МАЙКРОФТ. ОТТЕПЕЛЬ.

Я буду писать так, как будто действие происходит в настоящий момент — мне так будет проще излагать происходящее, а вам будет проще представить себя следующими за мной. Мне пришлось вырвать и съесть несколько первых страниц дневника, прошу простить меня за это, я могу вас заверить, что они были не слишком интересными. Я не сомневаюсь, вы сами поймете необходимость данного поступка. Мне очень больно. Я сижу, склонившись, на жестком, холодном стуле, глядя на кафельный пол. Из разбитой губы капает кровь, длинными вязкими нитями тянется до самого пола слюна. Один глаз у меня заплыл, и, кажется, будет не самый привлекательный шрам над бровью. У меня сломана левая рука. Я не знаю, где я нахожусь. Именно из-за всего происходящего сейчас мне и пришлось съесть часть своих записей. Хорошо, хоть успела. Но не пугайтесь — последующую рукопись я поедать не буду. Я уже очень близка к своей цели, а ведь именно об этом и будет моя история. — Как вы связались с Джеймсом Мориарти? — Жопой об косяк! — Прекратите дерзить и отвечайте на вопрос! Вы делаете хуже только себе. Я молчу. Мне необходимо перемолчать моего тюремщика. — От кого вы получили информацию государственного значения? Я криво улыбаюсь. — Я буду говорить только с Майкрофтом Холмсом. Когда эта фраза дойдет до вашего убогого умишка, мы сможем продвинуться в диалоге. Мой надзиратель скалится, глаза налиты кровью. Он резко замахивается и бьет меня по лицу. — Хватит! — наконец-то я слышу желанный знакомый голос. О-о-о, мне пришлось ждать его очень долго и вынести очень много. Правы сказки, в которых надо сгрызть железные хлеба и сносить железные сапоги… Майкрофт Холмс — «само британское правительство», ставит стул и садится напротив меня. — Вы хотели говорить со мной? — Именно так, — боль необыкновенная, но я ухмыляюсь. — Вы будете отвечать на мои вопросы? — По мере сил, дорогой друг, не просите слишком многого. — Допустим. Как вы познакомились с Джеймсом Мориарти? — Я знала, где и как его найти. — Кто сообщил вам эту информацию? — Никто. Я сама ее знала. — Из каких источников вы получили информацию государственного и мирового значения, которую вы использовали в своих сделках с Джеймсом Мориарти? — Не из какого. Я сама ее знала. — Много ли еще информации вы «сама знаете»? — Ее достаточно, чтобы уничтожить даже вас. А во временном промежутке использования хватит лет на пятьдесят. — Мы хотели бы обладать данной информацией. — Да без проблем. Если примете мои условия. Иначе вы сможете обладать только моим трупом. — Что мешает нам пытать вас, пока вы сами все не расскажете? — Вы ничего не узнаете, я предпочту смерть. Кроме того, вы не узнаете той информации, которой Джим Мориарти еще не воспользовался. Он будет на несколько шагов впереди вас. — Резонно. Что мешает нам просто убить вас, чтобы оставшаяся информация не досталась никому? — Ну, во-первых, Джим все еще будет впереди, и вы не сможете его остановить. А, во-вторых, вы, мой милый, не сможете спасти жизнь вашего любимого брата — Шерлока. Потому как не будете знать время и место, где и когда случится непоправимое, — я гляжу ему в глаза, слегка склонив голову на бок и пытаясь приподнять бровь, — Видите, вы в любом случае в проигрыше. Мой собеседник темнеет лицом, сжимает сложенные в замок пальцы. — Каковы ваши требования? — Я не требую. Я предлагаю культурно договориться. — Пусть так. — Я хочу остаться, так сказать, «в гуще событий». Возьмите меня к себе, сделайте своим поверенным лицом, правой рукой, защитите меня от Джима Мориарти и других заинтересованных сторон — и я постепенно поделюсь с вами всем, что известно мне. Мы спасем много жизней, в том числе вашего братишку, избавимся от многих опасных людей, да что мелочиться — сохраним жизнь самой королеве! Посмотрите, какие перспективы, за такую скромную цену! — Зачем вам это нужно? — Ну, как зачем? Вы — ферзь в шахматной партии британского правительства. Вы видите то, что никто не видит, бываете за запертыми дверями, знаете то, чего может не знать и сама королева-мать. И при этом вы все еще живы. Я хочу знать и жить. — Резонно. Вы хотите стать специальным агентом Ее Королевского Величества? — Неа. Не понимаете. Я