***
Уже лёжа у себя, Фарм то и дело вставал, осматривая лежащего рядом, и вновь прикладывал ладонь ко лбу того. Ему всё казалось, что он слышит тихое гудение магии, что сопровождает у них болезнь. Но всё это быстро проходило, что указывало на его заблуждённое видение. Он не находил себе место, желал обнять скелета, что находился рядом в столь покорёженном состоянии, но сдерживался. Папирус, по правде говоря, всё ждал Фарма. Ждал, когда для успокоения зайдёт к нему. Он достал вторую подушку и одеяло и приглашающе приоткрыл дверь. В комнату вошёл лишь их загулявший на улице кот, который нагло уместился на не для него предназначенной половине кровати. Уже наступал второй час ночи. И тут раздался скрип ручки двери в ночной тишине, и в комнату заглянул его брат. — Папирус, можно… — Ложись — приглашающе отодвинув кота, от открыл одеяло — но только одну ночь! — но он знал, что если его брат придёт и завтра — он его впустит. В конце концов, тот редко просится переночевать так. В последний раз он просил об этом много лет назад, и он был так же разбитым. По глазам он видел, что тот всё ещё испытывает душевные терзания, и обнял брата, устало лёгшего рядом. Да… Сегодняшний денёк не из лёгких. — Я… Я запустил уток обратно. — Угу — раздалось сонным голосом. — И… Мы нашли с Андайн хороший фильм. — Это здорово, бро — уткнувшись в его плечо, слабо улыбнулся. Папирус не сдержался. Он не мог видеть брата в таком состоянии. Они видели, как гость стал ему дорог. Да, они с Андайн, возможно, и поспешили назвать их хотя бы влюблёнными, но и другом тот стал слишком быстро. Он просто был уверен в том, что скелеты встретились не так давно. Ведь они ничего не знали о вкусах друг друга даже на минимуме! А при первой встрече хоть что-то, да можно было бы узнать! Он не хотел думать о том, что будет, когда Хоррор уедет. Тот слишком привязался, как и всегда, отчего становилось боязно, что будет новая рана от разлуки. Поэтому нужно всё решить сейчас раз и навсегда, пока не стало слишком поздно. Чтобы никому потом не было хуже. Чтобы его брат не ощущал боль снова. — Санс. Ему нужно домой.9
1 марта 2020 г. в 09:11
Постепенно время подходило к вечеру. Солнце грело не так яро, но пока ещё не стало отдавать тем ночным холодом. Трава на полях стала будто тусклее, первой начав покрываться мраком, а вода на них стала холодеть, пронося приятный озноб по телу при касании. Облака же стали сгущаться, грозясь вскоре сойтись в серые тучи, что после оросят землю стеной дождя. Но яркие краски всё ещё присутствовали, появляясь в бликах воды на реке, что создавала некое подобие звёздного неба с ежесекундно падающими звёздами.
Поля, на которые они повели уток, были возле реки. Маленькие кляксы прудиков тут и там виднелись с холма. Птицы разбежались, позабыв о госте, щипая зелёную травку и выискивая пробегающих букашек. Некоторые просто легли на землю, взрыхливая клювами место вокруг себя, а другие уже спали, умилительно зарывшись в перья на своей грудине, картинно повернув головы чуть на бок.
Оба скелета молчали. Фермер сидел рядом с ним, едва не касаясь боком, однако же ощущения, что он лезет в личное пространство — не было. Палка была недалеко от них, а в руках Хоррор теперь уже держал свой тесак, что он достал находясь в прострации. На него периодически бросали взгляды, но ничего не говорили. А в один момент фермер увидел вдалеке, как утёнок выплыл в прудик и нырнул, погрузившись в воду с головой, с непривычки начав махать лапками в воздухе, указав в его сторону, а после для привлечения внимания обхватив за локоть. Но это, опять же, не принесло дискомфорта. Так даже спокойнее.
Отовсюду раздавалось кваканье. В траве иногда мелькали жёлтые или же коричневые попрыгуньи с большими глазами. Удивительно было то, что они не белые. И потому это разбавление в цветах притягивало. Даже появилось желание пойти и поискать земноводных жительниц у прудов. Но он держал себя в руках. В отличии от тех, кто принципиально для этого и вышел на вечернюю охоту.
— Попалась!
— Я не думаю, что стоит…
— Чара! Не держи его так!
Услышав знакомое имя, Хоррор резко поднял голову, принявшись судорожно прятать тесак, поскольку голоса детей были совсем рядом. Фарм же усмехнулся, поправив сползшую шляпу, свистнув. И прежде чем исчез звук, на холме появилась троица детей.
Они тащили за спинами походные сумки с торчащими из разъёма для бутылок банками, в которых что-то отсвечивало. Все были по колено в земле и воде с зелёными водорослями, взлохмаченные и с мелкими ссадинами, но со счастливыми улыбками до ушей. Дети.
— Здравствуйте, дядя Фарм! — едва ли не хором крикнули ещё издали.
Этими детьми оказались Чара, Фриск и Азриэль. Они были в том самом безмятежном обличии. У них были футболки и бриджи, края которых были чуть смочены в воде, вновь шляпки (которые, похоже, носил каждый второй житель этой вселенной) на головах, что сейчас висели на ниточке, чуть развеваясь от каждого шага. Они были почти идентичны оригиналам, что не могло не радовать. По крайней мере, так можно будет быстрее найти к ним подход.
— Опять мучаете несчастных лягушек? — фермер усмехнулся, подмигнув маленьким сорванцам. Те улыбнулись ему в ответ, а Чара спрятала что-то за спину.
— Мы им делали большой прудик — оповестил их Азриэль — и разрыли большой ручей! Теперь по нему можно пускать кораблики!
— А ещё пускать по нему лягушек. Вот, испытательница хотела ускользнуть — добавила румяная девочка, забывшись и помахав тушкой в воздухе — а я её поймала!
