Ничего хорошего на том краю далекой Галактики

Деревня затерялась среди густых лесов и мглистых гор. Людям здесь приходилось тратить много сил на то, чтобы отвоевать плодородную землю у леса, и здешний народ был крепок, суров и скор на расправу. Долгие зимы и темные ночи способствовали появлению множества мрачных сказок и историй, которые люди пересказывали друг другу сидя у огня. Здесь редко появлялись чужаки, а если и появлялись, то люди относились к ним подозрительно. Рей жила на самом краю деревни вместе с отцом. Их дом не был большим, но был крепким. В колодце всегда была чистая вода. Рей поддерживала порядок в доме, кормила кур и свиней, ухаживала за ними и за огородом, пока её отец был в отлучке. А отлучался он постоянно, потому что он был охотником — одним из тех, кто охотился не ради наживы и ценных шкур (хотя их было в доме достаточно), а для того, чтобы держать страшных лесных зверей подальше от деревни. Свирепые и огромные кабаны, лоси с мощными рогами, волки, умные, почти как люди — все они боялись охотника. И Рей не соврала бы, если бы сказала, что боялась его тоже. Боялась не так, как боятся разбойников, или хищных зверей, или дурного глаза. Этот страх был другим. Он был пропитан благоговением и любовью, потому что Рей в самом деле любила своего отца. Они были совсем не похожи: Кайло Рен был бледен и темноволос. В их хижине, украшенной шкурами зверей и ловцами снов, которые делала Рей, он почти доставал головой до потолка. Рей же легко загорала за короткое лето, ее кожа была усыпана веснушками, а волосы были каштановые. Она не знала своей матери: на все вопросы охотник отвечал, что та умерла, когда Рей была совсем ребёнком, и все, что она оставила Рей после себя — приметное родимое пятно на правой руке. А если Рей продолжала досаждать ему вопросами, он мрачнел, и это было знаком прекращать разговор. Как и все родители, он считал, что розги не портят ребенка, хотя поднимал на Рей руку гораздо реже, чем иные родители на своих детей. Лето было жарким, богатым и на дожди, и на солнечные дни. Урожай выдался обильным, и к приходу осени вся деревня была погружена в работу: собрать его, заготовить, сделать запасы необходимого для долгой зимы. Лесные звери, нагулявшие за лето жирок, становились лакомой добычей. Праздновались свадьбы. И в первую ночь осенних заморозок, когда гуляли свадьбу в доме Кайдел, подруги Рей, случилось несчастье. Её жениха нашли разорванным почти у порога дома — под прикрытием темной осенней ночи что-то проникло на двор. Что-то — потому что это был непростой зверь. Все знали это, ведь жили рядом с лесом. Веселье ушло, улыбки с лиц будто смахнуло невидимой рукой. Выходя на работу в поле и на опушку леса, люди опасливо оглядывались, и кто-нибудь один всегда был на страже. Зато у охотников наступил жаркий сезон. Отец Рей почти не бывал дома. Рей привыкла подолгу оставаться одна, но теперь она все чаще тревожно посматривала в лес. Многое менялось в ней, и она с трудом привыкала к этим изменениям. На её сердце было тяжело и горько, потому что она, как и Кайдел, искренне горевала о женихе той, ведь тоже была в него влюблена. Чем темнее и длиннее становились ночи, тем хуже спала Рей. Дом без отца казался ей чужим, и все чаще её посещали мысли о том, что он может не вернуться. Приближался день поминовения предков. Погода испортилась, зарядили дожди. Охотники все чаще возвращались из леса мрачные, с пустыми руками. Вся дичь и звери будто ушли, и все, что они находили — лишь следы пиршеств того необычного зверя. — Их было много здесь когда-то, — сказала Рей Маз Каната. Она тоже жила на отшибе и слыла ведьмой, но Рей точно знала, что ничего такого за Маз не водилось. — Они жили целыми семьями в нашем лесу, и, говорят, когда-то даже выходили к людям. — Ты хотела сказать «стаями», — поправила её Рей. — Да нет же, я сказала то, что хотела сказать. Это у волков