хочу стать вашим агентом. — Почему моим? — Стокгольмский синдром. Мой собеседник хмыкает, качает головой. — Каковы гарантии вашей чистосердечности? — Мое честное слово, — улыбаюсь я. — Я буду вынужден постоянно держать вас на расстоянии вытянутой руки. Какова гарантия того, что ложась в постель, я проснусь? — Ты меня не бойся. Я тебя не трону, ты не беспокойся, — с усмешкой напеваю я. Мрачно смотрит на меня. — Неудивительно, что вы поладили… — говорит Майкрофт, — Я сообщу вам о своем решении. Встает, идет к двери. Бросает через плечо: — Пусть придет врач. Не обижайте нашу гостью. Знаете, что забавно — все вокруг меня говорят по-русски. Хотя, чему удивляться, ведь я читала книги и смотрела фильмы в переводе. Вот и получилось, что это зеркало было создано мною через призму видения переводчика… Я открываю глаза. Чем-то меня накачали, состояние, как с похмелья. Я лежу на просторной кровати, слышу доносящиеся с улицы звуки живого города. В небольшую, но уютную комнату проникает через окна дневной свет. Я с трудом сажусь. Голова кружится, все тело ломит. Моя левая рука в гипсе, правой рукой я ощупываю лицо и тело — на мне огромное количество пластыря и бинтов. Дверь медленно отворяется. В комнату входит девушка, она очень красива. Значит, мои условия приняты. — Ну, здравствуй, Антея, — говорю я чуть севшим голосом. — Доброе утро. — Подойди ко мне, милая, помоги встать. Девушка без лишних слов приближается к кровати. Я резко вскакиваю, черт, да я не одета! Ну, неважно. Хватаю ее за правую ладонь и жестко заламываю ей пальцы, раздается хруст костей. Девушка звонко вскрикивает. — Тише-тише, милая, шума не нужно, — вкрадчиво шепчу я, — У меня есть к тебе короткий разговор, после которого ты спокойно соберешь вещи и навсегда исчезнешь, никому ничего не объясняя. Так вот, помнишь ежедневник нашего доброго хозяина? Кивни, если помнишь. Девушка кивает, по ее щекам катятся слезы, но она молчит. — Молодец. Помнишь его планы на вечер каждого четверга? Такие короткие пятнадцатиминутные спортивные упражнения? Конечно, помнишь, ты ведь в них участвуешь… Девушка часто кивает, ее лицо становится белым как мел. — Ты хочешь жить? Ее глаза расширяются, она близка к обмороку. — Так вот ваши дружеские тренировки закончились. Повтори мне, что ты сейчас будешь делать? — С-соберу вещи и исчезну, ничего не объясняя, — отвечает она. Ее губы, бледнее мела, трясутся. — Умница. За меня не переживай — я сама найду свои вещи и спущусь к завтраку. Девушка, всхлипывая, выбегает из комнаты. Мои вещи находятся быстро, они уже отстираны от крови и прекрасно выглажены. Жаль, а ведь неплохая была прислуга… Я спускаюсь со второго этажа по красивой викторианской лестнице. Мой новый хозяин уже сидит во главе обеденного стола. — Доброе утро, — говорит он, пролистывая газету. — Весьма, — соглашаюсь я. — Что вы сделали с бедняжкой Антеей? — спрашивает он, не отрываясь от чтения. — Она уволилась. — Весьма неудобно. Кто же теперь займется бумагами и мелкими поручениями? — Я подыщу новую прислугу. Не отвлекайтесь. Невзрачная пожилая кухарка безмолвно вносит завтрак. — Приятного аппетита, — говорю я. — Приятного аппетита, — отвечает Майкрофт Холмс, откладывая в сторону газету. Мы едим в гробовой тишине. Мне нравится. Уютненько. — Так это мой дом? — спрашиваю я. — Ваш, — отвечает Майкрофт, — Ключи не предлагаю. Вам больше не придется гулять в одиночестве. — Я не против. Нужно будет составить список общих тем для разговора. Майкрофт едва уловимо улыбается. — Я не привык к обществу других людей. — Пффф, — я махаю рукой, — я буду не навязчивее кошки. — Я люблю собак, — отвечает он. — Тогда навязчивее. Как скажете. Мы заканчиваем завтрак. — Курите? — спрашивает Холмс. — Курю. — Покурим в машине, — говорит он. И идет к выходу. Оборачивается: — Ваше пальто на вешалке. Я помогу вам одеться. — Но-но! Я не могу покинуть дом в таком виде! Что подумают о вас люди? — Вас приведут в порядок по дороге. И да — вечером необходимо навестить врача, и вам нужна новая одежда. Напомните. — Я вам секретарша чтоли?! — Вы же уволили Антею. Я медлю, смотрю на него и вдруг усмехаюсь. — Ева. Ты до сих пор не знаешь мое имя. — Антея. На людях впредь только так.