ID работы: 8616444

Я помогу тебе жить

Слэш
NC-17
Завершён
641
Em_cu бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
445 страниц, 27 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
641 Нравится 378 Отзывы 206 В сборник Скачать

7

Настройки текста
      Доброе утро.       Довольно рискованно говорить друг другу «доброе утро». Ведь мы не знаем, какое оно у нашего собеседника. Вдруг он проснулся невыспавшимся, свалившись с кровати, в довершении вынужденным переодеться несколько раз из-за пролитой кофем рубашки, а после тот долго добирался до места встречи, а при встрече ему будут широко улыбаться и говорить «доброе». В том, что вас ожидаемо проклянут, что и ваше утро испортит — можно и не сомневаться.       Так для чего эта дежурная фраза? Чтобы дать кому-то надежду или же это ещё один оригинальный придуманный когда-то способ поздороваться? Попытка начать разговор? Однако же, как мы говорим это «доброе утро». Иной раз, услышав, как нас дежурным, будничным тоном приветствуют подобным образом — уже хочется развернуть приветствующего, дабы тот поздоровался для приличия и со стенкой (с таким-то выражением тот и разницы не заметит). А в иной раз, при действительно искреннем приветствие, хочется с порой уставшей, но улыбкой, кивнуть в ответ. А эти правила приличия, когда мы должны отвечать здоровающемуся с серым лицом подобной фразой…       Однако же, наше «доброе утро» зависит от нашего восприятия и собеседника. Мы можем хоть тысячу раз обжечься, споткнуться, проспать и выйти измятыми и голодными — увидев родного человека (хоть и тот скалится или же сам не в хорошем расположении духа) мы тут же забываем о том, что из многих уст эта фраза раздражает, и что вам говорят это без тепла. Если нам говорит это кто-то приятный — мы лишь рады. Это поднимает настроение, убирает все несчастья. А если мы зациклены на том, что у нас утро плохое — мы сами испортим его себе. Значит, наше утро, восприятие утра, зависит от нас самих. Не смотря на трудности, можно довольствоваться мелочами. Желая злиться или жалеть себя — (как и мы можем быть не в духе даже оттого, что не могли найти ключи, пусть после они и были найдены) мы не ощущаем всю прелесть наступившего дня.       Фарм так же посчитал своё утро если не восхитительным, то наверняка хотя бы отличным. И знал, что ничто не испортит сегодняшний день.       Проснулся как всегда от солнца. Как обычно забыв закрыть окно шторами, он поплатился за это сполна. Странное расслабление после сна его не желало отпускать, и он поначалу поддался ему, устроившись на кровати удобнее, положив руки под голову, вдохнув полной грудью. Затем, вспомнив вчерашнюю ночь, осёкся, повернув голову.       Простыня была сбившейся с другой стороны, край одеяла свешивался вниз на пол, а место пустовало. Судя по всему, гость ушёл раньше. «Не ночью ли? Сколько сейчас времени?»       Привстав на локтях, оперевшись на них, чуть прищурился, ещё не отойдя от сна. На циферблате настенных часов было уже одиннадцать. По его меркам — этот сон был невероятно долгим даже для их поздних посиделок.       Поспешно встав, он покачнулся пару раз, едва устояв на ватных ногах, начав собирать постель. Ускорился, вспомнив, сколько сегодня должен сделать. Гости гостями, а обязанности он выполнять должен.       Спешно натягивая футболку, раздумывал, куда мог подеваться Хоррор. Не сбежал точно, но неужели он не ощущал усталости? В первый раз, когда он был здесь, проспал почти целый день, а учитывая ещё и бессонницу до этого — должен был невероятно сильно устать. Что же, сейчас он попробует найти его. Может, ему захотелось воды и он вскоре вернётся.       Спускаясь вниз по лестнице, он не услышал ни звука. В это время его брат уже точно бы что-то делал по дому, гремя всем чем можно и нельзя. Но была абсолютная тишина. На первом этаже никого в гостиной не оказалось, шум воды из душа не был слышен, а на кухне не было слышно шагов или звона посуды. В последней комнате, однако же, с утра явно были. Две тарелки сушились на полотенце, а на плите стояла кастрюля с чем-то.       В тарелке, которую он поначалу не заметил на столе во время осмотра улик пребывания на кухне, его ожидала небольшая записка от брата. «Не буду говорить тебе о том, что ты, ленивые кости, проспал. Хоррор говорил, что вы гуляли до поздна. И да, я недоволен. Ночью нужно спать! Так или иначе, твой завтрак в кастрюле на плите. Хотя, думаю, ты сначала её и заметил. Ньех! Просто завтракай и скорее к загонам, костяшки! Ньехехе! П. с. И с добрым утром!»       В конце был пририсован кривой смайлик в солнечных очках. Эта записка позабавила, и фермер аккуратно сложил её, отправив в один ящик с похожими бумагами. Его брат любил оставлять записки везде, даже если находился в другой комнате. На взгляд того это было довольно клёво. Впрочем, он сам был рад получать эти записки, которые были пропитаны заботой, что хранились годами для тех дней, когда он очень скучает. Перечитывание их помогает отвлечься от отсутствия рядом родного монстра.       Судя по тому, что упаковка кофе переставлена выше — гость наверняка хотел ещё раз выпить его раньше завтрака, и Папирус решил поступить радикальнее. Забавно.        За завтраком в одиночестве Фарм ещё раз переварил информацию, пытаясь составить как план его заданий, так и то, к каким загонам он должен пойти. И, вспомнив день недели, кивнул.       У них была отдельная часть фермы, где были кролики. Нет, конечно, были и другие животные, но для распределения нагрузки по дням им достались именно они. И это было здорово. Кроликов он любил. Те молчаливые, но в то же время такие невероятно говорливые в своей манере. А ещё у каждого свой особый характер.Один любит, когда его гладят, другой предпочитает спокойствие, а другая так вообще нападает, если её попытаешься коснуться. И довольно интересно последних двух брать на руки. Царапаются, больно кусаются, но вскоре спокойно едят с рук. Да, эти пушистые комочки милые, когда едят. Забавнее всего они едят сено или длинную травинку. Потихоньку втягивая её в себя, как пылесос, двигая челюстью вправо-влево, при этом даже не моргая, замирая с выпученными глазами. Да, последнее ему особо нравилось. А как могло не смешить это выражение мордочки «где я, кто я»?. И пусть с ними в один год были не самые светлые воспоминания — ему нравился их вид.       