***
Хоррору очень нравилось на поверхности. Все эти разнообразные зверушки, насекомые, прекрасные озёра и реки, что отличались от знакомых ему в Водопадье особым блеском, теплом, а так же жизнью. В них есть рыба, что бесстрашно иной раз подплывает, или же дразняще шлёпает по воде хвостом. Нравятся растения, ибо их здесь было очень много, и уже за столь короткое время повидал больше сотни видов. Нравится то, как меняется небо, не повторяясь в своей картине. То облака иной раз новой формы, небо то градиентное, то будто сотканное из разных полотен, резко контрастирующих друг с другом. Нравились виды полей, что простираются за километры, образуя манящие дорожки в неизвестность. Он обожал ветер, столь свободно играющий на лице тёплым или холодным вихрем. Дождь, что возникает столь неожиданно. Гроза, молнии, столь яркие, столь прекрасные, гром, мурчащий подобно огромному коту. И особо сильно из окружающей среды нравилось то, как меняются времена года. Лето, что плавно перетекло в осень, окрашивая в яркие краски природу, изменяя всё кругом. И сейчас, когда уходила осень, отдавая пост зиме, все эти лёгкие приметы, о которых рассказывал фермер, постепенно проявлялись. Ледяные узоры в лужах, покрывшихся тонкими корочками, столь приятно хрустящими, лёгкий мороз, нарастающий постепенно, улетающие птицы, что оглашали округу своими кликами, летя в довольно забавных фигурах к югу. Он наслаждался постепенно приближающейся зимой. Фермер был счастлив, когда видел его улыбку. Обожал те часы, когда они сидели вместе под одним одеялом подле камина, читая книги, наслаждаясь приятной тишиной и компанией. Или когда во сне прижимались ближе, немного замерзая утром от переставшей греть печи, даже иногда закидывая ногу, или умилительно свернувшись в клубочек под боком. Когда они были на улице и рядом с самым светлым взглядом пускали пар изо рта, стараясь создать силуэт дракона, разжимая и сжимая уста. А готовка вместе? О, сейчас у них была неделя улиток с корицей и имбирём, и этим сладким ароматом пропах весь дом, добавляя особую предпраздничную изюминку. И сладкие ночи вместе, когда к нему тянутся, чуть покусывая, столь восхитительно прижимаясь, доверчиво поддаваясь и жадно притягивая. Каждый миг с этим скелетом наполнен удовольствием. Но всё же некоторые моменты стали казаться необычными, а вскоре и вовсе начали беспокоить. Началось всё с мелочей. Одним вечером при просмотре фильма Хоррор начал активно шить одежду. Так, перчатки и носки. После, лишь стоило появиться лёгкому морозу — набивал пухом, что набрал уже давно из вольеров кроликов и из гусиных перьев, уже куртки. Просто одним вечером Фарм обнаружил, что его верхняя одежда слишком надута. Пощупал — и понял, к удивлению, что туда набили утеплителя. Спустя день у его возлюбленного появилась такая же. Тот отмахнулся тем, что становится прохладно. Ну, может, заботится так. Хотя стоит показать ему купленные зимние комплекты для двоих. После заметил, что тот начал присматриваться к окнам и дверям, советуя поставить резиновую подкладку, чтобы было не холодно из-за мелких щелей. Это, не видя ничего подозрительного, фермер сделал. Когда выпал снег — наблюдал, как тот ловил снежинки ладонями, ярко улыбаясь. Но уже на следующий день тот нашёлся рано утром на кухне. Хоррор пересчитывал каждую баночку, каждый мешок, каждый свёрток еды, записывая количество провизии на листке. Отнекивался тем, что смотрит, когда понадобится поехать в город за некоторыми продуктами. Но самый страшный момент, показавший, что всё не в порядке, наступил тогда, когда во время прогулки шаги того стали неслышны. Фарм узнал об этом случайно, когда просто прошёл немного вперед, дабы открыть вольер, и остановился. Не было и малейшего хруста снежинок или льда на промёрзлой дороге. Обеспокоенно обернувшись — вдруг что-то случилось, оттого и остановились — увидел, что тот вполне шустро дошёл. Без единого шороха одежды и без малейшего звука. Не поскрипывая снегом, едва приминая ставшею каменной почву. — Что-то не так? — алоглазый тогда, не поняв причину заминки, тепло улыбнулся. Только сейчас пазл, неутешительный, пугающий, стал постепенно складываться. Уже по-новому выглядели все замеченные тревожные моменты. Но сейчас, когда ещё этого не поняли, не стоит заострять внимания. Пусть Хоррор ещё не осознает причину своего поведения, то, к чему всё идёт. Фарм постарается не проглядеть это, обращать внимание на каждое действие, стараясь постепенно вернуть к норме. Не паниковать раньше времени. Если вслух скажет о своих выводах — спровоцирует страх или панику. Стоит постепенно возращать его к реальности, смывая опасения обыденностью. Поэтому он лишь улыбнулся ему, взяв за руку, и потянул за собой, петляя, пока не стали слышны шаги уже обоих. Они проделали вместе огромную работу. Избавились от многих фобий, вытянув друг друга из прострации. Но смена времени года на привычное окружение скелету постепенно возвращало воспоминания и тревоги. Алоглазый рассказывал, что у них не было изменений в природе, как на поверхности. В Руинах лишь могли листья опадать, в остальном же всё оставалось почти стабильным, но это оттого лишь, что оно было без доступа к ядру и находилось ближе к поверхности, с которой мог ещё и спускаться лёгий ветер. В Жаркоземье были вечно горящие потоки лавы, поддерживающие почти всегда одинаковую температуру, обеспечивая огненным монстрам комфортную среду. Малейшее изменение в ней всегда приводит к болезням, часто с печальными исходами. Это был созданный организмами минус — хуже переносились лёгкие колебания температуры. Поэтому Вулканчики не могут жить среди водопадов, потухнув из-за влажности, а жители Сноудина начинают таять при появлении в других локациях. Есть, правда, те, кто может адаптироваться к двум частям королевства, но у них всегда везде расставлены короткие пути в случае, если станет плохо — то уточка переносит через почти всё Водопадье, просто перелетев мостик, то лифт едет по всему ядру, или же лодочник, что едет по одной реке, соединяющей все три мира. Климат был чётко спланирован с учётом особенностей обитателей. В Сноудине всегда было холодно, часто шли искусственно сделанные снегопады с помощью мощных турбин, гоняющих капли воды и создавая снежинки, формируя сугробы. Лёд, который придерживали одной температуры во избежания таяния, иначе при плохом раскладе все останутся без сделанных из него