Я помогу тебе жить

      Первое ощущение, которое пробилось сразу при пробуждении, было сладкой негой. Свинцовая усталость, постепенно и неохотно выпускала из плотного, но нежного кокона. Обрывки неясных сновидений ещё мелькали в голове, но уже были далёкими, затухающими. Тёплое тело рядом казалось уютным, приятным дополнением к сладкому расслаблению, окутавшему каждую косточку. Своё же казалось невесомым, наполненным воздухом подобно воздушному шару. Магия приятно циркулировала, пуская искры в постепенно просыпающийся организм, подрагивая, одним лишь давлением и гудением в позвоночнике вызывая сытое удовлетворение.       Фарм не соврёт, если скажет, что ещё никогда не просыпался с такой неохотой, и впервые в жизни появилось такое стойкое желание провести день вот так, в кровати, держа любимого в объятиях. Но большее удовольствие приносило знание того, что монстр под боком целиком и полностью его, что уж он точно не исчезнет подобно туману в один из прекрасных дней. Что впереди будет много лет, в которых будут просыпаться вместе, сладко и неспешно. Между ними будет ощущаться эта приятная, такая желанная нить, связывающая их ещё крепче. Да, может это и слишком наивно с его стороны верить в то, что занятие любовью сближает, но именно после ночи любви, а не разовой страсти, ты становишься к паре ещё ближе. Осознание того, что через это удовольствие прошли вместе, что разделили такой важный и интимный момент, поднимает в груди нечто пылающее. Может, это древний инстинкт, нечто примитивное из разряда «оно моё, раз было со мной» вызывает эту бурю, но кто сказал, что от этого всё обесценивается? Все мы подвержены примитивным желаниям, зазорно ли, если ты желаешь пронестись через удовольствие с тем, кто стал важнее всего и всех? Особенно, если это ещё больше может уложить в голове мысль — вот этот комочек света и тепла теперь окончательно его?       Хоррор неведомым образом оказался прижатым спиной к его груди, сумев выпутаться ночью из крепкого обхвата ровно настолько, чтобы повернуться спиной. Бёдра удобно устроились так, будто алоглазый сидел на его коленях. Цепкие руки уложил поверх ладони, прижимая ту сквозь сон к своей щеке, зарывшись в неё переносицей, будто в мягкую игрушку. Умилительная картина, всколыхнув вновь не утихающую растроганную привязанность к этому очаровательному скелету. Едва борясь с собой, сдерживая порывы осыпать тут же его лицо поцелуями, что могло разбудить алоглазого, но проигрывая в маленькой шалости осторожно, медленно, почти невесомо коснуться плеча, целуя. Задержался, вдыхая запах, горячо дыша на снежные кости. Привстал едва, опираясь на подушку локтем, коснувшись устами виска возлюбленного. Закрыл глаза, растворяясь в ощущениях того, что они так близко.       К тому моменту, как Хоррор сумел осознать реальность происходящего, сквозь сон ощущая дробь прикосновений, фермер уже распалился. Бездумно, не осознавая себя от счастья, он всё же умудрился переползти с плеча на шею, с неё к затылку, и сейчас он забавно быстро дышал, пуская горячий воздух на верхние шейные позвонки, целуя их, втягивая в себя кость, формируя пятно задержавшейся на долгом поцелуе магии. Судя по лениво приходящим ощущениям — подобные пятнышки расползлись уже на все плечи и лопатки. — Фарм? — собственный голос казался чужим, сорвавшимся на высокой ноте, торопливым, но с тем же заспанно-глухим. — Доброе утро, милый цветок — несказанно обрадовавшись, услышав голос любимого, прижал его к груди плотнее, второй рукой оплетя спину и рёбра, укрывая — как спалось? — вжался лицом в шею, мягко целуя и, с игривым настроением, прихватывая.       Желавший было как-то отшутиться и выпутаться из смущающего положения он замер, ощущая жар там, где касались руки и где находились чужие уста. Банальные слова сейчас казались какими-то неуместными, так как… А как ещё могло ему спаться после того, как он впервые ощутил настолько сильный выброс тестостеронов и эндорфинов, когда он больше часа обнимал, целовал любимого, и когда пробыл на пике наслаждения так сладостно, что его банально вырубило как в тех дешёвых романах, которые взахлёб читал его брат? Чёрт возьми… — Превосходно — наконец нашёлся смущённый донельзя Хоррор, не слукавив ни на йоту, всё же сумев повернуться лицом к нему, прерывая поток ласки, и провёл ладонью по его грудине, ощущая, как появляется широкая улыбка — а тебе, как погляжу, не спалось и ты решил начать с завтрака в постели? — Хей, не осуждай меня — весело фыркнув, скелет взял его ладонь в свою. Чтобы тут же проказливо прикусить, на деле даже почти не раскрыв рот, острую фалангу — ты пахнешь очень сладко, тут при всей выдержки не устоишь — и тихо рассмеялся, когда после лёгкого прикусывания лицо напротив вспыхнуло алым, будто факел — я уже жду не дождусь нашего следующего «переодевания».       