Возникло понимание того, что гость уже увидел их, уйдя с братом, и он, проспав, пропустил этот момент. А было бы здорово посмотреть, как Хоррор с тем милым удивлением и восторгом ощупывал их мягкие бока и ушки. С удовольствием запечатлел бы эту картину если не на фотоаппарате, так хоть в памяти. — Ну, по крайней мере, ему весело. И чем быстрее я выйду из дома — тем быстрее их увижу.       Однако сюрпризы на сегодня его ещё ждали.       Выйдя за порог, он увидел среди клумб скелета. Хоррор что-то выискивал, низко склонившись к земле, при этом лёжа на коленях. Когда его окликнули, он поднял голову.        Если бы у скелетов был инфаркт — Фарм бы тут же его получил. — Хоррор! Отпусти этого червяка!       Судя по всему, каши на завтрак тому не хватило и он решил найти мясо. Как истинный охотник он вцепился в извивающуюся тушку всеми пальцами, смотря на поспешно подходящего с таким видом, будто у него голодного собираются отнять последнюю еду. Когда фермеру осталось сделать два шага, гость поднёс того ко рту, поспешно его открыв шире. — Хоррор! Брось его! — благо, несчастное создание успели спасти в последнее мгновение выставленные руки, что отвели сжатые кулачки в сторону — отпусти несчастного червяка. Если ты голоден — я могу дать тебе что ты захочешь, но это есть нельзя. — Почему? — точно собирается довести до инфаркта. Он действительно никогда не видел червей? Откуда он, чёрт возьми, свалился? — он чистый, я его протёр. Он мясистый, а значит вкусный. И он тёплый. Если хочешь — я могу поделиться и ещё поискать — он сказал это с такой улыбкой, будто действительно считал, что…       Вздохнув, Фарм досчитал до трёх, и лишь после сел рядом с ним, не в силах начать ругать после этой улыбки. Но и позволить он, конечно же, не мог. А потому принялся постепенно, палец за пальцем, разжимать чужую хватку, распрямив ладони. — Я надеюсь, ты больше никого не ел сегодня? — в ответ ему покачали головой. Алый зрачок внимательно смотрел, как несчастный начал постепенно уползать, забавно собираясь в гармошку. Видя, как хищно, неотрывно скелет наблюдал за ним, поспешил отвлечь — так ты голоден? Как долго ты сидишь здесь и отчего не пошёл с Папсом? — Я хотел остаться здесь и подождать тебя. А вышли мы не так давно. А что это за штука у него на тельце? — указав на белую часть на червяке, которая будто маленькая часть свитера укрывала его, пальцем придержал почти сбежавшего, смотря, как тот свернулся в крендель. — Это поясок. Там появятся его детки. А там, откуда ты, их нет? — Нет. Там уже ничего нет.       На удивление, тот сказал это совершенно спокойно. О том, что тот мог отреагировать плохо, фермер позабыл. И увидев, что тот пока не готов говорить, положил руку на его плечо. — Так ты не ответил — ты голоден? — его, похоже, игнорируют. Сейчас скелету показалось интереснее наблюдать за извивающимся — Хоррор — тот опустил ладони вниз, позволив неверящему в своё счастье сползти — что ты хочешь съесть? — Я почти добыл себе еду. — Он не еда — фыркнув, всё же не сумев сдержать улыбку. Пусть и обеспокоенную. — Но почему? — Это… — а что он мог сказать ещё? — некрасиво. Он просто не является едой. — А если ты очень-очень голоден? Будешь терпеть из-за того, что это на чужой взгляд некрасиво? — Но он ползал по земле. И здесь ты не будешь голоден — произнеся это, Фарм тут же чуть не хлопнул себя по лбу. Ну конечно! Не осталось ничего… В том месте явно голодали. Причём сильно, раз тот готов был есть разное. И сколько же это длилось? И где это длилось? Может, он сможет помочь?       Он никогда не испытывал долгого голода. Бывало, проголодается, но для его утоления нужно лишь вернуться домой. Он слышал, что где-то вдалеке наступает голод, и те тоже ели всё, что движется. И он никогда не понимал их в полной мере. Какого это ощущать, как тебя скручивает так, что ты просто валишься с ног замертво. Настолько сильно хочешь есть, что хватаешь живого жука и тянешь ко рту, в каком бы он не был виде. Не мог представить это. Даже если Фарм не будет есть — всё равно есть понятие, что еда есть. А какого это терпеть и знать, что ничего нет? И как долго гость чувствовал голод? Вчера он тоже не наелся? А вдруг он успел вчера ещё что-то подобное… Нет, от этой мысли начинает тошнить.       И всё же, если долго не есть нормально — можно ли перестать ощущать голод? Можно ли после нескольких лет голода наестся того, что считается нормой для определённого времени принятия пищи? «А ведь они с Альфис вчера не ели в обед. Он и чувство голода теперь не осознаёт? Как же он понимает, что нужно есть? Или же он просто знает, что нужно и после перекусывает? Нет, так не пойдёт.» — Но я всегда голоден. Я не знаю, когда я наемся.       А вот это уже поставило точку в том, что вывод был верен. Неизвестно сколько голодал, совершенно позабыв чувство насыщения, и совершенно не понимает, что можно, а что нельзя употреблять в пищу.        В голове проносились слова утешения и вертелось на языке обещание. Обещание не позволять тому чувствовать недостаток. Может, от этого и был он хрупок? Нет, руки у того были крепкие, но были куда тоньше. Да и весь он чуть мельче. Не критично, но всё же. И ещё это истощение, что особо было видно на его лице в первый день… Нет, он просто обязан позаботиться о госте. Сумел показать, что тут безопаснее, вроде бы объяснил, что держать всё в себе не стоит, а теперь поможет ему привести душу в нормальное состоянии начиная с приёма пищи.       Улыбнувшись, насколько мог ласковее, дал ему руку, вставая и потянув за собой, бегло осмотрев. Тёмные шорты были в травинках, и Фарм уже хотел привычно встряхнуть их, но тот отшатнулся. — Прости, привычка — чёрт — ты будешь… — что сейчас можно было предложить? Что тот мог бы съесть по пути, и что было бы лёгким для него? Яблоки? Нет, роща в другой стороне. Может, вынести из дома? А будет ли тот их? Стоит разнообразить. Дать что-то, что тот, судя по всему, мог не есть ранее. Взгляд так кстати прошёлся по грядкам, пару раз скользнув по спелым томатам. Раз семь, если быть точнее. Да, до него трудно доходит информация — ты будешь томаты?