мостов, что приведут к большим трудностям и опасностям. Во всех локациях были чётко разделённые границы — между Водопадьем и Сноудином создан длинный проход, где формируется конденсат из-за разницы температур, на подобии купола удерживая два климата. Между Водопадьем и Жаркоземьем длинный коридор, чтобы лава не нагревала почву и не нарушила хрупкую экосистему, что итак очень неохотно развивалась в пещере, не перекрыла потоки воды. Хоррор провёл среди льда, снега и голода много лет. И после поломки ядра как и все ощутил последствия. Слишком холодная температура, от которой даже душа начинает стынуть, а за счёт голода не хватало энергии, чтобы поддерживать крохи тепла. Поэтому его куртка была такой плотной, набитой кусками тряпок и ватой. Голод, наступивший столь неожиданно, резко, ломающе их привычный мир, застав врасплох с минимальным запасом еды. И сейчас то страшное время начало прорываться в сознании — с приходом мороза, пока ещё лёгкого, появляется инстинкт сделать как можно более тёплое место и запастись едой. Подготовить уютную берлогу. Было бы забавно, если бы услышали о том, что монстр или человек готовится к зимовке как ежи или медведи, утепляя свой ночлег и собирая как можно больше провизии, включая режим охотника. Но сейчас… В отношение любимого, эта ситуация приобретала тревожный характер. Тихие шаги они едва перебороли, громкими восклицаниями, хотя первое время от песен и свиста прижимались к земле, настораживаясь, утягивая в танцы, кружа, чтобы не успела появиться мысль о том, что нужно вести себя тихо, без опаски привлечь кого-то. Убрали ощущение вечного голода, создав расписание приёмов пищи с постоянными перекусами в свободном доступе. С рефлексами — уже и позабыл, когда в последний раз из-за громких и неожиданных звуков тот тянулся к поясу за тесаком. Лишение тесака, похороны брата, постоянная компания и свобода — всё это помогало осознать реальность, выйти из зацикленного на бедах круга, принять новый мир. Но в очередную их готовку фермер, когда стало слишком жарко из-за работающей плиты, приоткрыл окно. И это вызвало такую болезненную для обоих реакцию — Хоррор напрягся, встревоженно смотря на то, как пар с ароматом пищи вытекает наружу, подхватывается ветром и уносится от дома. Выдавая их расположение. — Может, всё же стоит прикрыть окно? — и первый, пока не успели толком сформулировать ответ, потянулся к ручке. — Хей, милый — Фарм встревоженно перехватил его ладонь, стараясь говорить как можно беззаботнее, чуть искривлёно улыбаясь, удерживая в узде беспокойство. Голос уверенней, жесты плавнее, не выдавай тревогу — слишком жарко на кухне, не находишь? Ну же, ты же не хочешь, чтобы мы во время уборки потратили несколько часов, пытаясь отмыть окна из-за этого пара? — Нет — голос неуверенный, вопрошающий. Вёл внутреннюю борьбу со старыми далёкими страхами и с уже безопасными, привычными действиями — но ведь запах… — Ох, точно — в ответ уже куда легче, тепло улыбнулись — Дымок сейчас на подоконник запрыгнет, или в окно вцепится, чтобы получше разнюхать аромат еды, и начнёт попрошайничать. До Альфис и Андайн этот запах, конечно, вряд ли дойдёт, но, думаю, к обеду они могли бы присоединиться. Что скажешь? Позовём друзей? Можем устроить небольшой пикник на веранде или на озере. В ответ чуть заторможенно кивнули, наконец убрав руку от окна, ещё с пару десятков раз кинув обеспокоенный взгляд в его сторону, но уже не порывался скрыть идущий из дома запах пищи. И уже спустя час они все вместе обедали, поставив стол на улицу, одетые в тёплые куртки. Девушки были только рады, принеся с собой свежий хлеб и карамельные конфеты для десерта. Так, с тёплым мятным горячим шоколадом и запечёнными куриными стрипсами они разговаривали. Андайн, по просьбе Фарма, села рядом с алоглазым, и её постоянная жестикуляция создала нужный эффект — Хоррор не напрягся, у него в состоянии, недалёким от страха, пробивались новые воспоминания за счёт мельтешения. Осознание того, что эти жители — его друзья, что они другие. Он в совершенно ином месте. Где громкий смех и музыка, где они ели прямо на улице, без опаски, расслабленно откинувшись на стулья. Он быстро вернулся в колею, сумев отбросить на время старые воспоминания. Это, как понял фермер, нужно делать как можно чаще. Приглашать друзей, гулять, громко переговариваясь, чтобы осознание реальности пробивалось через запрятанный глубинный ужас. Но однажды ночью, через пару дней, фермер увидел уже другую картину. Того, что его любимый, плача, доставал из холодильника сырые яйца, морковь, лук, пережёвывая, давясь. Погружённый в фантомный голод, старался насытиться. Ел без разбору, создав небольшой беспорядок в холодильнике и на полу. Испытывал огромный стыд из-за подобного дикого состояния, но не мог заставить себя прекратить делать это. Завидев скелета, он сжался в комок, прикрыв лицо руками, ещё испачканными в желтке, издавая редкие всхлипы, варясь в отвращении к себе и в непонимании причины этого. Помог им в выходе из истерики только горячий шоколад и объятия на диване. Фарм терпеливо дал успокоиться, прижимая к себе, укрыв пледом, шепча ласковые слова, чтобы не погрузились в тишину, осознали, что он рядом. И той же ночью, когда узнал чуть сбивчивые мысли Хоррора, тут же принялся за новые меры. Алоглазый опасался увидеть снова пустые полки, когда ты видишь весь запас еды лишь в одной картонной упаковке, когда это было настоящим сокровищем, и вынуждаешь себя не слушать стенания тех, у кого даже этого не было, чтобы сохранить жизнь брату, делая тяжёлый морально уничтожающий выбор между запасами для родных и голодом друзей. Ночью он проснулся только ради того, чтобы выпить воды. Но отсвет стекла полупустой банки с сушёной фасолью, оставшейся после ужина на столе, побудили воспоминания. Ещё и начинающийся ночной холод, выступивший в комплекте. Он застал себя уже там, перед холодильником, в попытке убрать страх и голод, который всё не уходил. Перед глазами была лишь пелена из жуткого ужаса и осознания того, что всё это обилие еды — ненадолго. Скоро опять случится это тяжёлое состояние из-за жуткого мороза и боли. И он поддался мысли, желанию утолить фантомный голод, насытиться, пока есть возможность. Фермер тогда взял его за руку, обнимая за плечо другой, и повёл в погреб, где было множество овощей и фруктов. Открыл несколько морозильников, полных ягод и мяса, считая его вместе с