МАЙКРОФТ. ОТТЕПЕЛЬ.

Задумывались ли вы когда-нибудь, почему у многих английских актеров русские бабушки? Думаю, это последствия Второй мировой войны. Знакомились наши, тогда еще юные, красавицы с английскими солдатами и, как мне кажется, не могли устоять перед красотой их осанки, выправки. По крайней мере, я мысленно гляжу на Майкрофта и понимаю, что не устояла бы… Я очень хочу его увидеть… Мне кажется, прошло около трех часов с момента моего пробуждения в ледяной клетке. На стенах стал появляться тонкий слой инея. Я полагаю, что температура постоянно понижается. Не критично, но ощутимо. Я еще не схожу с ума от холода, но уже точно заработала пневмонию. У меня начинают болеть глаза. Резь пока не сильная, но глаза слезятся и немного припухли. По всей видимости, это из-за яркого белого света, отраженного от белых стен моей тюрьмы. Так называемая «снежная» или «белая слепота». Болезнь полярников. Хотелось бы знать, через какой промежуток времени начнет падать зрение?.. Вы когда-нибудь слышали о такой вехе в истории фотографии как «Пост-мортем» или «Смерть в кадре»? Очень английская тема. Это обычай фотографировать недавно умерших людей, появившийся в девятнадцатом веке с изобретением дагеротипии — специального процесса фотографирования. И что, скажете вы, такого удивительного, в том, чтобы фотографировать умерших? У нас, в России, по сей день так делают во время похорон. Но суть не в этом. «Пост-мортем» получил огромное распространение именно в Англии, где люди умирали, как мухи, ежедневно и помногу. Причин для этого было немало — цинга, скарлатина, столбняк, воспаление легких, бытовые утечки газа, который и по сей день в Британии используется для отопления домов, а раньше — и для освещения и готовки. Нередко люди не успевали написать портрет своего близкого человека — это было и долго и дорого. Дети и младенцы сгорали моментально, как свечки, и близким ничего не оставалось на память о любимом человеке. Изобретение дагеротипа сделало портретную съемку доступной для тех, кто ранее не мог позволить себе живописные портреты. Этот более дешевый и быстрый метод создания портрета позволил среднему классу увековечивать память о своих близких. Но фотография все еще оставалась предметом роскоши. Поэтому нередко сей затратный процесс откладывали до того времени, когда дальше тянуть было уже нельзя. Примечательна же история «Пост-мортема» тем, что людей на этих старинных посмертных фотографиях принято было изображать так, как будто они еще живы — покойных усаживали на стулья с книгой в руках, или укладывали на диваны, как будто позирующий задремал, их одевали в нарядные одежды, окружали повседневными вещами, цветами, фотографировали с домашними любимцами. Понятное дело, смотреть на любимого человека, запечатленного якобы живым, гораздо приятнее, чем, например, в гробу. Эта веха в истории фотографии в свое время поразила меня. Я случайно наткнулась в Интернете на данную тему и, увлекшись, принялась изучать ее с живейшим интересом. Больше всех мне запала в мысли фотография двух мальчиков, стоящих у фортепиано. Хоть оба они мертвы, вынуждена признать, что получились парнишки весьма бодро и симпатично, даже с некоторой эмоциональностью во взглядах, и если бы я не знала, что это за фото, у меня бы не возникло подозрений в их «живости». Но всегда смущало меня то, что даже человеку, незнакомому с «Пост-мортемом», казалось, будто с этой фотографией что-то не так, вроде бы все красиво, хорошо, качественно, но веет чем-то странным и неправильным… К чему я об этом вспомнила? Я не знаю, найдет ли меня Майкрофт, хотя уверена, что он ищет. Возможно, с отнюдь не маленькой вероятностью, что я здесь умру. Мне кажется, что Майкрофт успел меня полюбить, но ему на память даже не останется ни одного моего приличного фото… Надо постараться замерзнуть красиво и выйти приемлемо хотя бы на посмертных снимках в отчетах криминалистов. Если они вообще будут, эти отчеты… Может быть, фотографии выйдут такими же «живыми», как получались у мастеров викторианской эпохи… Во всяком случае, я постараюсь передать всю свою любовь и нежность в последнем выражении лица. И еще я хочу, чтобы каждому было очевидно, что я ни о чем не жалею… Майкрофт Холмс сидел в своем кабинете, закрыв лицо руками. Еще час назад он налил себе почти полный бокал «Скотча», но так и не притронулся к нему. Майкрофт заставлял себя думать, он был уверен, что похититель оставил ему какую-то подсказку в своем сообщении, но Холмс не мог ее увидеть. Он был слишком взволнован и испуган. Он неустанно повторял в голове текст. — Здравствуй, Майкрофт… — Милый, надо наказать моего плохого старшего брата… — Его застывшее сердце разобьется на тысячу кусочков… — Используй свой ум… — Помни, что стрелки часов не стоят… В начале сообщения преступник говорил о причинах своего безумного поступка, потом — озвучивал условия этой дикой игры. Должна быть какая-то мелочь, какая-то фраза, сказанная, в качестве подсказки, необязательная в тексте… Какая?! Какая фраза?! Маленькая электронная коробочка, лежащая на столе Холмса, ожила. Майкрофт подскочил на месте. — Здравствуй, Майкрофт. Прошло три часа, а ты даже не подумал выйти из дома. Эх, Майкрофт, мы полагали, что ты гораздо больше привязан к этой смазливой девчонке. Как непростительно мы ошиблись! А бедная девочка! Она вынуждена страдать, пока ее мнимый рыцарь прохлаждается. Голос на секунду умолк, послышался треск радиоволн. — У тебя есть минута, Майкрофт. Используй ее с умом. Холмс встрепенулся, схватил коробочку обеими руками: — Ева! Ева, ты меня слышишь?! — Майкрофт?! — Как ты себя чувствуешь? Где ты находишься? — Чувствую себя не очень хорошо, я простыла. Я в маленьком помещении с белыми стенами, с потолка льется яркий белый свет, тут холодно. И температура продолжает падать. Похоже, меня решили заморозить заживо. — К тебе кто-нибудь приходил, говорил с тобой? — Нет, ты первый, с кем я говорю, с того момента, как пришла в себя. — Ева, умоляю, прислушайся, принюхайся — ты что-нибудь ощущаешь? Что-нибудь знакомое или странное? — Нет, здесь не слышно никаких звуков… А запахи… тут пахнет холодом, снегом, как по зиме. И, возможно, мне это мерещится, но слегка пахнет молоком… — Ты — молодец. Держись, я прошу тебя. Я тебя найду! — Майкрофт, почему я здесь? Что произошло? — Это из-за меня… Это сложно объяснить. Я непременно расскажу тебе позже. — Температура опять понизилась… Поторопись, у меня, похоже, не очень много времени в запасе… Импровизированная рация умолкла. Майкрофт опустил голову, из его глаз покатились слезы. С самого детства он не позволял себе раскисать и плакать, но сейчас не мог сдержаться. — Помни, что стрелки часов не стоят… — У меня, похоже, не очень много времени в запасе… Ускользающее время и холодное сердце… Время и холод… Стрелки часов и… Глаза Холмса расширились, сердце бешено подпрыгнуло в груди. Он резко вскочил на ноги, трясущимися руками засунул рацию в карман брюк и выбежал из кабинета. Он понял, какая фраза была лишней и необязательной.