***

      Клыки, перепачканные красным, разрывали тонкую кожицу, вгрызаясь в мякоть, отрывая по кускам еду. Испачкавшись во внутренностях помидора, Хоррор под смеющийся взгляд поедал (именно поедал. Если бы для овощей снимались фильмы ужасов — фермер бы знал, к кому обратиться для главной роли потрошителя) сорванные специально для него томаты. Было забавно смотреть на то, как тот едва не зарывается в еду, пачкаясь.       Пачкаться можно так, что невольно появится желание подставить корыто, или так, что ты лишь улыбнёшься из-за этой неряшливости, возьмёшь салфетку и протрёшь рот ребёнку. И гость относился ко второму типу.       На запачканных скулах и уголках рта были видны частички икринок мякоти, а вид был поистине довольный. Фарму пару раз протянули еду, предлагая тоже попробовать кусочек, но тот отказывался, подавая раз за разом новый плод, выуживая из небольшой корзины ещё.       На огороде, помимо этого, они нарвали зелёного гороха (тот впервые ни то что ел, но и видел его. Поэтому первые пару стручков съел в кожуре, лишь потом, оказавшись пойманным на месте преступления, научился вылавливать горошинки), огурцов и клубники. Это всё было промыто и уложено в корзинку для удобства. Фарм решил нести её сам, дабы тот спокойно ел. И шутка ли, но корзина быстро опустевала, а Хоррор всё не наедался. Впрочем, это скорее было перекусом, чем полноценной едой, так что, возможно, неудивительно.       Подходя к ферме, скелет издали увидел младшего брата. Тот усердно выгребал сено из общего стога, застилая им пустые клетки. «Точно — вспомнив, Фарм улыбнулся — сейчас отличный шанс показать». — Хоррор — он протянул буквы, с лёгкой хитринкой привлекая внимание. Будто взрослый, что собирается подарить подарок ребёнку, ожидая бурной реакции. Интересно, он так же мило улыбнётся, с искрой восторга рассматривая кроликов? — посмотри вперёд. Там… — Кролики — Хоррор чуть улыбнулся, подняв голову. Он увидел Папируса, улыбнувшись чуть шире — идём, он тебя долго ждал — и первым поспешил вниз по склону.       Сейчас было самое время выпрямиться и в таком положении упасть на землю как в одном из тех аниме Альфис. Полный провал.        Поздоровавшись с братом, он прикусил язык, горестно вздохнув. Нет, это очень странно. Но всё равно мило.       Хоррор испытывал стыд. Стыд за то, что ночью он проявил слабость. Да и в принципе он уже несколько лет не позволял себе проливать слёзы, а тут за один день… Но его не высмеяли и вряд ли собираются использовать для шантажа, поскольку и отдать ему нечего. А наутро, когда он проснулся в чужих объятиях, пожелал закрыть глаза и исчезнуть. По правде говоря, суматошно натягивая кофту, он думал сбежать, не важно куда, просто сбежать от разговора и взгляда. Но этому не дал случиться появившийся на кухне Папирус, предложивший приготовить с ним завтрак. А в саду он коротко отвечал на вопросы, сам не заметив, как начал улыбаться, ощутив это из-за боли в скулах и уголках рта. Что же это? Так раскис всего за три дня? Просто смешно… Его всё равно не примут, узнав кем он был. Зачем сейчас… — Смотри! Это наши кролики!       Из мыслей его вывел восторженный голос Папируса. Тот что-то протянул ему и Хоррор машинально принял и прижал к себе нечто, удержав. А ощутив, как по груди забили чем-то острым, окончательно вынырнул из вновь накатывающей апатии.       В руках он держал теплого, серого, живого кролика. Бока того были большими, мягкими. Он напоминал того крольчонка, которого неведомо откуда взяла Банни из Сноудина. Тот был такой же серенький, с раскосыми глазами и забавно вздёрнутым хвостиком. А тот кролик, что сейчас был в его руках, разве что был более упитанным и у него не было бантика. Лапы зверька всё ещё барабанили по телу, и скелет переложил его на свою руку, пару раз погладив, перебрав между пальцами тонкие уши с видными под тонкой кожицей прожилками. Он был очень хрупким. Такое ощущение, что сожми руку чуть сильнее — и тот будто желе пройдёт сквозь пальцы. Тонкие косточки вмиг перемелются в кашицу с кожей и пухом. Ощущение чего-то живого в руках, хрупкого, пробуждало… «Клетки. Гастер предложил держать кроликов для мяса и пушистой шкурки. Поначалу многим это не нравилось, поскольку было жаль эти комочки, но после долгих переговоров сделали отдельную площадку с клетками. Больше сотни кроликов, за которыми требовалось наблюдение и уход.       Юного скелета отправили посмотреть, всё ли в порядке. Преисполненный счастьем от грядущих поглаживаний каждого, тот послушно пришёл к клеткам. Задержался немного у загончика с утками, не сумев просто пройти мимо. Поэтому к клеткам едва ли не бежал, ещё несколько секунд желая выровнять дыхание. Но этому не позволил случится лишь один брошенный взгляд.       Поначалу, он за загончиком увидел собаку. Даже ничего не поняв, он будто заторможено присмотрелся к отчего-то алой мордочке знакомого пса. И лишь потом понял, кто ещё должен был быть в этом загончике.       Картина, представшая перед глазами маленького скелета, навсегда застыла в его памяти.       Все кролики, что были тут, остались на месте. Но в виде маленьких кусков, что были разбросаны друг от друга. Клочки шерсти вперемешку с покрытым кровью мясом, оторванные лапы и пустые, мертвые глаза некогда весёлых кроликов…       Почти вся сотня была раскидана и по остальным клеткам. Неизвестно, как собака смогла залезть наверх, но и в прибитых высоко клетках тоже отсутствовала жизнь.       Откровенно рыдая, скелет начал набирать номер отца. И тот, сохраняя обычную суровость, сказал…       Собрать каждый кусок в пакет и сосчитать точное количество погибших.       Кровавый, жуткий пазл. Собирая каждого по кускам, он срывал голос, ревя и крича на скулящую собаку, что первое время смела слоняться рядом. Огромный чёрный мешок, который он наполнял ранее живыми кроликами, был собран и выброшен вместе с хрупкой, надломанной детской психикой»       Вновь и вновь вспоминая тот злосчастный, в насмешку солнечный день, Фарм ощутил, как его потряхивает. Мысль о том, что ему нужно уйти, пульсировала в голове. Но он знал, что должен сделать это. Всего лишь покормить и напоить. Пытаясь успокоиться, он посмотрел на брата, старательно запихивающего сено в узкие проёмы клетки, и на гостя, странно смотрящего на кролика в руках. Из воспоминаний выплыло то зловоние и послышалось жужжание трупных мух.       Ощущалась тошнота. — Хэй, ты в порядке? — Хоррор, оторвав взгляд от пробудившего в нём голод хрупкого зверька, увидел наполненный страхом взгляд второго скелета. Нет, даже не страхом. Ужасом. Но отчего тот мог сейчас ужаснуться.? Неужели… У того тоже были свои скелеты в шкафу?       Но как сейчас ему помочь? Он не сможет сейчас говорить о том, что его тревожит, а значит совет фермера не сработает. Но что же…?       Не найдя ничего лучше, он воспользовался часто применяемым приёмом утешения.       Лишь мгновение помедлив, скелет со вздохом прижал к себе крепче косого, сделав несколько шагов в сторону фермера. С одной стороны — он всё ещё не разобрался: любит ли он прикасаться к кому-то… Подобным образом. А с другой — этот монстр из тех, кого можно успокоить лишь таким образом. Это стало понятно по тому, что он нередко обнимал и дружески ставил ладонь на плечи в знак поддержки. Чёрт возьми — он помогал, когда ему было плохо! О каких размышлениях может быть речь?!       Ещё секунду подумав. обнял.       Фарм же, в отличии от него, легко выходил из подобного состояния. Скорее всего оттого, что такое бывало редко. Пусть из-за редкого погружения в воспоминания это проходило болезненнее. Но впервые так скоро вернулся в реальность, с удивлением ощутив робкие прикосновения. А осозав, кто его сам обнял, пришёл в новый шок.        