И совершенно бессовестно поиграл бровями. Хоррор, признавая своё поражение в сегодняшнем раунде смущений, попытался чуть отползти. Стало ещё лучше. Сильные руки плавно, нежно касаясь, перетянули к себе на грудь, контрастно быстро и крепко сжали, не давая подняться. — Пусти — Хоррор, нахмурился от сильного притока румянца, буквально ощущая жар до самых лопаток, пытаясь выпутаться. Подбородок был прижат к чужой груди, руки предусмотрительно зажали, отчего они согнулись в локтях, не давая пошевелиться. Ещё пару раз попытавшись дёрнуться в сторону, смог только оторвать таз, но и это оказалось провальным, когда их ноги переплелись. Он оказался в ловушке, судя по хитро прищурившимся глазам.       Ну, если быть честным с самим собой — и не особо-то он против быть пойманным. — Попался? — пробормотал он куда-то в район рёбер, в конце-концов удобно разметив руки по бокам фермера, сощурившись, видя озорные искры в зелёных глазах. — Абсолютно и бесповоротно — лёгкая улыбка. Погладил по голове, выводя попутно круговые узоры на спине. Заметив знакомый хитрый огонёк в алых глазах, сам усмехнулся, готовясь. — Я так понимаю — и знание каждой мимики любимого не подвели. Голос уже источал нотки смеха — сейчас самое время говорить: «давай останемся друзьями?» — и сам же, не дожидаясь реакции, затрясся в беззвучном смехе, уткнувшись ему лицом в грудь. — Совершенно верно, дорогой — прижав к себе крепче, вдруг переполз на чужие рёбра, пробежавшись по ним — теперь от меня можно избавиться только в другой Мультивселенной — не давая ни секунды на то, чтобы придумали новый ответ и шутку, помня чувствительные места, быстро принялся щекотать.       Хоррор выгнулся, громко засмеявшись. Бока свело приятной судорогой, грудная клетка затряслась, и он инстинктивно принялся вырываться. Не особо помогло, так как его продолжили притягивать к себе, только увеличив частоту движений. Когда же сделали передышку через, казалось, вечность, когда смех уже стал чуть хриплым и громким, он сумел перехватить чужие руки, хищно сверкнув глазами, и прижал их к подушке над головой. — Твои последние слова? — не то, чтобы он мог сейчас его щекотать, ибо две руки заняты, но вид того, как в ответ покрываются густым румянцем, стоил того. Удобнее сел на чужой позвоночник опираясь на свои ноги чтобы не давить, уместив их на кровати. — Я ни о чём не жалею — и, дабы задобрить, ибо не один Хоррор чувствителен к щекотке, поддался вперёд. Было слишком далеко, и шея, скорее всего, заноет, но он тянулся. — Не так быстро — отодвинулись, оторвав одну руку и щёлкнув его по носу — кажется, пора платить по счетам, милый — положил ладонь на скулу, приблизившись ровно настолько, чтобы они соприкасались лбами — за метки — увидел, как сглотнули, и слишком уж весело посмотрели на яркие алые отметины на белых костях. Магия в них не рассеется ещё несколько дней, и он правда ни о чём не жалеет — за щекотку — ну, тут уж сама судьба велела, когда любимый так близко и было желание довести до приятной дрожи и смеха — но, возможно, твой ранний приезд пока даст тебе поблажку — увидев, как разочарованно посмотрели в глаза, мягко улыбнулся — не волнуйся, как только наберёшься сил сможем всё обговорить — чуть промурлыкал последнее, заразившись этой игривостью.       К нему вновь потянулись, и на сей раз ответили без промедлений, для удобства обоих чуть опустившись на подушки. Поцелуй, наполненный нежностью, удерживал их вместе ещё долго. Они просто наслаждались тем, что ощущают друг-друга. Обнимались, греясь в лучах восходящего солнца, вдыхая родные запахи и любуясь румянцами и глазами. Всё же, кто бы что не говорил, но поцелуи — самое интимное и чувственное проявление любви. Именно в поцелуях вы выражаете свои искренние намерения, именно они делают нас ближе ещё и душевно к партнёру. Чувствуя сердцебиение, слыша дыхание и окунаясь в тёплые прикосновения ты становишься ещё важнее, ещё ближе. Всё вокруг становится второстепенным, когда твоя половинка рядом с тобой.       Спустя ещё некоторое время будильник, поставленный на семь утра, зазвонил, громкой трелью заставив подскочить обоих. Хоррор, едва не подпрыгнув, резко оторвался и поднялся. Только сейчас заметил, что их пальцы переплелись, а душа сильно бьётся. Фарм, сам изрядно перепугавшись резкого звука, рассмеялся, когда осознал, что они увлеклись. — Думаю, нам пора кормить зверушек? — Думаю — передразнил он, надавив на плечи лежащего, упрашивая таким образом остаться на месте — мне пора кормить зверушек — выделив первое слово, провёл по его скуле уже двумя ладонями, наклонившись и быстро поцеловав в лоб — ты всю ночь ехал сюда и хочешь поспать. Отдохни, я за всем присмотрю. — Ты тоже устал — запротестовал было Фарм, но заведомо проиграл, стоило ему зевнуть. Чего уж там, он правда жутко хотел спать, но казалось неправильным заставлять точно так же уставшего скелета трудиться. Положил ладони на его колени, поглаживая, заискивающе смотря в глаза — мы можем вдвоём по-быстрому со всем разобраться и лечь спать вместе.       