Вдруг молчащая до сих пор Фриск, переведя взгляд с незнакомого скелета позади их друга, под поднятые руки подложив ладошки, принявшись щекотать Чару. Та, конечно же, готова не была, оттого ощутив щекотку куда сильнее, согнулась. Ненароком разжав ослабшие пальцы, она принялась хохотать, отбиваясь от шатенки. Козлёнок тоже присоединился к забаве, принявшись щекотать уже обеих, увлёкшись и забыв про наблюдающих. Лягушка же, получив свободу, ещё не до конца веря в своё счастье, упрыгала, в три прыжка затерявшись средь травы. Фриск, увидев это, победоносно вскинула кулачок вверх, вскрикнув «победа!». Голос её был наполнен искренним счастьем. Детским, ещё не поддельным, счастьем.
Хоррор помнил, какой была Фриск. Маленькая, хрупкая на вид, но сильная духом, что погибала вновь и вновь, однако упрямо шла вперёд. Она была очень сильной. Несмотря на опасности и на монстров, что бросали её с края жизни к краю смерти — она находила время любоваться красотой подземелья. Просто, по-детски, была счастливой и любопытной. Она хотела домой, ей было к кому идти, и всё же она иногда останавливалась, помогая другим, не жалея часов для того, чтобы провести время для новых друзей. Она играла на пианино целый час, пронесся по пустынным коридорам простую, но красивую мелодию по таинственным нотам, она провела весь вечер у Напстаблука, слушая музыку, пела с Смуреной, подарив ей надежду на будущее, помогая убрать смущение, поверить в себя… Сделала многих счастливыми, после же и расплачиваясь за свою наивность собственной жизнью.
Хоррор тогда не ощущал так сильно маленьких перезапусков. Дежавю? И пусть. И лишь когда Ализа возвращалась вновь и вновь, не переходя черту определённого промежутка времени их встреч, понял, как много пришлось пережить той малышке. А сколько раз она погибала? Сколько раз она откашливала кровь, чтобы потом добросердечно пощадить монстров, которые после находили наглость называться её друзьями? Она была сколько сильной, столько и безрассудной, что ошибочно порой называлось Решительностью. И потому он не винил её в том, что она не пожелала возвращаться. Может, это было и к лучшему. Если все так нападали на людей, не смотря на мораль того, что это, в принципе, ребёнок - что бы произошло там, где людей полно? Сколько бы они убили, пока их не убили бы в ответ? Нет, Хоррор знал, что люди начали эту войну по ошибке, но они также причастны к войне как и дети новых поколений. Времена меняются, а монстры всё так же держали эти чудовищные устои. Поэтому хорошо, что Фриск ушла. Она, в таком случае, всё же спасла монстров. Жаль, правда, что потом никто так ничего и не понял. Они просто не должны были выходить на поверхность. Лишь Ториэль поняла. Поняла и издала закон, что вышел ей же боком. Она поняла, что дитя должно было уйти. Поэтому и отпустила, попросив его, Санса, присмотреть за Фриск. Он старался присматривать, задерживая монстров мирными путями, и всё же она пострадала. Пострадала много раз. И справедливо то, что она вконец ушла к лучшей жизни.
И сейчас он вновь мог видеть её бронзовую от солнца кожу, улыбку, которая была измученная довольно часто, когда она думала, что никого нет, эти узкие глаза с карими глазами, что сейчас от солнца сияли золотом, и с неизменной окраской верхней одежды. Нет, она здесь такая же. Неугомонная, с пластырем на щеке (хоть не с бинтом на ноге, как была долгое время), с растрёпанными от бега волосами, что создавали нечто похожее на округлое гнездо вокруг… Счастливая. Она была всё такая же счастливая.
Чара же была такой, какой он видел во многих вселенных. Те же алые глаза, бледная кожа с не сходящим с пухлых щёк румянцем как у кукол, этот уверенный в себе взгляд, которым она уже осмотрела всё вокруг, сейчас же на несколько секунды закрывая их, смеясь от щекотки со стороны названного братца. Азриэль тоже походил на оригинального. Козлёнок с едва заметными рожками, ещё закрытыми сверху пухом, с глазами цвета зелени и с робким смехом. Забавные.
— Сдаюсь! Сдаюсь! — те щекотали девочку. Она уже едва не хрипела, прекратив вконец попытки дозваться мучителей, лишь на миг сумев бросить взгляд в сторону фермера — помогите!
— Так, ребятня — опередив не уловившего сразу этот жест-крик о помощи, насмешливо-грозным тоном отозвал он их — отпустите Чару, иначе она от смеха костей своих потом не сможет собрать.
Ещё несколько секунд помучив подругу, они наконец обратили на них внимание. Чара, лишь получив свободу, тут же отбежала и спряталась за новым скелетом. Тонкие детские пальчики вцепились ему в рукав, вызвав двоякие чувства. Он не привык, что к нему кто-то может подойти и уж тем более так легко вцепиться дабы получить поддержку, пускай и шуточную. Но раз ребёнок подбежал к нему, а не к фермеру — она ему доверяет. Так просто и быстро доверилась.
«Чара ребёнок. В этом не должно быть ничего странного. Соберись, не дай ей ощутить твоё беспокойство».
Общаться с детьми непросто. Ещё сложнее, если ты живёшь с ребёнком. Они любознательны, оттого нужно всегда быть готовым ответить на их вопросы, и нужно успевать за ними следить. Когда ещё Папирус был маленькими костяшками — был крайне любознательным. Ему требовались ответы на всё, и иногда он задавал такие вопросы, от которых невольно растеряешься. И дело даже не в том, что ответ на вопрос состоит из научных объяснений и ты не знаешь, как преподать всё как можно проще, и дело не в том, что ты сам не знаешь. Просто порой дети могут крайне чутко всё увидеть в поведении других. Они цепляются за мелкие детали, которые нам при взрослом раскладе ума и не будут важны, составляя свою картину происходящего, заставляя своими вопросами после переосмысливать много чего. Так в сказках им будет не интересна сухая, вычлененная, додуманная взрослыми на свой расклад мораль. Им интересно что произошло в конце с персонажем, который лишь раз мелькнул в тексте, им интересно, почему злодей из полюбившейся сказки хотел жениться именно на той принцессе и почему он стал плохим. Им не интересны деяния злодея после, им интересно отчего тот начал быть таковым.