Его едва ощутимо, совершенно не давя на кости и в то же время давая ощутить руки, обнимали. Он чувствовал каждый вдох всем своим телом, своей отчего-то чуть сжавшейся душой, слышал каждый стук чужой. И это было необычно. Он обнимался часто, много, но что-то было в этих объятиях. Может эта излишняя осторожность? Ведь его обнимали так, будто он был из песка, прикрытый лишь тонкой оболочкой. Столь невесомо, но ощутимо. Может дело ещё в том, что он совершенно не ожидал такого от того, кто столь сильно смущается…       Ах, нет, его лицо и сейчас алое. И как бы сейчас не зарывался в его кофту — это было видно. Но тот не отпускал. Неужели Фарм выглядел столь напуганным? Стоит сдерживаться.       Фермер всё же, чуть помедлив, осторожно приобнял того в ответ, вздохнув. Хотел быть поддержкой, и в итоге сейчас успокаивают его. Забавно. И всё же так мило то, что о нём волновались и перешагнули себя. Но как путь к его исцелению не хотелось использовать.       Скелет понимал, что всё то было в прошлом. Что ту картину растерзанных стоит забыть… Но каждый раз, видя клетки с кроликами, перед глазами вставали мешки, в которые он и собрал тела, окровавленный блокнот с числом голов и прилипшие куски плоти на руках. Он тогда, будучи ребенком, оттирал ладони, оставляя на них потёртости, желая убрать следы вместе с воспоминаниями. Но это не помогло. Его ладони лишь стали шершавыми, та губка оказалась сожжена, а воспоминания всё так же были свежи. Может, это и глупо, ведь он любил кроликов, и из-за одного случая не стоит так трястись, но он не мог. Не мог забыть. Не мог простить себя. Ведь если бы он пришёл пораньше, хотя бы на два часа, жертв было бы меньше. Но собаку он не винил. Она действовала по инстинктам, как лисы в курятниках у лесника. Еда есть, а выплеснуть и показать себя было не на ком. Сдерживать свои инстинкты не под силу.       Он тряхнул головой, возвращаясь к реальности.       К чему вновь вспоминать всё это? Теперь это в прошлом, и если он будет ворошить пусть и яркие, но плохие воспоминания — он не сумеет распробовать жизнь. Ощутить и пропустить через себя всё самое прекрасное, что может быть. Плохое время? К чему вспоминать. Воспоминания — это лишь старая плёнка, которую мы периодически прокручиваем. Нельзя смотреть кино вечно. Плёнка разотрётся, всё уже наскучит и те эмоции, что мы получили при просмотре, мы потеряем. И останемся и без хорошего прошлого, и без счастливого будущего, которое мы могли забросить.       Время жить той жизнью, какая есть. Время получать от жизни все краски, какими бы они не были. Осветлить или оттемнить их — наше дело. Главное их хотя бы получить, а не оставить на плёнке воспоминаний совершенное ничто.       Вдруг где-то справа от его виска вздохнули. «Хоррор… Был ли ты таким же? Так тепло… Нужно его отпустить. Ему могут не нравится объятия. Но… ещё хотя бы пару мгновений.» — Брат! Хоррор, отпустите бедного Банни! Он уже чуть не плачет! — вновь подойдя к ним с сеном, обеспокоенно и в то же время с лёгкой усмешкой произнёс Папирус.       В начале не поняв, о чём говорит Папирус, фермер посмотрел на скелета с алым глазом, после и заметив, как тот прижал к себе кролика, чьи задние лапы свисали, а передняя часть чуть не сложилась гармошкой. Надутый от обиды кролик смерил его нечитаемым взглядом. Хотя можно было предположить, что он обижен. Не сумел сдержать тихий смех. «Ну или же молит о помощи. Бедный, сколько он так просидел?» — Воу, мы оказали на него… — Даже не думай! — младший мгновенно вздыбился, угрожающе нахмурившись. -…слишком сильное… — Ньех! — вдруг тот резко снял перчатки и закрыл двумя руками ему рот — ха! Теперь ты не сможешь сказать свою глупую… -…Давление!       Папирус не был готов к такому предательству. С шоком замерев, он смотрел на едва сдерживающего смех гостя, а после театрально вскинул руки со словами: «Мой брат заразил тебя! Везде, везде эти ужасные шутки! Великий Папайрус окружён!» и стремительно стал уходить в сторону небольшого поля, громко восклицая так, что даже при удалении от них всё ещё было слышно его ворчание «под нос». Фарм же рассмеялся, засчитывая эту шутку, вскользь подумав о том, что они в некотором роде похожи. Но зацепиться за эту мысль не дало лёгкое похлопывание по плечу от скелета с напоминанием о том, что им всё же надо положить бедного, взъерошенного крольчонка обратно.       Солнце уже было высоко в небе. Клетки были вычищены, в мисках была свежая еда и вода, кролики из малых клеток переселились в большие. Хоррору рассказали, что до определенного возраста крольчата растут рядом с матерью все вместе, но после та перестает видеть в них родных детей, нападая, защищая территорию. Поэтому у них есть особый календарь с рассчитыванием времени роста кроликов, дабы избежать… Неприятных инцидентов. После крольчат делят по полам и переносят в небольшие загончики, присоединяя и соседние семьи. Так они были в группах по двадцать зверушек в одной клетке.       На ферме было интересно. Ему всё рассказывали про коров, про уток (с ними особо хотели познакомить), про большие муравейники, которые они не решаются убрать, после подкармливая трудяг, очищающих кустарники от упавших на землю ягод, рассказав о других полях, за которыми следят их соседи.        У каждого есть своё поле, за которым нужно следить, и Папирус начал рассказывать про грядки с арбузами (довольно забавное слово. Оно простое, и в то же время отчего-то кажется смешным) и про уток, за которыми следят все по расписанию (как и за всеми зверушками кроме коров). И, как оказалось, сегодня они хотели посетить все эти места, дабы проверить всё ли в порядке.       Они вернулись обратно в сторону дома за велосипедами, поскольку ехать довольно далеко. Папирус хотел пойти пешком, но всё же, услышав о том что брат и гость хотят покататься, ради компании согласился, забежав в дом за ключами для гаража.        Гараж с оборудованием был недалеко от дома. Хотя это скорее напоминало склад. Вокруг было оборудование для машины по типу пары старых движков, раскрытых ящиков с инструментами, канистр, воронок и шлангов. Внутри пахло бензином и пылью, но всё же не было это отвратительным. Это пахло чем-то знакомым, вызывавшим чувство дежавю. Эти запылённые стены с россыпью краски из баллончиков, этот каменистый пол, оседающий под ногами с характерным звуком отодвигания камней, и эти сиротливо-подходящие прислонённые к одной из стен велосипеды, опирающиеся друг на друга, едва не переплетаясь колёсами и рулями. Это место было… Каким-то родным? Несмотря на то, что скелет там никогда не был — всё сразу же кажется естественно-привычным.       Фарм вновь посадил его перед собой, пообещав научить кататься, на всякий случай вновь положив подушку, перевязав её ремешками, сотню раз спросив, удобно ли. Его брат начал ворчать, но тоже был обеспокоен, предложив сделать по типу бортиков из тросов для машины. Но гость их успокоил тем, что напомнил о времени и о том, сколько ещё им нужно сегодня сделать.       Велосипед, на котором ехал Папирус, был с нарисованным огнём, вручную выкрашенным в алый и чёрный (судя по чуть окрашенной цепочке) с надписью «машина» и забавным гудочком. В первый раз, когда в пути он случайно нажал на него, гость едва не подпрыгнул. И тогда ему показали на серебряный круг (как думал Хоррор — совершенно бесполезная деталь, что крепилась чем-то похожим на толстую проволку) с небольшим отступом. Дёрнув его по просьбе фермера, тут же нашёл себе занятие. Это оказался колокольчик с задорным звоном с коротким перекатом, отчего звук получался двойной. И большую часть дороги Хоррор звенел им, оглашая все окрестности ярким звонком.       