное тело. Стало обидно вновь. Демон собирается уходить, а в комнате темно. Священник автоматом хватается за чужую руку и пытается его остановить, но прикрывает это фразой: — Накажет тебя бог за твои деяния. И тут ответочка. Валентин чувствует мурашки по коже и то, как его лицо алеет. Он сжимает губы и опускает взгляд. Сложно признать, но это было правдой. — Они намного лучше. Ваши наказания приятны, а его наказания жестоки. Но ваше наказание — это грех, осквернение тела моего, а я. не люблю грехи. Бормотал он это себе под нос, пока сжимал руку демона в своей и от спокойствия засыпая. Вскоре, юноша уснул крепким сном и обнял одеяло, не отдавая руку демона хозяину.Сжимая ее возле своей щеки, обнимая как угодно, лишь бы остаться с его теплой рукой как можно дольше. С утра, священник чувствовал ужасную боль внизу копчика. — Ааа. как же горит. Тихо шепчет он, прижимая колени к своей груди. Его блондинистые волосы высохли, а он лёг, как на фотографии его внешки, устремляя свой взгляд в потолок и задумываясь над собой и тем, что было вчера. — Мне ведь не должно быть хорошо от греха. Мужчина слушал его и просто стоял во тьме ночной, вскоре мальчишка заснул. Наступает долгожданное утро, демон уснул рядом с тем, ведь так и не смог отвоевать свою бедную руку, которую сжали и отдали вообще. Он помнил его слова, наказания от демона ему приятны, немного становиться смешно, когда вспоминаются эти слова. Демон перевернулся на другой бочок, ближе к юноше, он все-равно не контролирует это, одна рука находилась почти рядом со священником, а другая возле собственной груди. Ичиго приоткрыл свои ясные, как белые облака глаза, увидев перед собой этого священника. Он посмотрев на него сразу привстал и протер свои глаза, нервно ища своей рукой очки, вскоре он их нащупал на тумбочке. Взял их и надел на себя, наконец-то его зрение стало нормальным, он встает со своей кровати и окинул его взглядом, он заснул рядом с ним, поморщился еще немного и стал собираться. Нужно поехать в город, а там разобраться с некоторыми людьми, он делал все быстро. Покои покидает этот демон. Пора бы уже подняться с кровати и идти что-то делать с тем фактом, что его бедных поданных сейчас насилуют эти грязные извращенцы и грешники. Стоило же Валентину произвести малейшее телодвижение, как ужасная боль пронзила его спину и ноги. — Неужели похожую боль ощущают жены адамов, когда пытаются зачать ребёнка? Священник снова ровно лёг и глубоко вздохнул, поправляя футболку на своём торсе. — Дай господь мне сил справиться с этим демоном. Шёпот эхом разнесся по комнате и напуганный одиночеством священник накрыл себя с головой. Хотелось умереть. Избавить себя от лишних страданий. Хотелось просто взять и оборвать нить своей жизни. Но этого священник ни в коем случае не сделает, пока верит, что грехи — отвратительны. А если и разуверится в этом, то жизнь его станет сладкой. Намного слаще нынешней. Ведь он получит право наслаждаться. Время близилось к вечеру. Боль отступала. Священник спокойно уже ходил по комнате туда-сюда и иногда перед окном молился. Успел и зубы почистить, и лицо умыть, и побриться. И побриться не только в бороде. В конце концов, священник взял уголёк, что нашёл в комнате, и начал рисовать что-то. Но, на своё же и всеобщее удивление, нарисовал он не экзорцистическую штуку, а портрет того демона в ночи, когда стоял он перед окном. И подписал он это «любовь ко тьме не отменяла тягу к свету, и наоборот» Убрав уголёк и отмыв руки, блондин сел на подоконник и стал ждать прихода того демона, кого сейчас почему-то не хватало. Очень странно. О чем священник думал? Демон находился снова в каком-то здании и вернулся к вечеру, стемнело и стало немного холодно, он закутался в свой любимый, черный, как ночь, пиджак и отправился домой. Он не поехал, он лишь пошагал по привычным ему дорогам, вскоре уже стоял на пороге своего дома и спустился сразу вниз. Он стал смотреть что произошло с его «заключенными», у них у всех уже был синдром, они хотели лишь одного, у него получилось их сломать до конца. Больше никто не молился, а охранники стояли и молчали, а те просили лишь одного. Демон насмотрелся этого вдоволь, поднявшись наверх, он зашел в свою любимую спальню, где всегда было тепло. Помниться недавно он обещал мелкому, что тот будет в своей камере сидеть, но сейчас такое желание у него отпало. Мурашки прошлись по телу, когда тот наконец-то посмотрел на него, мужчина не подал этому вида. Он глядел на блондина и молчал, вскоре он осмелился и сделал первые шаги к нему, подойдя к парню, который сидел на подоконнике. Демон посмотрел в окно и спокойно вздохнул после чего придвинул его к себе, приобняв за плечи и показывая пальцем куда-то вдаль, а после начинает шептать ему на ушко: — Священник, а ведь твои люди сломались, каждый стал грешником, и никого больше нет (имеется ввиду, людей, которые не сошли с ума там внизу). — После чего демон продолжил свои сладкие речи. — Ты все еще верих в них? — Спросил тот, риторический вопрос демона. Он повернул его лицо к себе, беря пальцами его за подбородок и поворачивая строго к себе. Он всматривается в его глаза, видя в них многое, это чувства человека — эмоции. После этих слов, Акумаши, осторожно отодвинул прядь его волос, заставляя сердце забиться в бешеном ритме. Во взгляде мелькнула нехарактерная для него, всегда — по-мнению каждого человека, серьезного и немного неразговорчивого, нежность. И, не удержавшись, Акумаши первый потянулся к его губам. Трепетно касаясь манящих и столь желанных губ, рука постепенно уже покрывала затылок пленника. Поза была немного не удобна для Адэма, Игараси заметил это и наклонился к нему, обнимая его за талию. Игараси не замечал, как из щелей деревянных окон просачивался холодный ветерок, жалящего кожу, — ведь на душе было как никогда тепло. Они целовались мимолетное видение, да и воздуха им достаточно, ведь дышать можно в поцелуе хоть час. При поцелуе не кончается воздух в легких, люди не задыхаются! Взгляд у демона — был ласковый, влюбленный, спокойный. А движения его рук и языка, осторожные и неспешные, он даже как-то стеснялся прикасаться к нему. Вот что именно показалось священнику. Адэм испытывал множество чувств в этот прекрасный момент: влюбленность, которая перерастало в возбуждение, прекрасное наслаждение, нежность, удовольствие, ну и конечно любовь. Вскоре их долгий поцелуй прекратился, Адэм приходил в себя, но эти прекрасные чувства остались у него в памяти. Его края губ были приподняты в улыбке, он держал эти руки на себе и мог стоять часами так, лишь бы с ним. И кто мог подумать, что демон станет тянуться к своей жертве? Быть с ним ласковым и добрым, хоть иногда? А иногда вовсе сбивать всех с толку. Любовь — одним словом.

Жизнь — это комедия, сочиненная писателем-садистом.