стаи, — возразила Маз. — А у них были семьи. Какой волк пойдет к людям, когда в лесах полно дичи? Какой волк сумеет открыть калитку? — Это все слухи, — упрямо сказала Рей. — Он нашел другой путь где-то под забором или над ним. — Может и так, — кивнула Маз. — А может, что следы, которые нашел во дворе бедный тесть, походили на волчьи лишь отдаленно. Рей поежилась, но про себя сказала, что Маз любит сказки и от возраста путает их с жизнью. Её отец вернулся вечером, уставший и заросший бородой. Он бросил грязные вещи у порога, а сам пошел умываться. Рей торопливо накрыла на стол и села, ожидая его. Когда отец вернулся, он приступил к еде, ни говоря ни слова. К этому моменту неизвестный зверь разорвал уже десятерых. Они долго молчали. Наконец Кайло Рен заговорил первым. — Будет праздник поминовения, — сказал он. — Не ходи и сиди дома. — Но все же собираются вместе, — робко сказала Рей. — Так безопаснее… — Ты слышала, что я сказал? Останешься дома. — Что это за зверь? — спросила Рей тихо. — Это не зверь, — ответил Рен. — Ты поймаешь его? — Мне придется. Он снова замолчал. Раскурил свою трубку, и Рей торопливо встала из-за стола чтобы принести ему немного вина. Мимоходом скользнув по ней взглядом, отец нахмурился. — Что-то изменилось? — спросил он. — Пока меня не было. Ты выглядишь бледной, ты заболела? — Нет, — торопливо ответила Рей. — Я просто волновалась за тебя. Но теперь ты здесь, и все хорошо. Кайло Рен не ответил. Они закончили ужин в молчании и принялись укладываться спать. Очень скоро догорели лучины, а Кайло потушил пальцами единственную чадящую свечку. Едва теплился огонь в очаге. Рей лежала на лавке под богатыми шкурами, которые сделали бы честь любой королевской мантии, и неотрывно смотрела на отца в темноте. «Мне страшно, — хотелось сказать ей. — Останься со мной». Но она знала что послезавтра, самое позднее — через три дня отец снова уйдет в леса. Она могла бы уйти с ним. Она умела ставить силки, даже могла поставить капкан. Она умела стрелять из громоздких ружей. Очень хотелось ей убежать из деревни, попавшей под пристальное внимание монстра. *** Утром Рей вышла умыться. Вода в большой бочке покрылась тонким ледком, и его пришлось разбить. Было холодно, изо рта шёл пар, и Рей торопливо набрала воды, чтобы умыться дома. Там, воровато оглядываясь, чтобы убедиться, что отец ещё спит, она спустила с плеч рубашку и принялась обтираться водой, ежась от холодных прикосновений. Тусклый свет вливался внутрь сквозь маленькие окна. Стояла тишина. Что-то заставило Рей обернуться: может случайный скрип — и она увидела отца. Приподнявшись на одном локте, он не отрывал взгляда от её фигуры, освещенной бледным утренним светом. С тихим возгласом Рей немедленно натянула рубашку на плечи и вновь боязливо уставилась на отца. — Ты не могла подождать, пока я уйду? — спросил он сердито. — Хоть я и твой отец, негоже раздеваться в одной комнате с мужчиной, если он тебе не муж. — Извини, — пробормотала Рей, опуская взгляд. — Я не подумала. Но ведь взгляд, который она поймала на себе, был совсем не осуждающим. Совсем. Рей вспомнила, как Маз рассказывала ей о королях, которые брали в жёны собственных дочерей, если их матери погибали, не родив наследника. Мог бы её отец жениться на ней? Он совсем молод. Женщины заглядывались на него. Вдова Фазма, известная своим дерзким нравом и тесными отношениями с собственным пасынком, не раз сопровождала мужчин на охоте. С большим удовольствием она охотилась и с отцом Рей. Рей потерла лоб. Глупые мысли. Что на неё нашло? Но разве был ещё один человек во всем свете, которого бы она так любила? Был, и теперь он мертв. Похоронен с отрубленной головой, уложенной в ногах, чтобы не восстал злым духом, пьющим по ночам кровь. Теперь отец был всем, что у неё оставалось, и Рей так боялась потерять и его. — Присоединишься ко мне на празднике поминовения? — спросила её