Они вновь проехали через поле с пшеницей. Фарм подъехал к нему как можно ближе, сумев оторвать одну руку от руля и, на лету вытянул колосок (от порезов о жёсткие колоски его спасли неизменные перчатки) и прикусив его. Запах, не сравнимый ни с чем, витал в воздухе. Сладковатый, приятно щекочущий самое горло. Он не напоминал запах муки, пусть это и было бы логично, нет. Пахло невероятно приятно, неописуемо прекрасно.       Поскольку впереди была горка — пришлось слезть. Тогда Хоррору протянули один колосок, попробовать. Тот прикусил сухой стебель, чуть не порезав язык, и задумчиво погрыз, теперь полностью ощутив запах. Он не был того горького вкуса как травинки, а источал тот же смутно-знакомый сладкий аромат как от опробованного здесь же хлеба. Но в то же время по вкусу на хлеб не был похож. Это было что-то иное. Иное, но, несравненно, вкусное.       Вскоре горка закончилась, земля выпрямилась и скелеты вновь продолжили путь на велосипедах. Вдали показалась дорога к мастерской Альфис, но они поехали дальше. Оглядываясь, пока построение не исчезло из вида, Хоррор ощутил, как к его спине чуть прильнули, и он вскользь встретился взглядом с Фармом. — Она сейчас может быть занята. Лучше заедем к ней вечером, идёт? Пока осматривайся. Впереди будет виноград. Ты его пробовал? — Да — протянул он. — Что-то неуверенное "да" — усмехнулся сзади тот — он круглый, зелёный или сиреневый, и… — Я пробовал его в жидком виде с выдержкой в несколько лет. Считается? — Фарм подавился. Либо был ошарашен ответом, озвученным хитрым тоном, либо поймал летящую по ветру путешественницу с крыльями. — Оу, так ты у нас пробовал алкоголь? — как-то осторожно протянул скелет. — Пробовать пробовал, но особо не зацепило. — Что же — тот весело посмеялся, уже явно что-то затеяв — думаю, тебе понравится то, что было приготовлено мной — он подмигнул, пусть это и не было видно впереди сидящему — оно из настоящего винограда. Говорят, что оно лучшее! — развеселившись, оповестил тот. — Пхах! — скелет развеселился, уже говоря с широкой хитрой улыбкой — я с удовольствием опробую этот факт! — Ньех! — Папирус, всё это время слушавший их, повернулся к ним на миг, дыбы те увидели недовольное лицо — Опять шутки! — Ну Папс —вновь протянул старший, уже готовясь услышать коронный притворный крик возмущения — к чему опять обвиноние? — Агх! Такого слова даже не существует! — Ох, оно есть. — И кто же его придумал? Общество плохих шуток? — Можешь им выдвинуть… — его резко прервали гудком. Папирус со всей силы зажимал гудок, не давая вставить и слово, оглашая окрестности довольно забавным звуком.       Скелеты на синем велосипеде рассмеялись, жалея, что не могут пока дать друг другу «пять». Вдруг фермеру пришла в голову идея. Чуть приподнявшись, он стал сильнее крутить педали, разгоняясь, подняв небольшое облако пыли, обогнав младшего. Хоррор в довершение позвонил в колокольчик два раза, передав «пока-пока», со смехом поддавшись вперёд.       Поле пшеницы сменилось зелёными грядками с поодиночно стоящими растениями, что на земле были похожи на столбики, а сверху оплетали верёвки, переплетаясь в полотно, оплетая проволоку, согнутую в виде полукруга. Это создавало подобие арки. Среди листьев были видны бледные желтовато-зелёные пятна, что на большой скорости чуть сливались. Но сейчас был ещё азарт гонки, и это сливание с красотой полей приносило много удовольствий.        Он посмотрел на фермера краем глаза, заметив, что тот что-то внимательно рассматривает. Его глаза не были прямо направлены на поля, но и на дорогу впереди смотрели лишь иногда. — Что-то случилось? — тот отвлёкся, моргнув пару раз, а потом улыбнулся чуть снизив скорость. — Я проверяю, всё ли в порядке. На этом поле у нас тоже стоит система орошения. Посмотри — под кустами тёмно-коричневые пятна. Это вода. Пусть виноград не нуждается в постоянно влажном климате, но всё же и давать ему сохнуть нельзя, поэтому мы поливаем его… — вдруг он прервал свою речь. Это было понятно по восторженной интонации, которая резко оборвалась на последнем слове. — Поливаем — медленно протянул Хоррор, выпрашивая таким образом продолжения мысли. — Тебе… Интересно? — он спросил это крайне неверяще. Они вновь поехали чуть быстрее. — Конечно! Ведь вокруг столько всего! Так что с виноградом?       Фермер выдохнул со смешком. Вновь уйдя в мысли вслух о своём обожаемом поле, он забыл о том, что его внимательно слушают. Появилась мысль о том, что делают это из вежливости. Но судя по тому, что заминку заметили — эта тема была интересна и второму скелету. И подобное было… Слишком нереально. Разве может кто-то ещё заинтересоваться, кроме ведущего подобный образ жизни, этими фактами агронома? Оказалось, может.       Хоррор всерьёз слушал его. Он спрашивал обо всём, увидев эту неуверенность. Да и интересно же узнать, как что растёт. Растения тоже живые, и к каждому нужен особый подход. Как к зверушке. Но растения более хрупкие. Лишь небольшой недостаток воды — и листья становятся хрупкими, пожелтевшими. С ними, как рассказал Фарм, нужно разговаривать, и они самостоятельно передвигаются, захватывая новую землю тонкими корнями, разрастаясь. Они говорят, шелестя листьями, их можно гладить по листочкам, что охотно льнут к ладоням…       Было видно, что скелет обожает растения. Он рассказывал интересно, говорил нечто, что кажется поначалу невероятным (к примеру то, что растениям нравится тяжёлая музыка, под которую они растут быстрее. Ему после обещали доказать это) и таким волшебным.       Папирус иногда обгонял их, весело смеясь, но тут же оказывался позади. Впрочем, он не был расстроен, поскольку и сам задумывался или слушал брата, периодически бросая комментарии и упоминания, что добавляло красок в рассказ.       После поля с виноградом сменились почти голой землёй, где тут и там были разбросаны зелёные мячи. Фермер вновь начал притормаживать, что сделал и младший. На вопрос, что это, оба чуть улыбнулись ему по-доброму. И тут Папирус, увидев что-то вдали, начал тормозить, поднимая облако пыли. Увидев это, притормозил и Фарм, едва успев чуть приблизить к себе гостя, дабы тот не упал, на что тот уже привычно нахмурился.       Отставив ногу, чуть наклонив велосипед, от чего Хоррор рефлекторно сделал то же самое, и спустился, удерживая руль дабы тот спокойно слез. Папс уже подвёл велосипед ближе к полю, положив на землю, и бросился мимо грядок к ранее незамеченным фигурам. Фарм последовал его примеру, положив свой велик на второй.       Скелет тем временем принялся разглядывать растущие мячи с полосатой раскраской. Сам плод был светло - зелёным, а полосы изумрудного цвета. Вокруг него почти не росла трава, и лишь большие побеги с большими листьями добавляли красок. Земля под ногами была влажная, вероятно только недавно поливали. — Это арбузы — тут же пришёл ответ на незаданный вслух вопрос — мы их собираем в следующем месяце. Арбуз — это большая ягода. Когда они созреют — я тебя угощу. Они очень сладкие и в них много воды. — Ягоды? Но ведь они маленькие. — Их отнесли к ягодам из-за того, что в нём много семян и он полон мякоти. Так же у него прочная кожура, как у всех ягод. Опробуешь и этот факт? — он наблюдал, как тот склонился вниз, три раза постучав по плоду — кто там? — Доставка плохих шуток.       