Мальчик с камерой

Вернувшись домой, Макс на цыпочках поднимается по лестнице на второй этаж. Ему везет — в гостиной никого нет, и из кухни тоже не слышно ни звука. Максу очень не хочется сейчас обьясняться с родителями: последние несколько дней он приходил домой только спать, а вчера вообще не появился. Забыл позвонить и не отвечал на входящие звонки. Было совсем не до того, из-за всей этой истории с Аароном и Фернандо. Он с огромным облегчением толкает дверь своей комнаты. Тихо щелкает бесконтактный выключатель, оснащенный датчиком распознавания движения — и парень примерзает к месту. На его кровати рядышком, взявшись за руки, сидят его родители.       — Здравствуй, сынок. Садись, надо поговорить, — строго произносит отец, поправляя очки.       Сердце сначала замирает, а потом начинает бешено колотиться о ребра. Макс наощупь садится напротив них, на стул, сдерживая дрожь в руках и коленях.       Они знают. Они все знают. Ведь комната Макса выглядит точно так же, как и в тот день, когда он ушел на вечеринку и не вернулся ночевать. Привычный беспорядок: книги, учебники и конспекты на полу, джойстик от игровой приставки и упаковки с играми неровной стопкой — там же. Компьютер включен. И все до одного окна открыты. Он бросает робкий взгляд на родителей, вглядывается в родные лица. У мамы покраснели глаза, она держит папу за руку, машинально поглаживая его пальцы. Забранные в пучок кудрявые волосы растрепались, и то тут, то там выбился темный локон. Она попыталась было поправить прическу, но руки словно не слушаются и безвольно падают на колени. Отец хмурит густые темные брови и серьезно смотрит из-под очков. Он кажется очень уставшим — все до одной морщины будто стали глубже и резче, под глазами залегли тени.       — Мы хотим извиниться перед тобой, — наконец произносит он. — Ты прекрасно знаешь, Макс, не в наших правилах лезть в твое личное пространство. Но тебя долго не было дома, и сам убраться ты так и не соизволил. Мама хотела по-быстрому пройтись по твоей комнате с пылесосом и стереть пыль со стола.       — Я задела мышь, экран зажегся, и я увидела это, — мать подняла на сына глаза и заморгала, будто бы к ним снова подступили слезы. Блядь. Макс съежился на стуле и опустил голову. Как можно быть таким идиотом?! Все оставил лежать, как было. Даже порнуху не выключил.       — Почему ты ничего не сказал, маленький мой? Его обвивают мягкие руки, окружает с детства знакомый запах маминых духов. Словно вышел в розовый сад после дождя. Там спокойно и хорошо, и не может случится ничего плохого.       — Неужели ты боялся? Или не доверяешь нам?       — Я не знаю. Не хотел вас расстраивать… — шепчет Макс, обнимая ее.       Как давным-давно, когда он едва доставал маме до пояса, при любой опасности мчался к ней, и обхватывал обеими руками, тесно прижимаясь к большому, мягкому телу. Сейчас Макса окутало то же ощущение из далекого детства: рядом с ней его никто не обидит. И пусть он уже давно выше ее на голову, и так раздался в плечах, что невысокая мама может спрятаться за ним.       — И все равно расстроил своим недоверием. Мама охватывает лицо сына ладонями, мягко поднимая и заставляя смотреть себе в глаза. Светло-карие, сейчас они кажутся чуть темнее из-за слез.       — Что бы ни случилось, ты всегда в первую очередь должен прийти к нам.       — Но ты плакала, — Макс и сам на грани того, чтобы разреветься.       — Ну, я потрясена, — на ее лице появляется нервная улыбка. — И очень переживаю за тебя. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к этим переменам. Но ты всегда можешь положиться на меня. На нас. Теплые объятия размыкаются. Эдна Куперман подходит к мужу, коротко обнимает. Тот целует ее полную белую руку, и ободряюще улыбается.       — Иди, милая. Мне еще нужно сказать сыну пару слов. Мама исчезает за дверью, а Макса вновь охватываеют сомнения и страх.       — Первое, что я хочу тебе сказать — ты очень, очень, очень везучий мальчик! — черные, как маслины, глаза, будто смотрят прямо в душу, читая все его мысли. — Тебе невероятно повезло, что ты не единственный ребенок! По счастью, у тебя есть брат и сестра. Если бы это было не так, мы столкнулись бы со множеством проблем.       Отец резким жестом снимает очки, в смятении вертит их в руках. Потом снова надевает.       — Моя фирма для меня — все равно что еще один ребенок. Ты еще очень молод, сынок, ты не поймешь. Создать что-то с нуля, своими руками, и потом отдать чужому дяде было бы невыносимо. Все равно, что продать свое дитя в рабство. Мое творение должно остаться в семье! Во втором, третьем, и последующих поколениях! — рука с вытянутым указательным пальцем так и рассекает воздух. — Пришлось бы выкручиваться. Суррогатное материнство чревато непредвиденными рисками, но нам бы пришлось пойти на это.       — Па, да какое материнство… — пытается было прервать его Макс.       — Теперь неважно. Как я уже сказал, тебе повезло. Мне есть, кому передать свое дело, а твоей маме — от кого ждать внуков. Теперь второе. Отец похлопывает по кровати, приглашая Макса сесть рядом. На плечо ложится рука, теплая и тяжелая. Она ощущается иначе, чем мамины руки. Это прикосновение словно излучает силу, хотя Натана Купермана нельзя назвать физически сильным человеком. В молодости крепкий и коренастый, сейчас он стал просто круглым. Многолетняя работа в офисе сделала свое черное дело. Когда целый день занят умственным, а не физическим трудом, и максимум активности, что можешь себе позволить — это походить в шлеме по строительной площадке, проверяя рабочих, да поиграть в гольф по выходным, лишние килограммы так и норовят нарасти. Но каким-то неведомым образом сила и поддержка словно передаются Максу и дают ему надежду, что все будет в порядке.       — Прости меня еще раз. Но после того, как я услышал крик твоей матери, я бросился к ней. И на всякий случай посмотрел все открытые окна. Знаю, это недопустимо. Но и ты пойми меня! Сначала я был рад, что ты наконец нашел друзей. И каких друзей! Спортсмены, не пьют, не курят, я уж молчу про наркотики. Ты изменился, стал увереннее в себе. Больше не маменькин сынок, а настоящий мужчина! И красавец к тому же! Сын в изумлении таращится на отца.       — А что? — тот всплескивает руками. — Похудел, подкачался! Да я горжусь тобой! Так вот, сначала я был рад — новые друзья хорошо на тебя влияли. Но потом заметил, что ты стал очень скрытным. Стал чаще уходить из дома по вечерам. И это неплохо само по себе! Я все понимаю, я тоже был молод. Но тебе явно было, что скрывать. Ты грустил и не спешил попросить нас о помощи.       — Я не мог.       — Ну хотя бы о важных вещах можно было рассказать?! Когда мне позвонили из полиции, и я вдруг узнал, что мой сын — герой, я очень удивился. Знаешь, сынок, мне не нравится узнавать обо всем последним. И ты подверг себя огромной опасности из-за этого мальчика!       Натан тянется к компьютерному столу и резким движением хватает мышь. Открывает одно за другим окна. В одном — сборник фотографий Райана, в другом — Райан показывает технику приседаний со штангой на Youtube, в третьем — недомонтированное видео с последним боем. В четвертом — та самая порнуха, но туда папа, по счастью, не стал нажимать.       — Тот самый, чьи умения ты демонстрировал мистеру Руттену? Это ведь в нем все дело?       — Да, — Макс опускает голову, волосы падают ему на глаза.       — Что ж… Я уж понадеялся, что ты познакомился с девушкой. Все выглядело именно так: пробуждение чувств, первая любовь. А тут такой сюрприз. Я должен был догадаться! — Натан с досадой ударяет кулаком по раскрытой ладони. — Ты же сутками говоришь о нем, принимаешь в нем участие, организовываешь его дела! И как мне в голову не пришло! Судя по всему, собираешься быть при нем, как Дон Кинг* при Майке Тайсоне, что-то в этом роде? У Макса хватает сил только кивнуть. Быстро же его раскололи.       — Не самое плохое занятие. Хочешь помочь его восхождению — дерзай и не стесняйся обратиться ко мне за советом. Что касается твоих чувств, то прости, я немного сбит с толку.       — Я не виноват… — еле слышно бормочет Макс.       — Знаю. Посмотри на меня, пожалуйста. Сын робко смотрит в глаза отца, и, к своему удивлению, чувствует, что объятия становятся крепче.       — Послушай, как я себе это представляю. Вы оба идете в один универтитет, верно? Друзья часто делят одну комнату в кампусе, это обычная практика. Или, ты можешь по-прежнему жить дома. В эту комнату вполне встанет двуспальная кровать. Брови Макса сами по себе ползут наверх, к лицу приливает кровь.       — Я представляю вас обоих, навещающих нас на каникулах, или каких-то семейных торжествах. Вы оба, твоя сестра с мужем, брат с женой. Мы здесь все взрослые люди, все все знают, понимают и не задают вопросов. В них нет необходимости. Если у вас все будет серьезно, и вы захотите провести гражданскую церемонию, мы с мамой будем очень рады присутствовать. Если не сложится — тихо и спокойно разойдетесь. Ключевое слово — спокойно. Натан берет Макса за руку, серьезно смотрит в глаза.       — Скандалы, интриги, расследования — вот этого всего не надо, пожалуйста. Так же, как и эпатажного каминг-аута и хождений в перьях под радужным флагом. Я не говорю, что ты должен скрывать свою сущность. Но и выпячивать при всяком удобном и неудобном случае совершенно излишне. Некоторое время он молчит, собираясь с силами. Снова снимает и надевает очки, проводит рукой по коротким седым волосам.       — В моем деле, Макс, очень важна репутация. Ты же в курсе, кто покупает дома такого класса? Люди из высшего общества. Те самые белые протестанты англо-саксонского происхождения, элита. Некоторые из них хвастаются, что ведут свой род напрямую от отцов-пилигримов с «Мэйфлауер»**, и имеют на это полное право. Для таких людей доброе имя — это все. Когда ты продаешь им виллу, ты продаешь не просто стены и крышу, а американскую мечту. Семейное гнездышко, красивую картинку. Дом для идеальной семьи: всегда красивой мамы, папы-добытчика и милых деток. И сам ты тоже должен соответствовать. Моя личная и деловая репутация безупречна, и я не могу себе позволить запятнать ее.       — А сын — открытый гей ее запятнает? — Макс впервые за весь разговор позволяет себе иронию.       — Открытый гей, который кричит об этом на всех углах, эпатажно выглядит, громко расстается с одним партнером, заводит другого, третьего, десятого, и дает всем этим пищу для пересудов — да. Это плохо для бизнеса. И, спохватившись, хватает Макса в охапку, сжимая в объятиях.       — Не считай меня черствым или циничным. Просто я могу потерять все, чего добивался годами. Потерять еще одного моего ребенка.       — Мир изменился, мы больше не живем в пятидесятых, — возражает было Макс.       — Большинство моих лучших клиентов так и застряли там, — усмехается Натан. — Пожалуйста, прими это во внимание. Отец поднимается, на прощание похлопывает сына по плечу.       — И пригласи как-нибудь своего друга к нам. Мы с мамой были бы рады познакомиться с ним поближе.       Сын с грустной улыбкой качает головой.       — Райан не знает. Даже не подозревает. Если он придет к нам в гости, то только как мой лучший друг.       Натан хмурится:       — Дело твое. Но я считаю, что лучше признаться и услышать отказ, чем мучиться в неизвестности. Если бы я в свое время не поборол застенчивость, тебя и твоих сиблингов не было бы на свете. Подумай над этим. Он давно ушел, а Макс все не может унять усилившееся сердцебиение. Парень и правда считает себя везучим — но не по той причине, о которой говорил отец. Макс — незапланированный, поздний, не такой успешный и блестящий, как старшие. Но родители все равно любят Макса не меньше их. Вспоминая первый момент, когда он вошел в комнату и увидел отца с матерью, сидящих рядом, Макс поражается, сколько любви отражалось в их глазах. Запаниковав, он поначалу не смог разглядеть ее.