Маз, когда Рей зашла к ней, чтобы обменять куриных яиц на молоко. — Старый Кин звал к себе. Да и сын у него хорош собой, хоть ростом не вышел. — Нет, — Рей покачала головой. — Отец запретил мне выходить из дома в эту ночь. Маз нахмурилась. — Плохо дело, — сказала она. — Разве он не знает, что в эту ночь никто не должен остаться один? Злые духи только и ждут этого. — Огонь будет гореть всю ночь, — заверила её Рей. — У нас есть свечи и полынь. Но Маз продолжала хмуриться. — Он всегда чересчур оберегал тебя, но здесь зашел слишком далеко, — сказала она, как будто бы для себя. — С тех пор, как он вернулся из того похода, он стал совсем на себя не похож. Вечно мрачен и угрюм, даже больше чем прежде… — Из какого похода? — спросила Рей. — Я не говорила тебе? Когда-то давно жители нашей и ещё двух деревень собрались, чтобы изгнать других зверей, — ответила Маз. — Твой отец был ещё мальчишкой и присоединился к своему отцу, твоему деду, в этом походе. Их не было больше года. Многие решили, что они умерли или подались в бега, или стали матросами. Но постепенно они стали возвращаться, хоть и не все. Твой отец вернулся одним из последних и принёс тебя с собой. Его отец погиб тогда. Тебя выхаживала его мать, и это задержало её на этом свете немного дольше. А сам Кайло с тех пор чаще бывал в лесу, чем в деревне. Но он никогда не нарушал традиции, — Маз подняла палец. — А день поминовения — это традиция. Это важно. — Я попробую сбежать, — сказала Рей. — Если его не будет. А утром вернусь. — Негоже обманывать отца, но это верная мысль, — сказала Маз и добавила: — Никто не должен быть один в эту ночь. Отец ушёл днем, а вечером, пока еще не успело стемнеть, Рей прихватила с собой угощение для живых и мертвых и выскользнула со двора. Дома у Кинов было людно: в большую комнату втиснулись все, кто мог, расселись за столами. Жалобно плакала скрипка, на которой играл Кин-младший — он обучился этому, пока жил в городе с отцом на заработках. Скрипке вторила простая флейта, но этих звуков было достаточно, чтобы начались танцы. Были высказаны все благодарности, помянуты все имена и началось веселье. Пока за окнами сгущалась осенняя тьма, внутри было тепло и светло. Но в разговорах подвыпившие люди не могли избежать мрачной темы, которую обычно старались обходить. — Раньше их было много в наших лесах, — заметил старый Кин. — Странных зверей. — О чем ты говоришь, па? — вмешался один из его младших сыновей. — О том, кто жрет наших людей, дурень! — возразил ему другой и толкнул его в плечо так сильно, что тот чуть не слетел со скамьи. — О волках что ли? — Какие волки! Волчьих следов в округе уже месяц как не видели… — Те звери ходят на задних лапах, как люди, — важно изрек Кин, чтобы прекратить спор между сыновьями. — Те звери могут выглядеть как люди, — возразила Маз. — Могут, — Кин не стал спорить. — Но у каждого есть метка. По ней их и можно узнать. Когда они как люди, они совсем беспомощны. Их легко можно убить. — Так это… оборотни? — спросила Рей. Слово пришло к ней на ум откуда-то извне. Она знала его, но никогда не слышала, как кто-то из знакомых употреблял его в разговоре. Все, кто был рядом с ней тут же умолкли, словно кто-то по волшебству лишил их голоса. — Мы не произносим этого слова, — сурово сказала Маз. — И других тоже. Иначе ты позовешь его. — Поздно беречься, — мрачно сказал один из стариков. — Волкодлак уже здесь. На него тут же зашикали, и он, крякнув, опрокинул в себя кружку пива. Ранним утром, когда небо было ещё темно-синим, и лишь где-то за лесом начало светлеть, Рей вышла из дома Кинов и поспешила домой. Маз предлагала ей остаться, как осталась сама, но Рей отказалась. Ей нужно было домой. Где-то в деревне звонко пропел первый петух. Рей, ежась, шла быстро, почти бежала. Было холодно, и её дыхание свивалось паром. Войдя во двор, она заперла скрипнувшие ветхие ворота и поспешила домой. Там было