Его брат так же спрашивал обо всём. Он до сих пор вспоминал, как сам, будучи так же наивен, говорил, что полного добра или зла нет. Что даже во тьме всегда есть свет, и что эти стороны существуют лишь вместе,
что без одного мы бы не заметили второго. И сейчас помнил, как тот, впервые услышав о королевской страже, предложил сыграть в героя и злодея. Очевидно, кто был злодеем. И после младший с криком: «мьвех! Враг повержен!» вдруг обнял его, принявшись говорить о том, что каждый может стать лучше. Что в каждом есть добро, и нужно лишь найти хороших друзей, чтобы не грустить и забыть о злодействе.
Этот вывод из уст маленького скелета сильно его пошатнул. Конечно, он был горд за своего младшего брата, и тогда ощущал лишь спокойствие оттого, что разговоры не прошли зря, однако же со временем стал опасаться. Тот был наивен, слишком наивен в том плане, что он верил всем. В подростковом возрасте находились выскочки, которые пытались самоутвердиться за счёт победы над тем, кто считается наивным дурачком, и пусть Санс всегда приходил вовремя, он понял, как сильно прокололся, воспитав его истинным пацифистом. Тот не мог за себя постоять как следует. Многим не хватало слов чтобы остановиться. Это касалось как подростков, которые потом зависали в баре, так и той, кто была его подругой. Если бы он мог постоять за себя, если бы. Нет. В том, что тот не сумел вырасти была вина Санса. Он сам обрёк своего брата на боль. Тот не мог пересилить свои порой неправильные моральные принципы из-за старшего брата. Тот остался по-детски наивен. Слишком наивен, чтобы потом суметь принять все изменения в их мире.
Когда всё изменилось — Хоррор старался, правда старался, чтобы тот не узнал всё. И это стало очередной ошибкой. Будь он хоть немного разумнее — постарался бы объяснить. Поговорить об этом, да хотя бы научить сражаться как следует! Но он лишь глупо улыбался. Как всегда. Как обычно, не давая и малейшей крупице сомнений проникнуть в разум братишки.
Поэтому он привык при виде ребёнка вновь натягивать как можно более спокойную, обыденную улыбку. И он себя, порой, ненавидел из-за этого.
Чара тоже была ребёнком. Тем ребёнком, которому ещё не стоит знать о тревогах. Она не была в геноциде, она не была заперта в пустоте, пока Фриск не совершила первый перезапуск. Потревожив код, Фриск в других вселенных пробудила дух первого человека. И было больно видеть, как мелкая играла с названым братом, ещё не представляя, что её ждёт, когда война ещё не началась. Было больно видеть, как её так же поглощала ненависть к самой себе оттого, что по её глупому желанию увидеть цветы Азриэль лишился жизни и монстры были заточены под землю. И она была единственной, кто его понимал в этом плане.
Сейчас маленькая, не тронутая этой пробирающей и колющей виной держалась за него, судя по долгому звуку «м» показывая язык. Она не знала, она бы не поняла его, и он не смеет сейчас допустить хоть одного лишнего подрагивания улыбки. Они счастливы, они ещё находятся в детском неведении, и они не должны узнать хоть что-то. Дети крайне чуткие.
— Простите — прилетело извинение от Фриск. Через секунду и Азриэль тихо прошептал слова извинения, в отличии от сестёр принявшись осматривать нового знакомого.
Тот поначалу показался жутким. Этот красный глаз обескуражил. Он был будто разделён наполовину. А когда ещё и закрылся на миг, козлёнок думал отступить и спрятаться за Фриск. Но тут он увидел, как на лице незнакомца начала проступать лёгкая, неуверенная улыбка. Глаз вновь открылся, и уже был сравним со зрачком поглаженной кошки. У той тоже забавно расширяются зрачки, да и в самих глазах было нечто схожее с чертами этих пушистых зверьков. Вот только эта дыра в черепе… Но вот как Чара обнимает его, да ещё и показывает им с сестричкой язык! Значит, бояться нечего.
Чара же почувствовала, как костяная ладонь медленно, почти невесомо, коснулась её головы. Вскинув голову, она встретилась с незнакомцем глазами. Тот улыбнулся ей. Но улыбался так, будто сильно устал. Но всё же он явно был дружелюбен.
— Мелкие — по-доброму позвав их, чуть присел Фарм — хочу познакомить вас с моим другом — Хоррором.
— Мне нравится его имя! — тут же откликнулась девочка, увидев взгляд брата и спряталась под куртку скелета — оно звучит угрожающе!
«Маленькая разбойница» — вдруг отчего-то пришло в голову, но с этим поспорить и не смог бы.
— Меня зовут Азриэль, а это Фриск! — козлёнок протянул ему ладонь, которую осторожно пожали, подмигнув, разбавив все маленькие сомнения.
«Раз дядя Фарм с ним дружит — значит он хороший» — решил для себя мальчишка, кивнув своим мыслям и гордо выпрямился, будто решив задачу века, чем вызвал уже стойкую улыбку.
— Рада с вами познакомиться — девочка так же подала ему руку. Голос был спокоен, и она будто находилась долгое время в нирване и только что оттуда вернулась. Обычная Фриск.
— Я тоже очень рад — так же пожав ей руку, увидев на ладошке пластырь, на миг задержал взгляд — весёлая охота, я погляжу?
— Да! — Азриэль подпрыгнул. Зелёные глаза предвкушающе засверкали — мы сегодня сделали прудик для лягушек! И хотели принести туда парочку, но Чара не хочет отдавать принцессу!
— Братик, я же говорила — это не принцесса — шатенка чуть улыбнулась, а Чара же, наоборот, захихикала, вновь показавшись из укрытия.
Схватив нового знакомого за рукав, дёрнув пару раз, подождала, когда к ней наклонятся, хитро зашептав по секрету:
— Я сказала, что если он поцелует лягушку — та обратиться в принцессу — и захихикала. В ответ ей так же раздался тихий смех.
— А можно посмотреть на ваш прудик?
— Конечно! Беги за нами — мы покажем! — козлёнок переступил с ноги на ногу, уже готовясь стартовать, тут же обратившись к девочкам — кто последний — тот жаба!
— Вызов принят — вдруг отозвался Хоррор. Миг — и он закинул не ожидавшую, а оттого чуть взвизгнувшую, Чару на свою спину, встав. Та схватилась за его шею дабы не упасть, и поняла план, смахнув чёлку со лба — догоняйте! — и побежал.
