ID работы: 8616444

Я помогу тебе жить

Слэш
NC-17
Завершён
641
Em_cu бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
445 страниц, 27 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
641 Нравится 378 Отзывы 206 В сборник Скачать

11

Настройки текста
      Обычно, тепло действует на нас расслабляюще. Тёплое одеяло приносит успокаивающий запах сна, тёплый камин или печка создаёт ощущение правильности, а вода… Вода — это всё сразу.       Вода окутывает не только тело, но и каждую клеточку нашей души, нашей сущности. Она создаёт ощущение, что всё можно смыть. Она оберегает, покачивает нас, вырывая каплями, будто ласковыми ладонями, дыхание. Она расслабляет, успокаивает, залечивает все раны и ушибы, согревает и уносит всё тяжкое, накопленное за день.       И Хоррор бы мог сейчас включить тёплую, обволакивающую воду, откинуться на бортик, блаженно закрыть глаза, ощущая, как от лёгких движений пальцев появляются маленькие водовороты, и расслабиться. В конце концов поспать немного, как любил делать это при возможности оказаться в просторной ванне, и от чего в последствии ощущал эту приятную лёгкость в теле. Но сейчас это было сделать невозможно. Было, так сказать, одно, но глобальное по всем свойствам и расчётам «но». — Хэй, приятель, не зажимайся так. Тебе нужно мыться.       Знакомьтесь — это и есть «но», которое без стыда и совести, аргументируя своё нахождение фразами «для твоей безопасности» и «ну мы же одного пола. Что я там не видел?» сидел рядом с ванной на стуле и широко так, нагленько улыбался. Ещё и с глазами, как у рыбки-звездочёта, наблюдал, ручки на бортик уместив и, так сказать, управлял процессом. То не забудь плечи намылить, то осторожней с руками, поскольку они ещё не зажили, то… «Дирижёр чёртов» — не без внутреннего рычания плеснул перед собой водой Хоррор.       А всё началось с того, что Фарм сказал, что наступило банное время. Конечно, скелет и сам хотел отмыться от прилипшей за весь день к костям земли и листьев. Но он совершенно не подозревал, что «помыться» так же подразумевает «я пойду с тобой и буду очень пристально следить, чтобы ты себе не повредил ничего».       Конечно же, того пытались выпихнуть и рычали (едва ли не кусались), но оказалось, что защёлку фермер уже пол года как забывает починить, так что эта комната почти не запирается, от того ему не доставило трудности открыть дверь. И как бы ему не угрожали и не обещали, что не разотрут только появившийся тонкий слой на заживающих трещинах — он целеустремлённо отправился на кухню и принёс не только стопку свежей одежды, но и стул. Вот так он и оказался рядом со скалящимся и шипящим, ещё безумно смущающимся скелетом в столь деликатном времяпровождении. — Аль сказала, что тебя нельзя оставлять одного. Вдруг ты почувствуешь слабость, не сможешь даже краник закрыть, и утонешь. Тем более ты сейчас так остервенело трёшь кости, что я удивлён, как вода ещё не стала бордовой. За тобой нужно присматривать. — Я в порядке и за весь день не откинулся. И сейчас не собираюсь. Выйди! — Я могу только отвернуться, но если услышу хоть один пузырь воздуха — прости, но обернусь — и тут же, показательно, неизвестно для чего повернув табуретку, без спинки, в другую сторону, уставился уже в стену. — А я мог просто с тобой разговаривать через дверь и ты бы понимал, что всё в порядке. Ну зачем это всё? — Неужели ты ни с кем не принимал душ? В этом нет ничего постыдного, тем более мы одного с тобой пола. Или у тебя есть скелеты в шкафу? — вновь раздался смешок, и тут же последовало ойканье, когда в спину сидящего брызнула вода. Точнее в него будто из чашки брызнули — ну вот. Считай, что я тоже ванну принял. И сделай воду чуть теплее, замёрзнешь. — Фарм! — Ого, так ты можешь говорить не только приглушённым голосом? — Обещаю, когда я вылезу — ты убедишься в том, что вода вполне горячая и, так сказать, ощутить её объятия. — Ловлю на слове — тот уже откровенно смеялся, едва сдерживая себя, чтобы не повернуться и не лицезреть его лицо с уже явно зажёгшимся огоньком в зрачке — но только после того, как ты домоешься и мы обработаем всё.       Зато он сумел из такого положения услышать рычание. Столь же приглушённое, но оттого даже наоборот отчётливое. И он бы хотел добавить ещё пару шуток, да вот только боялся переборщить. Кто же знает уровень его обидчивости. А уж обижать не хотелось.       По правде говоря — Фарм и сам был крайне смущён этой ситуацией. Нет, он принимал душ в городских банях, принимал его с некоторыми девушками, но видел лишь двух скелетов — себя и Папируса, и лишь с недавних пор гостя. И смущался при втором купании во время болезни (поскольку при первом ничего кроме ужаса и пугающей последующей пустоты не ощущал), но тогда ещё убедился, что хвоста нет и никаких аномалий у Хоррора нет, а значит и скрывать нечего. А после и никаких посторонних мыслей не было. Ну, почти. А сейчас, когда он был вполне в сознании, при виде этого румянца и искреннего смущения в глазах сам зарделся. Поэтому сосредотачивал взгляд выше шеи этого поразительного скелета. И не нашёл ничего лучше, чем начать шутить.       Но вот и так едва слышные всплески воды прекратились. Но звуков тонущего не было. И лишь спустя отсчитанные восемь секунд вновь раздался тихий всплеск. Знал бы он.       Хоррор, едва прорезая водную гладь, позволяя воде медленно стекать вниз, не создавая шума, перекинул ногу через бортик, затем встал на ковёр и провёл рукой по воде, создавая отвлекающий фон. Сделал шаг в сторону — и снова последовал тихий всплеск. Последний, решающий миг.       