любимым, чтобы и вернуть ощущение реальности, и подсчитать запасы. Усадили вновь на диван, дав кружку с горячим шоколадом, и принесли все деньги, что у них были, старательно звеня, чтобы посмотрели, осознали, приготовились всё же выйти из мыслей и услышать. — Видишь? Если у нас и закончится еда — у нас есть монеты, на которые можем её купить. Помнишь заправку, город? Всё находится в свободном доступе, дорогой. Если машина сломается — можем вызвать доставку провизии, это тоже у нас осуществляется. Да хоть у Альфис попросим одного из её старых машин-дронов привезти всё, чего не будет хватать. Мы фермеры, милый, и у нас всегда будет много запасов. Сколько бы мы не продавали — у нас останется ещё еда. Хочешь — можем даже прямо сейчас поехать на заправку за теми клубничными пончиками? — и смотрел, укрытый одним с ним одеялом, в глаза. Правдиво, искренне. Если это сможет успокоить, если поверят в то, что еда в свободном доступе и почувствуют себя лучше — он готов прямо сейчас снова поехать на ярмарку чтобы достать те самые орешки в карамели, которые так понравились скелету. — Я читал, что в некоторых странах есть голод — Хоррор всё ещё сомневался, пусть и слабее, смотря вниз, ощущая, насколько напряжены его пальцы, обхватывающие горячую чашку — что, если у нас тоже будет… Подобное? — Для тех, кто голодает, в нашем мире существует помощь. Бедных людей всегда пытаются приютить, в благих или корыстных целях, ради волонтёрства и человеколюбия или рекламы — это всё делают, просто не предаётся такой огласке. Ведь куда больше захотят помочь, слыша о том, что нуждаются, если не говорить о том, что им уже помогают, делая это чужой ответственностью. Голодным собирают еду со всего света, малоимущим стараются дать одежду, хоть какое-то укрытие. Сколько центров для помощи в сложных ситуациях по всему миру — не сосчитать. Никто не оставит тех, кто действительно нуждается в помощи и не боится признаться в этом — положили ладонь на его скулу, погладив, прижав к себе ближе — у нас есть поля, на которых мы можем выращивать годовые запасы еды, и есть помощь. Помнишь, мы делали тебе документы? Теперь ты числишься в списках тех, кто может получить всё что нужно, и если произойдёт нечто неисправимое, в чём я очень сомневаюсь, то нам помогут. Мир огромен, мой цветок, и мы всегда можем уйти, если что-то будет не так. Но я обещаю — с нами ничего не случится. Я не дам тебя в обиду, не дам больше страдать. Ты уже в другом мире, лучшем, волен делать всё что пожелаешь, быть свободным. В любой миг можешь всё изменить — место жительства, имущество, цели. Но мы все будем рядом с тобой, мы все одна семья, где никто никогда друг друга не бросит — и, увидев, как заблестели алые глаза, поцеловал в щёку, обернув одеялом покрепче, будто закрывая крыльями — мы не допустим голод и холод, не оставим одного, если ты сам не захочешь уйти. Мы позаботимся о тебе, ведь ты стал нам важен. Мой милый, мой драгоценный и прекрасный огонёк… Если тебе снова станет страшно — скажи, мне важнее твоё спокойствие, чем что-либо ещё. Я с тобой, прошу, никогда не забывай об этом. Мой любимый, моя снежинка, больше тебе никогда не будет плохо. Это теперь твой дом, в котором тебя любят. Ты очень нужен нам. Всем в нашей семье важно твоё спокойствие, твоё счастье. Мы все здесь ради тебя. Нежно стёр всё же появившиеся слёзы кончиками пальцев, осторожно, заглядывая в глаза. И, увидев в них бесконечное обожание, прижал к себе вновь, ощутив, как его крепко обнимают. Они пройдут через это. Через иногда появляющиеся воспоминания, через опасения и призраки прошлого. Будут держаться за реальность, каждый день проводя вместе, со своей большой разношёрстной семьёй, будут любоваться рассветами и закатами, проводить вечера в уютных креслах за книгами или фильмами, будут встречать новые сезоны, вместе готовясь к праздникам и новым дням. Когда рядом есть те, кто может помочь, ваши близкие, друзья, или просто незнакомцы, которые словили ваш взгляд и показали неравнодушие — не прячьте всё в себе. Вы всегда важны кому-то, просто ещё не поняли кто больше питает к вам нежных чувств. Страхи не уйдут навсегда, они могу иногда мелькать на периферии, но если вы позволите себе раскрыться, поделиться тем, что вас тревожит — действительно станет легче дышать. Вы не обременяете их своими проблемами, вы просто ищете тепла, которое заслуживаете получать, вне зависимости от ваших проступков и страхов. Всегда есть те, кто любит вас. Нужно лишь позволить сердцу увидеть это, довериться чувствам, как бы сильно раньше не ранились раньше. Мир велик, и в нём всегда найдутся те, кто сумеет вам помочь. Кого вы сможете назвать своим огоньком жизни. Кому вы важны.***
Что такое Рождество? Суета, когда все внезапно вспоминают о том, что недокупили мяса к праздничному столу и, толкаясь, пробиваются в очереди, лишь бы успеть сделать именно то блюдо, которое видели на традиционно украшенных столах, ведь это же такое красивое зрелище? Это скрытые недовольные кривляния, когда дети раньше времени достали хлопушки и запустили их в сугробы под аплодисменты, в то время как в голове крутится мысль о том, что потом всё это убирать? Это фото с Сантой, которое обязательно должно повторяться из года в год, ибо «традиция», и всё равно, хотят ли этого дети, заставляя их улыбаться в неискренних эмоциях? Это показушное украшение домов гирляндами на зависть соседям, у которых меньше средств для создания одного светильника вместо дома, а не желание просто поддержать себе настроение? Это идеально ровные пироги и печеньки, которые должны быть украшены строго по рамочке, ибо всё должно выглядеть красиво на тарелке? Мало фотографий и образа идеальной среднестатистической семьи на Рождество повешены на стенах? Да кому до этого, в конце концов, дело? Это вы встречаете праздник со своей семьёй, никто не будет вспоминать, что «а вот пять лет назад у тебя заплыл за рамку улыбки крем на пряничном человечке», или же «ой, а почему у вас нет фотографии, где дети сидят на коленях у Санты? Да, у вас есть фотография, где вы сидите все вместе рядом с ёлкой и обнимаетесь, рассматривая шарики, но это не то». Никому кроме вашей семьи нет дела, что и как вы празднуете. Хотите провести день Благодарения не с кучей гостей и с идеально глянцево-коричневой индюшкой, а с пиццей в кругу семьи, так как уже устали от этого шоу с помпезностью и фальшью? Милости просим, вы же