11 лет назад
Чаще всего Аямэ возвращалась в окейю поздно ночью и очень злилась, если оказывалась единственным бодрствующим человеком дома. Конечно, Хотару не собиралась тратить время своего сна на то, чтобы встречать гейшу, поэтому поручала это девочкам, которые обучались столь искусной профессии. Если Аямэ приходила пьяной (за что потом ей, конечно, доставалось от Хотару), то нужно было помочь гейше снять обувь и кимоно, если она хотела есть, то приходилось будить слуг и поваров. Никого даже не волновало, что встречающая Аямэ девочка на следующий день обязана рано проснуться и отправиться в школу. Не повезло на этот раз Мичи. Как на зло, гейша пришла только к двум часам ночи пьяная, устроила девочке истерику из-за того, что она не догадалась разбудить поваров до её прихода и сказать им приготовить ей ужин. Мичи стоило огромных усилий успокоить разбушевавшуюся Аямэ, чудом не разбудить при этом жестокую госпожу и всю окейю. О полноценном сне можно было забыть, так как с Аямэ девочка провозилась ещё час с лишним. — Учителя тобой сегодня крайне недовольны, Мичи! — злилась Хотару. — Несобранная и вялая, — она еле сдерживалась, чтобы не ударить девочку, — не забывай, что в твоё обучение я деньги вкладываю! — слово «деньги» жестокая госпожа выделила интонацией так, словно они были смыслом её жизни. Хотя в этом Мичи не сомневалась. — Простите, — буркнула себе под нос Мичи. Спорить с Хотару — спорить со стеной. Сонные глаза слипались, девочка старалась ни за что их не закрыть. Жестокая госпожа больно схватила Мичи за подбородок, подняла её голову и заставила посмотреть на себя: — Что я тебе говорила? — прищурив глаза, спросила Хотару. — Надо говорить: «Прошу прощения, Мама». Помни, что мы все в этой окейе думаем лишь об одном: как помочь Аямэ остаться преуспевающей гейшей, ясно? Не смей ныть больше! — Да, — произнесла девочка, — прошу прощения, Мама. Больше такого не повторится. — Вот и хорошо, — она довольно улыбнулась, — а теперь… — Госпожа! — в комнату ворвалась служанка, упала на колени и низко поклонилась. — Госпожа, прошу меня простить. К вам пришёл посетитель. — Кто там ещё?! — Хотару злобным взглядом посмотрела на служанку: — Мужчина. Он представился: Тэтсуо Сато, — сообщила служанка, — сказал, что хочет поговорить с вами, госпожа. — Пригласи его внутрь, — ответила жестокая госпожа, — час от часу не легче. С Хотару произошли удивительные перемены за долю секунды. Лицо вытянулось, глаза засияли притворным радушием и гостеприимством, губы растянулись в улыбку. Женщина обогнула Мичи, напоследок указав той пальцем на ведро, наполненное водой, и тряпку, лежащую рядом с ним, и ушла. Мичи услышала обрывок диалога жестокой госпожи и гостя: — Господин Сато, — наверно, она поклонилась, как того требовала вежливость, — приятно с вами познакомиться. — Взаимно, госпожа Хаяси, — отвечал ей мужской, подозрительно знакомый голос, — мне бы хотелось кое-что с вами обсудить. — Прошу следовать за мной, господин. Девочка ущипнула себя. Боль немного взбодрила её, словно вылитый на тело ушат холодной воды, хотя эффект продлился не так долго, как хотелось бы. Окунув тряпку в воду и хорошенько отжав её, Мичи принялась мыть полы. Но она была бы не ребёнком, если б не любопытство, раздирающее изнутри. Как бы невзначай девочка начала пробираться ближе к комнате Хотару, не заметив, как в какой-то момент бросила работу. — Девочка с рыжими волосами, которые у концов белеют, как снег, и с зелёными глазами, — мужской голос звучал твёрдо, словно камень. Пришедший человек был настроен решительно. Но на что? — Ах, Мичи… Она появилась в нашей окейе год назад, господин, — говорила жестокая госпожа, — родители продали её, — Мичи сжала кулаки, — без колебаний. — Значит, Мичи, — задумчиво протянул господин. Имя ему не понравилось? Или же он пытался понять, что оно значит? — да, госпожа