Не успел фермер и понять, что на его плечах сомкнулись руки, как его, следуя обещанию, действительно окунули в воду. Просто толкнули в ванну, умудрившись не ударить о дно, и не опустив голову в воду, а после рассмеялись, успев за то время, пока Фарм стряхивал с закрытых глазниц пену, замотаться в полотенце. — Мы, Сансы, не любим давать обещания, потому как их сдерживаем — он прикрыл один глаз, улыбнувшись. — Смешно, смешно — наконец сумев удержаться в более менее устойчивом положении, он стёр остатки пены уже промокшей футболкой, критично осмотрев себя, и, чуть наклонив голову в сторону, тоже хитро улыбнулся — один/один, милый, да вот только ты кое-что не учёл. — Чего же?       Вместо ответа в его сторону резко прыгнули, вмиг обвив и потянув следом, тут же окунув. Забарахтавшись, Хоррор вознегодовал, оперевшись руками по бокам от смеющегося и смерив его крайне читаемым взглядом. — Зря-зря-зря-зря-зря. — Вышло почти как «кря», не находишь?       И в фермера от души плеснули водой. Хоррор для этого чуть отодвинулся назад и со всей решительностью, двумя руками направил в его сторону волну. В ответ получил ровно такую же.       И вот уже купание превратилось в барахтанье, в ходе которого полотенце и одежда окончательно промокли, а вода остыла.       Свесившись с края бортика, оба ещё направляли друг в друга брызги, но уже лениво.       Вода как расслабляет, так и отнимает все силы. — Похоже, теперь мы промокли до мозга костей. — Понял течение твоих мыслей. Зато теперь ты не станешь водиться с главным в барахтании. — Ну, знаешь, и ты из воды сухой не вышел — фермер слабо пихнул его в бок, затем вылез из ванны и посмотрел, как с его одежды бегут ручьи — да… А тебе, как погляжу, как с гуся вода.       Хоррор усмехнулся в ответ, зябко передёрнув плечом, и тоже встал рядом, нахмурившись, ощутив, как полотенце быстро начало холодеть. Он молча схватил того за локоть и вывел в коридор, толкая перед собой к комнате. — Ты чего?       Но скелет промолчал, лишь впихнув его в гостеприимно открытую дверь, и повернул к шкафу с одеждой, сам же развернувшись на пятках и направившись обратно в ванную. — Хоррор, ты куда? — Я за одеждой. Нам нужно переодеться, пока оба не заболели.       Когда Фарм переоделся — монстр не вернулся. Он расправил кровать, поставив две подушки и найденное второе одеяло — но всё ещё никто не возник на пороге. Достал аптечку, выложил всё необходимое — и лишь тогда, осознав, тут же бросился в сторону комнаты. «Что если с ним что-то произошло? Сколько прошло времени? Что если…». — Хоррор! — он влетел в недавно покинутое помещение. И тут же увидел, как скелет натягивал футболку, при этом чуть кряхтя. На его неожиданное появление зашипел, отскочил в сторону, чудом избежав повторного падения и погружения, и поспешно опустил руки. — Что? — и смерил его чуть напряжённым взглядом, осмотрев. — Просто… Ты в порядке? Тебя уже долго не было, вот и переживал. — Всё в полном порядке — будто едва сдержав вздох, проинформировал он. — Если ... Ты так считаешь — от неловкости, почесал затылок скелет.       В комнате повисло молчание, в котором тихое шуршание одежды прозвучало как-то громко. Как же быстро меняется обстановка. Вроде только они смеялись — а тут разом обрушилось осознания. На одного — осознание, насколько всё это было необычно, на второго — как же это было невероятно мило, но, возможно, слишком настойчиво. «С ним нельзя торопиться. Нужно давать прочувствовать каждый шаг, показать, что почва не уйдёт из-под ног. Слишком резкие перемены вновь могут привести к отступлению и сокрытию». — Слушай… Прости за то, что так настырно себя вёл. — Ты беспокоился. Спасибо — в ответ раздалось совершенно спокойно — но не стоит волноваться. В конце-концов, я же дожил до своих лет, так что вполне смогу справиться с этим.       Кажется, он даже не удивился, почувствовав, как его мягко повернули и обняли, даже не дёрнувшись. Возможно, это от усталости. Или же оттого, что привык и это была ожидаемая реакция. Фарм любит проявлять так всё, что ощущает, и делиться своими чувствами с другими через объятия заместо не передающих и малейшей части слов.       Он знает, что подобное зависит от самой личности. Некоторые воспринимают информацию по большей части зрением, и, на его взгляд, этим ребятам труднее всего передать всё, что на душе. Есть те, кто воспринимает всё в основном при помощи слуха и они могут описать всё, да вот только им тоже порой трудно верно сформулировать всё накопленное касательно чувств. А есть и те, кто как раз таки всё воспринимает через ощущения. Им проще в этом плане. Им требуется смотреть собеседнику в глаза, обнимать, касаться, но они лучше всех могут передать то, что не передать ни словами, ни визуализировать.       И поэтому скелет лишь положил на несколько секунд руку ему на плечо, ощутив, как его тут же прижимают к себе ближе. Он тоже был тем, кто любит всё передавать через прикосновения. Считывать информацию по большей части из вкусов, запахов, мягкости ткани и температуре. Но вот в чём был главный парадокс — он боялся касаться кого-то. Опасался, что причиняет дискомфорт, а потому прятал в себе подобные желания. Мало кому нравится подобное от собеседника. Но и исправить себя никак. Это относится к нашей личности.        