Нежность

      Уснуть не получается от слова "совсем". Боль в паху сошла на нет, но рука все еще напоминала о себе, как бы Хэ ни пытался принять удобную позу. Предплечье реагирует на любое движение тягучей болезненной пульсацией. Тянь едва ли не скрипит зубами от нарастающего раздражения, что словно шар из змей, копошится в груди.       Брюнет резким движением неповрежденной руки трёт глаза до звёздочек и затихает на минуту.       Глубокий вдох, а затем выдох до тяжести в лёгких.       Тянь медленно голову поворачивает, смотрит в плачущее окно на темноту сырой ночи, и он на миг испытывает чувство дежавю. Совсем слабое и мимолётное, неощутимое, что не заметить легко. Его поймать за хвост - совершить невозможное. И сейчас один из тех редких случаев, когда удаётся не проигнорировать, а схватить и притянуть, рассмотреть и получше понять, что оно из себя представляет.       То, что кажется невероятно сложным в преследовании и ловле, оказывается до смешного простым в разделывании. Смешным до пиздеца, до мясного крошева в груди, до сжимающего, замораживающего органы, страха.       Ностальгия - блядь, придуманная дьяволом.       Хэ неожиданно для самого себя коротко и бесцветно смеется со своего вывода в пустоту, а та, в свою очередь, слизывает этот звук со вкусом тоски.       В тот день тоже шёл дождь, поглощал все вокруг в свой шум, смывал картинку перед глазами, превращал дорожки поместья в реки, а лестницы - в водопады.       В такую погоду Хэ Тянь смотрел на старшего брата, который раздражённо бурчал о том, что у мелкого есть дохуя пластмассовых корабликов: маленьких и больших, с моторчиком и без. Но Тянь лишь молчал и наблюдал со злорадством за Ченом, что собирал уже шестой бумажный кораблик, а после с визгливым "спасибо" хлопал дверью громко настолько, чтобы услышать, как за грохотом следует возмущенное "блядь".       Выбегая на улицу, он спускал армию корабликов на воду и бежал по течению ручья, ожидая их зрелищного крушения.       В следующую секунду он быстро сбегал вниз по водопаду. И однажды Тянь пропустил ступеньку, упал вперед, примяв телом несколько корабликов ко дну.       А затем словно в телевизоре канал переключили, вот здесь он падает, черный экран - и он уже в теплой постели рядом с матерью. Возможно, он отсек это воспоминание еще в детстве, потому что вспоминать неприятно. Хэ знает это, помнит вкус крови, от которого мутить начинает, и то, как одежда липнет к телу, опаляя сырым холодом до костей. Темнота, а далее тепло-тепло-тепло рядом с матерью.       Мама всегда прикасалась к нему с неприкрытой нежностью, как никто другой не умел, даже он не научился. Невесомо гладила своей красивой ладонью в области синяка и говорила мягко и доверительно о том, что боль скоро пройдет, немного потерпеть надо. Боль пройдет, и о синяке он забудет и вспоминать не будет.       В итоге не вспоминать пришлось о ней, пока боль не притихла за рёбрами; она не уйдёт окончательно никогда, но уже стала ощутимо менее острой.       Тянь морщится, прогоняет картинки похорон, отворачиваясь от окна и спускаясь взглядом ниже по стене и на пол, ожидаемо натыкаясь на рыжую макушку, в которую уткнуться бы носом и вдыхать до отказа, лёгкие замерзшие жаром наполнить и лежать так всю оставшуюся вечность. Прижаться к телу, к которому тянет так, что сопротивляться с каждой минутой сложнее, да и сопротивляться желания нет. Но у Хэ Тяня нет выбора: если прикоснется — спугнет, вызовет ответную реакцию в виде порции ругани, возможно, ненависти, отвращения. С Шанем не угадаешь, какой очередной выпад он сделает. Тянь всегда сравнивает его с костром: либо согреет, либо сожжет к хуям.       Либо прижмётся ночью, укутавшись в одеяло, словно ребенок, либо ударит, испугавшись, и свалит от Хэ на жёсткий матрас.       У Хэ засасывает под ложечкой от блядски пугающего чувства отчаяния. Воспоминания о матери всегда отзываются глухой болью, а вкупе с Шанем, к которому не прикоснуться — накрывает окончательно и бесповоротно. Желание сделать хоть что-нибудь идет под руку с необъяснимым ужасом не успеть дотронуться, напитаться теплом и заботой, жизнью, как это было с матерью. Словно Шань сейчас исчезнет, испарится, как будто и в сраной жизни Тяня не существовал.       — Шань, ты спишь? — он не знает, зачем спрашивает, зачем вообще нарушает тишину. Не успевает обдумать, покрутить слова во рту, между зубами, на языке, сто раз подумать о том, что именно хочет сказать, а тысячу о том, нужно ли. Есть только желание и предположение, что Мо согласится, настолько до пиздеца тупое, даже в мыслях звучит по-идиотски.       — Теперь нет, — язвительно, с вялым раздражением.       Хэ Тянь знает, что Мо не спал: слышал по неравномерному дыханию, видел по напряжённой спине и просто чувствовал. Брюнет спросил, чтобы внимание обратить, а Мо ответил так, потому что по-другому не умеет.       — У меня рука болит, — говорит Тянь тихо, сжимая одеяло нервно.       — И что, блядь? — тише на полтона, и кажется даже мягче, хотя, возможно, Тяню это мерещится. Шянь привстает на локте и медленно разворачивается. Тянь врезается в янтарные глаза: в них открытое непонимание, но они не режут, не пронзают злостью, как это бывает всегда, когда они взглядами встречаются.       — Погладь меня по руке, — получается слишком серьезно, без намёка на шутку. Ведет в сторону аккуратно предплечьем, и, осознав свои слова и действия, Хэ закрывает глаза. Он не хочет видеть, как скривится в отвращении лицо рыжего, не после того, как ему казалось, что Мо стал мягче. Его фраза звучит пиздец как стремно, по-детски жалобно, и брюнет понимает это, в голове "блядь, блядь, блядь" речитативом.       Хэ Тянь ждет злого шипения, оскорблений и желчи, но в ответ тишина. Она затягивается, и Хэ, как провинившейся ребенок, медленно с осторожностью открывает глаза. Мо уже полностью повернулся корпусом в его сторону, хмурит брови и, блядь, молчит. Брюнет ведет головой, подбородком по своему плечу мажет нервно.       Рыжий вдыхает прохладный воздух со свистом через рот и произносит с недолгой паузой:       — Только не говори мне, что ты сейчас это серьезно, — видно как старается говорить спокойно, ровно, прикрыв глаза.       После того как Тянь так ничего и не отвечает, а лишь поджимает губы, Мо резко ложится на живот с шипящим "да ну нахуй". И, черт возьми, пододвигается к краю своего матраса, протягивает руку и дотрагивается сначала до запястья, а потом ведет вверх вдоль синяка, осторожно, опасаясь сделать больно и едва касаясь.       Хэ Тянь застывает, почти не дышит, смотрит на Мо, в попытке поймать его взгляд и, когда ловит и тонет в янтаре, вязнет, наконец расслабляется, забывая о боли.       Под пристальным взглядом глаз цвета серебра Мо краснеет, в полумраке это заметить сложно, Хэ скорее догадывается, что Рыжий смущается собственных действий, гладит уже не так ровно и спокойно.       — Ты не против, если я буду спать рядом с тобой? — понижает голос до шёпота. Считает важным дать возможность сделать выбор, не подмять под себя, не сломать снова, не сделать так, как хочется самому. Спрашивает, потому что считает нужным, правильным сейчас. И не менее правильное:       — Пожалуйста.       И:       — Шань, — настолько тихо, что почти беззвучно, по губам прочитать можно.       Касание сразу же исчезает, Хэ Тянь выдыхает с разочарованием, и внутри что-то неизбежно рушится. Может быть надежда, что Шань мог довериться, подпустить Тяня ближе, потому что сам хочет. А может быть, что-то еще рушится, что-то, что глубже, и осыпается на части медленно и болезненно.       Он смотрит в ответ на Мо и ждет, пока последний молчит. Если Шань сейчас взвешивает все "за" и "против", Хэ не будет удивлен, и если это "против" перевешивает, это не вызовет недоумения.       Шань приподнимается заторможено, отрешенно, но, очнувшись в несколько коротких, дерганых движений отодвигается дальше от Хэ, возвращается на прежнее место.       Хэ Тянь уверяет себя, что дать ему выбор было правильным, а то, что выбор Шаня противоположен его желанию, абсолютно нормально и совсем не больно.        Совсем не больно, и развалиться, рассыпаться не хочется.       Блядь.       Он невидящим, пустым взглядом завис на лице Мо, пока пытался доказать себе, что все в порядке. Выплывая из неприятных мыслей, он замечает одно единственное короткое движение, которое вводит его в ступор. Думает, а не показалось ли, не придумало ли это его больное, помешанное на Шане сознание.       Мо хлопает ладонью по свободному месту на матрасе снова, резко и раздражённо, стреляет в Тяня взглядом-придурок-чо-завис-то.       Хэ Тянь подрывается, встаёт с постели и осторожно опускается на матрас, согретый телом Мо. Ложится медленно, ожидая, что вот-вот Шянь передумает и сожжет.       Когда брюнет укладывается, то сразу же смотрит на Мо и впервые не знает, что сказать. Шань тут же отворачивается, прячется, но не отталкивает и даже, кажется, расслабляется.       И Хэ Тянь делает то, что хотел сделать несколько минут назад. Он утыкается носом в рыжий затылок, в короткие волоски и вдыхает его запах, и лёгкие не сгорают. Делает, не спрашивая, потому что знает, что сейчас рыжий согреет.