теплее, несмотря на то, что очаг никто не топил, вчерашнее тепло ещё не ушло. Рей присела на колени возле него, чтобы раздуть угли, но едва не подпрыгнула, когда за её спиной зазвучал голос: — Я ведь запретил тебе ходить куда-либо. — Отец! — воскликнула Рей, обернувшись. — Я думала, что ты на охоте… — Я вернулся, — Кайло Рен медленно поднялся со своего места и подошел ближе. — Передумал. И что же я обнаружил? Пустой дом. Рей опустила голову. — Прости меня, — пробормотала она. — Я… не хотела оставаться одна. Если бы… — Если бы что? — спросил отец. Рей резко подняла голову и посмотрела на него. — Если бы ты остался дома на эту ночь, я осталась бы тоже! — сказала она. — Никто не должен быть один в ночь поминовения. — Тем не менее, ты нарушила мой запрет, — заметил Рен. — Разведи огонь и вскипяти чайник. Я подумаю о твоем наказании. Рей подчинилась. Небо за окном постепенно светлело. Когда солнце поднялось, стало ясно, что ни угощение, ни молитвы, обращенные к предкам не помогли. Зверь совершил новое нападение. Ранним утром он подкараулил двоих, шедших от Кинов, и разорвал их. Уныние опустилось на деревню. Никто не смеялся. Дети сидели по домам. А охотники вновь собрались в леса. С ними собирался и Рен. Когда Рей вызвалась помочь ему собраться, он отказался. — Собери-ка лучше свою сумку, — сказал он. — Потому что ты идешь со мной. Рей обрадовалась, но тут же устыдилась этой радости. Собирая необходимые вещи, она размышляла, что хоть и в лесу было опаснее, оставаться в оглушенной горем и страхом деревне у неё не было сил. *** Они вышли днем. Не так рано, как обычно выходил отец, хотя Рей ожидала, что он разбудит её затемно. Они углубились в лес по протоптанной тропе, которая постепенно становилась всё уже, все менее заметной, а потом и вовсе превратилась в едва видный путь между деревьев. Кайло Рен шёл впереди, а Рей шагала следом. Она могла бы идти первой. Рей гордилась тем, что ориентируется в лесу так же хорошо, как отец, хотя бывала там реже. Она подмечала все тропы, все звериные следы, зарубки, оставленные на деревьях, и сломанные ветки. Она шла по нему, как по широкой деревенской дороге. Вышло солнце, и лес, потерявший большую часть своей листвы, стоял светлый и прозрачный. Где-то перекрикивались птицы. Ветер шумел в кронах. Рей показалось, что даже отец стал не так мрачен. — Сначала проверим капканы, — сказал он. — А потом дойдем до хижины. Нужно успеть запасти дров до темноты. Рей кивнула. Зачарованная красотой засыпающего леса в последних солнечных лучах, она забыла, зачем они здесь. Большинство капканов оказались пусты. В один попался олень, но его успели обглодать. Увидев следы, отец нахмурился. Он долго ходил вокруг, внимательно оглядываясь, а потом сказал Рей, что пора идти к хижине. Они снова двинулись в путь. Солнце спряталось за тучами, и тут же стало холоднее. Молчание давило на Рей, и она заговорила, вспомнив кое-что, о чем рассказала ей Маз. — Почему ты никогда не рассказывал мне про деда? — спросила Рей. — Не говорил, как он погиб. Кайло помрачнел. — Тут не о чем говорить. Мы отправились на охоту. Нашли логово зверей. Я замешкался и умер бы, если бы не он. Он умер вместо меня. Рей прикусила губу. Кайло ускорил шаг, и отведенная им в сторону ветка едва не хлестнула Рей по лицу. — Подбирай сухие ветки, какие увидишь, — бросил ей Кайло через плечо. — Я пойду вперед. Рей нагнала его у хижины, неся полную охапку сухих веток. Эту хижину построили давно, в ней часто оставались с ночевкой охотники. У стены были сложены наколотые дрова. Дверь была открыта. Внутри вдоль стен были сколочены лавки и покосившийся старый стол. Зайдя внутрь, Рей сложила ветки у грубо сложенного очага и вопросительно взглянула на отца. Он сидел за столом и чистил ружье. К стене был прислонен арбалет. На столе лежал заяц — должно быть, отец по пути проверил силки. Без лишних понуканий Рей взяла