Хаяси, я пришёл за этой девочкой. Хотару некоторое время молчала, обдумывая ответ. Такого поворота событий она никак не ожидала. С первых секунд жестокая госпожа была уверена, что Мичи провинилась перед гостем, и он пришёл для того, чтобы удостовериться, что виновица получила наказание. Однако упускать диковинную внешность женщина не желала. Мичи могла, благодаря ей, заработать много денег в окейю. — Но, господин, — наконец возразила Хотару, — Мичи должна стать майко, младшей сестрой и воспитанницей Аямэ в будущем, а потом уже полноценной гейшей. Она очень способная ученица. Я бы могла отдать вам какую-нибудь другую девочку нашей окейи. — Насчёт «способной ученицы» вы правы, — согласился господин, — я сразу это понял, лишь глянув ей в глаза. Но я рассмотрел кое-что ещё. — И что же, господин Сато? — поинтересовалась Хотару. — Иную судьбу. Она не будет гейшей, так как покинет окейю Хаяси вместе со мной. Не перебивайте, — осёк жестокую госпожу гость, — в ваших глаза пылает жажда наживы. Скажите мне, сколько вы за неё заплатили, и я удвою эту сумму. — Но… — Никаких «но», госпожа Хотару, я собираюсь стоять до последнего. Женщина снова затихла, постукивая ногтями по столу. Она колебалась, временами прикусывая губу. Дурная привычка. Затем Мичи услышала шуршащий звук, будто кому-то протянули смятый листочек бумаги. Слова благодарности. Шаги. Дверь открылась. Мичи удивлённо уставилась на того самого пожилого господина, которого недавно встретила в городе. Он добро улыбнулся девочке: — Как хорошо, что ты здесь, Мичи, — опустился на одно колено, — скажи мне… — Вы заберёте меня? Правда? — с надеждой спросила девочка, поглядывая на жестокую госпожу, стоящую за спиной гостя. — Правда, малышка, — он кивнул, — заберу и сделаю из тебя сильного и смелого человека с благородной целью и невероятными возможностями. Согласна? — Мичи кивнула. — Замечательно. У тебя же нет своих вещей, да? — Вы правы, господин, — она опустила голову. — Ну ничего, это поправимо, — Тэтсуо поднялся и протянул девочке руку, за которую та тут же ухватилась, — до свидания, госпожа Хаяси. Женщина не ответила.Настоящее время. Намиида Цудзи.
Мягким гребнем она водила по длинным, завидно-густым волосам каштанового цвета, на которых свет от лампы отражался золотистыми бликами, танцующими на этом шоколадом полотне. Бледно-розовые глаза, не отрываясь, смотрели на собственное отражение. На ярко-алых, словно маки, губах засветилась самодовольная улыбка. «Намиида… Представь себе могущественную женщину и стань такой. Отныне ты пишешь свою историю. Забудь о преградах. Для тебя их больше не существует.» Намиида тонкими пальчиками, усеянными острыми когтями, взяла широкую кисть и обмакнула её в грим, провела им несколько раз по лебединой и изящной шее, а затем принялась растирать его для того, чтобы он лучше улёгся на коже. Она испытывала наслаждение. Каждая охота — эта игра, в которой она умело расставляла сети, куда жертвы, точно глупые мошки, попадали и больше не могли выбраться. Намиида обожала продумывать каждую мелочь в своей игре, а потом наблюдать с надменной усмешкой, как капкан, установленный ею, захлопывается, как беспомощна противная судьба в такие моменты и всевластна она сама. Охота — развлечение, театральное представление, где постановщиком является она, где главная роль принадлежит ей. Овации — страх народа, нежелание людей выходить на улицу после завершения постановки. Демоница всегда придумывала что-то новое. На сей раз Намиида решила преобразиться в гейшу. Подвоха от искусницы никто не будет ожидать особенно, когда внешность её совпадает с внешностью гейши, которую она выбрала. Уж в этом она мастерица — сменить облик не составляло никакого труда. И тут же отражение в зеркале начало меняться до тех пор, пока с гладкой поверхности на неё не посмотрел совершенно другой человек. «Больше съешь — сильнее