Девочка не была тяжёлой, а потому он сумел хорошо разогнаться. То, что дети и фермер не успели опомниться от подобного хода дало им несколько секунд форы. И вот они уже поднялись на холм, а дальше ему указывали направление. Чара заливисто смеялась, хватаясь как можно осторожнее, иногда болтая ножками, оборачиваясь и показывая язык оставшимся позади.
Хоррор любил детей. Те всегда находили что-то хорошее и необыкновенное во всём. Они могли из веточек соорудить нечто по типу треугольника, назвав это шалашом, через стены которого можно было рассмотреть пролетающую бабочку, сесть в кружок на землю и радоваться их тайному бункеру посреди поляны, из которого каждую секунду раздавались звонкие голоса. Детей легко рассмешить, завлечь, и общение с ними его понемногу успокаивало. Он поначалу был вынужден держать улыбку, но после, когда раздавался смех, всё же ощущал толику счастья, а после, погружаясь с детьми в их мир фантазий, заряжался их оптимизмом. Научившись быстро сливаться с их мировоззрением, научившись понимать их мирки — можно зарядиться тем безудержным счастьем. Нужно лишь постараться. Да, некоторые могут раздражать, но узнав подход к детям можно узнать много чего нового и увидеть то, чего раньше не замечал.
И возможно оттого, что он часто играл с детьми, сделало его магнитом для них, даже не смотря на пугающую внешность. А сколько смеха от его "коллег" было, когда на заданиях дети подбегали к нему и предлагали сыграть с ними. А ещё было больше компроматов с фото и видео, когда он соглашался. Но об этом не стоит жалеть. Это не то, чего стоит стыдиться. Что плохого в том, чтобы ещё раз окунуться в это чудесное детство?
Когда дети только подошли к ним, фермер тут же начал смотреть на скелета, проследив за всеми изменениями. Тот переводил взгляд от одного к другому, и цеплялся за мелкие детали, перебирал в воздухе пальцами, но не нервно, а будто в раздумьях.
«Сравнивает. Похоже, он говорил правду… Надеюсь, они не пробудят у него плохие воспоминания. А вдруг опять будет паника?»
Запоздало подумав о последствиях своих действий, фермер напрягся. Чара спряталась за Хоррором, вцепившись так, что куртка чуть сползла вниз. Он уже сделал шаг вперёд, но тут…
У того появилась улыбка.
Нет, он видел его улыбку, когда шутил, когда они смотрели на небо и когда гладили уток. Но она на сей раз была особой, другой. Глаза чуть прикрылись, уголки уст аккуратно закруглились, а когда он чуть опустился вниз, заговорив, Фарм почувствовал, как душа у него ухнула. Столь был наполнен нежностью, столь плавно был поставлен голос. Он гипнотизировал, отдаваясь будто эхом в голове, вводил в особый туман.
Фермер приходил в себя, когда тот пожимал (хотя, точнее сказать, мягко придерживал) руки детей, и вновь уходил в бездну голоса. Тот на него не смотрел, но явно и в глазах тоже была неведомая раньше нежность. И это фермер желал увидеть, но не мог сделать и шага. Хотелось поддерживать эти нотки в его голосе, хотелось сделать всё, чтобы тот всегда так прелестно улыбался.
Из сладкого будто забвения его вытащил Азриэль, который начал толкать застывшего скелета, говоря, что кого-то нужно срочно догнать. И посмотрев туда, в какое направление указывал ребёнок, увидел уносящихся Хоррора с Чарой на спине. Та заливисто, громко смеялась, что было слышно даже отсюда, а скелет же спокойно, так же плавно перебирая ногами, бежал.
На вопрос о том, куда они, ему ответила Фриск. Азриэль же побежал вверх по холму, к новому вырытому прудику, оставив и свой рюкзак рядом с рюкзаками сестёр. Те хотели показать новому другу ещё один мини-заповедник для «очень редкого вида жёлтых лягушек».
Эта троица каждые каникулы проводила здесь.Они живут в городке вместе с Ториэль, чтобы ходить в школу, в уютном домике, где у них также много друзей, но когда наступают выходные и школа не работает — они приезжают в посёлок-ферму, где отдыхают, играют и воплощают в жизнь все задумки. Две сестры, Чара и Фриск, в своё время были приютены семьёй монстров, и были так же окружены любовью как и их кровный сын. Они не были обделены ни в чём, и быстро стали дружны. Девочки спокойно называют приютивших родителями и души не чают в брате. Так трое ребят и стали вместе изучать большие территории, каждый день придумывая нечто новое, но и о старых задумках не забывая больше недели.
Так они построили заповедник для улиток, устраивая с ними гонки (конечно же, все взрослые поучаствовали, голосуя), построили множество шалашей, а когда им устроили дом на дереве — создали секретный клуб (конечно же, по секрету поведав об этом всем), а совсем недавно загорелись идеей сделать прудики для лягушек. Они тянулись вдаль, от речки, напоминая лужицы, и в каждую дети умудрились положить по две лягушки, сыграв для каждой свадьбу (даже сделав фату из салфетки и бабочку). У них было столько идей и игр, что не пересчитаешь. Но одно было всегда — участвовали они втроём. Дружно, ладно, оглашая смехом округу, вкладывая во всё частичку себя. Славные ребята.
Фарм не мог с ними пока пойти, поскольку следил за утками. Фриск пообещала привести беглецов поближе, достав из рюкзака (который, как ему казалось, был с чёрной дырой, ибо в нём всегда было всё) бинокль, и тоже поспешила вверх по холму, провожаемая взглядом. Тот усмехнулся, принявшись настраивать средство наблюдения. Увидел лишь верхушку холма, а там и фигуру девочки, которая стремительно догоняла брата и уже вместе с ним скрылась за вершиной.
Они нашли их у прудика. Чара, до этого заговорщически шепча что-то скелету, победно выбросила в воздух ладонь с уже менее зажатой (по крайней мере, глаза у этой не грозились вывалиться) в ней лягушкой с жёлтым окрасом. С победной улыбкой поднялась и поспешила навстречу запыхающимся родственникам.
— Мы первые! И мы нашли тебе новую невесту! — подбежала к брату, заливисто смеясь — целуй свою принцессу!
— Нет — мальчишка увернулся от лягушки, отпихивая руки сестры. Бедная лягушка, которая только сейчас поняла, что всего три минуты назад накрывшие её ладошки не самое страшное, начала отталкиваться передними лапками, жалобно квакая.