***

Возвращение в школу после выходных дается Райану тяжело. Наступает самое горячее время. Зачеты, тесты, экзамены и эссе сыплются на учеников, как из рога изобилия. Кроме того, МакКарти усердно тренируется, готовясь к соревнованиям. Учеба и тренировки занимают все его время, и в выходные тоже. Время даже не бежит, а несется, как Усейн Болт.*** Всякий раз, стоит ему увидеть Макса, Райан вспоминает их вылазку на пляж. К сожалению, в ближайшее время им не удасться повторить ее. МакКарти ловит себя на мысли, что пытается разглядеть очертания тела друга под просторной одеждой. Как он там раньше оценивал Макса — еле-еле наскребал три балла из пяти? Какая глупость! Макс большой, массивный, все еще полноватый. Любой сторонний наблюдатель не назовет его красивым. Максимум — милым или симпатичным. Но Райана скручивает возбуждение, стоит ему вспомнить, как быстро и уверенно друг плыл, чуть ли не обгоняя его. Как ловко подпрыгивал возле сетки, отбивая мяч, когда они играли в волейбол. Макс намного лучше научился владеть своим телом, чем в начале их знакомства, и это заметно и в игре, и во время спарринга. Спарринг стал для Райана мучением. Чем ближе лето, тем жарче погода — Макс, хоть ему это нелегко далось, сдался и начал снимать футболку во время тренинга. Когда они борются, Райан не может не любоваться им, и не сравнивать с Максом полугодичной давности. Уверенность, сила, ловкость сквозят в каждом движении. И уже не все удары Райана достигают цели, хотя Куперману по-прежнему не тягаться с МакКарти.       — Сильнее! Резче! Да не жалей меня! — подбадривает от Макса, отражая его удары. — Помнишь свой собственный совет — не забывать дышать? Ну и чего ты ему не следуешь?       — Это не мой, а Жана Рока, — запыхавшись, возражает Макс.       — Да пофиг, главное, дыши! Тот добросовестно выполняет: грудь вздымается от глубокого дыхания. Парни обмениваются ударами, затем Макс пытается повторить коронный лоу-кик Райана. Но МакКарти хватает его ногу на полпути и дергает вверх, одновременно делая подсечку. Макс валится на пол, поспешно шлепает по нему ладонью.       — Никак не выходит, — с легкой досадой замечает он.       — Сегодня не вышло — завтра выйдет, — Райан протягивает ему руку. — Намного лучше, чем на прошлой неделе. Ты молодец. Может, теперь мешок полупим?       — Можно, — Макс хватается за протянутую руку, и вдруг падает, как подкошенный, утянув Райана за собой. Один изумленный вздох, и МакКарти приземляется прямо на него. Лицом к лицу, так, что можно почувствовать, как дыхание щекочет губы. Райан с ужасом понимает, что у него встает, и он никак не может предотвратить это. Но еще больший ужас вызывает искаженное болью лицо Макса. Его пальцы сжимают руку Райана так сильно, что те белеют.       — Мышцу свело? Где? — быстро спрашивает он, чуть морщась от боли в руке.       — Нога… — Макс сжимает зубы и зажмуривает глаза, — которой бил… Райан осторожно разгибает его колено, тянет за носок. Макс бледнее бумаги, он учащенно дышит и кусает губы.       — Чувствуешь мышцы? Они двигаются? — Райан начинает разминать его бедро.       — Вроде, — шепчет тот, неуверенно кивая.       — Потерпи, сейчас станет лучше. Возбуждения, было пропавшее, снова поднимает голову. МакКарти мысленно ругает себя последними словами. Максу больно, друг чуть не плачет, а Райан о чем думает?! Особенно сейчас, когда сведенные судорогой каменные мышцы постепенно расслабляются под его ладонями. Конечно, они касаются друг друга, когда тренируются, но это не то. Сейчас, во время массажа, ощущения намного интенсивнее. Макс именно такой на ощупь, как Райан и представлял — крепкий и плотный. Пусть это не сразу видно, но он нарастил порядочно мышц, занимаясь вместе с Райаном. Короткие темные волоски слегка щекочут ладонь, и почему-то это кажется приятным. Хотя в той среде, где Райан привык вращаться, многие парни не расстаются с триммерами и проводят в ванной комнате больше времени за бритьем, чем их подружки. Просто потому, что на безволосом теле лучше видно мускулы. Макс совсем не таков, и это неожиданно нравится Райану. Он продолжает поглаживать и массировать. Спускается к колену, мнет пальцами икроножную мышцу, снова поднимается вверх по бедру. Теплая кожа, упругие и сильные мышцы под ней… МакКарти на секунду прикрывает глаза, а его ладонь вскользь проходится по внутренней стороне бедра Макса. Там ничего не может быть сведено, но Райан надеется, что друг не заметит. Странное, но приятное ощущение: сильного, но не жесткого тела. Райан припоминает, как сравнивал Макса с медведем, если бы тот подкачался и просушился. Да уж, какой там медведь! Максимум — огромный плюшевый мишка размера XXL. Глупое воображение наполняет голову МакКарти картинами с участием их обоих. Каким бы чувствовалось это тело, прижавшееся к нему сверху? Тяжелым, теплым, мягким…? Каково было бы, обнять Макса не по-дружески? Гладить обеими руками широкую грудь и сильные плечи, и самому наслаждаться его объятиями? Почему-то представляется, что Макс наверняка очень ласковый и внимательный. И его большие руки совершенно иначе ощущались бы на теле Райана, чем изящные женские ладошки — без дурацкого царапающего маникюра, нежные, но сильные. Райан поднимает взгляд и моргает — Макс смотрит прямо на него. Рот чуть приоткрыт, лицо покраснело — должно быть, потому что сегодня особенно жарко.       — Прошло? — с трудом произносит МакКарти, будто загипнотизированный черными глазами Купермана.       — Да, — голос еле слышно, и тот кивает в подтверждение своих слов. — Все в порядке. Продолжать тренинг сегодня было бы неразумно, и Макс поспешно собирается домой. Райану друг кажется каким-то взбудораженным, и он вновь принимается копаться в себе — не сделал ли чего лишнего? Вдруг тот понял, что Райан при массаже залез, куда не следовало, и обиделся? Но Макс улыбается на прощание, как всегда. Теплая, искренняя, немного грустная улыбка успокаивает Райана. Оставшись один, он вихрем несется в душ. Не успевает ничего себе представить, даже не успевает снять шорты полностью. Несколько резких движений рукой, и Райан сползает вниз по стене. Он зажмуривается, чтобы прогнать подступающие слезы, сжимает зубы, чтобы ни всхлипа, ни стона не сорвалось с губ. Осознание того, что исполнение его заветного желания невозможно, ни в каком виде, даже через миллион лет, причиняет ему огромную боль. Украденные прикосновение и взгляды исподтишка — вот все, что ему осталось. Остаток дня Райан проводит в спортзале, пытаясь вымотаться до предела, и вытеснить душевную боль физической. Но даже без сил падая на кровать, он не в силах забыть о Максе. Райан рад, когда с завтрашнего дня на него непосильным грузом наваливаются задания. Пусть он и остается в школе еще на год, ему все равно не легче, чем остальным. Он хватается за любую мелочь, чтобы отвлечься. Поэтому, когда кто-то из почитателей Райана собирает компанию, чтобы смотаться на пляж, он едет с ними. Поначалу ему скучно. Воспоминания о той, другой поездке не идут из головы. Да еще девчонки, как назло, наперебой пытаются привлечь внимание. Ту, с которой Райан пытался встречаться после Бахи — не то Шеннон, не то Шерил, он игнорировал в последнее время. И, хоть с его стороны не прозвучало ни слова о разрыве, остальные, включая саму Шерил, истолковали ситуацию именно так. МакКарти устало вздыхает и надевает