Но всё же он понимал, что Фарм - не опасен. Что тот вполне рад получать такие знаки, и поэтому не отпускал. И был удивлён, когда в чужих движениях увидел то, что о нём желают заботиться. Что он стал очень дорог этому скелету. И поэтому коснулся, показывая, что о нём тоже волнуются.       Отсчитав две минуты, мягко отстранил от себя, не сумев больше сдерживать возрастающую в груди неловкость. Увидел помутневшие глаза полностью расслабленного скелета. И прежде, чем ему бы что-то сказали, выделил, слабо улыбнувшись: — Я тоже.       Однако, что именно тоже — довольно распространено. Но отчего-то сейчас этого хватило для того, чтобы улыбнуться и ласково увести в комнату.       Накладывая новые полосы бинтов, с удовольствием замечал довольно быструю регенерацию. Это показалось ему необычным. При попадании сюда скелет показался монстром со слабой душой, и если бы с ней были проблемы — раны бы затягивались дольше. В конце концов, их лечение прямо зависело от отдаваемой душой энергии.       Но вот уже опасно раздробленные кости позвоночника выглядели всё лучше и лучше, трещины на рёбрах постепенно стали незаметней, обещая и вовсе пропасть (или же остаться тонкими полосами), и даже ноги уже перестали напоминать исполосованные топором доски.И лишь руки плохо заживали. И, казалось даже, ран стало больше. Некоторые, на костяшках, сейчас каплями выпускали алую кровь. Хотя Фарм мог поклясться, что не помнит их, а ведь осматривал всё тело.       Скелет всё рвался сам наложить повязки, уверяя, что вполне сумеет, но ему лишь позволили наклеить пару пластырей (шутка ли — с утятами), и даже к ногам не позволяли прикоснуться.       По правде — Фарм редко накладывал повязки. Но за последнюю неделю научился. Теперь бинт не сползал, ложился ровно и даже эстетично. И каждый заканчивался чуть длинным бантиком. Как умеет, как умеет.       Во время, так сказать, пеленания, они не произнесли ни слова. Фарм смотрел на него снизу вверх, а тот смотрел куда угодно, но не в изучающе смотрящие глаза. Он прижимал к своей груди колено, сидя на кровати, и зажимался, с непривычки напрягшись так, что будь у него мышцы — непременно бы начали гореть огнём от перенапряжения. Непривычно было то, что они в таком положении, и то, что кто-то ему наносит повязки. Он сам заматывал кости, даже руки, захватывая края зубами и обматывая тонким слоем ткань. А тут действуют аккуратно, не зажимая так сильно, как это делал он, и ласково оглаживали каждый участок, расслабляя.       А когда фермер начал заклеивать другой бинт со склизким содержимым внутри (просто самоклеющийся бинт) на верхние рёбра, склонившись совсем близко — уже подумывал над тем, чтобы сбежать. Ощущать чьё-то тёплое дыхание так рядом совершенно непривычно. Душа тревожно забилась, пусть он и пытался убедить себя, что опасности совершенно тот не представляет — ощутил, как она сжималась, когда пальцы, немного шершавые, касались костей.       После обработки ран, Хоррор встал с кровати, сумел обойти сидящего, пожелав фермеру доброй ночи, и уже почти прикрыл дверь, как его окликнули совершенно потрясённым голосом. «Что-то случилось?» — Ты куда? Уже пора спать. — Сегодня, думаю, мне лучше поспать в другой комнате. Прости. Могу ли занять гостиную? — Ты можешь поспать здесь…- фермер ощутил, как сжалась от непонимания душа — или в комнате Папса… — постепенно подходило непонимание и лёгкая угнетённость. Возможно, обида. Обида из-за того, что с ним не хотят находиться рядом. И негодование к себе из-за того, что он явно переборщил, подпустив себя слишком близко, слишком давя на него. — Спасибо. Спокойных снов — уже собирался выйти. — Подожди — вновь позвали. Фермер приподнялся на кровати, уже собираясь для чего-то подойти - всё в порядке? — Да. Просто сегодня мне лучше поспать в другом месте.       Дверь закрылась. А вместе с ней, казалось, закрылся и скелет. Вновь. «Я слишком тороплив» — Фарм, поняв, что если сейчас пойдёт за ним и попытается уговорить, лишь всё усугубит, откинулся на подушку, нахмурившись едва ли не до звёзд перед глазами, стиснув зубы — «молодец, ты всё испортил».       А в другой комнате Хоррор, изо всех сил сжимая зубы на своих пальцах, вновь и вновь видя призрак прошлого в виде воспоминаний, ощутил, как черепушка пронзилась мимолётной, но болезненной мыслью: «Я опять чуть не заставил его присутствовать при этом».       Те, кто потерял близких, наверняка не раз ощущали вместе со скорбью вину. Вину что не успели что-то сказать или сделать, что не приехали вовремя и не были рядом, когда так нужны, что не успели вызвать помощь или же были прикованы страхом к полу и не сделали и шагу, видя, как родной вам человек испускает свой последний вдох. А ещё больше вина поглощает тех, ради которых отдали жизнь или же погибли по их вине.       Говорят, что нельзя держать прошлое, говорят, что ты не виноват, но ты ощущаешь, что это не так. Ты злишься из-за этих слов, сказанных так беспечно. «Для чего грустить? Отпусти это, забудь» — это лишь приносит куда больше боли. Но и чужая жалость тебе вовсе не нужна. Поэтому, по сути, никак не помочь тем, кто кого-то потерял, поскольку по-настоящему нужных слов в данной ситуации нет. Это уже зависит от нашей внутренней силы, способности понять и принять правду. Отнестись к смерти куда проще. Ни как к весёлому мирку, нет. Как к месту, в котором живут погибшие, что вспоминают тебя. Придумывать, будто шевельнувшиеся от ничего листья — это призраки дорогих тебе людей.       