— Целуй — протяжно, хитро улыбнувшись, она потянулась к нему, едва не проехавшись мордочкой земноводного по белой шёрстке его щеки.
-Нет! — и он развернулся, принявшись убегать. Чара же, подложив в ладони Хоррора, сидевшего на земле, находку, начала стремительно того нагонять.
Фриск, вежливо попросив, взяла в руки причину догонялок, и тоже присоединилась, бросив через плечо, что фермер не может подняться к ним. Посчитав невежливым сидеть вдали и нервировать того, скелет медленно встал с камня, размяв ноги, и, засунув руки в карманы, начал спускаться. Ребята носились рядом, совершенно забыв про пруд.
Когда он дошёл ровно до середины пути, остановился, увидев вдали силуэт монстра.
«Вот так, теперь он может быть спокоен, что я ничего плохого им не сделаю. Не нужно его пугать. Но к нему пока не хочу. Стоит… Всё обдумать».
Но такой возможности ему не предоставили.
-Ага! — одновременно с нападением крикнула троица, причём навалившись на Хоррора, повиснув на нём — ты попался!
— Теперь твоя очередь превращать принцессу!
Бедный Азриэль, к сожалению, не избежал суровой участи. А несчастная, принявшая все веры лягушка была вновь повёрнута к уже другому. С той настойчивостью, с которой её пихали к каждому за поцелуем, она уже сама начала верить в то, что она не простое земноводное. Она вкрай задолбанное земноводное, у которой глаза ещё не перестали вращаться от постоянных подпрыгиваний, так сказать, средства передвижения.
— Моя очередь убегать — не понятно, вопрос это или утверждение.
— Да! — теперь уже Фриск решительно наступала.
— Хорошо, малые. Дайте мне три секунды. Один…- и вовремя среагировал. Когда к его лицу подвели жёлтую мордочку, он резко поднялся, едва сумев увернуться от детских ручек, и побежал. Просто побежал вперёд.
С холма то и дело слышался громкий смех, крики «лови его» и редкие плески воды. Фарм видел, как те оббегали определённое место, чтобы их можно было видеть (вернее Хоррор нарочно держался на виду, уводя так и детей за собой) то исчезали с поля зрения, но ненадолго. И вот в очередной раз они взобрались на холм. Утки, периодически смотря на них, постепенно, замолкли, перестав даже щипать траву. Они застыли, будто прислушиваясь. А потом резко загоготали, захлопав крыльями.
Фермер не понял причину их беспокойства, но отчего-то тоже сильно напрягся. И только когда тоже начал прислушиваться к окружающим звукам помимо криков птиц, понял, что смеха не слышно.
Всё внутри похолодело. Встав, в одно резкое движение выпрямившись, он стал всматриваться. А услышав детский крик пришёл в небывалый ужас. Забыв про всё, спешно начал взбираться, пытаясь услышать хоть что-то через звук колотящейся о грудную клетку души»
«Что-то случилось. Как я мог.».
К нему на встречу, обливаясь слезами, выбежал Азриэль. Он влетел в него, схватив за рукав и начав что-то говорить, но из-за заиканий не было ни одного внятного слова. Но и не нужно было. Достаточно было увидеть в его глазах ужас, чтобы понять — всё очень плохо.
«Он вновь впал в панику? Он успел что-то сделать? Как я мог отпустить их?!».
— Где они? — на ласковые слова успокоения не было времени. Взяв ребёнка за плечи, он спросил как можно твёрдым голосом, однако же присев.
— Чара уп-а, Х-ро-р — всё так же пытался он объяснить, громко плача и трясясь.
Фарм затрясся подобно ему.
-Азриэль, покажи, где они.
Тот всё продолжал плакать, но указал в сторону, справа от холма. Представив за миг, что могло случиться, едва не услышал всё.
Река уходила вдаль, огибая половину их земли. Она то расширялась, создавая озёра, то была совсем узкой и по ней можно было идти вброд. Там любили играть дети, перепрыгивая ручеёк по камням и пуская кораблики. Они могли свободно спуститься с низинки и так же самостоятельно подняться. Течение было не особо большое, безопасное, потому их пускали бродить и плавать в большей части реки. Но было одно место, что было строго под запретом. От холма, где были прудики и куда вели пастись уток и коров, был высокий обрыв. Песчаный. Земля под ногами, если встанешь на край, быстро уходит и от этого очень просто скатиться и рухнуть с высоты свыше пяти этажей. Там же и протекала река, что обманчиво водой гарантировала возможность спастись. Обманчиво не только оттого, что о её поверхность можно переломать конечности из-за высоты, но и из-за страшного течения. Течение было стремительным, оно било с размаху о камни, разламывая поверхность упавшего предмета, погребая в темноту и холод. Она была жутко холодной, жутко опасной и подходить к ней было жёстко запрещено. Но дети любопытны, не так ли?
Заигравшись, они не увидят, как к ним пусть и медленно, но что-то приближается. Они не видят и не слышат ничего, если увлечены игрой. И они не увидят, что подобрались слишком близко.
Чувствуя, как под ногами будто затвердела земля, что больно отбивала стопы, он бежал. Бежал по холму, чувствуя, как предательски земля скользила под ногами, а в голове неутешающе появлялись картины изломанных тел, слышал крики в голове и ощущал предвестник рыдания — появляющиеся гортанные полурыки-всхлипы. Он бежал, бежал к сужению реки, откуда можно спуститься с холма и тогда уже пройти по берегу. Мысли от плохой переходили к кошмарной. Появлялся то образ кораблика, который дети ради эксперимента сбросили в реку, а после даже колёсики собирали по частям, то были видения переломанных и раскрошенных костей обоих. Бездыханные тела, что качались бы у мелководья.
Вот земля более менее выровнялась, разве что спуск был всё ещё крутоват, но преодолим. Едва не скатившись вниз по песчаному склону, увидел вдали камни, что разбивали течение, становясь снижающим скорость барьером. Дальше вода становилась менее опасной, и ещё дальше перетекала в озеро. Как прекрасна вода, как опасна она.
Спустившись вниз, монстр едва не захлёбывался. Он боялся, боялся и увидеть, и не увидеть тела. Если увидит — значит, они сумели выбраться, а выбраться могут как живыми, так и…
Об этом «и» он даже думать не хотел.