Но это нисколько не убедило Хоррора. Стоило только на синяки под глазами посмотреть, чтобы всё решить. — Иду я один. В отличии от тебя я поспал ночью, да и ты провёл много часов за рулём. Это требует большой концентрации, сам же говорил. Поэтому давай-ка, дорогой, ложись спать, отдыхай, иначе мне придётся как в тот раз тебя обманным манёвром заставить поспать — неубеждённо скрестил руки на груди, скептически приподняв бровь. Стараясь смотреть серьёзно, хотя в глазах отражалась лишь забота. — Тогда ты играл нечестно — зевнул снова, уже охотнее согласившись на сон. От игривой бодрости после страсти не осталось и следа. Возможно и та появилась именно из-за недосыпа, так как организм при маленьком количестве сна пытается оставлять организм в состоянии бодрствования, вырабатывая куда больше энергии, чем при нормальном состоянии — ты должен был тогда лежать и выздоравливать — закрыл глаза, уже медленней поглаживая чужое бедро. Засыпал. — А сейчас это твоя привилегия, заслуженная, между прочим. Когда ты проснёшься — уже будет готов завтрак, твой любимый омлет с грибами — медленно слезая с него, погладил по голове. Поправил одеяло, смотря на то, как от его слов появляется лёгкая улыбка на устах — отдыхай, милый. — И мы отужинаем на улице. Устроим пикник, тыковка.       Постепенно дыхание Фарма начало выравниваться. Глаза плотно закрылись, и он расслабился. Улыбаясь от вида того, как тот быстро отключается, встал. Осторожно поправил одеяло, чуть подоткнув его. Подошёл к их шкафу, бесшумно открывая дверцы и вытаскивая первую попавшеюся футболку и штаны. Услышав шорох простыней, усмехнулся, специально нагнувшись к нижней полке с носками, ощущая спиной взгляд. — Я сказал спать — растягивая гласные, улыбнулся. Повернул голову, увидев, как поспешно закрыли глаза, и по-доброму усмехнулся, уже быстрее одевшись.       Закрыл окно шторами, чтобы солнечный свет не разбудил ненароком, и открыл дверь комнаты. Привычным движением поймал тут же ринувшегося внутрь Дымка, подхватив на руки клубочком, и плотно закрыл дверь. — Нельзя, мой хороший — тихо прошептал он коту, погладив его по серой шёрстке — там тебе, конечно, удобней, но слишком уж ты непоседлив. Будешь вновь тереться о щёки, упадёшь с кровати или кресла, и разбудишь. Давай я тебя пока покормлю.       Кот, слыша ласковый тон, громко, раскатисто замурчал, потянувшись к гладящей руке. Полез под подбородок, уже там пуская лёгкую вибрацию, тонкими усами вызывая щекотку, активно трясь. Осенью он стал появляться чаще, уже спя в доме каждый день. Но, на удивление, был котом воспитанным, и не лез к поставленным для праздника декорациям, предпочитая играть только со своей забавно шумящей пластиковой мышкой, не шкодил, не драл обои и занавески, на стол не прыгал. Спал себе клубочком на подоконнике, на улицу выходил через кошачью дверцу и мышей ел строго на крыльце.       Сейчас, спрыгнув на пол из объятий у лестницы, он, помахивая пушистым хвостом и оглядываясь, проверяя, следуют ли за ним, первый прибежал на кухню. А дальше любимая Хоррором часть — садился ровно по центру комнаты, следя за передвижениями, оборачивал лапки хвостом, поднимал голову — и ловя чужой взгляд громко мяукал один раз. Как бы говоря «прошу прощения, еды. Быстро и много». И шевелился только тогда, когда в миску сыпались ароматно пахнущие кругляшки. Насчёт много это не преувеличение — кот пожирал еду как маленький экскаватор. Раскрывал пошире пасть и загребал, будто ковшом, часть корма, лишь потом им хрустя. Как объяснил ему фермер — эта привычка повелась у кота с детства, когда он ещё жил с такими же обжорами в приюте, а там правила просты — у кого пасть широкая и кто шустрее — тот съест больше. И пусть сейчас никто его не гнал да и корм не отбирал — правило на подкорке осталось, выдавая каждый раз забавную картину.       Погладив по изящной спинке кота, отчего тот поднял хвост, мурча, но не отрываясь от еды, скелет открыл холодильник. Проверил, всё ли есть для готовки. Яиц ещё много — понятное дело, курицы всё так же несутся каждый день, хоть делай яичный пирог и запивай всё эггногом весь год напролёт. Открыл рядом стоящую морозилку, полную ягод, мяса и грибов, достал самый маленький пакет с белыми, ненарезанными грибами. Пока он будет кормить зверушек — успеют разморозиться. Готовить что-то глобальное же, по типу супа или рагу, не было смысла, так как уже завтра они будут готовить гору сладостей и закусок для Хэллоуина, и у них будет еда на многие дни вперёд.       