И всё же, любые воспоминания становятся будто кислотой, что проедает тебя насквозь, заставляя органы вытекать в одной массе с тканями. Это приносит невероятную боль.       Возможно, Хоррор может звать себя мазохистом. Ведь не было до этого и дня, чтобы он не вспоминал брата. Не вспоминал, как они проводили вместе дни, напоминая себе после каждого, что такого уже никогда не будет. Давиться собственными криками, ощущая, как горят глаза от уже с трудом льющимися оттуда слезами. Разрывать костную ткань на руках, проводя кровавые полосы, и сжиматься в ком. Ведь это его вина. Он должен был быть рядом в этот момент.       Перед глазами вновь и вновь, будто пульсацией, появлялся родной облик. Каждая черта родного лица, такая родная улыбка… А когда его полностью окружили воспоминания — услышал и голос.       От боли, от ненависти к себе за то, что пока лежал те дни почти и не вспоминал о брате, не проводя часы траура, хотелось содрать кости рук полностью.       Эти пульсации, этот крик, эти слёзы колотили его, выжигали изнутри, заставляя метаться.       Поэтому он и попросил спать отдельно. Фарм не должен его видеть. Да и в этой комнате, пусть и местного Папируса, он куда чётче ощущал отголоски схожести во всём и со своим братом. Это окутывало его новой паутиной боли. Липкой, болезненно захватывающей, не дающей вдохнуть и прекратить доводить себя до того пугающего состояния, когда уже и воспоминаний нет. Лишь горечь, кислота и скованность. Пустота. Сжимающая тиски на черепушке пустота, сотрясающая тело.       В этом доме ночью никто не мог уснуть.

***

      Вот уже постепенно начинался восход солнца.       Где-то вдали закричали-запели петухи, которых, судя по громкости их крика, солнце приволокло на улицу из курятника силой и хорошенько так пнуло куда не следовало, и те, затрепетав крыльями, поведали в долгой ноте о несправедливости всем жителям.       После их криков солнце начало опускать на землю лучи. Травинки и листья отдавали собранные за ночь серебряные капли в обмен на золотистые, превращаясь в единый рыжеватый ковёр. Над травой стал подниматься прохладный дымок. Редкие облака были будто рваными, слабыми, легко просвечиваемые солнцем.       Постепенно просыпались и другие птицы. Нахохлившиеся, зябло дёргающие крылышками, они несмело, будто тренируя голос подобно другим певцам, начали насвистывать свои песни. Со временем распеваясь и уже в полёте продолжая мелодию, начали лететь по своим делам.       А как прекрасно утро из-за запаха. Только наступающий рассвет пах ночным холодом, смешиваясь с запахом травы и земли ароматом, создавая свой, необыкновенный.       Но в каждом доме тоже чувствовался свой запах.       В одном доме, на окраине с яблонями и садами, уже пахло чем-то сладким. Среди всех прочих запахов там ярко чувствовался аромат роз. Это Ториэль начала готовить завтрак на всю семью, через окно кухни смотря на уже что-то делающего в саду мужа, со счастливой, мечтательной улыбкой в глазах и сердце создавая новый кулинарный шедевр. И совсем скоро в дом зашёл её любимый с букетом так же сладко пахнущих, свежесорванных Бархатцев, что напоминали утреннее солнце. Во всём доме ощущался запах чего-то сладкого и нежного, что не выветрит пробравшийся через открытое окно ветерок.       Фриск, Азриэль и Чара же ещё спали. Но совсем скоро, перейдя в чуть более чуткий сон, ощутив запахи, проснутся, сладко потянутся в кроватях и с улыбками поприветствуют друг друга, по пути в ванную начав придумывать сегодняшние приключения. В их комнате пахло не только выпечкой, но и деревом из-за стен. Создавался запах того проведённого детства в деревне.       В доме, за полями винограда, Альфис, сонно зайдя в ванную комнату, издала нечто похожее на приветствие в виде бормотания, едва опрыснув лицо холодной водой, чтобы проснуться. И получила тёплый поцелуй в щёку, от которого на её лице появилась улыбка. На щеке остался запах мяты, что повис в воздухе, и тут же был дополнен нежным запахом персика. Так и пах их дом.       А в доме, что был недалеко от полей свежей пшеницы, с утра пахло той же сладостью и чем-то приятным.       Фарм, проснувшись, ещё некоторое время лежал на кровати. Он видел, как лучи солнца при рассвете отразились от стёкол, озаряя комнату. Потянувшись, встал с кровати, не спеша принявшись натягивать новую футболку и штаны, подхватив при выходе со стула вчерашнюю промокшую. Проходя мимо комнаты, в которой наверняка спал гость, он мимолётно хотел туда заглянуть. Но отдёрнул себя. В конце концов, тому нужен сон.       После ванных процедур было решено приготовить завтрак. И лишь спускаясь с лестницы учуял нечто новое. Пахло сладким. И чем-то жареным. Так же ощущался и тот неповторимый запах тостов. Но кто?       Тихо, насколько он мог, подошёл к проёму кухни, спрятавшись за угол, чуть выглянув. И обомлел.       