Поэтому ощутил сразу и ужас и радость оттого, когда по воле судьбы тела были облокочены о камни. Уже появился шанс на то, что ещё можно, можно спасти. Это стало лёгким облегчением, что подарило ему второй дух и до воды добрался уже едва ли не за секунды.
Перейти по каменистому барьеру не составило труда, а вот заставить себя склониться, коснуться, да даже увидеть упавших невыносимо тяжело. Склонившись, вмиг замедлившись, он посмотрел в застывшие лица. Тихо, едва дыша, позвал их.
Хоррор был впечатан бьющей в спину водой, уже замедлившую силу от прошлых камней, зажавшись едва ли не в круг, однако специально опирался о руки, согнув ноги, держась как щит. А в кругу его конечностей была спрятана Чара. Бледная, с посиневшими губами, с наливающимся под щекой синяком, но дрожащая. Живая.
Её руки держались за плечи скелета, но были ослабшие, поскольку хватка даже не заметна. Лишь переплетение конечностей для хоть небольшой устойчивости.
Прежде, чем он успел рассмотреть Хоррора, тот едва приоткрыл глаза. Потемневшие, едва мигающие. Посмотрел, закрыл их вновь, и подобрал колени, раскрывая кармашек сверху.
Быстро подхватив за руки девочку, фермер поднял её, уложив животом на камни, и тут же потянулся к нему, вытянув с трудом. Куртка всё ещё была на нём. А точнее он держал её за рукав, когда та наверняка пыталась соскользнуть. Или же…
Уложив его так же на камни, поспешно склонился над первой вытащенной, приложив ладонь к шее. Пульс был, дыхание тоже, но затруднённое. Вода пусть и стекла, когда она лежала на камне, но ей всё ещё было тяжело. Но дышала без сипа, что уже хорошо. В откачивании она не нуждалась, но фермер всё равно перевернул её вновь, облокотив о колено, похлопав между лопаток. Когда та закашляла, вконец выплюнув всю воду, он уложил её на бок. Та задышала лучше, но была обессиленная, без сознания. Вся в синяках, с порванным рукавом, но живая. Сняв с неё кофту, дабы она не мешала дышать, накинул свою, тёплую, укрыв.
Теперь настал черёд второго пациента.
Фарм делал всё будто не задумываясь. На адреналине. Он знал правила оказания помощи, слова в голове путались, когда он вновь и вновь вспоминал последовательность, руки дрожали, дыхание сбилось окончательно, но он всё делал. Нужна была одышка, он сам это понимал, но не мог потратить на это время. Чудовищный страх наполнял его душу кислотой.
С Хоррора сорвали футболку, края которой и так были разодраны, а глаза осмотрели душу.
Что интересно — во время принятия ванны или во время дождя их душа формировала вокруг себя небольшой мешочек. Плотный, чтобы капли касались его, а не уязвимой части монстров. При полном же погружении мешочек полностью закрывал душу полотном, так, что даже краёв не было видно. Он был скорее как плоть, поскольку не колебался и не мялся, принимая давление воды. Появление этой защитной плоти занимает секунды, когда монстр только понимает, что сейчас окунётся, и мгновения при столкновении с водой, когда даже и подумать не успели.
Сейчас оболочка отсутствовала и фермер искренне надеялся, что тот всё же был с ней. Дыхание так же ощущалось под дрожащими ладонями, да и то, что Хоррор ждал, держался в сознании до прихода помощи, означало, что он крепкий. Но как это произошло?
«А где… Где Фриск?»
Осмотрев ещё раз камни, он запаниковал. Хотел спросить, да не у кого было. Чара без сознания, скелет едва держится живым (да и не было уверенности, что тот хотя бы дышит), и это чудовищное неведение совершенно не скрашивало и так нервозное состояние фермера.
Вдруг позади него раздался крик. Мгновенно обернувшись, Фарм увидел бегущую женщину. Мать, в глазах которой был сильнейший страх и боль, разливающуюся слезами по белым щекам. Её взгляд был направлен на лежащее дитя, после метнулся в сторону незнакомца, но вновь перешёл на девочку. Но ей не стало легче от простого вида ребёнка.
— Чара!
— Она жива - сбитым дыханием ответил, продолжая ощупывать тревожную душу, осторожно массажируя, нажимая на самую сердцевину, пытаясь заставить её биться.
Тори подняла дитя на руки, обернув её принесённым пледом, что она прихватила из дома, передав второй скелету. Тот укрыл со спины Хоррора, обернув и душу.
— А он?
— Не знаю.
От произнесённых им слов ощутил, как собственная душа сжалась, грозясь просто лопнуть от напряжения. От этого принялся нажимать усерднее, ощупывая кончиками пальцев, пытаясь уловить хоть слабое биение. Руки постепенно начали уставать, но не мог просто перестать.
— Фриск? — решив не сосредотачиваться на ноющей боли, задал так же мучающий его вопрос. Азриэль не побежал за ним, но и добежать до мамы и до него не успел бы — дом Ториэль находится в совершенно другой стороне.
— Она дома, звонит Альфис. Нас будут ждать у моего дома.
Нервов хватило только на кивок. Пальцы всё слабее давили, но продолжали, не смотря на нарастающую боль от перенапряжения. Тори, вконец сумев остановить слёзы, держа дитя на боку у себя на коленях, протянула руку, коснувшись подрагивающего плеча.
— Дай я попробую. А ты пока приди в себя — но тот всё ещё держал душу, будто не слыша её просьбу — Фарм, я осторожно — он лишь в последний раз, уже в бессилии, нажал пару раз, и, решившись, со странным напряжением передал её подруге.
Ториэль увидела, как тот трепетно прижал к себе скелета, как укрыл его плотнее, уложив на своё колено, и как, склонившись, принялся что-то шептать. В его глазах скопились слёзы. Она приняла из его рук душу, уместив её на большой ладони, ощущая, насколько она холодная. Поэтому с периодическим надавливанием всей ладонью она ещё и выдыхала тёплый воздух, согревая.
-Спасибо, спасибо, что спас её.
-Не я. Я лишь вытряхнул воду. Если. Если бы не Хоррор… Он… Спас её.