До птиц, самых ближайших и первых по списку на кормёжку, ехал на велосипеде. Ему нужно сегодня покормить уток и куриц, коров, объехать границы полей на поиск нарушителей, проверить состояние полей, с которых пусть всё уже и собрали, однако каждый раз убеждаются в том, чтобы всё было чисто. Забавно было то, что каждому участку, которого использовали в этом году, давали «отдыхать» один год, обрабатывая соседнее. Чтобы земля не истощилась. Затем заехать к главному погребу, спустить газ от вина, чтобы то не испортилось и не стало горьким или кислым, проверить Меттатона на наличие поломок и системных ошибок, и…       Ох, похоже, робота проверять не надо. Вот он, в добавленной ими форме знакомого и забавного четырёхугольного вида, размахивая длинными руками в воздухе позади, несясь на одном колесе так, что поднимаются брызги росы, проехал мимо, крикнув «я первый!». — Меттатон, подожди! — но ответственный робот, увидев по сканерам, что уже ровно семь и никого у загонов нет, поспешил исправить недоразумение, с завидной скоростью проезжая впереди с завидным воодушевлением.       Не слушая второго создателя, он на полном ходу влетел в стог сена для подстилок, не сумев затормозить вовремя из-за влажной травы. Часть соломы, не вытерпев такого обращения, тут же поглотила робота, укрыв полностью. К моменту, когда запыхавшийся от огромной скорости Хоррор подъехал к загону, Меттатон старательно вычищал сухую траву из колёсика, по сканерам видя, что нечто лишнее прилипло, но не мог нащупать это.       Капризно создание ещё минуту не позволял алоглазому помочь, так же не сумев самостоятельно сдвинуться с места из-за возникающей на оптике ошибки, которая не позволяла механизму работать исправно, но когда уже сделали шаг в сторону загона с курицами, всё же окликнули.       Хоррор быстро, но аккуратно вытащил мешающийся прутик, и его тут же обняли за позвоночник, приподняв над землёй железной благодарной хваткой. В курятнике, благо, робот принял очеловеченный облик, чтобы не допустить попадания инородных тел в сварочные швы и колесо. Форма прямоугольника нужна для разгона, чтобы тот в случае необходимости мог в кратчайшие сроки добраться до любого пункта на их территории за счёт уменьшенного сопротивления воздуха и лишних телодвижений двух конечностей — ног. В остальное же время использовалась вторая форма — чуть более надёжная, с крепким корпусом и чуть лучше сваренная. Первая форма была скорее для экстренных случаев, сделанная на скорую руку. Но они изрядно намучились с Альфис, с созданием оптики, что была в двух обличиях разной, центром тяжести, выдвижным и складным корпусом, нейросетью и искусственным интеллектом. Но это того стоило — новый житель фермы был забавным и похож мировоззрением и наивностью на дитя. На чуть избалованное дитя, но это позволено — ящерка души не чаяла в творении, а Андайн, воспринимая его как юнца, давала поблажки. Дитя себе создали, а тот и рад этому, купаясь в ласке.       Меттатон самозабвенно раскидывал зерно, иногда не попадая в миски, а иногда крайне щепетильно рассыпал тонкие линии, не пропуская птиц, пока корм не будет выровнен по какой-то его собственной мерке. Курицы даже не облепили как обычно Хоррора, опасаясь странного чужака и прячась в домиках. Слыша звуки зерна сбегались, но снова уходили. И так раз семь, пока они кормили, поили и собирали яйца. Последним занялся скелет, так как опасался, что роботизированные руки могут сжать скорлупу слишком сильно. Да, они проработали хватку, но всё же не хотелось бы расстроить его тем, что не получилось взять нечто хрупкое без повреждений. Но тот будто и не заметил — кормил и поил птиц, что-то ласково воркуя.       То же было и у уток. За исключением того, что водоплавающие всё же добрались до монстра, сумев повалить и залезть на его колени. Меттатон освободил его только после того, как обновил корм и питьё, насыпав свежей травы. Просто поднял создателя на вытянутых руках, удлинившихся настолько, чтобы перенести Хоррора прямо за калитку. И сам же как-то поспешно покинул территорию пернатых. Кроликов уже продали, так что территорию с их клетками объехали.       Следующим пунктом были коровы. Две коровы — Джулека и Арфа, уже перестали давать молоко, ибо телята их уже покинули. Как говорила Ториэль — эти две были постоянными обитателями фермы. Они походили на больших собак — были так же игривы, могли слушаться команд, знали свои имена и были очень ласковыми. Их бока были блестящими, на ухоженных шкурках выделялись белые облака-пятнышки, а чёрные носы с большими ноздрями напоминали странные мордочки с улыбками. Уши, пушистые и длинные, забавно торчали по бокам головы, а рога чуть затупились, походя на месяцы с необычным витиеватым узором. О них Тори говорила много, рассказывая удивительные истории и факты. О том, что коровы действительно по поведению схожи с собаками, что у коров на носах такой же индивидуальный узор, как у людей разнятся отпечатки пальцев, что они довольно быстро бегают — больше пятидесяти километров в час. Это она выяснила практическим путём — однажды, когда она была маленькой, решила отпустить коровок побегать. Ловили всеми домами вёртких для грузных тел и крайне быстрых дам очень долго. Пришлось даже на машинах догонять.       