станешь.» Золотая фраза для любого демона. Намиида перестала вести счёт людям, чью плоть вкусила. Она слепо продолжала следовать за своей местью и нападать только на тех, у кого деньги куры не клевали. Видимо, приличное количество жертв накопилась за её спиной, раз уж вскоре она поднялась до статуса Старшего Демона. Демоница метила гораздо выше, хотела добиться того, чтобы стать одной из двенадцати демонических лун, однако своим принципам не собиралась изменять, хоть из-за них дело и замедлиться. «Будь такой же жестокой, как и люди, унижавшие тебя.» Ещё одно правило демонов. Нельзя проявлять никакого милосердия к еде. И если бы раньше, будучи человеком, Намиида могла воспротивиться этому, то сейчас для неё, высшего существа, люди были сравнимы с обычным скотом, который она лично ведёт на убой. Слабовольные, жадные, глупые. Первой её жестокость познала мать, куртизанка, которая в погоне за деньгами втянула дочь в свою профессию, подкладывала под тех, кто больше платил. Намиида хорошо запомнила мерзавцев, издевавшихся над ней, отговаривавшихся ценой, нашла и прикончила, разорвав на части, словно обезумевший зверь, но сначала — поквиталась с матерью. Быстро перечеркнула кровную связь, ставшую для неё после обращения пустым звуком. Кто теперь она. И кем осталась мать. Небо и земля. Тогда началась игра демоницы в кошки-мышки с жертвами и продолжается уже несколько лет. Раньше Намиида хорошо заметала следы за собой, так как была слабоватым демоном и боялась охотников, во тьме и тишине набираясь мощи. Силы возросли вместе с наглостью и самоуверенностью, и попадавшиеся на пути охотники встречали отнюдь не завидную участь. В Киото уже парочка неопытных охотников приняли свою смерть. Никто и никогда не остановит её. Ничто не помешает демонице забраться на самую верхушку. А пока что Намиида посетит чайный домик, где гейши обычно продают своё искусство, очарует притворно-нежным голоском и миловидностью той внешности, которую выбрала на сегодняшний вечер, очередного богача, иными словами, еду, что ей по статусу. И опьянённая демоницей жертва будет готова выполнить всё, о чём только Намиида попросит, пойти туда, куда скажет. Самая любимая часть охоты Намииды — смотреть, как широко распахиваются глаза несчастного, когда он осознаёт, что чёртова бестия охомутала его, завела в безлюдное место и готовится вонзить в его плоть острые клыки, уже не скрывая истинный облик. Бежать бесполезно. Она быстрее и сильнее его, поэтому быстро опрокидывает мужчину на землю, придавливает ногой грудь и со смешком в глазах смотрит на неудачные попытки освобождения. — Какой же ты жалкий, — голос надменный, — наверно, неприятно, когда ты понимаешь, что вот-вот станешь чьим-то ужином, — она расхохоталась, а жертва от страха даже закричать не могла, — и спасения ждать неоткуда. Это будет больно. Демоница замахнулась и только собралась вонзить когти в плоть жертвы, когда резкая боль пронзила её спину. Мощный удар отбросил Намииду на несколько метров. Она прокатилась по земле, еле как затормозив с помощью когтей. Глаза её налились кровью, когда она заметила человека, который посмел напасть на неё, зрачки сузились. Это девушка, истребитель, но необычный. Намиида буквально видела огромную разницу между ней и другими, посланными ранее. Рыжеволосая девушка тем временем ударила мужчину ребром ладони по шее, из-за чего тот потерял сознание. — Наглая дрянь! — прорычала Намиида. Противница лишь положила руку на рукоять катаны, продолжая молча рассматривать демоницу. Намиида разозлилась ещё больше: — Неужели ты думаешь, что сможешь меня одолеть, истребитель? — тишину разрезал истерический смех. — Убила прошлых, убью и тебя. — Мне жаль тебя, — у неё оказался мелодичный голос, приятный на слух, — наверно, кто-то дурно поступил с тобой, раз в демонической жизни ты стала такой… — Твоя жалость мне