Рыжеволосая гейша

      На зем­лю уже опус­ти­лась ночь, блис­тая сво­им тём­ным ве­лико­лепи­ем. Мно­гие бо­ялись это­го вре­мени су­ток, пос­коль­ку во мра­ке, шлей­фом сле­ду­ющим за ним, та­илась опас­ность.       Дей­стви­тель­но, не по собс­твен­ной во­ле ночь ста­ла луч­шим дру­гом и вер­ным со­юз­ни­ком для де­монов, на­пада­ющих на лю­дей во вре­мя её гос­подс­тва в ми­ре. Ми­рай по­нима­ла, что её мыс­ли мож­но пос­чи­тать несусветными, но она пе­чали­лась та­кому пред­взя­тому от­но­шению к но­чи, ведь её ти­хая кра­са всег­да оча­ровы­вала де­вуш­ку. И по­ка Муд­зан не ос­квер­нил ночь — та бы­ла по-нас­то­яще­му прек­расна.       Се­реб­ря­ная лу­на от­ра­жалась мель­ка­ющи­ми бли­ками на вод­ной гла­ди не­боль­шо­го пру­да в са­ду по­местья, ко­торый так силь­но обо­жал Гос­по­дин Дра­кон. Ца­рило спо­кой­ствие, из­редка на­руша­емое ше­лес­том листь­ев пе­рего­вари­ва­ющих­ся меж­ду со­бой де­ревь­ев. Оби­тате­ли до­ма Са­то, на­вер­но, уже мир­но спа­ли и ви­дели седь­мой сон. Только Ми­рай ещё бодрство­вала, си­дя в са­ду, од­новре­мен­но об­ра­баты­вая свой кли­нок ни­чирин и нас­лажда­ясь ма­ги­ей но­чи. Не­опи­су­емой. Спо­кой­ной. За­вора­жива­ющей.       Ми­рай взя­ла ну­гуй­га­ми* в ру­ки и хо­рошень­ко смя­ла её, а по­том на­чала проводить ей по антрацитовой по­вер­хнос­ти ка­таны, очи­щая ту от гря­зи и ста­рого мас­ла. За­тем де­вуш­ка взя­ла пла­точек и на­нес­ла на не­го две кап­ли эфир­но­го гвоз­дично­го мас­ла**, ко­торое тончайшим сло­ем улег­лось на гла­дь клин­ка, за­щищая от ржав­чи­ны и влаж­ности. Этот «ри­ту­ал» она про­води­ла все­го лишь раз в три ме­сяца, как и ска­зал её куз­нец, что­бы под­держи­вать меч в от­личном сос­то­янии.       — Мас­тер Тэт­суо, — в ка­бине­те быв­ше­го Стол­па Пла­мени, раз­ру­шая по­вис­шую ти­шину, проз­ву­чал дет­ский го­лос. Тэт­суо от­влёк­ся от чте­ния и об­ра­тил вни­мание на свою цу­гуко, ко­торая топ­та­лась на по­роге по­меще­ния, яв­но сму­щён­ная воп­ро­сом, ко­торый, ста­рик чувс­тво­вал, очень хо­тела за­дать.       — Иди сю­да, де­воч­ка, — по­доз­вал Ми­рай Тэт­суо. Ког­да она пе­рес­ту­пила по­рог ка­бине­та и по­дош­ла к учи­телю, Тэт­суо лас­ко­во и по-от­цов­ски улыб­нулся ей, той, ко­торую в тай­не счи­тал род­ной до­черью, — что слу­чилось? Что те­бя тре­вожит?       — Ска­жите, — она за­мялась, но че­рез нес­коль­ко се­кунд соб­ра­лась с ду­хом и спро­сила, опус­тив гла­за в пол, — а дра­коны су­щес­тву­ют на са­мом де­ле?       В её ис­крис­то-зе­лёных гла­зах пы­лали любопытство и ин­те­рес, но она, ка­жет­ся, сты­дила се­бя за собс­твен­ные мыс­ли и уп­ре­кала за бес­так­тный воп­рос. Тэт­суо, за­метив это, пог­ла­дил уче­ницу по ры­жей го­лове и ска­зал:       — Точ­но­го от­ве­та ещё нет. Ник­то по­ка не в си­лах до­казать, что дра­коны жи­вут на на­шем бе­лом све­те, од­на­ко и оп­ро­вер­гнуть их су­щес­тво­вание то­же нель­зя, ведь от­ку­да-то взял­ся об­раз мо­гуче­го ог­не­дыша­щего су­щес­тва, — Ми­рай жад­но вни­мала каж­до­му сло­ву Тэт­суо, — я ве­рю, что они су­щес­тву­ют: просто жи­вут дра­коны в ду­шах лю­дей.       — В ду­шах лю­дей? — уди­вилась де­воч­ка и тут же схва­тилась за сер­дце, слов­но пы­та­ясь до­тянуть­ся до сво­ей ду­ши и кос­нуть­ся за­вет­но­го дра­кона. — Как…? Как они мо­гут там жить? Не по­нимаю.       — Всё прос­то. Ду­ши лю­дей, де­воч­ка, об­ла­да­ют не­веро­ят­ной си­лой, — по­яс­нил ста­рик, — а дра­коны — оли­цет­во­рение мо­щи. Они рож­да­ют­ся в ду­шах сме­лых, доб­рых лю­дей и спят там. Ког­да их но­ситель по­пада­ет в опас­ность или же па­да­ет ду­хом, то дра­кон про­буж­да­ет­ся. Не­види­мый для всех, да­же для че­лове­ка, в ду­ше ко­торо­го обитает, он по­мога­ет ему.       — То есть дра­кон прак­ти­чес­ки не жи­вёт сво­ей жизнью? Мас­тер Тэт­суо, это так пе­чаль­но.       — Те­бе не обя­затель­но при­нимать мои сло­ва за прав­ду, Ми­рай, — усмехнулся старик, — это все­го лишь то, во что ве­рю я. И тебе решать, какой истине следовать.       — «Мас­тер, спус­тя столь­ко лет я мо­гу по­делить­ся с ва­ми мо­ими до­гад­ка­ми. Дра­коны не жи­вут в ду­шах лю­дей. У них есть собс­твен­ный мир. Они наб­лю­да­ют от­ту­да за на­ми и тем, кто дей­стви­тель­но дос­то­ин, при­ходят на по­мощь в труд­ный мо­мент.»       И почему ей вдруг вспомнился диалог с мастером? К тому же… о драконах. Но тогда она верила в них. Наверно, на бурную детскую фантазию так повлияло создание с золотисто-оранжевой чешуёй, парящее на спине белоснежного хаори учителя. Такое свирепое и могущественное. В его глазах бушевал огонь ярости, но враждебности от существа не исходило.       Мирай зевнула, прикрыв рот ладонью. Голова вдруг наполнилась свинцовой тяжестью. Организм требовал, чтобы девушка немедленно встала и направилась в покои отдыхать. Сопротивляться усталости она не собиралась, поэтому сразу же направилась вглубь дома.       Дорога выучена наизусть. Темнота не была для неё помехой. Но стоило девушке оказаться напротив покоев Томиоки, как ноги перестали её слушаться и остановились, словно их сковали незримые цепи. И невидимая стена выросла прямо перед Мирай, также преграждая путь.       — Ты дорога мне, не могу описать словами насколько, Мира. Но я тебя не достоин, — слова Столпа Воды, которые тот произнёс два года назад, девушка не могла выкинуть из головы, — я забыл, каково это: испытывать чувства по отношению к другому человеку, — пропитанные отчаянием и печалью.       — Гию, — никогда имя Томиоки из её уст не звучало холодно, — мне жаль, что ты так считаешь. Мне жаль, — вторила себе Мирай, — что у меня не получилось помочь тебе…, — девушка замолчала. Её душу переполняла обида. На себя. На Томиоку. Но в значительно большей степени на себя. Она одна во всём виновата.       Мирай, стараясь ступать бесшумно, практически на цыпочках, так как гость всегда спал весьма чутко, призрачной тенью проскользнула внутрь комнаты Томиоки.       Столп Воды лежал на мягком футоне, блуждая в царстве сновидений. Лишь его ресницы изредка подрагивали сквозь сон, что означало одно — его мучило безжалостное прошлое, грубо напоминая о кровавых событиях, терзая острыми когтями душу и выворачивая её наизнанку. Он тоже не мог забыть и простить. Мирай понимала его. Как никто другой.       Подойдя к спящему Томиоке, девушка опустилась рядом с ним на колени, подогнув под себя простенькое коричневое кимоно, которое порой надевала, когда находилась в поместье долгое время. Она заботливо поправила съехавшее одеяло, спрятав под ним плечи Томиоки, а затем склонилась над Столпом Воды, внимательно изучая его лицо.       — «Ты настолько привык скрывать эмоции под маской безразличия, что неосознанно делаешь это даже во сне».       Мирай прислонила холодную ладонь к его тёплой щеке. Их лица находились в нескольких сантиметрах друг от друга. Она чувствовала приятный запах, исходящий от Томиоки, опьяняющий до безумия: — «Митсури не просто так называет меня Снежной Королевой. Но стоит тебе появится в моей жизни, как пламя вырывается из-подо льда мощным потоком. Как это у тебя получается?»       