«Он спас её. Он спас! И будто по рефлексу держал! И оставался в сознании, пока я не забрал её. Как только вытянул Чару — он отпустил камень! Да даже те, кто всем желают добра, в этой ситуации могут действовать по инстинктам самосохранения, пусть потом и будут жалеть! Нет, он не плохой. Хотя сомневался ли?»
«Сомневался» — подсказало сознание.
Попытавшись поспорить с этим и сам вспомнил, что первая пришедшая мысль после крика была о том, что Хоррор мог что-то сделать с детьми. И сейчас ощущал от этого невероятный стыд.
«Нет, он спас дитя, но спасётся ли сам? А если он погибнет? А если он уже… Как я мог отпустить их?! Видел же, что дети заигрались, а он вообще не знал, что там обрыв! Это моя вина… Из-за моей ошибки он сейчас…».
— Прости меня — вновь прошептав это, склонившись к его скуле, прикоснулся к ней носовой костью, ощутив, как слеза скатилась вниз, упав на кости лежащего — прости… Ты действительно хороший, и как я мог сомневаться? И из-за меня ты сейчас… Если бы я предупредил… Ну же, очнись! Ты сможешь! Просто открой глаза. Пожалуйста. Прошу.
«Не уходи».
Ториэль видела, как плечи друга начали подрагивать. Видела, как тот вцепился в плед, притягивая ближе. И поняла, что до этого видела его в таком состоянии лишь раз.
Вдруг под большими ладонями что-то будто дёрнулось. Затем вновь, но уже сильнее. Будто там находилась тонкая венка с пульсом. Прислушиваясь, огладила душу в ладони, приложив кончики пальцев к сердцевине. И вновь слабая дрожь. Пришедшее осознание едва не вырвало из неё счастливый крик.
Душа забилась вновь. А вместе с ней будто замершие души двух напряжённых монстров так же начали облегчённо подрагивать.
***
К двум спешно идущим монстрам выбежала взволнованная Альфис, а за ней и два ребёнка.
Механик-доктор провела вторичный осмотр, поняла, что до дома их можно донести спокойно, и распахнула перед несущими двери. Фриск и Азриэль обходили маму, что несла на руках их сестру, и фермера, пытаясь понять, что со вторым скелетом, которого так же несли на руках.
Уместив обоих пострадавших, Фарм и Ториэль были выпровожены, дабы не мешать врачу. И им оставалось лишь пойти на кухню и начать пить успокоительное, смешивая с чаем, пытаясь остановить тремор в руках и успокоить колотящиеся сердца. Наступила скрежащая пустота беспокойства. В звенящей тишине, разбавляемой лишь тихим скрипом и звоном периодически опускающихся чашек на стол становилось лишь хуже.
Дети сидели рядом, оба с опущенными головами, не смеющие сказать хоть что-то. Они не смогли остановиться, и из-за шалости их сестра пострадала.
Как оказалось — дети со скелетом играли в догонялки. А одновременно с этим, запятнав Чару, Азриэль передал тычок другой сестре, а та ткнула вторую, и в итоге невинные тычки превратились в подталкивания. Шуточные, конечно, но довольно ощутимые. Хоррор не сделал им замечание, поскольку было видно, что они лишь играют. Он временами их направлял к холму, чтобы фермер не волновался тому, что их не видно. Затем начались догонялки, в ходе которых они стали бегать бесконтрольно. А что может случиться? Здесь безопасно, раз их пустили сюда, не так ли?
В одно из таким подталкиваний монстрик, не рассчитав силу, повалился с сестрой на землю. Смеясь, они катились по холму. В один миг расцепились. Азриэль остановился сразу, а девочка не сумела. Начала скатываться, цепляясь за траву, но лишь вырывая клочки. Мокрая земля лишь заставляла её скользить к самому краю позабытого обрыва.
Хоррор, отвлёкшись от созерцания бегущих вдаль облаков, услышал вскрик ребёнка. Всего секунда ушла на осознание, что они отошли, всего три чтобы добежать, и одна, чтобы попытаться оттолкнуть от края.
Конечно же, когда он оказался рядом, не сумел оттеснить её достаточно сильно. Земля слишком, слишком мягкая.
Услышав крик сестры, дети увидели, как Хоррор толкнул её от края, проваливаясь, и под телом Чары земля тоже начала отламываться кусками. Они не успели добежать. Оставалось всего семь шагов, а та резко с криком сорвалась вниз.
Роняя тихо слёзы, сдерживая всхлипы, они видели, как их мама с тихим скрипом поставила уже три глотка назад опустевшую чашку, что поднимала по инерции, уже готовились хоть что-то сказать. Но каждый готовый сорваться звук будто застревал в горле. Каждая слеза была обжигающей, каждый вздох сопровождался страхом за сестру, болью от вида матери и горящим во всём теле стыдом.
Взрослые же, после прихода домой и после того, как они передали родных Альфис, ощутили разом весь этот коктейль эмоций. Они видели картины того, что могло произойти, они слышали, как их звали на помощь, они оба ощущали вину. Да, пусть они и не были виноваты в этом — всё же в первую очередь их поглотила вина. Ведь если бы те погибли…
Сколько было бы невоплощённых мечт, сколько всего те могли сделать, какую жизнь смогли бы прожить… И всё это могло отняться в одно мгновение. Недосмотренность, забывчивость. Тори забыла в этот раз им сказать, а Фарм мог бы успеть, если видел, что дети заигрались. Дети…
Очнулись оба, лишь услышав вырвавшийся всхлип. Вздрогнули будто от сильного удара плетью, с будто ещё пульсирующим нутром от удара посмотрев расплывающимся взглядом в сторону звука. А увидев заплаканных, начали постепенно приходить в себя. Тори встала из-за стола, подойдя и встав перед ними.
Азриэль, отпустив руку сестры, сжимая её до этого, не выдержал первым. С жалостливым блеянием он кинулся к матери, вцепившись руками в подол цветастого платья, заревев пуще прежнего.
— Мама, мамочка — звал он её, вцепившись в ткань едва ли не до скрежета — прости. Это я виноват. Я не хотел.
Она удивлённо посмотрела на него. Поругала себя за то, что не увидела его состояние раньше, не сумев полностью взять себя в руки, и опустилась на колени, обняв, прижав к себе.