даром не нужна, — фыркнула демоница. — Однако за жизни съеденных тобой людей тебе придётся заплатить. — Пошла к чёрту! Намиида сорвалась с места и бросилась на истребителя. Она сильна, нет, она могущественная. И пусть её магия крови состоит только в физическом перевоплощении, но демонические способности никто не отменял. И тело этой девчонки будет истерзано. Только вот демоница пронеслась мимо… Как же так? Секунду назад противница стояла прямо перед ней, а потом будто исчезла. Кто она такая? — Гнев ослепляет, вытесняет остальные чувства, — послышался голос за спиной, — я знаю. Поэтому ты убивала. — Молчи! — демоница вновь бросилась на девушку. — Я убивала, чтобы стать сильнее. И продолжу убивать дальше. Рыжеволосая незнакомка продолжала уклоняться от атак. Спокойно. Не страшась. Намиида подумала в какой-то момент, что с ней вступил в схватку дракон, который не торопится наносить ответный удар по неизвестной причине. А драконы не отступают. Как и демоница… — Ты помнишь их? — спросила противница. — Помнишь людей, которых убила? — Какая же ты смешная! — расхохоталась демоница. — Зачем мне запоминать имена скота? Девушка вздохнула. Разочарованно? Намиида нахмурилась. Чего она добивается от демона, чьё сердце сравнимо с горошиной? — Мне жаль тебя, — повторила рыжеволосая незнакомка. — Хватит! Демоница, вытаращив глаза от злости, собиралась кинуться на противницу. Но мир вдруг изменился, словно увеличился в размерах, и Намиида превратилась в букашку. Боль заполонила всё собой. Перед глазами постепенно темнело. Как? Почему? Столько копить силу, а потом быть поверженной? Кем? Голову ей отрубила не рыжеволосая незнакомка. Зловещие голоса шептали её имя, разносясь эхом по темноте. — Сестричка, не все демоны способны на раскаяние, — по-наставнически и одновременно заботливо произнёс жизнерадостный мужской голос, от одного лишь звучания которого Мирай почувствовала тепло, — не каждую душу можно спасти. — Кёджуро? Столп Пламени улыбнулся: — Что, уже забыла, как я выгляжу, воробушек? — он наклонил голову, изучая девушку взглядом. — Ты редко выходишь на связь, что случилось? Мирай, смотря на Кёджуро стеклянными глазами, начала медленно к нему подходить, пока не уткнулась лбом ему в плечо, зажмурив глаза. — Сестричка? Что с тобой? — Столп Пламени обнял девушку, крепко прижав к себе. Мирай всегда вела себя сдержанно, даже до становления Столпом… — Я просто рада тебя видеть, братик. Семья — слово, значащее очень много для каждого ребёнка. Это в первую очередь мать и отец, которые окружают своих кровиночек любовью, заботой и поддержкой, братья и сёстры, также готовые помочь в трудную минуту. Родители исполняют свои обязанности — оберегают детей от невзгод. Старшие дети защищают младших. Так и должно быть. В любой семье. Не так ли? Прошло столько лет… Образы матери и отца стёрлись из памяти Мирай. Пришло осознание того, что её семья, мягко говоря, не была образцовой, нормальной. Родители толком не разговаривали друг с другом, а только кричали. И с рождением Мичи ссоры участились, так как отец хотел сына, который мог хоть где-то пробиться, устроиться на работу. Но как ни странно Мирай всё равно искренне любила родителей и считала, что её семья хорошая. После того, как мать продала дочь в окейю Хаяси, Мирай почувствовала, что её сердце пронзил кинжал, оставив глубокую рану, которая долгое время не заживала. Семейные узы.