Объятия

— Просто закрой рот и сдохни, наконец… Кроули, с трудом сдерживая нарастающее бешенство, глядя на стоящего поодаль Гавриила, сделал шаг в сторону огненной воронки. Один незначительный для демона, и совершенно невозможный, уничтожающий шаг для Азирафаэля, ледяная улыбка которого застыла на губах демона. Сводило с ума понимание, как легко белокрылые твари стирали с лица мироздания того, кто был лучшим из них. «Сдохни, наконец…» Как бы дальше не сложилось, забыть этих слов Змей не сможет никогда, как и простить самодовольному ублюдку данное демонической шелупони разрешение ударить Ангела*. Так легко, словно Гавриил позволял врагу наподдать ногой кусок дерьма. И тот факт, что почуявший неладное мелкий бес, заглянув связанному ангелу в глаза, трусливо ретировался, дела не менял. Шагая в сторону огня, Кроули ощущал, что внутри у него горит ярче и в разы злее. От смертоубийства сдерживало лишь данное Азирафаэлю обещание, что он будет благоразумен, и никто из небожителей не пострадает. В противном случае, не дай Кроули такого обещания, этот вертеп пылал бы уже вовсю… Сомкнувшееся вокруг пламя полыхнуло сильнее. Стоящие на почтительном расстоянии говнюки настороженно выжидали. Сквозь огонь было видно, что ангелы ждут зрелища, трепетливо и кровожадно и дело даже не в том, что Азирафаэль провинился, нет, его карали просто за то, что он иной. За любовь к людям, за то что посмел вкусить жизнь и наслаждаться ею, за чувства к злейшему врагу. Кроули вздохнул, прикрыл глаза, выпуская на волю часть своей злости и оскалился. «Хотите развлечься?! А, пожалуйста!» Фальшивый ангел, бережно нетронутый огнем, беззвучно и зло смеясь, изрыгнул в сторону Гавриила и его подопечных нехилую струю адского пламени, подпитанного его яростью, наслаждаясь перекошенными страхом ангельскими ликами. А спустя секунды паники небожителей, легким движением руки, погасил пламя, оставив на белоснежной ладони Азирафаэля несколько смертоносных язычков, как аргумент. — Думаю, нет смысла объяснять, — вернув на лицо спокойное выражение ангела, произнес Кроули, выходя из черного, оставленного огнем круга, — почему вам имеет смысл оставить меня в покое. А стало быть, — он улыбнулся и улыбка эта озаренная все еще горящим в его руке огнем, вышла добротно хищной, — счастливо оставаться, господа.