зайца и пошла наружу. Когда стемнело, в очаге уже горел огонь, а на вертеле запеклось мясо. Рей с отцом молча поужинали, придвинув лавку поближе к очагу. Хоть хижина и была небольшой, от стен тянуло холодом. Понадеявшись, что после ужина отец станет благодушнее, Рей вновь начала: — Как он умер? — спросила она. Кайло мрачно уставился на неё, и было что-то в его взгляде, от чего Рей захотелось сжаться. Она подумала: «Вот, сейчас он точно ударит меня», но Кайло отвел взгляд и посмотрел в огонь. — Прости, — тихо сказала Рей. — Я увидел детеныша, но не смог заставить себя убить его, ведь он был беззащитен, — сказал Кайло, не глядя на неё. Блики от огня отражались в его темных глазах. — И, пока я колебался, его мать подкралась сзади. Мой отец увидел её и успел принять удар на себя. — Мне жаль, — тихо сказала Рей. — Я не должна была спрашивать… Кайло не ответил. Вместо этого он подбросил в огонь ещё одну ветку, зябко поводя плечами, словно ему было холодно. Подумав, Рей стащила с плеч свою накидку и набросила её ему на плечи. — Мне не холодно, — пояснила она, усаживаясь ближе к нему, и давя в себе нестерпимое желание прижаться к плечу отца. *** Три дня они провели в сторожке, разведывая окрестности, ставя силки и капканы. И те, и те зачастую оставались пустыми. Рей не замечала ничьих следов: лоси и кабаны будто ушли из леса. Даже зайцы не показывались. Зато на тропах часто встречался неизвестный ей, крупный след, похожий на волчий. Встречая его каждый раз, отец мрачнел. Заметно похолодало. Небо посерело, низко нависло над лесом. Облака были плотные, и Рей побоялась, что пойдет снег. Ночью она попросилась лечь рядом с отцом, чтобы было теплее, но вместо этого получила сердитую отповедь. Но на следующий вечер, когда в воздухе закружились первые редкие хлопья снега, он изменил своё решение.  — Возможно придется вернуться, — заметил отец, когда они готовились ко сну. — Ты одета слишком легко. — Ничего, я только ночью мерзну, — возвразила Рей. — Пожалуйста… разреши мне лечь рядом? Кайло будто запнулся. — Можешь… лечь рядом, — наконец сказал он, хмурясь. — Спасибо! — искренне сказала Рей. Они устроились рядом — Рей ближе к огню, а Кайло за её спиной. Но Рей повернулась к нему, прижавшись ближе, одновременно пытаясь натянуть и на него свою накидку. — Ты замерзнешь, — сказала она. — Пожалуйста, не отодвигайся. Кайло замер. Наконец Рей укрыла их обоих, натянула накидку ему на плечи и ненадолго задержала руку, глядя на отца. Он упрямо не смотрел на неё, словно Рей тут не было. Прикусив губу, Рей осторожно провела ладонью по его заросшей бородой щеке, и Кайло молниеносно среагировал, шлепнув её по ладони. — Что ты делаешь? — резко спросил он. — Проверяю, не холодно ли тебе, — ответила Рей. — Прекрати! — сказал отец. — Зачем ты… поступаешь так! — Я забочусь о тебе, — тихо сказала Рей. — Но, если ты не желаешь, я больше не буду. Она опустила взгляд и убрала руку. Отец шумно вздохнул, а потом сам пододвинулся ближе. — Прости меня, — сказал он. Его дыхание согревало, и Рей обняла его, спрятав лицо у него на груди. — Рей, — тихо произнёс отец. — Моя Рей… Он прижался горячими губами к её лбу, и Рей вздрогнула. Что-то сжалось внутри неё в непонятной истоме от этого прикосновения. Это лишь отчий поцелуй, от чего ей так сладко и горько одновременно? — Отец, — тихо вздохнула Рей, не удержавшись, и Кайло прижал её к себе ещё крепче. — Зачем, зачем ты делаешь это со мной? — повторил он, покрывая поцелуями её лоб и щеки. Когда его губы коснулись наконец её губ, Рей затрепетала. Её словно била лихорадка, и этот поцелуй, грубый, жаркий, распалил её ещё больше. — Отец, — выдавила Рей. — Отец, — повторила она, покуда он целовал её плечи и шею, и сжимал её грудь. Он заставил её перевернуться на живот. Рей почувствовала, как отец задирает её юбки, и подалась ему навстречу. Она должна была быть испугана, но вместо