Что это такое? Почему они так важны? Мастер Тэтсуо говорил, что без семьи и любви человеку жить нельзя. Но Мирай же как-то жила. На это наставник лишь качал головой с лёгкой улыбкой, трепал ученицу по голове и отвечал: «Рано или поздно ты всё поймёшь, Мира. Обязательно!». И она поняла. Благодаря Ренгоку Кёджуро. Он и его младший брат, Ренгоку Сенджуро, стали для девушки настоящей семьёй, о которой она могла лишь мечтать. Они растопили её сердце, залечили рану. Мирай поняла, что ради них она готова отдать жизнь, не раздумывая ни секунды. — Кёджуро, — прошептала девушка, сильнее прижавшись к Ренгоку. Его объятья были тёплыми и уютными, словно её обволок золотистый лучик солнца и принялся согревать, — я так рада тебя видеть. — Кто ты? И что ты сделала с моей серьёзной сестричкой? — шутливо спросил он, поглаживая девушку по голове. Та легонько стукнула его по спине кулачком. Ренгоку усмехнулся. — И я рад видеть тебя. Мирай отстранилась, тут же спросив: — Тебя отправили сюда, чтобы устранить демоницу? — она повернулась лицом к тому, что осталось от бестии: шёлковое кроваво-красное кимоно с узорами в виде чёрных зловещих цветов, отдалённо напоминающих летучих мышей, и невероятно красивые гребни и заколки, которые имели не малую стоимость. — Да. Охотники, посланные сюда ранее, не вернулись. Глава решил отправить меня, — сообщил Ренгоку. — Ясно… — отозвалась Мирай. Она тусклым взглядом рассматривала вещи, — совёнок, я хотела, чтобы она раскаялась, хоть как-то спасти её душу. — Эй! — возмутился Ренгоку, положив руку сестре на плечо. — Она сделала свой выбор, и это не твоя вина. Лучше пойдём скорее отсюда. — А как же он? — девушка кивком указала в сторону несостоявшейся жертвы демоницы. Брат задумался: — Он не ранен? Не ранен. Скоро очнётся? Очнётся. Ему ничего больше не угрожает. К тому же тут редко, но ходят люди, — Ренгоку улыбнулся, — а я очень хочу с тобой поговорить. — Убедил, — вздохнула Мирай, — у меня есть идея, куда отправиться. — Я доверяю тебе, сестричка. Но не могу не спросить: что за место? — Если я скажу, то вся интрига испарится, — девушка обошла его и, сцепив руки в замок за спиной, двинулась прочь с тёмной улицы, где пал ещё один демон. Ренгоку зашагал следом за сестрой. У Ренгоку в голове пронеслись воспоминания. Когда-то они шли также. Тогда Мирай вырывалась вперёд, чтобы убежать от него и снова погрузиться в одиночество, а не показать дорогу к таинственному месту. Он усмехнулся: девушка была взлохмаченной в тот день, что никак не сочеталось с собранностью и серьёзностью. — Совёнок, не отставай, — окликнула брата Мирай. И всё-таки что-то она ему не договаривала. Ренгоку такое чувствовал всегда. Особенно если дело касалось членов семьи, в которую Мирай входила. Только сама девушка не являлась любительницей делиться переживаниями и всё наболевшее, терзающее душу держала внутри себя, за семью печатями. — Как твой глаз? — Ты спрашиваешь об этом каждый раз, когда мы встречаемся, несколько лет подряд, — подметила девушка. — Привереда, — отозвался Ренгоку и добился желанного результата: со стороны Мирай послышался смешок. Путь Столпов длился недолго. По дороге им встречались гейши, с которыми рядом иногда виднелись майко. Одна краше другой, с манящими улыбками они шли такими мелкими шажками, что, казалось, парили над землёй, напоминая своих старших сестёр. И Ренгоку замечал — когда на горизонте появлялись искусницы, то Мирай с отвращением отворачивала от них голову. Перед ними выросли несколько чайных домиков. Ренгоку очень удивился, когда понял, что Мирай целенаправленно шла к одному из них, самому дальнему. Девушка же терпеть не могла гейш и всё, что с ними связано. Так почему же идёт туда, где они зарабатывают большую часть денег? — Воробушек? — Ренгоку покосился на сестру. — Нет причин для волнения, — коротко ответила Мирай. — Кто вы? — смотрительница выглянула из-за двери чайного домика и окинула пришедших Столпов недоверчивым, пронзительным взглядом. Мирай повернулась к ней спиной. Внимание женщины устремилось на золотисто-оранжевого дракона на спине белого хаори. Мощное змеиное его тело извивалось кольцами над языками пламени, на сильных лапах красовались острейшие когти, которые ни раз вонзались в плоть врагов, жёлтые глаза с вертикальными зрачками свирепо смотрели на всех вокруг, обнажённые