знаете историю праздника, просто расскажите детям о том, что было и что делать для того, чтобы подобных инцидентов с голодом избежать. Это научит их больше, чем смирное сидение за столом во время праздника, на котором куча людей обсуждает что угодно, кроме темы и сути этого дня, оставляя только понимание того, что эта птица на столе должна быть. Просто должна для набивания животов. Не хотите готовить пряничных человечков а хотите печеньки в виде дракона в костюме эльфа? Всегда пожалуйста, главное что вы сами решаете, что нужно для создания нужного настроения. Человечки, ёлки и снежинки — если это не вызывает ничего кроме желания просто съесть их, не вызывает ощущение приходящего праздника — то с таким же успехом можно положить распечатанные изображения пряников, раз это так важно «для галочки». Что такое традиция в принципе? Нормы поведения, история и взгляды. В Рождество приходит Санта, в Хэллоуин Джек, прекрасно. Рождество — праздник надежд и мечты с чудом, а день Благодарения — сама благодарность за то, что есть блага на родной земле после заключения союза. Нормы поведения? Ну, мы же празднуем это, приносим друг другу ощущение чуда. По сути, весь праздничный ритуал реализуется. Только вам решать, какие у него будут остальные атрибуты. Если всё это не искренне, лишь ради выполнения ненужного вам правила — то в этом нет никакого смысла. Если нет духа праздника — то он у вас не настанет. Дух рождества предстаёт перед тобой таким, каким ты его делаешь, и именно вера в него создаёт само чудо. За четыре дня до Рождества дороги, ведущие к трассе, были расчищены. Украшения перекочевали с чердаков на первый этаж, в нетерпении дожидаясь приезда остальной части семьи. Недостающие продукты надёжно спрятаны на полках кухни. Осталось только дождаться сорванцов. В день приезда Дриммуров и Фармов выпал снег. Белые, пушистые снежинки хлопьями спускались с неба и, подхватываемые ветром, распадались на чуть меньшие осколки, создавая лёгкие спиральные узоры в воздухе. Мороз чуть отступил, перестав колоть щёки и нос, но ещё ощущаясь ноткой мяты и воды, добавляя приезду некие сказочные намётки. И вот, две машины у дверей дома. В ту же секунду, стоило одной машине остановиться, как двери открылись и дети, до этого явно держась за ручку, в желании как можно быстрее убрать преграду, тут же повыскакивали наружу. Забывая о том, что нужно закрыть за собой двери, запинаясь о сугробы, смешно-неуклюже передвигая ногами, которые увязали, добежали до ожидающих их. Азриель, Чара и Фриск висли на руках взрослых, обнимая, не зная за кого и хвататься первым. То Альфис сожмут, едва не сбив её с ног, то к Андайн едва не запрыгнут, прижимая к себе изо всех сил, то Меттатона с удивлением погладят, робко обнимая чуть прохладный металл, то к Фарму и Хоррору прилипнут, сжав их куртки маленькими ручками, подлетая под бок. Они только сегодня были в школе. Что интересно — последний день учёбы перед Рождественскими праздниками проходили не так, как обычно. Они приходили в школу в пижамах и со снеками — заранее собранными родителями, и смотрели рождественские фильмы и сказки, пели песни под гитару и слушали историю праздника. После их забрали и, закинув чемоданы с рюкзаками, тут же отправились на ферму. В этом году им повезло, и двадцать второе декабря, за два дня до сочельника, было пятницей. Обычно каникулы начинаются с двадцать четвёртого, в сам сочельник, а на следующий день уже — Рождество. Но из-за перерыва в пару дней они смогли собраться все одной семьёй. Анелия и Папирус вышли из второй машины и, также широко улыбаясь, подошли к друзьям. Тори и Азгор не торопились вытащить чемоданы. Были заняты тем, что тоже притягивали всех к себе, ощущая необыкновенное и яркое тепло в груди от осознания того, что они дома. Объятия — это нечто волшебное и трепетное, если они случаются после долгой разлуки с теми, кто тебе дорог. Уже была ночь на дворе, все устали после дороги, но не могли не поделиться накопленными историями. Качая в нетерпении ногами под столами, зевая и смотря слипающимися глазами на взрослых, ребята вразнобой и удивительно-активно тараторили. Ничто не должно мешать им рассказать о целой осени, трёх месяцах, особенно отсутствие такой ерунды, как дыхание. Им в ответ только улыбались ласково, гладя по головам, поднимая и усаживая к себе кочующих с места на место. Дети уже успели побывать на руках у всех сидящих на кухне. Чара обыденно-чуть ревниво сидела у Хоррора, перекинувшись через одну руку и прижимаясь к плечу, вцепившись в него двумя руками, Фриск вскарабкалась на Андайн, прижимаясь к ней боком, и касалась коленками Альфис, которая накинула на малютку часть свитера, чтобы не замёрзла, а Азриель отвоевал место у Фарма, устроив затылок на его груди, чтобы всех видеть, зевая так, что виднелись даже задние зубки. Их чуть укачивали, мягко сопровождая в сон, совсем незаметно, и укрывали то своими распахнутыми кофтами, то свитерами. Анелия откинулась на плечо Папируса, едва сжимая уже чуть остывшую кружку с какао, постепенно засыпая, Тори поглаживала сползшего к её шее и плечу мужа, держа за руку, с умилением смотрела на семью. Их праздник, тепла и уюта, начался ещё до создания украшений. Они вместе, теперь все в одной комнате, и можно погрузится в эту атмосферу.***
Наутро все собрались вместе, решая, когда будут печь печенья и готовить, и когда будут украшать. Решили, что в этом году отпразднуют в доме Дриммуров, так как он однозначно больше, а значит главные украшения повесят туда. Анелия удивительно и забавно-фанатично рвалась украшать дома, ещё за завтраком в доме фермеров предлагая сделать снежинки на окна и гирлянды повесить под крышу, и балерин скрутить из салфеток для украшения потолка, и мелкие подарки развесить… И лишь оказавшись у Дриммуров ушла к детям, составлять с ними список желанных украшений, которые будут пропитаны Рождеством. Тори с девушками решали, что стоит приготовить, парни же делились на тех, кто будет подключать гирлянды и кто будет притаскивать и разбирать украшения. Нет ничего светлее подготовки, размеренной и чудесной, к празднику. Когда у тебя зажигаются глаза и сердце от представлений стольких огней и красок, пестрящих и отражающих свет. Ты украшаешь комнаты, стараясь пометить сказкой каждый уголок, чтобы все-все видели, какое чудо приготовлено. Это и традиционные веточки омелы, сорванные, привезённые и стоящие у