этого её охватила жажда. Ничего на свете она не желала больше, чем этих прикосновений, жарких и любящих. И когда её отец вошёл в неё, Рей вскрикнула — не от боли, но от радости. Томящее чувство внутри неё сменилось чем-то новым. Каждое движение отзывалось внутри волной удовольствия, и Рей не сдерживала себя, зная, что их никто не услышит. Их накидки и меха давно соскользнули на пол, воздух наполняли звуки жаркого дыхания и шлепков кожи о кожу. Рей стонала, Рей звала отца и повторяла его имя, он повторял её, как заклинание: Рей, Рей, моя Рей… Когда, утомленные они снова улеглись рядом, вплотную друг к другу, обнявшись, Рей с ужасом и радостью поняла, что не желает ничего другого. Отец всегда был для неё всем. А она могла бы стать всем для него. Им никто больше не был нужен. Следующим утром, когда начало светать, они снова засобирались в лес. Кайло Рен ни жестом, ни словом не показывал, что вчера произошло что-то необычное. Рей же чувствовала распирающее изнутри желание заговорить. Понять, что произошло вчера. Понять, останется ли это с ними надолго. Она поймала отца за рукав, и, когда он обернулся, хмуро глядя на неё, смело начала: — У тебя здесь что-то… — и провела пальцами по его щеке. В первое мгновение отец выглядел так, будто хотел отстраниться. Будто хотел оттолкнуть её. Он схватил Рей за плечо и подтолкнул к столу. Но он ничего не сказал, не обругал её, хотя Рей этого боялась. Зажав ее между столом и собой, Кайло поцеловал её, так же жарко, как и ночью, и Рей растаяла в одно мгновение. Она целовала его в ответ, не решаясь сделать хоть что-то. А Рен усадил её на стол, привычным жестом задрал юбки, и дрожь предвкушения сотрясла Рей. Все эти поцелуи, все решительность и твердость — все это было лишь для неё. Её имя отец повторял. О ней думал. А она — о нем. *** Они вышли позже, и поначалу Рей решила, что отец недоволен именно этим. Хотя он сам задержал их — мелькнула у неё самодовольная мысль. Сегодня они ушли далеко, достаточно далеко, чтобы вернуться затемно. Эта вылазка, как и предыдущие, была совершенно бесплодной, и когда отец решил возвращаться, у Рей возникло дурное предчувствие. Оно лишь усилилось, когда она поняла, что он ведёт её кружным путем — все же Рей ориентировалась в лесу лучше, чем дома. Но когда она задала вопрос, отец огрызнулся с мрачным видом, велев ей помалкивать и шагать. Сказал, что знает дорогу. Разумеется, они не успели до темноты, не прошли и половины пути, и отец решил заночевать прямо в лесу. Они собрали валежника для костра, устроились возле огня. Отец был мрачен. Рей хотела подсесть к нему, прильнуть к нему, но каждый раз натыкалась на его взгляд, как на стену. — Что не так? — наконец спросила она. — Почему мы ночуем здесь? — Ты предпочла бы идти в темноте через наш лес? — резко спросил отец. — Да, — ответила Рей с вызовом, но продолжила мягче: — Скажи мне, что не так. — Ничего! — отрезал отец. На ужин у них были хлеб и полоски вяленого жесткого мяса. Рей быстро управилась, а отец будто и не ел вовсе, неотрывно глядя в огонь. Он становился все мрачнее, и Рей не решилась обращаться к нему больше. Вместо этого она убрала остатки еды, как следует их укрыв. Мало ли, кто может выйти на запах? Даже если непростые звери разогнали всех в лесу, следовало быть осторожными… Но обернувшись, Рей увидела нацеленный в неё арбалет. Отец стоял, выпрямившись во весь рост и их разделял костер. Блики пламени весело играли на металлическом наконечнике стрелы и оковке арбалета. Рей попробовала сделать шаг, и острие качнулось, по-прежнему указывая ей точно в грудь. — Я должен был убить тебя шестнадцать лет назад, — сказал Кайло Рен. Рей замерла, глядя не на направленный в неё арбалет — в лицо отца. По его щекам текли слёзы, блестящие в свете костра. — Я не должен был приводить тебя сюда. Вместо этого я навлек проклятье на всех остальных. — Отец, — выдавила Рей, но он