клыки опасно сверкали. Животное было готово извергнуть из пасти смертоносное пламя и опалить им противников в любой момент. Глаза смотрительницы расширились от восхищения: — Даже под страхом смерти я узнаю это хаори, — она низко поклонилась. Мирай сжала края рукавов хаори, точно боялась, что оно испарится, — добро пожаловать, госпожа Сато. — Комната, где любил проводить время господин Тэтсуо, не занята? — спросила Мирай, хотя уже знала ответ на вопрос. — Я никому не позволяю её занимать, госпожа. Прошу вас проходите, — женщина отошла в сторону, пропуская Столпов. — Брат, — девушка жестом попросила Ренгоку следовать за ней. Оставив обувь в коридоре, Столпы прошли к лестнице, поднялись на второй этаж. — Здесь нам никто не помешает, — наконец, сказала девушка, приглашая брата в комнату, последнюю по коридору, — мастер Тэтсуо говорил, что очень любил наблюдать за чайной церемонией и мечтал когда-нибудь построить собственный чайный домик. — Спасибо. Я как раз хотел спросить об этом, — Ренгоку кивнул. — Ты голоден? — Да, я б поел, — признался он. Мирай усмехнулась и жестом показала ему, что нужно подождать некоторое время. — Вкусно! Вкусно! Как это вкусно! Чуть ли не каждую секунду от Ренгоку сыпались лестные комплименты блюдам, которые принесли им. Мирай с едва заметной ухмылкой, снисходительно покачивая головой, слушала брата и разделяла с ними пищу. — Сенджуро часто спрашивает меня о тебе, сестричка. Он очень скучает и хочет поскорее с тобой увидеться. — Скажи маленькому солнышку, что я обязательно навещу его, — Мирай вспомнила эти маленькие ручки, обвивавшиеся вокруг её шеи, и счастливый детский смех. Пару секунд Ренгоку не решался произнести ни слова и попивал горячий чай: — Так… — Мирай вопросительно посмотрела на Ренгоку, — что произошло между тобой и Томиокой? — наконец спросил он. В его глазах вспыхнули серьёзность и решительность, а в её… Ренгоку сказал бы, что это была грусть. — О чём ты говоришь, совёнок? — Мирай улыбнулась ему, но Ренгоку не просто так называл эту девушку своей сестрой, поэтому не поверил улыбке Мирай. Кровной связи между ними, конечно, не существовало, однако необязательно быть родственниками, чтобы быть семьёй, в чём оба убедились. Они породнились и хорошо знали друг друга. — Можешь не притворяться хотя бы передо мной, воробушек, — так ласково, как настоящий старший брат, проговорил Ренгоку, — уж меня ты не обманешь. — Как ты понял? — спросила девушка, потянувшись к чайничку и принявшись доливать напиток в чашки. — Я замечаю все изменения в поведении моей милой сестрёнки, — он погладил её по голове, — а также некие странности Томиоки в последнее время. Мирай задумалась, уставившись изумрудными глазами в пустоту. Разум медленно начал воспроизводить в голове воспоминания. — Мира, — тихо позвал девушку Томиока. Она не отреагировала, казалось, полностью погрузившись в свои мысли. И он понимал, что это один из её способов сбежать от реальности или нежелательных разговоров. Он приблизился к Мирай почти вплотную. Та не подняла на него взгляда. Томиока, вздохнув, взял девушку за руку и резко дёрнул на себя, заключив в объятия, которые просто поглотили Мирай, словно она упала в воды безмерного океана. Они заставляли чувствовать себя в безопасности и под защитой силы водной стихии. Не все люди способны вызвать в Мирай такие чувства. — Отпусти, — охрипшим не от холода голосом сказала девушка, — отпусти меня, Гию. Пожалуйста, — последнее слово она произнесла с мелкой, еле уловимой дрожью в голосе. — Мира, — прошептал Томиока. На своём затылке девушка ощутила тепло его ладони. Мирай упёрлась одной рукой в плечо Томиоки, сжав вторую в кулак, нанесла удар под дых. Убедившись, что его объятия ослабли, девушка вырвалась, оттолкнув его. Их взгляды встретились. Изумрудный блеск столкнулся с синей водной гладью. — Просила же отпустить, — и лица