Сейчас их нужно было расчесать, напоить и отвести к выделенному им полю, а ближе к вечеру привести обратно к амбару. У поля также стояли вёдра с водой на случай жажды. Шёрстку всегда вычищают железными скребцами от паразитов, да и, чего уж там, куда опрятнее выглядит вычесанная коровка. Так что пригласив первой черно-белую, стандартной но приятной глазу расцветки, Арфу, Хоррор приготовился. Не успел он достать инструмент, как у висков уже раздался звук пожёвывания. Коровка отказалась от порубленной тыквы, предпочтя вкусную футболку скелета. Как и всегда. Они в этом тоже похоже на собак — стремятся всегда облизать или пожевать хозяина, выражая так свою привязанность. — Тихо, предлагаю сотрудничество — Меттатон же занялся другой, имеющей нежно-коричневый окрас с тёмно-бежевыми и белыми пятнами, старательно пытаясь улизнуть от ласки, тряся головой, но не переставая расчёсывать. — Не беспокойся, Метта — алоглазый улыбнулся, старательно сдерживая смех от ленивой борьбы, так как робот опасался сильно уж дёргаться, чтобы не ударить коровку и не удариться самому — она просто говорит так, что безмумно любит тебя. — Телята и жеребята часто покусывают матерей в попытках привлечь их внимание — тут же отрапортовали информацию, показав улыбку. — В данном случае, думаю, они тоже хотят пригладить нам шёрстку — улыбнулись в ответ, краем глаза поглядывая на свою работу, но не отвлекаясь от диалога.       Вскоре, получив по порции тыквы (серьёзно, по словам Фарма у них было совсем немного тыквы для украшения и на зиму. Сейчас коров кормят тыквой, сделали фонари из тыквы, приготовили тыквенный суп, испекли тыквенный пирог, печеньки… Если ему предложат тыквенный сок — Хоррор будет негодовать), отправились на другое поле. Те послушно пересекли загоны, тут же принявшись быстро, как кролики, пожёвывать траву. Вёдра со свежей водой из вырытого рядом для такого случая колодца уже стояли на месте, и друзья взяли путь до дома скелетов.       На удивление, робот не отставал, идя след в след. — Мне очень скучно одному. Альфис и Андайн до этого дали мне ответственное задание, но я его выполнил, моя батарея полная, все аниме и книги введены в базу данных, могу ли я пойти с тобой? Хотя бы до вечера?       То, с какой печалью и тоской произнесли это, сдавило душу. Алоглазый без промедлений позвал его с собой, чуть приобняв, отчего на экране возник значок улыбки.       Фарм, конечно же, ещё спал к их приходу. Отсыпаться, по анализу Метта, будет ещё долго — часов десять так точно. Робот, конечно же, решил помочь с готовкой, по большей части просто принося продукты и сканируя каждое действие скелета. И выполнил чрезвычайно важное задание — покормил кота, насыпав ему новую гору еды для обеда. Дымок же показал всё своё терпение, сидя ровно и не мяукая, пока ему высыпали в миску еду по одному хрустящему кружку. Фермеры сами готовят корм для питомцев, и конкретно для кота сделали еду из мяса, порубив его, через мясорубку сделав фарш с малым количеством зелени для витаминов и, сделав маленькие шарики, поставили в погреб мариноваться.        На завтрак было решено приготовить омлет с грибами. Последние уже разморозились и их нужно было нарезать тонкими кусочками, вылить в жарящийся омлет и аккуратно свернуть в треугольник. Последнее алоглазому давалось с трудом. Омлет всё время скользил по сковороде или ломался, какую бы лопатку он не брал. Так что всегда хитрил и разрезал напополам, после просто их складывая вместе. Это блюдо получается крайне сытным, что было крайне хорошо для работы фермеров, которым всегда требовалась энергия, силы.       Одну порцию омлета он оставил на столе на кухне для своего завтрака, а второй же накрыл глубокой тарелкой и тихо, стараясь не шуметь, отнёс в комнату к спящему. Фарм даже не ворочался, находясь в глубокой фазе сна, судя по тому, что никак не отреагировал на лёгкий скрип двери. Сильно устал, бедный.       Положив тарелку на прикроватную тумбочку, надеясь, что к пробуждению еда ещё немного останется тёплой, подошёл к кровати. Фарм спал, обняв вторую подушку, выглядя таким безмятежно-счастливым. Всегда очаровательный, смелый, такой нежный и добрый, и невероятно сильный душой.       