— Вы не виноваты, милые — не зная, что ещё добавить, лишь едва успокоившимся, лишившимся дрожи голосом нежно и плавно произнесла — но пообещайте мне, что вы больше никогда, никогда не пойдёте к тому месту.
Проблеяв нечто похожее на «да» он уткнулся мордочкой ей под шею. А Тори чуть распахнула объятия, приглашая и опустившую голову Фриск, что так же тихо, но клятвенно произносила «прости» и так же согласившись, стояла всего в двух шагах, опустив руки вниз и сжав их в кулачки.
— Иди сюда, дитя — мягко позвала она девочку.
Та стояла всё так же, даже не приподняв голову. Ей было больнее всего видеть вновь столь плачевное состояние сестры. И на сей раз она не сумела помочь ей.
Потянувшись, Ториэль мягко притянула девочку к себе за руку, так же прижав к себе, ощутив, как тут же ей в шерсть вцепились маленькие пальчики, а после и послышались всхлипы уже не сдерживаемого рыдания. Теперь уже в разговор вступил и фермер, чуть с громкими шагами подошедший к ним и положивший руки на спины детей.
— Не нужно плакать. Ваша сестра будет в порядке. Альфис хороший доктор. Чаре лишь нужно немного поспать, она устала, но уже завтра вы сможете вновь поиграть. Может, она чуть приболеет, но это уже не страшно, вылечим.
— П-правда?
— Я вас не обманываю — и убедительно чуть улыбнулся, когда в его глаза начали заглядывать — она будет в порядке.
— А Хоррор? — шмыгнув вновь, козлёнок посмотрел на него. Такой взгляд и вопрос трудно выдержать. Особенно, когда боишься того, что это не произойдёт. Вновь накатила боль от боязни потери того, кто стал очень дорог, но он всё же едва не пообещал:
— И он тоже. Им просто нужно немного поспать.
И наконец послышался скрип двери из комнаты больных. И судя по облегчённости в глазах девушки — всё будет действительно хорошо.
— Они сейчас спят. Оба в порядке. Бояться нечего.
По кухне прошёлся звук облегчённых вздохов.
Ещё немного посидев на кухне, Ториэль повела детей в их комнаты, отнеся туда и Чару, укладывая их спать поскольку было позднее время и те ещё устали после того сильного стресса. Фриск легла рядом с сестрой, не смотря на тихо прозвучавший запрет, и не желала смыкать глаз. И пришлось остаться дольше, дабы успокоить и детей, и самой поверить в то, что всё обошлось. Зато теперь появилась честная улыбка и ей не пришлось биться от боязни.
А вот фермер, увидев, как Альфис проводила улыбкой троицу и помрачнела, ощутил холодок. Без слов пройдя мимо неё, открыл дверь и вошёл в комнату.
— Фарм! — она запоздало позвала друга, но тот уже сам всё видел.
Всё тело скелета скрывали бинты. Руки плотно обмотаны, ноги и даже голый участок позвоночника. Через рёбра проходили бинты и жгуты, и тот так же спал, дыша сипло, с тихим хрустом рёбер, вытянувшись по струнке. То, что не было скрыто белой тканью, было с потертостями и трещинами куда меньше. Соответственно, многие кости закрывали пластыри.
Так же на столике были шприцы, что насторожило. Баночки со средством не было видно, поэтому он с немым вопросом повернулся к подруге. Та ждала его взгляда как приглашения на эшафот.
— У него не столь много переломов сколько вывихов. На их восстановление уйдёт больше месяца учитывая вашу регенерацию, но это минимум! На рёбрах у него огромное количество трещин, и из-за сегодняшних повреждений новые куда глубже. Так же у него...
— А для чего это? - боясь слушать дальше, поскольку каждое её слово будто жгло его раскалёнными щипцами, он указал на столик. Та проследила за рукой, прикусив губу.
— Ну, у него пару вывихов…
— И…
— Да, это анестезия. Он очнулся, когда я забинтовывала ногу.
— Он…
— Нет. Отключился раньше, спустя несколько секунд после пробуждения, но я не хотела рисковать. Ногу пришлось вправить. И рёбра.
«Чёрт»
— Он должен быть в покое не меньше месяца. Ты… Ты сможешь за ним проследить или лучше мне остаться с ним?
— Я справлюсь — утвердительно произнёс сразу после её слов — только скажи, что мне делать. У тебя своих дел делать не переделать.
— Как и тебе!
— Я… Буду бегать к нему на перерывах.
— Ты уверен? — тот был прав, у них сейчас много работы. По сути, лето всегда означает полную занятость. В этом месяце, правда, небольшой отдых. Сейчас их единственные задачи — всё поливать, периодически полоть и кормить зверушек. Но грядёт Август, а вместе с этим и глобальная работа — на вас и так большое поле, а Папирус будет здесь не так долго. Тебе будет трудно!
— Я справлюсь — он подошёл к лежащему, склонившись над ним. Набираясь решительности, продолжил — я должен. Он пострадал, спасая нашу подругу. Я не могу его взвалить на тебя. С этим мне нужно разобраться самому. И неизвестно, как он будет реагировать, проснувшись. Я смогу его успокоить.
— Я… Доверяю тебе. Сейчас я напишу инструкцию, что нужно делать и что стоит давать для нормального заживления.
Вдруг послышался стук, и в комнату заглянул Папирус. Его взгляд тут же безошибочно сразу попал на брата, а потом уже и увидел лежащего. Заговорил не сразу. Вначале осмотрел, обдумал, осмотрел уже брата, подбирая слова и интонацию, и лишь после, как можно ласковее, заговорил:
— Брат, я взял машину. Поехали домой, уже очень поздно. Я понесу его. И Альфис довезём.
— Ох, я лучше сама — девушка извиняюще улыбнулась — вам немного в другую сторону. Я поеду на велосипеде.
— Возражения не принимаются — вскинув указательный палец вверх, тут же возразил скелет — вы оба очень устали. Мисс Ториэль уже уснула возле детей — преодолев расстояние в несколько шагов, уже медленнее положил руки на плечи старшего, продолжив уже плавнее — всё будет хорошо, брат. С ним всё будет хорошо.
Он видел, как тот колеблется. Видел, как тот сжимал ладони, разжимая их лишь на половину. Видел, как тот всматривался в лицо лежащего, и обнял.
— Нам нужно домой.