Прыснув, фермер сел на корточки рядом, протянув руку к арбузу, накрутив длинный ус на палец, показывая. — Смотри, это ус. — Однако, интеллигенты. — Санс! — вдруг прокричали издалека — опять шутки! Идите к нам, Андайн и Альфис здесь! — Мотаю на ус! — Санс! — уже гневное.       Посмеявшись, Фарм выпрямился, поднявшись, подав руку гостю. Но тот остался сидеть, уставившись в сторону, откуда его звали. Лицо застыло в испуге, а пальцы сжали землю. Вот тут второй скелет напрягся, уже ища глазами то, что могло бы его отвлечь. «Возможно, вспомнил свой срыв у Альфис. Хотя нет, они же сдружились и к вечеру спокойно общались. Он испугался крика Папируса? Хотя нет, вчера он понимал, что тот злится понарошку. В чём тогда дело? Неужели он испугался Андайн? Но ведь он её не видел до этого… Впрочем, как и Альфис… Откуда он их знает? Он будто из другого времени… Или… Нет, это невозможно. Скорее всего, просто вспомнил что-то другое». — Пошли, приятель — трогать его он не спешил. Вдруг опять вызовет паническую атаку. Поэтому лишь тихо звал, пытаясь так привлечь к себе внимание — всё хоро…       Тот встал. Просто резко выпрямился, уставившись в никуда, и пошёл в сторону раздавшегося голоса, издали увидев приближающиеся к ним три фигуры. Сжав в кулак правую руку, поймал взгляд Альфис. Фермера же он будто не слышал и не видел, остановившись всего в пяти шагах от них. — Хоррор, знакомься, это Альфис и Андайн — поочерёдно указывая на девушек, весело улыбался — мои лучшие друзья. — Приятно познакомится — Андайн первая протянула руку, чуть прищурив глаза, зубасто улыбаясь — друзья моих друзей — мои друзья. Папс говорил, что ты не слышал про арбузы. Хочешь расскажу тебе? Альфис рассказала, что вы с ней виделись вчера. Мы могли вчера пересечься, прийди я на семь минут раньше. Но, хех, можем наверстать упущенное знакомство!       Девушка была одета в простую белую кофту с синими штанами. Довольно просто, но так же довольно необычно. Соломенная шляпа, закрывающая голову от палящего солнца, была привязана платком. Вероятно, она постоянно нагибалась, и чтобы не поправлять слетающую шляпу, придумала сей способ. Но что было удивительно — один глаз, левый, так же отсутствовал. «Удивительно, что могло тут случиться? Поскольку тут не было сражений — она не могла… Но тогда как? Хотя, есть много способов. Так, успокойся. Она — не та Андайн. Всего лишь пародия. Как и я… Как… Я мог забыть? Я же Санс, только куда хуже. Я — убийца. Я — чудовище. Для чего я нахожусь рядом с ними? Я опасен». — Хэй Панк, ты довольно долго не двигаешься. Что-то случилось? — Я Хоррор — он быстро пожал чуть опустившуюся руку девушки, мельком осмотрев обеспокоенные лица других. Произнесённое им собственное имя было клеймом за все совершённые грехи, о которых он вновь вспомнил с особой горечью. Фарм, оказывается, положил руки на его плечи, чуть подвинув назад к себе, что даже не ощутилось. — Это мы уже поняли — пытаясь отойти от зловеще повисшей паузы, она переглянулась с другой девушкой — так мы сегодня начнём работу? Нам нужно посадить тыкву, полить её, разобрать склад, очистить трубы для подачи воды и… — И всё это нужно успеть сделать до четырёх часов дня — закончила за неё Альфис, для этого достав листок с, судя по всему, расписанием дня — семена могут засохнуть. — Сделаем — одновременно произнесли братья. — Тогда за мной — громко крикнула неизвестно для чего Андайн, широко улыбнувшись — за инструментами!       Первая пошла девушка. С ней тут же поравнялся Папирус, начав вести диалог с громкой подругой, после пошли Альфис с Хоррором, а позади Фарм. Как и ожидалось, идущие впереди него некоторое время молчали, не зная, на какие темы можно было бы поговорить. И тут ящерка вскинула голову, перестав смотреть на свою вторую половинку и на землю, чуть наклонившись к скелету, принявшись что-то шептать. Тот согласно кивал, что было видно со спины, но тему разговора фермер не узнал. Как и не заметив, что на него пристально уставились чуть прищуренные медовые глаза.       Раздав всем инструменты (долго отнекиваясь, не позволяя Хоррору присоединиться к ним, поскольку он был гостем, но всё же сдалась, когда любимая прошептала ей что-то), Андайн начала озвучивать список их дел. Было решено, что Хоррор и Альфис разберутся с подачей воды и приберутся на складе, пока остальные будут готовить лунки, а потом начнут сажать семена. Тут же все разбрелись по своим делам.       Первые два часа каждый занимался своим делом. Андайн переговаривалась о чём-то с Папирусом, а Фарм был чуть дальше, начиная новые грядки. И вскоре те поравнялись с ним. Девушка в знакомом жесте склонила голову ниже, вжав голову в плечи, воткнув лопату в землю сильнее, и скелет, мельком увидевший это, уже приготовился к разговору. Судя по тянущейся паузе — довольно серьёзному. И не просчитался. Та воткнула лопату в землю, однако не потянула землю вверх, оставив её, а значит уже решилась. — Вижу, вы с… Хоррором довольно близки. — Ну, я не сказал бы, но он по крайней мере уже чуть доверяет мне. — Быстро стали друзьями? Или же… — Пожалуйста, говори прямо — он вздохнул, уже понимая, что именно та хочет сказать — не заставляй меня трясти костями перед грядущим. — Окей. Говорить прямо? Пожалуйста. Я видела твой взгляд. Ты опять за своё? — ну началось.       Он вздохнул, выпуская вместе с усталостью раздражение. Вновь разговор на эту тему. — О чём ты? — как будто не понимает. — Ты хочешь ему в чём-то помочь, но, пожалуйста, не изводи свою душу. — Андайн хочет сказать — пришёл ей на помощь Папирус — что ты довольно странно смотрел на него, пока он говорил с Альфис. Она говорит, что ты его ревновал. — Короче, постарайся не влюбляться в каждого первого или первую встречную. Ты сам себе навредишь, если он откажет. Ты довольно сильно страдал после Джи. Чувак, ты был правда сам не свой. И пообещал, что сдержишься, но уже через два месяца вновь влюблённым взглядом провожаешь очередного монстра! — То есть из-за неудачи в любви мне стоит всё бросить и жить одному? — впервые за долгое время его голос похолодел — у тебя есть девушка, Тори и Азгор после десятилетнего расставания вновь наступили на те же грабли, да и Папирус кого-то себе нашёл, а я должен быть один? — Брат…- младший виновато посмотрел на распылившегося родственника. — Я не буду его заставлять меня любить, окей? Я просто хочу ему помочь и я помогу. Будет достаточно и того, что мы будем друзьями. Я и сейчас вижу в нём хорошего друга. — Фарм. — Мы будем лучшими друзьями! — тяжело дыша, едва сдерживая неизвестно отчего разгоревшийся гнев, продолжил — он единственный, кто слушал мои рассказы. Ему интересно всё вокруг. И он показал мне за эти несколько дней то, что я не замечал на протяжении многого времени. Будет достаточно дружбы. Не знаю, что ты там придумала, но я не посмею себе нарушить наше общение. И я совершенно точно не стану говорить что-то, если влюблюсь. Мне просто он нравится как монстр, и всё.       Взяв в руки лопату, он пошёл к другой стороне поля, дабы остыть. Переглянувшись, монстры продолжили работу, думая, что зря напомнили о той девушке. Это было довольно болезненно для романтичного и влюбчивого фермера. Но всё же в его взгляде было что-то, о, девушка могла сказать наверняка. А в этом она редко ошибалась.       А вот вскоре и Альфис с Хоррором показались на горизонте. Были перемазаны в масле, чуть в пыли, но весело переговаривающиеся, вновь планирующие нечто. Механик тут же подхватила лопату и встала справа от возлюбленной. Скелет последовал её примеру, только подойдя к фермеру, что тут же успокоился. Уже спустя несколько минут он вновь начал долгий рассказ, но уже о том, куда ведёт каждая речка.