Он не подозревал, что Хоррор умеет готовить в принципе. И совершенно не был готов увидеть, как тот, в совершенно плавных движениях, будто скрипач, проводящий по струнам смычком, нарезал тонкими ломтиками овощи. В едином, столь же плавном и лёгком движении, он чуть покружился, совершенно свободно взмахнув руками, открыл вафельницу и единым, чуть резким, но слитным движением стащил первый слой, скатав в трубочку вафлю и так же, чуть покачиваясь на ногах из стороны в стороны, чуть прогнулся вбок, плавно и в то же время резко вернувшись в изначальное положение, так же в такт неизвестной музыки взмахнул рукой над головой, описав идеальный круг, и в столь же едином, прекрасном танце потянулся к сковороде, подвинув её пару раз, сделав плавный перекат плеч, и вновь вернулся к нарезке, будто оттолкнувшись от чего-то, потом присел, в столь же плавном ритме, и выпрямился, подобно волне. Он танцевал завораживающе, столь открыто, без опасений и привычной зажатости, будто наконец был собой. И это поразило. Столь спокойно, столь выразительно, столь непревзойдённо прекрасно. Будто так давно начал выучивать этот танец, лишь чуть связав его с готовкой, и буквально вскружил этим голову. А эти плавные переступания ног и едва заметное поднятие колена при поворотах…       Фарм так и застыл, не в силах оторваться. Где-то была ухнувшая душа, что сильно, но незаметно из-за гипноза, забилась куда сильнее и чаще, при этом не отдаваясь ударами в голову. И не перекрыла бы то сладкое забвение наблюдающего.       В голове лишь крутилось «он прекрасен», и даже если бы он продолжил отрицать когда-то сказанные Андайн слова — с этим не стал бы спорить. Хоррор невероятен.       Когда Хоррор повернулся в очередной раз, уже с двумя тарелками в руках, наконец заметил наблюдающего. И замер. Плечи чуть опустились, а затем выпрямились слишком сильно. Он хотел что-то сказать, но и не мог вытянуть из себя и слово. Ощущал сильное смущение и смятение, и в то же время всё ещё бушевало спокойствие. Была капля страха оттого, что его таким увидели, и в то же время отчего-то возникла мысль, что так и нужно было. Особенно когда он посмотрел во вновь будто покрывшиеся пеленой зрачки и увидел особую улыбку. Это вновь вогнало в смущение. Но и чуть отрезвило. — Доброе утро — отчего голос так предательски смягчился и повеселел? — прости, что воспользовался кухней без разрешения. Хотел… Приготовить завтрак.       Проснувшись к часам четырём, скелет понимал, что больше не уснёт. А лежать со временем стало скучно. Поэтому он обошёл весь дом, бегло осмотрев комнаты, а после, оказавшись на кухне, подумал о том, что нужно как-то поблагодарить приютившего и заботящегося о нём. Открыв холодильник тут же увидел отсек с яйцами. Первое, что пришло в голову — приготовить яичницу. Потом он откопал в поисках сковородки старую вафельницу в коробке с инструкциями по использованию, а там уже и до овощей дотянулись руки. Вспомнить, как всё готовить, труда не составило. Куда сложнее было удержаться от экспериментов.       Была у него такая фаза увлечённости в готовке, когда все ингредиенты могли оказаться в совершенно необычном на первый взгляд сочетании. Но это обязательно было вкусно. Эти замесы лишь добавляли некоторые нотки, что делали всё куда слаще, подчёркивающе, что заставляло еду источать свой аромат сильнее. И, видимо, увлёкся настолько, что не услышал чужих шагов и начал танцевать. Танец включался в любую его деятельность совершенно спонтанно, незаметно, но лишь добавлял настроение. То, что нужно с утра. Но Хоррор совершенно не был готов к тому, что его увидят. И тут же растерял уверенность, теперь не зная, как себя вести и что говорить. Ведь это было совершенно нелепо.       Фарм всё так же смотрел на него туманно, и кивнул отчего-то. Лишь после вопроса чуть встряхнул головой, и столь нежно улыбнулся… — Не стоило так беспокоиться. Ты во сколько проснулся, чтобы всё это… — Рано. Не спалось — он переступил с ноги на ногу, всё так же держа тарелки — может… — Ох, конечно — фермер, всё ещё не придя в себя, мягко взял одну тарелку, свободной рукой погладив по голове покрывшегося румянцем — милый повар. — Я не знаю, вышло ли идеально, поскольку не готовил давно. — Я пришёл по запаху — усадив за стол гостя (хотя какой уже гость?), пододвинул его стул, всё ещё улыбаясь, чуть прикрыв глаза, но не отошёл. Застыл, схватившись за спинку стула, осознав.       Заметив заминку, Хоррор чуть повернулся. — Что-то не так? — Помнишь первый день, когда ты пришёл сюда? — получил в ответ медленный, задумчивый кивок — когда я был позади тебя — ты вздрогнул, испугался. А сейчас реагируешь спокойно. Просто приятно осознавать, что ты мне веришь. — Ты весьма убедителен — только и ответили, моментально отвернувшись. Услышал, как тот отошёл, и сам задумался.       А ведь и вправду. Он сильно доверился ему, да ещё и за такой короткий срок. Неужели у него появился друг, который… Принял его?       Мысли о том, что это обман, уже не мелькали. — Хоррор, как вижу, ты хотел приготовить кофе? — Да — поднял глаза, увидев монстра у плиты, что задумчиво держал в руках упаковку с напитком — и не говори, что это вредно. Ты тоже его пьёшь. — Извини, скажу — вновь вернулся хитрый взгляд — малышам нельзя пить много кофе. — Мы одного возраста! — Ну не скажи — засмеялся фермер, и, под возмущённый взгляд, положил пакет обратно в шкаф. Заметив лёгкую обиду, ощутил, как улыбка становится шире. — Мы версия одного скелета — даже голосом он выделил предложение так, что отчётливо звучала точка. — Ну, наверняка есть вселенные с маленькими Сансами. Так что не был бы столь уверен — едва сдержался, чтобы не потрепать по голове — ну хорошо, оставим это в тайне. И раз кофе мы сейчас совершенно точно не будем пить — чуть кивнул головой, чтобы придать фразе серьёзности — я приготовлю кое-что другое. Ты пробовал апельсины?       И в доме, расположенном недалеко от пшеничного поля, сегодня пахло чуть подгоревшей яичницей, апельсинами и чем-то сладким, что создавало в воздухе прекрасный запах неторопливого завтрака на двоих.