оборвал ее: — Заткнись! — Прошу… — начала Рей, но замолчала, увидев, как исказилось лицо отца. Она могла бы попытаться сбежать. Она сбежала бы, ведь она знала этот лес, чувствовала его… Но куда ей было идти? Был ли смысл жить без него? Он дал ей жизнь, значит он мог забрать её. Это было его непреложное право. — Отец, — слабо выдавила Рей, тяжело сглотнув. Сложно было подготовить себя к тому, что произойдет, невозможно. И в глубине души Рей надеялась, что он передумает. Он же всегда был с ней, он должен передумать… В тени за спиной отца она заметила движение. И когда кто-то вышел на свет костра, Рей окаменела. Это был волк, но он шёл на двух лапах, как человек. Лапы у него были непропорционально длинными, туловище — странным, но это был волк. Рей глубоко вздохнула, глядя на волка расширившимися глазами — все происходило медленно, словно само время сбавило свой шаг — и вскрикнула: — Берегись! Арбалет в руках отца дрогнул, когда он обернулся, и в этот момент чудовище напало. Рей бросилась ему наперерез раньше, чем сумела осознать это. Она не успела, и зверь, уйдя от выстрела, одним ударом выбил арбалет у отца из рук и повалил его на землю. Рей подхватила горящую головню из костра и что было силы огрела ею зверя. Завоняло паленой шерстью, а зверь, взвыв, выпрямился, взмахнув лапами, будто пытался дотянуться до обожженного места. А потом он взглянул на Рей с человеской злобой в звериных глазах и бросился на неё. Он замахнулся лапой, и Рей закрылась руками, не размышляя. Руку обожгло болью, а следом что-то тяжелое, пахнущее лесом и псиной пригвоздило её к земле. Рычание раздалось совсем рядом, клацнули зубы, а следом раздался выстрел. Зверь снова взвыл, отступив от Рей, и уже она ударила его, метя в мягкий, ничем не закрытый живот. Она знала куда бить — знание появилось откуда-то изнутри, как её умение ориентироваться в лесу. Ее пальцы вонзились в заросшую шерстью кожу с неожиданной легкостью, проникли дальше. Рей чувствовала край кожи под пальцами, чувствовала, как влажно пульсирует то, что за ней. И она схватила это, сжав в кулак. Зверь взвыл от боли. Тяжелая лапа обрушилась на Рей, отталкивая её, послышался треск одежды, но зверь не смог прорвать плотную охотничью куртку. Снова грянул выстрел, и зверь тяжело обмяк, навалившись на Рей. Отшвырнув его, Рей села и с удивлением уставилась на свою руку — на страшную лапу с огромными когтями, которыми рука заканчивалась. С кончиков когтей капала кровь. Медленно когти стали уменьшаться, и очень скоро страшная безшерстная лапа вновь стала человеческой рукой, испачканной в чужой крови. Но Рей не отрывала от неё взгляда. Она боялась, что если посмотрит в сторону, то рука снова изменится — навсегда. Она не пошевелилась, когда подошел отец и начал вытирать кровь с лица, когда он начал бинтовать рану на её руке — лишь послушно позволяла ему делать это, не сводя глаз со своих пальцев. — Теперь я… — начала она, но её голос сорвался. — Я обращусь? И стану как они, ведь его кровь попала на меня… Отец смотрел на неё некоторое время, а потом сказал: — Нет, Рей, ты не обратишься. Рей впервые подняла взгляд и пораженно посмотрела на него. Присев на одно колено, отец крепко обнял её и прошептал: — Только если сама не пожелаешь. И Рей расплакалась, разрыдалась с подвываниями, уткнувшись ему в плечо, чувствуя, что её покидает напряжение, и страх, и опасения уходят… Её отец оставался с ней. А она — с ним. *** Они вернулись домой, и жизнь потекла как прежде — почти. Нападения прекратились, а следом пришла зима, укрыв поля и леса снегом, надолго отгородив маленькую деревню от внешнего мира. Спустя месяц Рей поняла, что не позднее августа пожнет урожай. Она долго думала, как сказать об этом отцу, но, когда сказала, он лишь пожал плечами и привычно раскурил свою трубку. И у Рей отлегло от сердца. Они оставались вместе. Все было хорошо. Их ребенок родился с зубами.