каждого дверного проёма, обёрнутые в яркий алый бантик, что был бы виден издалека, но при этом по-доброму издевательски мелькал над головой: «что стоишь? Не увидел вовремя — целуйся». И чулки у камина, судя по размерам — для великанов. Специальные, чтобы поместились подарки, с рисунками и наклеенными стразами — дети постарались сделать каждый чулок уникальным, рисуя на них размашистые волнообразные веточки и снежинки. Фонарики в виде лампочек свисали с окон, освещая часть улицы мягким оранжевым светом. Дети, лишь принесли украшения, тут же стали строить традиционную, лично для них волшебную, железную дорогу, что тянулась по всему первому этажу. Сидели на корточках, едва не прижимаясь носами к карамельного цвета рельсам, поправляя алые с налётом белого искусственного снега вагончики, рассматривая так горячо любимые узоры, делая кучу поворотов для зрелищной езды. Вылепили из пластилина эльфов, оленей, птичек, заботливо усадив их в каждый вагончик, добавив в товарные как можно больше сладостей для поезда «чудес». И с яркими улыбками, радостно крича, смотрели, как поезд постепенно набирал ход, чуть поскрипывая, скользя по рельсам. И первое время бегали следом, догоняя и проверяя, издавая забавные звуки «ту-ду!». Второе, самое светлое в празднике — это украшение ёлки. Только в этот момент ты понимаешь, насколько же близко этот светлый праздник счастья. Когда ты распрямляешь веточки, делая их пушистыми, похожими на звёздочки, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. Когда обматываешь гирляндой, бегая вокруг зелёной красавицы, наматывая ничем не примечательную проволоку с стекляшками, находясь в предвкушении, ибо знаешь — стоит нажать на кнопку — и волшебство начнётся, будет пестреть всеми цветами, отражаясь от стен подобно северному сиянию. Яркая мишура, задорно шурша, укрывает веточки, будто снегом, переливающимся всеми красками, пускающими жёлтые, розовые, зелёные лучи. После ты открываешь заветную коробку с шариками. А их сколько…! Все с разными узорами, причудливых цветов и форм — так и глаза разбегаются! Ты берёшь сколько можешь шариков, цепляя их на палец, просто чтобы не отрываться от созерцания заполняемых веточек ни на миг, и добавляешь ярких красок. Здесь фиолетовый шарик, тут — фигурка Санты, там — пусть будет жёлтая звёздочка! И ты добавляешь, перемешиваешь цвета, цепляя игрушки за тонкие ниточки, подпрыгивая, чувствуя непомерное счастье. Ты отходишь, любуешься обилием украшений, не оставляя ни одной веточки голой, пока ёлка не становится одним большим комочком из шариков и мишуры. Прекрасным комочком. И самое чудесное во всей ёлке — яркая звезда на макушке. Особая ценность мига для детей и взрослых. Все хоть раз, будучи маленькими, без возможности достать до верха, тянулись к родителям, чтобы они подняли на руки. И, переваливаясь, свешиваясь с их рук, шатаясь и широко улыбаясь, от усердия пыхтя, ставили последнее украшение. Завершающую точку в шедевре. Ощущаешь, как глаза зажигаются также, как и все лампочки. А украшения на окна? Когда ты вешаешь простые, казалось бы, бумажные снежинки на тёмное окошко, старательно прикрепляя их скотчем — тут же восторженно раскрываешь глаза. Тёмная зима за окном не мешает разглядеть каждый лучик шестигранного символа, сделанного своими руками. Окно становится сразу иным, и теперь не пройдёшь мимо окна, не разглядев всё. Но ничто так не украшает праздник, как сама природа. Трескучий и щёлкающий мороз постепенно, холодным облаком, укутывает деревья, землю и дома. Крыши покрываются снегом, становясь куда светлее и уютнее, напоминая один из пряничных домиков белой глазурью. Теперь мягкий свет в окошках кажется отдалённым, будто из иного мира, другой сказки. Иней покрывает окна, узорами в виде ледяных лилий создавая рамки, полукругом обводя каждое, от тепла тая лишь в сердцевине. А если провести по нему пальцем — тут же лёгкая корочка становится твёрже, в ладонях же осыпаясь осколками холодного стекла. А если выдохнуть горячим воздухом — тут же появятся новые, несомненно прекрасные и необыкновенные, цветы. Земля охлаждается, замерзая. Первый иней на вихрастых клочках подсохшей травы застывает, приминаясь от ветра, создавая некий образ волн — синих и светло-зелёных, забавно хрустящих под ногами. Малейшие лужицы застывают, обращаясь в тёмные, чёрные островки, обволакивая все ещё не успевшие примяться цветы и травинки в лёд, напоминая пруд с кувшинками лилий. По ним особо приятно идти, видя, как после шагов они осыпаются будто стекло, покрываясь белыми узорами паутины под забавный хруст. Страшные когти чёрных осенних деревьев, покрывшись снегом, уже вызывали восторг своими искрящимися на свету шарфиками из снега. Каждая веточка становится яркой, белой, напоминая все когда-то прочитанные сказки о зимних волшебниках, что ледяным дыханием заботливо укутывали в снежное одеяло хрупкие растения. Снежинки падали с неба мелкими осколками, что кружились в воздухе, дразняще пролетая мимо подставленной ладони, попадая на нос, оставляя холодный поцелуй. Днём они создавали облако, укутывая в пелену и подобие тумана округу. А ночью, если поднимешь взгляд вверх и посмотришь на них при свете фонаря — и вовсе будут схожи с падающими сияющими звёздами, что кружатся, виляют, слипаясь в большие хлопья. От этого появляется желание прикрыть глаза и услышать их беззвучный полёт, представляя, как они падают вокруг тебя, укрывают в белую одежду. Падая на волосы, вплетают свой узор. Часто в детстве мы рассматривали волосы, покрытые снежинками, и думали «теперь я как снежная королева», и не сдували их, давая украшать себя. Или ловили на перчатки ледяных красавиц, с восхищением и любопытством рассматривая каждую, запоминая для чего-то узор, пытаясь разглядеть крошечные ответвления от шести лучей, и после дули на них, видя, как те становятся бисеринками воды. А как приятно хрустит снег под ногами! Ты делаешь шаг — и раздаётся приглушённый треск, и появляется отпечаток узорчатой подошвы. Ощущается так, будто и ты украшаешь окружающий мир новыми узорами, как иней или снег, и делаешь новый шаг, чтобы снова услышать скворчащий звук. Дети, лишь только выпало достаточно снега, тут же вывалились на улицу. Укутанные в длинные шарфы, завязанные вокруг в несколько слоёв, перчатки и варежки, тёплые широкие сапожки, курточки, завязанные и застёгнутые наглухо, с неизменным недовольством на лице от состояния «тёплого снеговичка» или «тюленя», спешно покинули дом. На улице шёл снегопад с большими пушистыми хлопьями, так и манящими своим медленным танцем присоединиться к ним, выглянуть. Шаркающие штаны забавно звучали при соприкосновении ног, побуждая снова и снова идти мелкими шажками. Лопатки, ведёрки — всё на месте, можно строить первые скульптуры, украшать двор. Первое, что они сделали, оказавшись на улице — это нашли ровное место и упали на спины, спешно размахивая руками и ногами. И медленно, стараясь не сломать новый узор, встали, любуясь снежными ангелами. Удивительно, как простые действия могут создать нечто прекрасное! После любования и пару брошенных друг в друга снежков, троица тут же принялась за свою работу. Маленькие комочки снега лепились в руках довольно быстро, и когда по ним проводили ладонями — они даже были похожи на круги. А вот когда их положили на землю, начав катить — будто вечность проходит. Ты ползаешь на коленках, пыхтя от натуги и тепла от куртки, старательно катая вперёд брёвнышко из снега, пытаясь придать ему уже на земле правильную форму идеального шара. С каждой минутой становится всё труднее катить его, так что вскоре при создании самого большого нижнего дети собрались в одну кучку, рукавичками упираясь в мягких снег, стараясь не сломать. Кора скрипела, чуть сдвигалась, но поддавалась, позволяя докатить себя до выбранного и помеченного задорным крестиком места. Лепка снеговика — это ещё одно приятное дополнение к празднику. Ты можешь создать что угодно — слепить птичек, черепах, котов и оленей — но всегда в первую очередь начинаешь с человечка. Забавное круглое тельце, круглая голова, торчащий нос из морковки — в эту пору кажется чем-то необыкновенным. Вышедшие чуть позже Андайн с Меттатоном помогли троице водрузить голову на большой шар-тельце. Дети перестарались, сделав голову лишь едва меньше основания, но выглядели поистине счастливыми, создавая форму перчатками, будто приглаживая поверхность снеговичка, создавая из прямоугольников-брёвнышек идеальные круги. И побежали к дому выпрашивать морковку, которую, запоздало оттерев о снег, водрузят вместо носика, создав яркое пятно на ослепительно-белом снегу. Как же прекрасна зима своими развлечениями. Это и лепка из снега фигур из сказок, и игра в снежки, когда ты создаёшь большую снежную стену и перекидываешься созданными комочками с противоположной командой. Отряхиваешься от снега, почти не смотря в цель, наобум стреляя. И прогинаешься, видя, как снежок рассыпается в воздухе, пролетая над твоей головой. И следом идёт смех, громкий и заливистый, от детей и взрослых. Это катание на коньках, когда ты подаёшь руку, желая помочь, подстраховать в случае падения, и вы с забавным скрежетом льда катитесь, ощущая, как ледяная гладь рассекается, остаются белые следы. Как никогда ярко чувствуешь лёгкость каждого шага. Ты ощущаешь себя невесомым на этой глянцевой поверхности, сверкающей на солнце, и будто в танце притягиваешь к себе партнёра, обнимая, идя шаг в шаг, или же держишь детей под руки, обучая катанию на коньках, пока они смешно переставляют ноги назад-вперёд, будто младенцы, учащиеся ходить. Очаровательно. Это снежные тоннели или берлоги, которые все хоть раз рыли в детстве, когда проползали под снегом, будто маленькие снежные кроты, прячась, чтобы неожиданно выскочить перед проходившими мимо, ну совершенно точно не замечающих, как снег приподнимается, образуя на поверхности снежные трубочки. Это тёплые вечера возле камина, когда ты забираешься на диван с любимым под один плед, держа в замёрзших пальцах кружки с горячим шоколадом, смотря на огонь, умиротворенно медленно моргая, слушая лёгкий треск, обнимаясь. Яркие огненные цветки плавно распускаются в камине, завораживая, усыпляя. От тепла, лёгкого жара на щёках ты прижимаешься к чужому плечу, пряча лицо, растворяясь в нежности и уединении с любимым и родным тебе человеком. И мурчание кота на спинке дивана, так же прикрывшего глаза, всем видом выражающего удовольствие, даже подставляющим шёрстку под ласковые руки, тоже погружает в эту атмосферу. Зима — это Рождественский календарик, в котором за каждой закрытой дверцей тебя ожидает сюрприз — конфетка или наклейка, и задание на день, которое приближает к тебе праздник. Ты уже выучил, что когда будет, ты знаешь. что тебя должно ожидать в конце месяца календарика, но всё равно в нетерпении отворяешь дверцы, отсчитывая каждый раз дни до праздника. Это таинственное ожидание чего-то непременно волшебного. Совместная лепка печенья. С нетерпением ждёшь, когда раскатают бежевое тесто, распространяющее прекрасный запах имбиря, что составляет палитру ароматов Рождества, и тут же прикладываешь формочки ёлок, снежинок, зайчиков. Перемазавшись в муке, покрывшись запахом приправ, прорезая неровно печеньки, с гордым видом погружаешь полученных прелестей на противень. И ждёшь у духовки, ощущая прекрасный аромат свежих печенек. И создание сладкой цветной глазури, которую из-за запаха сахара в нетерпении обмакиваешь палец в пищевую краску и пробуешь. Так забавно после вытаскивать язык и демонстрировать новую расцветку после небольшой шалости с подъеданием крема. Весь стол в формочках от печенья, муке и тесте, но ты загораешься всё ярче, видя, какая красота получается. И пусть кролик похож на динозавра — главное, что ты сам его создал и что он пахнет очень вкусно — а значит и непременно нужно попробовать, пока горячий и мама отвернулась, конечно же, не видя, как ты быстро стягиваешь с тарелки сладости. Это сбор и упаковка подарков. Когда ты открываешь шуршащую бумагу, яркую, в крапинку и полосочку, едва ли не полностью ложась на неё, чтобы развернуть. Укладываешь подарок, пытаясь отсчитать нужное количество бумаги, и всё равно после, при сгибании и создании формы «конфетки» срезаешь большую часть. И тянешься за скотчем, скрепляя свой кропотливый труд. Хотя, будем честными — каждый раз упаковка выглядит так, будто её собирали вслепую из-за спины левой ногой. В то время как другой сидящий напротив вас явно был в прошлой жизни эльфом и свою кучку уже упаковал и красиво заклеил бантиками. Ты рассматриваешь купленные тобой подарки, представляя, как будут рады. «Он давно мечтал об этой книге», «о, она обожает игрушки, как же она будет рада ещё одному любимцу», «он обожает эту игру, представляю, как заблестят его глаза, когда он увидит эмблему на футболке».