***

— Хоррор! — к скелету стремительно приближались, обходя высокую кукурузу, и едва не свалили с ног, благо бежавший всё же чуть затормозил. — Доброе утро — он улыбнулся, подхватив добежавшего первого Азриэля на руки, переведя взгляд на поле, заметив там и сестёр — и вам доброго утра — сказал чуть громче, покрутившись с ребёнком. Тот счастливо засмеялся, обняв его как можно крепче.       В ответ раздался лишь шорох стеблей и листьев. Из необычно пахнущей рощи показалась Фриск, тащившая за руку другую девочку. Чара опустила взгляд вниз, её алые щёки покраснели ещё сильнее, и по виду можно было сказать… — Посиди, пожалуйста.       Медленно опустив мальчишку на землю, он, не спеша, начал делать маленькие шаги в их сторону. Фриск понятливо отпустила белую ладошку, и, растеряв защиту, Чара обхватила себя двумя руками. Она не поднимала на него взгляд, начав мелко подрагивать. — Привет — Хоррор как можно мягче улыбнулся, присев на одно колено, оперевшись рукой о другое, и пытался заглянуть в её глаза — тебя кто-то обидел? Скажи, малышка, и мы придумаем, что… — Прости — вдруг тихо произнесла она. Первая слезинка покатилась из глаз, и за ней тут же скользнула вторая. Чертыхнувшись, скелет хотел обнять её, протянув руки, и тут она вскинула голову, посмотрев прямо ему в глаза, опустив маленькие кулачки вниз — прости меня — шмыгнула — ты упал из-за меня. Прости — увидев, что руки не убрали, не нашла ничего лучше, чем кинуться к нему, в распахнутые объятия, и сжать его, уже откровенно, громко плача — я не хотела. — Хэй — опешив, Хоррор растерялся, не зная, что делать. Он совершенно не ожидал, что малая будет так переживать из-за его состояния. И впервые сталкивался с таким сильным плачем в подобной ситуации. Но её нужно успокоить. Да и, как говорится, нет тактики лучше, чем действовать наобум — ты не виновата. — Но я… — Ты же не подходила к краю и не специально прыгала оттуда? — та удивлённо чуть подняла голову, всхлипнув вновь — нет. Вы играли. Просто пообещай в следующий раз быть осторожной, хорошо? Я не столь сильный любитель воды — он сказал это как можно бодрее, и улыбнулся, когда к нему повернули личико. Он идёт в верном направлении — и ты прости, что не успел отодвинуть тебя дальше. Но не стоит волноваться, Чара — он выпутал одну руку из крепких объятий, аккуратно стерев слёзы — будет много ситуаций в жизни, в которых нужно быть осторожной. И нам с тобой повезло, и больше мы к этому обрыву не подойдём, верно? — он посмотрел ей в глаза пристальнее, показывая, что это был именно вопрос. Получив кивок, продолжил — знаешь, как говорят: что бы с нами не происходило — мы становимся лишь крепче. Как думаешь, откуда мы знаем, что нельзя трогать оголённые провода? Кто-то их коснулся. И то, что произошло, послужит нам обоим хорошим уроком. Главное понять его, а остальное пройдёт. Смотри — у нас больше нет царапин, значит и переживать не стоит. Я на тебя правда не обижаюсь — и протянул ей мизинец — правда. Веришь?       Девочка смотрела с удивлением. Все эти дни она чувствовала вину, боялась с ним встретиться и в то же время хотела извиниться. Не знала, как попросить прощение и станут ли они снова друзьями. И сегодня, когда мама позвонила Фарму и сказала ей, что они встретятся и с Хоррором  — позорно сбежала. Благо брат и сестра её не оставили. Успокаивали, что тот не будет злиться и что всё будет хорошо. И скелет сам только что предложил… Помириться? Так ещё дают обещания. Он хочет и дальше дружить с ней?       Быстро сцепив мизинцы, она снова уткнулась в его кофту. Ту самую, которую носил в первый день встречи.       Вдруг скелет вновь встал, начав кружится. Чаре пришлось вцепиться сильнее, ощутив, как земля уходит из-под ног. От ощущения полёта она поражённо ахнула, а после и появилась слабая улыбка. Она возросла, стоило увидеть улыбку скелета, что смотрел без обиды.       После примирения троица повела его к маме. Та, как она говорила, будет у уток. Она сказала, что какой-то грабитель сорвал все ягоды у полянки.       Хоррор же получил от фермера информацию о их местоположении, и когда по пути он просил его оставить здесь — монстр согласился, раз семь указав направление и описав места вокруг, и стремительно умчался к заждавшейся подруге.       Оказалось, что там была не только Ториэль. Азгор, Альфис и Андайн тоже были у полянки, осматривая кусты вокруг, не в состоянии понять, куда подевались все ягоды. Они как раз спорили, как могли украсть всё это за полдня, как ловить воров и как обезопасить и посевы от нашествия. Уже предложили обвести участок сеткой, камерами, ловушками, предложили нести вахту и…       Они подошли ровно в тот момент, когда шло распределение по дням.       