***

      Когда работа закончилась, друзья устало пошли в сторону дома девушек. Те приготовили заранее всем обед, после предложив остаться и посмотреть аниме, что прикупил Папс в свой выход в город. Но у двух скелетов были другие планы. Фарм обещал ему выбраться к озеру. Конечно же после того, как заставил его поесть.       И вот они вновь на велосипеде. Каждый думал о своём, перекидываясь короткими фразами. Проехали поле с виноградом, а после впервые за всю дорогу повернули влево, выехав на не самую ровную дорогу.       Впереди показалось обычное, покрытое самой обычной травой поле. Но на нём росли лишь цветы. Самые разнообразные, столь прекрасные, столь привлекательно пахнущие. Сиреневые цветы похожие на виноград, жёлтые, уже знакомые лютики, маленькие светло-фиолетовые цветки, белые, похожие на зонт бутоны с лепестками-звёздами, смотрящими в разные стороны. Высокая, задевающая кроссовки трава, забавно щекочущая. Всё это выглядело… Расслабляюще. Не удержавшись, Хоррор потянулся к высокому цветку, держась одной рукой за руль.       Фарм, ощутив, как велосипед чуть наклоняется в сторону, наконец отвлёкся от мыслей, подхватив скелета под рёбра для подстраховки, после того как тот взял особо мягко пахнущий цветок подтянув к себе, помогая сесть обратно. — Тебе нравятся цветы? — Да. Они такие яркие и разноколоритные. — А там, откуда, это не так? — Ну, у нас всего три вида цветов. Первый — жёлтые лютики, вторые — мостовые, а третьи  — эхо-цветы. — Эхо-цветы? — звучит как нечто сказочное — никогда не слышал о таких. Можешь пожалуйста рассказать о них больше? — Ну… Они, исходя из названия, повторяют всё услышанное когда-то. Услышав рассказ монстра сохраняют его на несколько лет, прокручивая его вновь и вновь, пока кто-то не решится сказать своё. Они прекрасного голубого цвета с пятью лепестками, что освещают тьму ярче фонаря. Если ты проходишь рядом с ними — они сияют ярче. А ещё они любят влагу — вспомнив, как обо всём рассказывал ему тот, продолжил — именно поэтому они росли у Водопада. Они всегда нуждались в воде, и чем больше они в ней простоят — тем сильнее их лепестки. А мостовые цветы, что растут только в воде, даже становятся подобием моста. О, а ещё у нас в лесу пытались прорасти Эхо-цветы, но они быстро замерзали, походя после на ледяные фигуры. Никто не знает, как они туда попали, но их становилось на склоне всё больше и больше. — Забавно — всё же нашёлся что сказать фермер. Это всё звучало как сказка. Нереальная сказка. Но тот говорил так уверенно, описывая детали вида, что в это верилось. Тот был будто Алиса из страны чудес. Чудной, но в хорошем смысле — а какие лютики? — Желтые. С пятью лепестками и оранжевыми серединками. — Но они же… — Ядовитые, я знаю. Человек, который съел их, погиб.       От коротких ответов Фарм ещё больше запутался. Тот будто нёс осознанный бред. Рассказывал правдоподобно, но в то же время это было невозможным. Волшебные цветы? Мост из лепестков? Нет, ещё одного дня без ответа о том, откуда он, не выдержит. Хотя, судя по описаниям, даже если тот и назовёт конкретное место — он не сумеет его понять. И что за история с человеком, который отравился цветком? Как вообще допустилось это? «Хотя, учитывая то, что он собирался съесть сегодня утром — человек мог так же голодать и решил, что это хорошая еда. И… Всего три вида цветов? Это… Необычно».       Было бы самое подходящее время узнать всё, но… Хоррор вмиг погрустнел, что было заметно по осунувшимся плечам и медленно качнувшейся в беспокойстве ноге. Возможно, стоит всё же повременить с этим, задавая обычные вопросы, крупицами собирая историю. Это будет очень долго, но… Тот явно не готов. Или не готов к правде сам Фарм?       Они ехали по полю довольно долго. Вокруг раздавались стрекочущие песни птиц и рычащие звуки песни кузнечиков. Простую идиллию не нарушило напряжённое молчание. Был слышен шелест высоких трав, тихий скрип педалей велосипеда и громкие звуки жизни. На миг прозвучали звуки возни мыши, что свела кокон над землёй из засохших стебельков, а вскоре, с каждым метром, стали различимы звуки воды.       Остановившись у высоких кустов, фермер подождал, пока его спутник обопрётся ногой о землю, соскочив вниз, а потом со вздохом облокотил о ближайшее деревце велосипед. В груди появилось чувство беспокойства, будто что-то сейчас произойдёт. Что-то страшное, наверняка обескураживающее. Что-то, что изменит его жизнь. И это было совершенно сейчас неуместно, поскольку он уволок Хоррора сюда чтобы отдохнуть. Им обоим нужно побыть в тишине, чтобы обдумать столь большие перемены. Всё стало другим слишком неожиданно, пусть и желанно. Изменения рутины были как одышка после столь тихой жизни. И скелет был рад, что её перевернул этот забавный, по-детски любопытный настороженный и обделённый когда-то вниманием и заботой комочек. Так его можно было назвать из-за схожести с котёнком в новой среде. Да, и с тем что тот был так же мил. И это, пусть алоглазый и отрицал, было очевидным фактом.       К озеру вёл крутой склон. Чтобы не упасть они держались за растущие вокруг крепкие корни деревьев, что находились над землёй, и всё равно пол пути вниз один преодолел на тазу, а другой соскальзывая, упал на лежащего. Посадка, отнюдь, не была мягкой. Но проклятия со стороны Хоррора, который и упал на него, были прерваны случайно брошенным взглядом в сторону озера, что вызвало в миг ностальгические, почти болезненные и с тем же приятные воспоминания.       Водная гладь в действительности отражала небо как зеркало. Были видны мутные отблески зелёных водорослей, над которыми возвышались толстые стебли растений, рогоз уже распылился, кофейными молотыми зёрнами укрыв землю и паутину над водой. Однако, отчаянные эти пауки, что решились поселиться над самой водой, становясь потенциальной жертвой голодных рыб. Похоже, их в расслабленности могут переплюнуть только когда-то постигшие Дзен водомерки, передвигающиеся по водной глади на всех четырёх лапках — палочках. Да и само это место было как раз для того, чтобы получить полный контроль над собственным разумом. Оно было будто скрытое, как тайное место, окружённое деревьями и высокими кустами. Мокрая трава под ногами приятно поглаживала, эта лёгкая прохлада от озера и тот несравнимый ни с чем запах свободной, природной воды кружил голову. В нём явственно сочетались запахи травы, водорослей, рыбы и влаги.       