Ты выбираешь с душой подарки, следуя тому, как ты знаешь человека, которому это достанется. И важно даже уже не содержимое подарка, а само осознание того, что подарили ровно то, что вам интересно. Что выбирали между кучей однотипных вещей или предметов то самое, что напоминает им о вас. Это тёплые свитера, носки или шарфы, когда беспокоятся о вас и думают о том, как бы вы не замёрзли, это внимание к вашему состоянию, когда на улице вы дрожали от холода. Подарки наполнены не сколько материально значимостью, сколько духовной — о вас подумали, ради вас старались, о вас помнят и заботятся. Да, не всегда попадают ровно в то, что вам нравятся или необходимо. Никто всё равно не знает вас лучше, чем вы сами, но о вас задумались, хотели сделать приятно. Просто улыбнитесь, обнимите, потому что ваша реакция всегда важнее всего. Это так трепетно, когда ты видишь восторг, счастье и улыбку от того, что вы старались сделать счастливыми. Вы делитесь частичкой себя, заворачивая её в подарок, когда выбираете, чем бы осчастливить именно этого человека.***
Канун Рождества. Домики сияют жёлтыми и цветными лапочками, походя на пряничные домики. В домах витает аромат печенья, пирогов и восхитительных блюд. Запах зелёной красавицы ели создавал особый дух праздника. Дети в новых связанных свитерах лепили снежных оленей, кисточкой раскрашивая носики в алый, как у Рудольфа, развешивая на ниточку колокольчики, что звенели от дуновения ветра. Белый пёсик, что приехал с ними из города, лаял и бегал вокруг них, требуя, чтобы ему кинули снежный мячик, и он ловил его в воздухе, заливисто тявкая. Дымок старательно делал вид, что он тут единственный взрослый, однако тоже неотрывно, с широкими зрачками, наблюдал за летящими с неба хлопьями. Анелия и Папирус уже украсили последний дом и вечером подошли к дому Дримурров. Младший скелет, несмотря на созданное праздничное настроение, нервничал. То и дело сжимая мягко руку своей второй половинки, он поглядывал на мирно идущего чуть позади брата. И думал. Они были ещё молоды, когда погиб от болезни их отец. Говорят, на ферме здоровье крепче — постоянный физический труд, свежие натуральные продукты, закаливание и всегда достаточно солнца. Но также появляется новая проблема — те, кто живёт в городе, куда чаще обращаются в больницы. Даже мелкое недомогание всё чаще вызывает опасение. Куча анализов, сканеров, хороших лекарств. Но когда ты живёшь на ферме, у тебя к концу дня всегда упадок сил. Так, казалось бы, отец просто устал, он немного раньше ложится и берёт чуть длительнее время для отдыха. Когда к ним спустя пару лет приехали девушки — Андайн Волс и Альфис… Она просила оставаться Инкогнито, и врач с первого же взгляда определила болезнь… Было уже поздно. Отец успел лишь принять новых на работу, пообещав уют и тепло, и погиб, потухнув за считанные дни. После разборки с документами, похоронами, наймом… Папирус честно признаётся, что скинул всё это на Санса — он был разбит и закрылся в своей боли. Старший же взял всё навалившееся на плечи и пронёс до конца. И так и остался тем, кто был всегда… Ответственным. Тори и Азгор были старше и довольно мудрыми, но именно зеленоглазого готовили к тому, чтобы принять пост отца, наделив нужными знаниями, так что остались периодически возникающими голосами с идеями. Альфис и Андайн были слишком заняты обустройством и заметанием лишних следов — благо, девушки сразу признались в своём прошлом бывшей военной и механика-гения, так что проблем с документацией для них и найма на должности механика и фермера не было. Затем стройка домов для девушек, поддержка его, младшего, приглядывание за фермой обновление контактов с поставщиками… Будто всё разом решило разрушиться, как карточный домик. Конкуренты тут же подняли головы, лишившись сопротивления сильной стороны, грузы терялись, машины ломались… Неудивительно, что Фарм стал… Выгорать. Всё меньше эмоций, постоянная усталость и срывы в те моменты, когда происходили заминки. Дриммурам было не до того, муж уехал, а после и жена с ребёнком покинули ферму. Девушки вроде прижились, но пока их требовалось обучать. И Папируса нужно было вытаскивать из опустошения после гибели отца. В моменты, когда он брал себя в руки — начинал излишне-мягко, как с несмышлёнышами, разговаривать. Стараясь компенсировать всю тут строгость и извиняясь за повышенные тона. И это, на удивление, помогло им пройти через скорбь. Но и стало привычкой для старшего скелета. Теперь без сказки на ночь брата не отпускал, всё время перепроверял его работу, иногда говорил как с ребёнком… Папирус хотел извиниться тем, чтобы взять часть обязанностей с плеч брата. Но уже было поздно. Груз накрепко прилип к зеленоглазому. И это породило ссоры. Никаких сложных поручений, недоверие в выборе спутниц что одного, что второго с ссыланием на «детское легкомыслие», и помощь в простых бытовых вещах. Ну это отвратительно, когда тебе уже девятнадцать, а тебя осматривают на наличие пятнышек на одежде, прося повернуться или показать перчатки перед выходом. Или сказка на ночь с укутыванием в девять-десять вечера. Проверка шнуровки ботинок… Побег в город стал великим желанием. Их школа, до которой добирался на машине зимой и в остальное время на велосипеде, позволила ему уехать. Так, отучился и устроился на должность экспедитора, как бы и участвуя в жизни фермы, но уже и находясь подальше, оснащая город продуктами. Частью финансовой цепочки. Уже стало сложнее Фарму контролировать амбициозного младшего, но он при каждом удобном случае в редкие приезды пытался обволакивать своей опекой. Ну, до поры до времени. Пока Папирус не пожелал, чтобы опека вернулась, лишь бы ушла пустота. Когда уже он не мог вытащить из глубокой скорби родственника. Возможно, последняя ушедшая барышня лишь стала последний каплей в разбитой жизни Фарма. Сейчас стало уже лучше. Опека сменилась лёгкой заботой, вроде, и не сильно волновались, когда узнали о довольно длительных тайных отношениях с Анелией. Папирус не сказал о них только из-за нежелания снова долго и упорно твердить о том, что он уже взрослый и сам может принять решение, особенно такое важное. И прождали целый год, прежде чем сообщить. Это было на случай, если скажут о легковерности выбора, как подстраховка. Что, слишком мало — два месяца? Ой, забыл сказать — мы уже живем вместе чуть больше этой цифры… Раз в шесть. Через пару дней, по приезду в город, он