Фермер, заметив его, тут же махнул рукой. Дети побежали к Ториэль, Альфис побежала к Хоррору, а последний уже пожелал сбежать отсюда куда-то. — Ты нормально себя чувствуешь? Не тревожат боли в спине? Рёбра восстановились? Дай осмотрю — и, так же торопливо, принялась расстёгивать его кофту.       Благо, его спасли от участи оказаться перед всеми в неглиже. Фарм наконец-то сумел до него добраться и быстро спрятал за спину, украв у доктора. — Фарм! Мне нужно его осмотреть! — Не здесь же — он с лёгкой укоризной посмотрел на неё, чуть покачав головой — придём домой, и ты его осмотришь. Но он хорошо идёт на поправку. Вчера накладывал бинты — всё почти зажило. И он ещё где-то пропадал весь день. Сбежал — теперь взгляд был направлен на спрятавшегося. — Рада слышать — облегчённо положила руку на сердце Ториэль, а после тоже подошла ближе.       Она уже была наслышана о необычном госте. Дети рассказывали, что он очень хороший и с ним было весело. И видела это своими глазами. Если детям кто-то понравился — их глаза особо сияют, и они начинают чуть подпрыгивать, будто и сейчас рвутся играть. Но жаль, что она познакомилась с ним при таких обстоятельствах. Ну, второе знакомство точно пройдёт лучше. — Моё имя Ториэль. Мать этих сорванцов — и протянула руку в знак знакомства — Я не знаю, как мы сможем тебя отблагодарить. Ты спас жизнь нашего дитя. — Очень приятно, Мисс Ториэль — на удивление, тот пожал ей руку (ведь Альфис уже рассказала ей, что тот довольно пуглив и с ним нужно говорить помягче). Теперь она смогла рассмотреть его получше, уже когда он находится в сознании. И была поражена тому, как огромен его зрачок. Как у кота. И с маленькой точкой внутри. Удивительно — и не стоит благодарности. Если бы вы увидели дитя — тоже бросились бы на помощь. — Не всякий бы тут же решился на такое — Азгор чуть склонился, чтобы было лучше видно собеседника, что всё ещё был за спиной фермера — ты очень смелый и добрый юноша.       Уже не зная, куда себя девать, он в мольбу о помощи потянул пару раз скелета за футболку. Тот ощутил это и лишь улыбнулся, одну руку заведя за спину и, совершенно неожиданно, предательски положил руку на его бок и вдруг вытащил из-за спины на свет, встав позади него, хоть не убирая руку. Тогда он посмотрел молящим взглядом на девушек, но те лишь так же улыбались, непонятно чего ожидая.       И вдруг ему подсказали, чего.       Сильные лапы, не давя, осторожно, вытянули его вперёд и он оказался в объятиях коро… Ториэль. Он беспомощно посмотрел на стоящих рядом детей, но и те не помогли уйти от такого пугающего и непривычного внимания. — Спасибо. «В объятиях есть большие различия. Когда обнимает Фарма — ощущается спокойствие. Когда обнимаешь детей — чувствуешь лёгкость и беззаботность. Альфис — ощущается крепкая дружеская привязанность, пусть в этой вселенной мы не столь много знакомы, как были с моей Аль. А Ториэль… Чувствую себя ребёнком. Может из-за разницы в размерах, но… Будто сейчас я куда меньше. Это как материнские объятия. Кажутся такими тёплыми. Интересно, а Тори тоже так же обнимала?». — Пожалуйста, не нужно благодарить. Я не сумел оттолкнуть её, потому не заслуживаю… — Что за вздор — монстр посмотрела на него сверху вниз. В её глазах было непонимание. Хоррор чуть вжал голову в плечи, всё же положив голову, и она тут же погладила его большой ладонью, вздохнув над черепушкой — ты спас её. Неужели тебе неприятна благодарность? Но мы проявляем её. И с чего ты решил, что не заслуживаешь? Я наоборот убеждена, что простого «спасибо» недостаточно. Чтобы ты хотел в благодарность? Ты совершил нечто невероятное.       Хоррор ужас как не любил эту похвалу. Именно оттого, что не знал, как себя вести. Ведь правда, ребёнок был в опасности - он спас, и всё. Ему с головой хватило слов, и совершенно не понимал, зачем предлагать что-то в качестве благодарности. Не понимал. Но они настроены серьёзно. Чтобы попросить такого, чтобы это прекратить и перестать быть во внимании? Это заставляет чувствовать его не в своей тарелке. — Тогда можно попросить вас — он уже забылся, не обращая внимания на чужие взгляды. Азгор, что положил лапу ему на плечо, дал понять кивком, что его слушают — не упоминать об этом? Чем быстрее забудем об этом, тем быстрее сможем двигаться дальше — он потёр шею, перебрав чуть шерсть на её руке — мы неправильно начали наше знакомство. Итак — он сумел вытащить руку из крепких объятий, и протянул их паре — меня зовут Хоррор. Рад знакомству.       