Всё ещё неясно, каким образом во вселенной подсчитали то, что они нужны друг другу. Что алоглазый нуждался в том, кто примет, кто поддержит и пообещает взять под крыло, давая понять, что теперь можно довериться и отдать бразды управления ещё и в другие руки, ослабить постоянный стресс из-за вечных обязанностей. Обязанностей защищать всех жителей его прошлой вселенной, обязанность помогать сеять негатив для получения еды брату, обязанность заботиться о тех, кто не может позаботиться о себе сам. И фермер нуждался в том, кто вдохнёт в него жизнь, с кем он может быть настоящим, не говорить и не думать так, как того хотят другие, быть счастливым. Он искал смысл жизни вначале в долге перед отцом, который назначил после своей смерти главным старшего сына. После, когда понял, что все они могут управлять своими территориями — уходе за братом, который только потерял второго родителя будучи слишком юным и которому требовалась забота и внимание. После брат уехал в город на учёбу, а после насовсем, покинув родной дом. Проезжающие за экстримом и летним романом девушки, которые часто были слишком сломленные внутри, которым требовалась поддержка и общение. Получая всё это, они просто уезжали, ни разу не спросив, что у фермера на душе. Он был рад тому, что они становились счастливыми, и со временем научился отпускать, но… Это всё равно больно. Те, кто открылся тебе, кому ты помог, получают своё и уезжают к своим мечтам, больше и не вспоминая о тебе. Ты для них не более чем подушка для слёз или же голос совести. Помог — иди гуляй, дальше сама.       С их первой встречи Фарм особо ни на что не надеялся, зная, что придётся отпускать и Хоррора. Пытался заботиться и поддерживать, и совсем не ожидал того, что чужое плечо тоже станет ему опорой. Что покажут то, насколько сильны, при этом будучи разбитыми, давая о себе заботиться, но и оберегая в ответ. Возможно именно это послужило причиной тому, что любовь пришла столь быстро и что прочно засели в душе — искреннее желание оберегать в ответ, видеть что-то невероятное в, казалось бы, простых вещах, разжигая интерес, и не осуждая за его нервное желание быть полезным. Хоррор, проходя через лечение и многие травмы, помогал и Фарму снова обращать внимание на давно пройденное. Увидеть то, что все жители фермы — команда, и что тот может в любой момент попросить поддержки, не управляя всем в одиночку. Что мир вокруг всё ещё прекрасен и удивителен. Стоит только открыть глаза, отбросить все страхи, чтобы всё это узреть. Они стали дополнением друг к другу, с вечной заботой и желанием получить это, новый взгляд на ставшую серой жизнь, разделение руля управления с поддержкой.       Хоррор никогда не забудет того, как Фарм в первый раз показал свой страх. Когда взял в руки кролика, что оставил неизгладимую детскую травму. И реакцию на утешающие объятия. Именно тогда удалось увидеть то, что зеленоглазому тоже пришлось пройти через горести. Тот их давно закопал в глубине души, но с появлением утерянных когда-то красок был сбит с толку воспоминаниями и нахлынувшими чувствами. До этого они вместе любовались закатом, разговаривали, что уже разбавило серую обыденность. После этого все эмоции и ощущения навострились, являя того, кому тоже нужна поддержка. Не громкая, тихая, выражающаяся в любопытстве, чего уж там, действительно искреннем, касательно всего вокруг, в разговорах обо всём, включающем разные эмоции что бросали их из крайности в край, и объятиях — тактильному фермеру они помогали лучше всего. Чтобы быть любимым — не обязательно быть полезным. Старые травмы, обиды, тоска и разрывающая боль — всё это проходит. Они будут в порядке.       Просто удивительно, как игры Мультивселенной обернулись чем-то действительно хорошим, нужным им обоим. И подарили такого сильного, но мягкого в душе скелета, который даже знакомый вдоль и поперёк мир готов был принять в новых красках. Заботливого, милого, олицетворяющего все синонимы слова «уютный», понимающего и, чего скрывать и краснеть, красивого. С невообразимо прекрасными зелёными глазами, знающего всё, понимающего, желающего разделить любые эмоции. Того, кто никогда не оставит одного, не уйдёт после помощи, кто разделит все тяжести пополам. Верный друг и любовник, столь необходимый. Хоррор обещает себе, что Фарм больше никогда не будет один, и никто не посмеет ему навредить. «Спасибо, что ты оказался рядом. Что остался со мной. Я сделаю тебя счастливым, родной» — оставив лёгкий поцелуй на щеке, невесомый, чтобы не разбудить, укрыл открывшиеся плечи одеялом, тихо покинув комнату.       Эту прелесть он никому и никогда не отдаст. Они будут вместе вечность, проживая наполненные чувствами, эмоциями и друг другом каждые дни.