черные очки в ответ на очередную неловкую попытку подката. Он отказывается плавать и играть в волейбол с остальными, ложится на шезлонг в надежде немного отдохнуть ото всех. Уже сто раз Райан успел пожалеть, что согласился приехать. Под соседним шезлонгом кто-то бросил кипу иллюстрированных журналов. Он наугад тянет один, и у Райана перехватывает дыхание. На обложке парень в расстегнутой рубашке, очень напоминающий Макса. Такой же тип лица и кудрявые волосы. Даже фигура похожа, разве что, незнакомец сидит, втянув живот, чтобы казаться стройнее. Во рту пересохло. Райан воровато оглядывается и прячет журнал в свою сумку. Позже, заперевшись в своей комнате и для верности опустив жалюзи, он вытаскивает украденное сокровище. Это оказался один из старых выпусков «Out»****. МакКарти с интересом и некоторой опаской перелистывает страницы с помятыми уголками. Еще ни разу в жизни ему не доводилось читать журнал для ЛГБТ, и Райану очень любопытно. Кудрявый парень с обложки оказался каким-то интерьерным дизайнером, открытым геем. Интервью с ним было главным материалом номера. МакКарти прочел журнал от корки до корки, удивляясь про себя, насколько мало тот отличается от обычной прессы. Те же интервью со звездами, колонка сплетен, даже кроссворд на последней странице. Разве что, больше эротики, но это скорее вопрос, на какую аудиторию этот журнал рассчитан. К его удивлению, откровенные фотографии какого-то актера не вызывают в нем вообще никакого отклика. Но стоит глянуть на обложку с неидеальной моделью, или вспомнить поездку на пляж с Максом — внизу живота сразу же ощущается напряжение, требующее выхода. Райан сосредоточенно обдумывает, куда бы спрятать журнал. Он не сомневается, что прислуга во время уборки обшаривает каждый сантиметр его комнаты, включая самые потаенные уголки шкафов. «Если хочешь надежно что-то спрятать, спрячь это на виду», мелькает мысль у него в голове, когда Райан смотрит под кровать и видит там запылившуюся стопку «Playboy». Вытащить скрепки, взять обложку с грудастой красоткой и укутать в нее драгоценный журнал — дело пяти минут. Перебирать порнушку не станет даже очень дотошная прислуга. Сегодня Райан засыпает, чрезвычайно довольный собой. На следующий день, стоит ему вернуться домой, как отец выходит Райану навстречу.       — Зайди ко мне, — бросает он сыну. Очень серьезный, нахмуренный вид, тяжелый взгляд. Сидя напротив отца в его кабинете, сын судорожно вспоминает, чем он мог вызвать подобное недовольство. В голову абсолютно ничего не приходит. Райан хорошо учится, не филонит на тренировках. Что не так?       — Твое? — отец бросает перед ним на стол тот самый журнал.       Райану изменяет самообладание. Он отшатывается и тихо ахает от неожиданности.       — Думаю, это означает «да». Шон внимательно смотрит на Райана, сцепив перед собой пальцы рук.       — Мой сын — голубой… — и глубоко вздыхает, опуская голову. — Отвратительно… Мерзко, чудовищно! Я не воспитывал тебя таким! Я растил мужчину, а не изнеженного извращенца!       — Я не стану от этого меньше мужчиной! — огрызается Райан. То, что оправдываться поздно, и так ясно. Он выдал себя первой реакцией и пути назад у него нет.       — Ты пытаешься сказать мне, что для мужчины нормально, хотеть быть выебанным? Шон резко встает и приближается к нему; Райан вскакивает тоже. Они стоят вплотную, пристально смотря друг на друга. Кулаки автоматически сжимаются; Райан всем телом, до мозга костей, ощущает угрозу и опасность.       — Долго же тебе удавалось скрывать, — Шон криво усмехается, на секунду показав зубы.       — Я не скрывал, я сам не знал….!       — Не ври. Это номер трехмесячной давности, уголки загнуты, а страницы замяты. Представляю, как ты использовал эту мерзость. Отец сверлит его взглядом, прищурившись. Ноздри чуть раздуваются — признак еле сдерживаемой ярости.       — Можешь сколько угодно думать, что твои пристрастия ничего в тебе не меняют. Твои учителя, пресса, и интернет наверняка на все голоса говорили тебе, что хотеть подставиться — норма. Но в этом доме действуют мои правила. И я говорю тебе: есть мужчины, и есть женщины, и у каждого из них — свое место. Хотеть занять чужое — омерзительно и ненормально.       — Я не выбирал, каким рождаться, — сквозь зубы отвечает Райан. Ногти до боли впиваются в ладони. То, как отец описал его сокровенные чувства к Максу, бесит Райана до чертиков. Он опошлил и унизил самое прекрасное, что Райан когда-либо чувствовал.       — Кто-нибудь знает?       — Никто.       — Прекрасно. Значит, ты еще можешь спасти свою будущую карьеру.       — Ты даже сейчас думаешь о карьере?! — из груди сам рвется горький смех. — А моя жизнь, мое счастье — оно как, неважно? Этим можно пренебречь?!       — Прекрати истерику!       Шон замахивается, но у Райана отличная реакция — он подставляет руку, и ладонь отца вместо лица врезается в предплечье. Тот, впрочем, тоже не промах — Шон сразу же бьет с другой стороны. И снова натыкается на блок.       Еще несколько ударов, и все заблокированы. Глаза Шона сузились, губы сжаты в тонкую полоску. Жесткое, полное ярости и желания причинить боль выражение лица не новость для Райана — но ранее подобная ненависть никогда не была направлена на него.       Резкий удар снизу, в живот — и Райан оседает на пол, хватая ртом воздух.       — Как я уже сказал, в моем доме действует мои правила, — Шон МакКарти наклоняется над поверженным Райаном. — Если хочешь продолжать жить здесь, ты должен им подчиняться.       — Я не могу себя переделать, — с ненавистью выплевывает Райан ему в лицо.       — Но ты успешно встречался и с девушками — значит, можешь выбирать, — жестко заявляет Шон. — Хочешь остаться в моем доме — завтра же начни встречаться с девушкой. Как раз скоро весенний бал, это отличная возможность показать всем твою новую подругу.       — А если откажусь?       — Тогда собирай вещи и убирайся сию же секунду. И больше ни цента от меня не получишь. Ни на колледж, ни на что.       Райан опускает голову, борясь со слезами. Перспектива потерять сразу все пугает его до чертиков. Он не привык, отказывать себе хоть в чем-то, и не представляет, как выживет совсем один. Кроме отца, ему не на кого рассчитывать в этой жизни. Мать, конечно, у него есть, но она оставила Шона МакКарти очень давно. Лучше сказать, сбежала от домашнего тирана. И оборвала все отношения с сыном, полностью погрузившись в свою новую семью. Хорошо зная отца, Райан не осуждает ее за это.       Да и ради чего бороться? Тот, кого Райан любит, все равно никогда не сможет быть с ним. А раз так, какая разница, с кем встречаться?       — Хорошо, я согласен, — еле слышно отвечает он. _____________________ * Дон Кинг — американский боксёрский промоутер и функционер, особо узнаваем из-за своей необычной причёски и яркой индивидуальность. Особо известен как человек, приложивший руку ко взлету и падению Майка Тайсона. **"Мэйфлауер» — английское торговое судно, на котором англичане, основавшие одно из первых британских поселений в Северной Америке, в 1620 году пересекли Атлантический океан. ***Уссейн Болт — ямайский легкоатлет, специализировался в беге на короткие дистанции, восьмикратный олимпийский чемпион и 11-кратный чемпион мира. ****"Out» — американский глянцевый ежемесячный журнал для гомо- и бисексуальных мужчин, выходящий с 1992 года в США.