Фарм во все глаза смотрел на то, как они втроём из крайне тревожного и душещипательного разговора перешли на уже приятельские приветствия, смотрел, как ладонь того исчезает в больших ладонях, и ощущал, что не он один в замешательстве. — Так…- неловко прервала это действие Андайн, прикусив на миг губу, задумавшись — Хоррор, вы подошли позже и поэтому не знаете — но к нам пробрался вор. Он обчистил этот участок — окинула она рукой пространство — и сейчас мы пытаемся придумать, как обезопасить территорию. Ты вчера никого помимо нас не видел? — Вор? — он чуть наклонил голову — оу, Фарм же должен был собрать малину. — Да, но здесь… — Но вчера он был уставшим — перебил он девушку, повернувшись к ним боком, всё ещё находясь в объятиях Ториэль — и я уговорил его лечь спать. — А точнее сказал, чтобы я побыл с ним пока не уснёт — тут же добавил фермер, уже начиная догадываться, к чему тот клонит и отчего его ладони были липкими. Оказывается, к счастью, тот не расцарапал ладони и это не кровь. А значит… — Да — он чуть надулся, оглядев вначале кусты с деревьями, а потом и собравшихся взглядом — и я нашёл у него список дел. Там был пункт про малину, но, простите, я не знаю, как выглядит малина. Поэтому собрал всё. Они у Фарма дома, в погребе. Там было идеально холодно.       Хоррору показалось, что он сказал что-то ужасное и уже пожалел, что вообще трогал эту поляну. Те разом застыли, и с такими широкими глазами посмотрели на него, что стало даже не по себе. Даже фермер, что до этого пожёвывал новый колосок, замер с ним во рту, и дети, постепенно заскучавшие, тоже остановили игру в ладушки. — Вау! — искренне восхитилась троица — сам? — и на слабый кивок вновь протянули «вау». — Мы собираем это несколько дней все вместе! — А ты один! — И сколько у тебя ушло на это времени? — Подумать только, столько кустов и деревьев! — Ты правда не знаешь, как выглядит малина? — А почему…       Пока скелет следил за прыгающими, задающими вопросами и не дающими вставить и слово детьми, взрослые всё ещё отходили от шока. Впрочем, подобные вопросы проносились и в их головах.       Пятнадцать кустов крупной малины, семь кустов белой, десять кустов чёрной смородины и шесть деревьев вишни. Как такое возможно — не понимает никто. Но то, что он обеспечил им два-три дня без задания — это факт. — Фарм… — Андайн всё ещё не моргала, подняв брови так, что удивительно, как они ещё не запутались в волосах — ты ему не давал малины? Откуда он? — Давал, в первый же день — и забыл сказать название ягод — и он… Издалека. — Приятель, ты даже не знаешь, что сделал. — Я так сильно ошибся? — скелет чуть поддался назад. Ощутив это, Ториэль положила руку ему на голову, второй рукой загородив путь назад, положив её на спину — я думал, что всё созрело. Некоторые ягоды начали лопаться. Фарм говорил, что созревшие ягоды также покрываются… Жёлтыми полосками? — будто ребёнок, что рассказывает трудную историю с различными фактами. Посмотрев в сторону Фарма и получив кивок, всё же продолжил — жёлтыми полосками. Красные ягоды на деревьях были покрыты ими. Чёрные лопнули, а на кусте с розовыми и белыми были ещё и зелёные, неспелые ягоды. Так что те, которые были огромными, посчитал готовыми — и посмотрел вновь на фермера. Тот кивнул «правильно», смешно перекинув из одного уголка рта стебелёк в другой и выпучил глаза, как один из кроликов. Хоррор улыбнулся, вновь посмотрев на монстров — простите. Мне не стоило их трогать? — Парень, не стоило собирать их в одиночку — выделила Андайн, как странно, именно последнее — и мы просто немного шокированы тем, что у тебя ещё двигаются руки. Серьёзно — у нас потом ещё несколько дней они болят — она начала активно жестикулировать, махая руками — это самое муторное занятие из всех — вскинула руки вверх, будто жалуясь — а ты только что выполнил один из важнейших пунктов, от которого зависит, как скоро мы поедем в город — прекратила громкие высказывания, наконец посмотрев на него — теперь действительно не знаешь, как тебя отблагодарить.       Хоррор явно этого не ожидал. Ожидал, что будут ругаться, так как не давали разрешения на это, что будут держать обиду и он собрал зелёные ягоды, ещё не спелые. Но вот как. Оказывается, он всё же сумел помочь им в благодарность за приют. Приют… Как долго он может оставаться здесь? Он не хочет быть настырным. Хороши гости только тогда, когда они гостят не у тебя. А что если фермеру он тоже мешает? «Нужно придумать, где можно было бы жить. Насколько я помню — у меня ещё есть тот запас монет в шортах. К Гриллби же хотел зайти. Город… Может, смогу там снять номер? Нужно будет найти работу. Да. И узнать, какие у них цены. Надеюсь, моих денег хватит». — Вы сказали про город… Могу ли я поехать с вами? — Так ты оттуда? — Ториэль, наконец, чуть ослабила хватку, позволяя ему отойти. — Нет — он произнёс это медленно, чуть сморщившись, всем своим видом показывая, что не особо хочет рассказывать о своём прошлом местонахождении. А не то отправят его в весёлую палату и не факт, что дослушают хотя бы про Underfell.       Фарм понимающе кивнул.       Альфис, поправив очки, тоже, чуть сощурив глаза.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.