хотел сделать предложение замечательной девушке, что была схожа с ним во взглядах, что поддерживала его, лишь только он, с одним рюкзаком, в котором были только деньги и документы, помогала, предлагая варианты. Ненавязчиво, с лёгкой руки, давая ему выбрать. Скелет в первое время жутко нервничал. Первый выбор, такой важный, был похож на пытку, когда мысли не могли собраться в кучу и дать правильный ответ о том, что он же сам и хочет. Неприятное времяпрепровождение. И она объясняла, на равных, они вместе размышляли о том, какими последствиями может обернуться каждое его решение. На такой почве доверия, равных уровнях мышления и детской, так и не ушедшей непосредственности, ибо — надо же, у девушки тоже отец был гиперопекающим, они буквально в одной лодке! Это помогло им сблизиться. Из деловых партнёров, хороших друзей и влюблённых они… Готовы стать ещё ближе, уже официально друг для друга и для всего мира. На крыльце, едва не упустив момент, Папирус вцепился в куртку брата. — Фарм… Подожди. Старший удивлённо обернулся. Весь путь отстранённый скелет с ним и словом не обмолвился, готовился явно к чему-то, явно серьёзному. И дозрел на пороге. Значит, требует уединённого, конфиденциального разговора? Брови сложены домиком, губа прикушена, глаза чуть смотрят вбок. Тепло улыбнувшись, он молча кивнул Хоррору. Тот, уже разучив каждую его мимику и жесты, понятливо кивнул в ответ, провёл по ладони пальцем, успокаивая, подхватил под локоть Анелию и скрылся в мелодии уютного дома. Кажется, был слышен лёгкий треск пламени, витал запах ирисок и корицы… Встряхнул головой, отгоняя лишние мысли, чтобы не показаться слишком ветреным. И всё равно застыл, не зная, как начать. Брат, я приврал, и мы живём вместе уже год? И до этого года три-четыре дружили? И ещё до того мы были деловыми партнёрами вкупе с сожительством? Слишком сильно похоже на оправдание, наверное. Или как раз и нужно чуть больше фактов? Насколько сильно сейчас изменились взгляды его брата? Они слишком долго не разговаривали нормально… — Папс — мягко позвал младшего, положив руку на его локоть, пытаясь поймать взгляд — ты хотел что-то сказать? — Я… Знаю, ты считаешь, что я ещё ребёнок, оно и понятно — я действительно перекладывал всю ответственность с себя, нагрузив тебя, и мой побег в город тоже кажется… Неосмысленным, и молчание… Но хотел бы — и стушевался в конце. Слишком, слишком неудобно. С беспокойством смотря на то, как его родной брат боится говорить нечто важное, старший ощутил непонимание и толику тоски. По тем временам, когда даже самые страшные секреты рассказывали как на духу. Сколько же лет прошло с их… Последнего разговора по душам? — Папирус — чуть приобнял, видя, как от этого согнулись, как в душевном отражении боли, из идеальной осанки сделав дугу, но пока в ответ не обнимали — я хотел бы извиниться перед тобой. Младший вскинулся. — Извиниться? Но за что? — Я и шагу не давал тебе сделать. Сомневался в том, что ты, будучи таким добрым, открытым… Что я допускал мысль о том, что ты не справишься. Но вот ты здесь — живёшь в городе, поднялся до менеджера, есть прекрасная девушка. Я прошу прощения, что сомневался в том, что ты и вправду великолепный. Ты молодец, Папирус, ты справился. Руки младшего переместились, наконец опустившись на плечи старшего. Он наклонился. И обнял в ответ, крепко, надёжно, изо всех сил желая сейчас показать то, как ждали этих слов, как мечтали просто позабыть обо всём, извиниться друг перед другом и стать теми братьями, которые созванивались раз в неделю, делясь новостями и впечатлениями, а не раз в полгода, теми, кто может доверить важные секреты, зная, что поддержат. Что всё между ними наладится, и они снова будут семьёй, той самой, крепкой. — Прости меня, что не поддержал, когда было нужно, что сказал тогда, что не желая слушать твоих советов. Ты мне очень нужен. — Прости, что был слеп и отнимал у тебя свободу, отказываясь принять то, что ты уже взрослый. Ты молодец, ты правда сумел. Ты уже взрослый и сам решаешь, что хочешь. Но знай — я всегда буду рядом, если это будет нужно. И позже они смогут обсудить и помолвку. Сознаются в том, что встречались с девушкой год перед сообщением о отношениях и что на самом деле подключили все связи, чтобы и в городе тот смог найти жильё, опасаясь спонтанных ночёвок в гостинице. Теперь у них всё будет хорошо.***
Вечером все сидели на ковре, собравшись в круг. После трапезничества было решено сыграть во что-нибудь. Выбрали игру Элиас, в которой каждая команда должна была объяснять членам своей группы слово, написанное на карточке, не называя ничего схожего. Перед ними были кружки с горячим шоколадом и миска с имбирным печеньем. Дымок и Снежок сидели лежали перед камином, собравшись в один клубок, отогревшись. Мерцающий свет от гирлянды отблёскивал от стен, создавая из ёлки переливающийся огонёк, что был схожим с северным сиянием. Поочерёдно каждый смотрел на неё, завороженно рассматривая игрушки, что сейчас были яркими блёстками. Играла тихая музыка, создающая нежный уют, на старой пластинке, отчего слышалось и лёгке шуршание. Звук бубенцов, метели, и просто лёгкий джаз плавно погружал в праздник. Ведь так всегда приятнее — просто в семейный праздник сидеть всем вместе в удобном положении играя в одну игру, смеясь и шутя, приправляя каждый миг новой историей. А наутро дети, взъерошенные будто птенчики, спустятся вниз, чтобы радостно заголосить, стоит лишь увидеть яркие обёртки. Рождественское чудо свершилось — Санта пришёл к ним, под звук бубенцов и мороза, не пропустил их, а значит он, добрый волшебник, посчитал их достаточно хорошими, чтобы принести часть праздника. Взрослые хитро перемигиваются, показывая удивление на лице, с улыбками смотря, как дети плюхаются в пижамах на коленки, залезая под ель. Само ощущение того, когда держишь подарок — незабываемо. О тебе подумали, для тебя старались, ты важен. Рождество — это ощущение счастья. Когда твои близкие рядом, когда вы все вместе наслаждаетесь совместным празднованием. Когда дети с нетерпением ждут утра, когда придёт Санта, что съел их сладкие угощения а значит сам дух рождества точно был у них в доме. Когда вы с улыбками смотрите, как любимые вам члены семьи раскрывают подарки, видите их счастье, радость, думая о том, что вы смогли сделать их праздник лучше. Рождество ощущается тогда, когда вы готовы впустить в праздник его настоящий дух.