Девушка осторожно коснулась губами лба Столпа Воды, не заметив, как прекратилась дрожь его ресниц, ведь близость Мирай прогнала прочь сгустившиеся над ним тяжёлые тучи кошмаров, избавиться от которых казалось невозможным. И теперь наступило спокойствие.       Она поздно заметила, как руки Томиоки обвились вокруг её талии, даря тепло, разносящееся по всему телу. Мирай в мгновение ока оказалась крепко прижатой к Столпу Воды. Тот перевернулся на бок. И на своей шее девушка ощутила его горячее дыхание. Проснулся? Нет. Томиока всё ещё спал.       Мирай бы не выбралась из объятий, не разбудив Столпа Воды. Судьба игралась с ней, словно с малышом-глупышом: усталость решила напомнить о себе сейчас с новой силой. Девушка сдалась, приобняв одной рукой Томиоку за плечи. Веки тяжелели, глаза слипались, а тело расслаблялось. Сон поглотил её сознание.

***

      Крепко впившись в сильную мужскую руку, девушка не позволяла ему ступить и шага дальше. Карие глаза с розоватыми, точно лепестки сакуры, жилками с мольбой смотрели на того, кого сейчас она всеми силами от старалась удержать от смерти, что манила его к себе, в свои костлявые и холодные объятия. По румяным щекам ручьями стекали слёзы.       Он ускользал…       Он затухал, как пламя…       Обрыв крутой скалы. Простирающаяся дьявольская бездна, из которой веяло страхом и безнадёжностью. Они звали его к себе, уподобляясь костлявой госпоже. А Ренгоку, одурманенный злыми чарами, шёл на этот зов, подобно мотыльку, который с минуты на минуту мог угодить в прочные паучьи сети. Как же так…? Ни за что!       — Ты упадёшь, — девушка потянула Ренгоку за собой, но тот и с места не сдвинулся, — Кёджуро! — испуганно закричала она, когда Столп Пламени направился к обрыву. — Нет, остановись прошу тебя!       Он исчезнет…       Тьма поглотит его…       Девушка заметила, что звёзды на небе вдруг засияли алым и запульсировали, забились, как мириады сердец. Этот звук оглушал. Кроваво-красное марево, нависшее над головой, медленно забирало из неё все силы. Тело задрожало, точно осиновый лист. Ужас овеял разум девушки, ведь рука Ренгоку начала стремительно выскальзывать из её хватки.       — Кёджуро, — прошептала она, предпринимая безрезультатные попытки заново ухватиться за Столпа Пламени, — Кёджуро!       Чёрные лапища, усеянные острыми когтями, потянулись к нему, затаскивая в глубины места, где господствовали опустошённость и страдания. Серебристый*** смех внушал страх. Ренгоку нисколько не сопротивлялся. Почему? Он же Столп, один из величайших истребителей демонов, так почему же он не отбивался от зловещего существа?       — Вернись, пожалуйста! — Столп Пламени стоял на самом краю обрыва, устремив взор вниз. — Кёджуро, не надо!       Он погибнет…       Он не вернётся…       — Нет! — надрывала горло девушка, чувствуя подступающий ком. С трудом передвигая ноги из-за сковывающей её тёмной магии, она последовала за отдаляющимся Ренгоку. Нельзя позволить ему уйти во мглу. Даже если остановить Столпа Пламени получиться ценой собственной жизни.       Вихрь окровавленных лепестков сакуры, кружившийся в бешеном, смертоносном танце, возник из ниоткуда и пронёсся молнией, извиваясь змеёй в пространстве. Некогда нежные и благоухающие лепестки затвердели и заострились. Они наносили глубокие раны, вонзались в плоть, обагряясь ещё больше, и уносили за собой жизнь. Его жизнь…       Что-то болезненно кольнуло сердце. Один раз. Второй. Третий. Боль. Всё, что осталось у девушки теперь, — это боль. Нет. Не так.       Всё, что могло остаться у неё в скором времени, — боль.