***

      Постепенно время приближалось к вечеру. Они с Меттатоном рассмотрели все поля, которые робот несколько раз просканировал на наличие нарушителей и мелких происшествий (таких как грызунов, решивших сделать норки), собрали уже ненужные для полива трубы, чтобы они зимой не испортились, заехали в погреб девушек, спустив весь газ из бочки с вином через специальный шланг. Что интересно — бочки использовались только дубовые, закрытые воском. Фермеры пояснили, что только так сохраняется весь вкус вина и оно настаивается лучше всего. Загнали коров в их амбар, нарезав тыквы и покормив с рук благодарных зверушек, покормив птиц и закрыв их в домиках, плотно закрыв на замки дабы лисы и еноты не пришли полакомиться ночью, направились к дому девушек.       Меттатон, судя по постоянно присутствующей улыбке, был крайне рад их прогулке. Расспрашивал обо всём и сканировал то, что видел, попросил вместе покачаться на качелях, проехался по всем лужицам, чтобы понаблюдать за оставшейся радугой и брызгами, поднимал всё, демонстрируя свою силу, крайне оживлённо беседуя. Действительно соскучился, ведь его соседки отсутствовали целых две недели, и пусть он почти всё это время познавал книги и фильмы вокруг, проверяя некий загадочный механизм (о котором, впрочем, не хотел говорить Хоррору, оставляя интригу, со смехом будто нечаянно роняя комментарии о том, как это важно), и живое общение было тем, то ему правда не хватало.       Но на закате батарея стала садиться, и робот уже постепенно глючил, не желая признаваться в низком заряде, пока корпус не окрасился в рубиновый цвет. Они с Альфис добавили функцию с показателями как раз на тот случай, когда их творение будет сопротивляться, включив индикаторы на корпусе: в начале с розового он становился красным, означающим средний заряд батареи, а чуть более тёмный оттенок — как показатель низкого заряда. Конечно, на случай критически низкого показателя включаются дополнительные резервуары, подающие ток, не дающее полностью разрядиться ещё час. До полного истощения не стоит доводить даже робота — куда больше ошибок в программе возникает как раз после тотального отключения в процессе, скажем так, жизнедеятельности.       Хоррор дошёл с ним до самого порога, опасаясь, что Метта может отвлечься и истратить запасную энергию, и только когда увидел его, вставшего у окна мастерской с стеклянными окнами — уехал домой. Да, в доме механика, у которого есть собственный гараж, должна быть небольшая мастерская. Творческие порывы легче контролировать и реализовывать, когда не нужно среди ночи вставать и ехать за инструментами через всё поле. Конечно, территория в одну комнату не позволяет создавать нечто масштабное, но вполне хватает для составления чертежей и макетов мелких деталей.       К моменту, когда Хоррор был дома, закат уже стал алым. Лучи солнца медленно затухали, будто свечу постепенно накрывали крышкой, отчего живой огонь дрожал, испуская крохи света, и прятался в чёрной ночи. Перистые облака длинными тёмно-синими полосами расчерчивали небо, будто жабры у гигантской рыбы или же следы от кошачьих когтей, будто некий пушистый кот пытался пробиться через полотно неба. Трава вокруг стала будто темнее, уже не отдавая золотых бликов, тихо шурша на ветру. Листья, окрасившиеся в красные, жёлтые, оранжевые оттенки и создавшие свой уникальный узор, выпускали приятный аромат осени — свежий, слегка горьковато-прянный, с ноткой душистой смолы. Невероятно-сказочно.       Заперев велосипед в их гараже, прикрыв глаза, направился в сторону дома, погружаясь в окружающие звуки. Сверчки уже затихли, отправившись на зимовку, и только шёпот ветра и шорох сухих листьев звучали вокруг. Ноги вели его по уже выученному маршруту, давая погрузиться в приятные мысли. Он, не удержавшись, сегодня напомнил Меттатону о их плане на Хэллоуин, проверил все механизмы и декорации, и с нетерпением ждал завтрашней ночи сладкого страха. У фермеров была традиция — каждый год они делали полосу препятствий друг для друга. После собирались в одном доме со всеми сладостями и угощениями и рассказывали страшные истории или включали ужастики. Того, кто выдержал бы все фильмы и истории и ни разу не вскрикнул — того должны были пугать по очереди. Если оставались нейтральными или же шутил в ответ — того объявляли королём или королевой Хэллоуина. Простые игры, без обид и по-настоящему проигравших. Веселье в чистом виде, и сладкий страх, что щекотал бы всю ночь. Поскорее бы увидеть реакции девушек на приготовленные ловушки.       Задумавшись, представляя вскрики и смех, только подойдя вплотную к дому заметил свет на первом этаже. Они, выходя из дома, его выключили. Значит, Фарм уже проснулся. Может, они приготовят на ужин что-то вкусное? Только не тыквенный суп или тыквенные печеньки. Серьёзно, можно ли считать одержимость Фармом тыквой перед Хэллоуином нормальной? Или же придется смириться с тем, что у скелетов, впервые в истории разовьётся аллергия от чрезмерного употребления одного продукта во всех приёмах пищи?       