обоих вновь стали обжигающе холодными. Однако за этими ледяными масками скрывалась буря эмоций и чувств, и молодые сердца бились так сильно, точно вот-вот выпрыгнут из груди. — Извини… — у девушки сложилось впечатление, что он хотел добавить что-то ещё, но прикусил себя за язык, сдержался. Она слегка нахмурилась. Мирай промолчала, а Томиока итак прочёл всё в её взгляде. Девушка внезапно сделала шаг навстречу ему, приложила холодную ладонь к его лицу и, потянув на себя, коснулась своими губами уголка губ Томиоки. Зачем? Этот вопрос глухим эхом пронёсся в голове Мирай. Ответ прозвучал настолько тихо, что ей показалось — его не существовало вовсе. Мирай отскочила от Томиоки, отвернулась и оттолкнувшись от земли, прыжком взмыла в небо. Последнее, что видел Томиока, злобная драконья морда в ярко-оранжевых блестящих чешуйках на белом хаори. — Сестричка, — протянул Ренгоку, рассматривая задумчивое выражение лица девушки, — не отмалчивайся, пожалуйста. Я ведь знаю тебя. Мирай пришла в себя. Тряхнув головой, она усмехнулась, взяла свою чашку с чаем: — Вода всегда так спешит, — ответила она, отпив маленький глоток, — может, это и к лучшему. Ренгоку снисходительно покачал головой: — Ты неисправима, сестричка. Хорошо, не хочу давить на тебя, — она кивнула в знак благодарности, — просто знай, что я переживаю. — Разумеется, — Мирай положила голову ему на плечо, прикрыв глаза, — братик. Так они просидели несколько минут. Ренгоку в своей фирменной позе со скрещенными на груди руками и Мирай, чья голова покоилась на его плече. В какой-то момент девушка почувствовала тяжесть головы Ренкогу на своей, а сам он чуть сгорбился и наклонился вперёд. — Совёнок, — она толкнула Ренкогу в бок, — сейчас не время спать. — Тогда скажи мне, — сонным голосом пробурчал Ренкогу, разлепив глаза, — что ты делаешь в Киото? Сомневаюсь, что двум Столпам поручили одну и ту же миссию. Девушка хмыкнула: — Ну ты же меня знаешь, братик, — она попыталась спародировать его голос, — если во мне заговорит предчувствие, то меня уже ничем не удержишь. Я буду идти в самое пекло. Ренгоку рассмеялся, из-за чего Мирай вновь толкнула брата. Он упал на спину, но не прекратил смеяться: — А здорово у тебя получилось меня показать, — сказал Ренгоку, успокоившись, — вообще… я вспомнил нашу первую встречу. Ты была такой же вредноватой и невозмутимой, как и по сей день, правда, сильно лохматой… — Ой, да-да-да, — отмахнулась Мирай, — сильно лохматой, чем напомнила тебе взъерошенного воробья. Они затихли. И первым тишину нарушил Ренгоку: — Твоё пребывание в Киото останется между нами. Какой у тебя был приказ? — Отправиться в ближайший орден Глицинии, — ответила Мирай, — брат, ты не должен… — Я не должен что…? — перебил он девушку. Она вздохнула: — Ничего. — Вот и славно. И скоро ты вернёшься в поместье Сато? — Понятия не имею. Мне бы хотелось побывать в тех уголках Японии, куда ещё не наведывались Столпы. Сколько же людей там нуждаются в помощи… Досточтимый Глава дал мне своё разрешение. Так что после ордена Глицинии я отправлюсь в путь, которые займёт, полагаю, много времени. Ты уж прости, братик. — За что ты извиняешься? — удивился Ренгоку. — Это же чудесно. — Спасибо, — Мирай улыбнулась чистой и искренней улыбкой, какую любил Ренгоку, — совёнок, у меня вопрос: было ли у тебя такое чувство, будто внутри тебя что-то сидит? Оно не пугает. Напротив, тебе кажется, что ты и это нечто одно целое? Долгое время оно не могло пробудиться, а сейчас рвётся наружу, хочет показать силу, — он внимательно слушал её. Как только девушка закончила, Ренгоку задумался: — Было. Когда я начал осваивать Дыхание Пламени. Стоило мне его усвоить, то внутри меня появилась гармония. Странно, что у тебя сейчас такое состояние. — Странно, — вторила Мирай, — но я выясню, в чём дело. — Не сомневаюсь, сестричка, — Ренгоку поцеловал её в макушку.