Они сели на мостик, который явно построили для рыбалки. Это было понятно по воткнутой куда-то длинной палке с раздвоением в виде «у» для удочки. Хоррор свесил ноги вниз, но тут же почувствовал, как носки тапочек тянут вниз. Оказалось, вода куда ближе. Но не зацикливаясь на этом, просто подогнул ноги под себя, ощущая лёгкий холод. Ему понравилось это место. И всё же расслабиться он не смог бы. «Ещё когда он держал в руках крольчонка — понял, что мысли шли совсем в другую сторону. Он не ощущал растроганность от этого комочка (ну, по крайней мере, больше одной трети этого времени), а вновь подумал о том, что такого легко сломать. Всего лишь сжать пальцы на пухлых боках — и тот лопнет, развалившись в клочки плоти как мясной шарик. И от этого было не по себе. Хотелось панически закричать и отдать возможную жертву, чтобы эти ужасные мысли отстали. Нет, он не грязный убийца, которому нужна лишь кровь. Или он пытался себя в этом убедить? Вдруг он сошёл с ума, но видит себя абсолютно нормальным? Что если всё происходящее с ним нереально и он просто получил по голове во время битвы, в ходе которой в очередной раз лишил кого-то жизни, потеряв сознание?       Но тогда его успокоил Фарм. Он видел, что тому нужна помощь и отвлёкся от своих ядовитых мыслей. После они встретили Андайн. Очередную версию тиранши, что испортила всю его жизнь. Хотя нет. Он сам всё это сделал. Он начал убивать. Он мог попытаться вновь убедить её, напугать, да хоть закрыть в конце-концов пока та не образумится! Но нет. Конечно же он поленился поискать другой путь, ничем после не отличаясь от оголодавших психов. Он сам псих. Он жалкий убийца, не так ли?       Эти мысли и довели. Лишь только Альфис ушла, дабы включить генератор, он вдруг осознал. Он убийца. Он чёртов убийца, что лишал жизни других монстров, оставляя сиротами детей, убивая, по сути, своих друзей, убивая версии себя, оставляя младших братьев страдать. Что было бы, если бы его Папирус увидел его прах? Наверняка был бы не особо рад, да?        Он убийца, псих, каннибал, и без него было бы лучше. Он худший на свете брат. И от этого, от понятия своего жалкого положения, рассмеялся. Хотел заплакать, но вдруг вырвалась улыбка со смешком. А после и не мог остановиться.       Он смеялся по-больному прерывисто. Задушенно дыша, роняя слёзы и капли слюны, смеялся, уставившись в никуда, ощущая проходящие судороги по всему телу. Повезло девушке, что не слышала этого. Ей бы было страшно. И хотелось бы отправить его в психушку. Там ему и место. И хохоча во всё горло, он понимал это так ясно, как только можно было бы.       С ним далеко не всё в порядке.»       Фермер оперся о него, широко зевнув, стебель пшеницы, что сжимал в зубах, убрав в шляпу, ощутив, как под ним чуть сдвинулись, давая улечься поудобнее. Солнце пробивалось через листву и попало ему прямой в глаза. Чтобы спрятаться от этого он снял шляпу, уложив на глаза, почувствовав, как на плечо чуть нажимают, давая едва ли не лечь на себя. Эта ладонь на плече, этот теплый бок и ощущение живого тела рядом с собой усыпляло, как если бы он после тяжёлого дня лег под теплое одеяло. Было очень уютно. Так по-родному хорошо. — Не будешь против… — Спи — шляпу на глазах поправили, однако голос был без особой радости. Не было печали, скорее задумчивость, но мысль о том, что что-то не так, усилилась. Но пока он задумался над вопросом, уже успел задремать.       Может, это и к лучшему. Видел бы он, как хищно на него смотрели — вовек бы не сумел расслабиться.

***

      Спустя пару часов они уже возвращались домой. Папирус сообщил, что до вечера решил остаться у Андайн, крайне многозначно посмотрев брату в глаза, потом на обеспокоенного чем-то гостя, сдержавшись от комментариев. Оставив у Альфис велосипед, скелеты начали возвращаться. Как сказал фермер — они должны проверить уток. Он в принципе говорил сейчас слишком много. Вероятно, то, что ему доверились и сторожили сон — для него многое значит. «Хотел бы я быть так же беспечен. Знал бы он, на кого опирался во время сна…». — Хоррор, тебе точно стоит попробовать это! Оно довольно вкусное, пусть поначалу и покажется немного странным. Но, думаю, тебе понравится.       Как беспечно было проводить его по полю, где они впервые встретились. Какой оплошностью стало то, что он совершенно не обыскивал рядом стоящие ещё в их первую встречу кусты, что не заметил такой родной каннибалу блеск. Что не услышал, как шедший рядом отошёл в сторону, а после, крадучись, начал идти следом. Беспечно было позволить чудовищу оказаться за спиной. — Чудовищная ошибка. — Что? О чём ты…?       Вдруг его резко схватили за кофту, резко развернув и с силой приложив о землю, не давая на раздумья и мига. Он почувствовал холод металла у шеи. Наверняка что-то острое. Наверняка нечто опасное. Что-то страшное.       Хоррор, взявший тесак в руку, улыбался ненормально широкой улыбкой. Зрачок его сузился в глазнице, будто став выразительнее, приобретя алый цвет — цвет крови. Он сел на его позвоночник, под рёбрами, дабы помешать встать, желая показать. Показать, что его стоит бояться. Что он действительно опасен. «Нет, уходи. Прошу, спасайся».       Нет. Он убийца. Он чудовище. Он убивал и будет убивать. И вот оно — доказательство того, что такие как он не изменится. Не в этой жизни. Это отражается в чуть позеленевших глазах напуганного монстра под остриём тесака. — Я Санс — да — Хоррор Санс. И сейчас я сделаю один головодог — он занёс оружие, улыбнувшись так, что едва не сделал трещины до височной части. «А ведь утро было добрым…».
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.