С некой опаской открыв дверь, ожидая снова запаха этого овоща, вдруг с удивлением почувствовал сладкий запах корицы. Скинув чуть загрязнённые травой и почвой обувь, с куда большим воодушевлением зашёл на кухню. Чтобы тут же расплыться в улыбке от вида читающего любимого, который увлечённо смотрел в книгу, быстро бегая глазами по строчкам, настолько погружённого в новый литературный шедевр, что достал будильник с заведённым таймером — чтобы не отвлекаться от чтения, но и не пропустить момент приготовления свежих булочек.       Но как бы он не был погружён в иную реальность литературы — услышал чуть шаркающие шаги. Поднял голову, и широко улыбнулся. — Привет, милый, как ты сегодня? — и, быстро вложив закладку в книгу, тут же поднялся, чтобы заключить подходящего в нежные объятия. — Всё сделали — положили голову на плечо, попутно шире открывая глаза, смотря на духовку. И тихо, старясь не слишком уж привлекая внимания, принюхиваться. Мёд, корица, сахар, свежие булочки… — Меттатона встретил, он мне помог сегодня. — Ты молодец, тыковка — погладили, и, не разжимая объятий, потянули к стульям, присаживаясь и усаживая к себе на колени — ты у меня такой чудесный. Спасибо, сам бы я сегодня не сумел всё сделать. — Пустяки, дорогой — покраснели от комплиментов, смущённо оторвав голову от плеча и смотря в его глаза — ты сегодня был уставшим, да и ты меня всему научил, теперь даже список обязанностей и карта не нужны — улыбнулись. Его погладили по щеке, отчего он прикрыл глаза, растворяясь в даримой ласке. Сам же чуть вытянул руки, мягко разминая чужие плечи. — И спасибо за чудесный завтрак, красавец мой — Фарм огладил острую скулу, любуясь снежному цвету костей и алому, будто розу опустили на иней, румянцем — было очень вкусно, я получил настоящее удовольствие — чуть усмехнулись, опустив вторую руку с позвоночника чуть ниже, обхватывая, прижимая к себе так крепко и нежно.       Хотел было ускользнуть от смущающих речей, да не находил тем. Ласковый голос, лёгкие и аккуратные прикосновения, витающий в воздухе подбивающий на искренность запах корицы, кружащий голову голос… Всё это обволакивал его с головой, давая погрузиться в счастье, подталкивая продолжить то, что происходит между ними. Эта глубокая любовь, уже пройденная через ступеньку симпатии и влюблённости, нечто более осмысленное и куда более желанное. Любовь.       Когда ты получаешь ласку и даришь её в ответ потому лишь, что хочешь сделать приятное, уделить внимание, зная, как это любят, ощущая умиление от вида улыбающихся. Когда ты готов разговаривать, долго и обо всём, и слушать, едва не затаив дыхание, будто рассказчик ведает о чём-то запредельном, и вы после обсуждаете это, не боясь быть осуждёнными, высказывая всё искренне, как на духу, что приходит на ум, встречая в ответ такой же интерес. Когда вы просто лежите рядом, гуляете, отдыхаете, работаете вместе и ощущаете каждый миг поддержку в виде чужого плеча, готовя своё для того, чтобы так же успокоить, дать возможность тоже показать свою усталость, без осуждения и недовольства. Когда тот, кто рядом или далеко становится для тебя всем миром. Ты готов пройти через огонь и лёд, держась за руки, закрывая друг друга от ненастий, смеясь и шутя отводя опасности, чтобы подарить лишь тёплые воспоминания. Любовь — это когда все чувства, все происшествия — как добрые так и печальные, встречаете вместе, не оставляя с ними, держась до самого конца. Любовь — это непридуманная кем-то сказка, а возможная реальность только в том случае, если вы готовы быть ответственными и будете не только принимать такого прекрасного и надёжного человека, но и сами будете готовы стать опорой. Любовь — это новая ступень жизни, которая объединяет только тех, кто правда готов быть рядом. Это нечто тяжёлое, так как испытания для одного будут камнем лежать и на втором, и лёгкое, ибо не смотря на все невзгоды ты будешь знать, что дома тебя всегда будут ждать, они ведь любят тебя просто за то, то ты есть. Она может быть реальной только для тех, кто действительно готов быть вместе. — Я люблю тебя — спустя долгие минуты, проведённых в тёплых объятиях, ощущая, как уложили голову на его макушку, нежно подхватив его ладонь в свою, тихо произнёс, не открывая глаз, прикрывшихся от чего-то тёплого и нежного, что отдавалось лёгкостью в душе и теле. — Я тоже люблю тебя, мой милый — растроганно прошептали в ответ, нежно улыбнувшись, чувствуя, как вторая ладонь алоглазого по-прежнему лежит на его спине, отдавая от прикосновения лёгкие, такие приятные импульсы.       Это ощущения единости не покидало их до глубокой ночи. Когда они всё же перенесли свой ужин в сад, легли на траву под звёздным небом, тихо перешёптываясь — не переставали держаться друг за друга. Но уже куда крепче, увереннее. Теперь зная точно, что это дозволено, что они стали ещё ближе душами, переплетённых одной нитью судьбы. Что бы не заготовила им эта вселенная, вся Мультивселенная — они готовы. Ничто не сумеет их разделить.