Фаворит короля

      Адриан настойчиво отбивался от навязчивых звуков. Отмахивался, закрывал уши и чувствовал, что что-то не так: он двигается изо всех сил, а вроде и не двигается, и звуки не уходят, и он не может определить, откуда они — они повсюду и нигде.       В последней попытке он собрал всю волю, поднатужился и… открыл глаза. Через тонкую ткань штор в комнату проникало яркое солнце, а за дверью играла утренняя мелодия, для которой ещё рановато.       Всё ещё плохо соображая, Адриан потряс тяжёлой головой, взялся за мобильный и, увидев время, подпрыгнул. Музыка стала громче.       — Фабби!..       Он толкнул спящего маркиза. Тот что-то промычал, дёрнул плечом, словно сгоняя муху, и снова затих.       — Фабиан, блять, вставай, — в ужасе зашипел Адриан ему над ухом. — Мы проспали! Меня сейчас придут будить!       На этот раз Морелли распахнул глаза, в первую секунду ничего не понимая. Потом услышал стук в дверь и голос пажей:       — Да здравствует Гелдер! Да здравствует король!       — Мы проспали! — подстегнул процесс пробуждения Адриан и сделал страшную рожу.       До маркиза наконец дошёл весь пиздец ситуации.       — Бля! — выдал он и, мгновенно свалившись на пол, закатился под кровать, благо она была высокой и широкой.       Адриан вздохнул. Не то чтобы успокоившись, но легче. Однако внезапно взгляд упал на кресло с шутовским барахлом и красочно завершающими палевную картину мужскими трусами, свисающими со спинки. Это провал!       — Фабби! — в судорожном отчаянии взмолился он, вытянул руку, будто мог дотянуться или растворить улики в воздухе. Крик запоздал, потому что Фабиан уже летел за одеждой — на корячках, плохо разбирая дорогу, — схватил весь ворох, трусы, едва не перевернув кресло и не наделав шуму, затем так же стремительно втиснулся обратно в убежище, в придачу дернул за край простыни, загораживая себя.       Времени на проверку надёжности не оставалось — Адриан, уже стоя на ногах, судорожно натягивал свои трусы. Босые стопы топтались по чему-то скользкому.       Полные спермы презервативы!       — Блять! — взвыл Адриан и, сцапав их скопом, сунул в первое же попавшееся место — под подушку.       И едва успел прыгнуть обратно в постель, притвориться спящим, как началась церемония пробуждения. Двери открылись, с пожеланиями доброго утра вошли пажи и слуги.       Адриан, как можно естественнее зевая и протирая глаза, молился, чтобы они не засекли его участившегося от бешеной скачки дыхания и, главное, Фабиана. Шут, конечно, мог находиться в королевской спальне, но сейчас он был абсолютно голым, в сперме и прятался. Возникли бы резонные вопросы и ненужные толки.       Хреново быть королём и начинать все свои будни в присутствии посторонних в семь тридцать утра.       Ладно, он сам назначил это время, потому что дел всегда было по горло. Иногда позволял себе поваляться подольше, но сегодня день был расписан, а Фабиан должен был уйти ещё по темноте. Обычно, когда удавалось провести ночь вместе, они просыпались раньше, помогали друг другу с утренним стояком, и Фабби сонными коридорами ускользал к себе, а Адриан досыпал до прихода слуг.       Под кровать, к счастью, никто не заглядывал. Адриан выслушал стандартные приветствия и отправил всех заниматься непосредственными обязанностями. Кроме Луиса, который принёс комплект одежды и аксессуаров для деловой части дня — от носового платка до начищенных туфель.       — Я сам оденусь, — сказал Адриан, видя, что слуга по обыкновению собирается остаться и помогать. — Иди распорядись, чтобы почту мне принесли за час до совещания с министрами. В кабинет.       — Слушаюсь. Сейчас вызову вашего парикмахера, сир.       — Не раньше, чем через час, — процедил, зверея от натянутых нервов, Адриан. — Я хочу ещё подремать, — объяснил он и, чтобы не вызвать подозрения непривычной агрессией, добавил: — Срочные новости есть?       — Всё тихо, ваше величество.       — Хорошо, иди. Нет, подожди. Если совещание затянется, отмени аудиенции, перенеси на завтра или послезавтра.       — Записаны два человека, сир, думаю, проблем не будет.       — Вот и отлично. Иди. Я сплю.       Адриан еле дождался, когда за слугой захлопнется дверь. Помедлив контрольную секунду, он закрыл глаза и протяжно выдохнул, а открыв, увидел вылезающего на свет божий Фабиана.       — Фух, ну и пылища там у тебя, — сказал Морелли, отряхивая голый зад. Вещи он бросил в кресло.       — Ты будильник слышал? Как можно было проспать?       — Слышал. Но ты сам сказал его заткнуть и дать полежать «ещё пять минуточек». Я исполнил вашу просьбу, сир. Ну и тоже полежал «пять минуточек».       — Я такого не говорил, — возмутился Адриан, не очень уверенно. Вид надевающего шутовские панталоны любовника смешивал мысли. Внизу живота налилась горячая тяжесть, а Фабиан ещё и подошёл близко, вынудил откинуться на спину, навис, игриво улыбаясь.       — Значит, мне приснилось? Может быть. Я ведь предупреждал, что не выспимся, а кто плевать на это хотел? — Он потёрся о щёку. — Четыре подхода за ночь! Я такого не припомню. С чего такая активность, Дри?       Король едва не отвернулся, уходя от вопросов и ласк, но Фабби говорил не с упрёком и подозрением, а восторженно и весело, да и бояться было нечего, практически не придётся врать.       — С моей огромной любви к тебе, — переворачивая маркиза на лопатки, проворковал он.       — Когда повторим?       — Когда Изабелла в следующий раз уедет, — пообещал Адриан, но искуситель Морелли обвил его бёдра ногами, у него в панталонах яственно чувствовалось настроение повторить все четыре подхода прямо сейчас. От него терпко пахло их объятиями, он был красив и притягателен, так, что хотелось послать министров и всё королевство к чёрту, приникнуть к его груди, зарыться в его волосы и с упоением трахать.       — У нас, кажется, есть ещё десять минут? — не желая сопротивляться влечению, проговорил, целуя, Адриан. — Десять минут, а потом ты оденешься и уберёшься прочь из моей спальни.       — Да, мой король, — выгнулся навстречу Фабиан.       Адриан приподнялся, чтобы стянуть с него штаны. Яйца ломило.       За дверью послышались быстрые шаги и неясные голоса. Любовники замерли, прислушиваясь, и в следующую секунду отпрянули друг на друга, как магниты с разными полюсами. Король прыгнул под одеяло, а Морелли снова закатился под кровать.       — Если это парикмахер, я отправлю его на плаху, — сквозь зубы пообещал Адриан, но в буквально сорванную с петель дверь влетел не просчитавшийся с пунктуальностью лард Орчи, а растрёпанный мальчуган в пижаме.       — Папуля! — Шарль с разбегу заскочил на кровать, едва не отдавив отцу пухнущие от неудовлетворённости яички, и бросился на шею. — Доброе утро, папулечка! Я пришёл к тебе!       — Я вижу, сынуля, — Адриан погладил его по пушистым, как одуванчик, волосам и, не пытаясь отцепить, сел удобнее. — Доброе утро. Разве тебе не пора собираться в детский сад?       В дверь, хотя одна створка была распахнута, робко постучали.       — Ваше величество, это Кэти…       — Входи, Кэти, я одет. Почти.       Няня появилась на пороге и, увидев короля в постели, зарделась, потупила глаза, неловко сделала реверанс. Ей ещё предстояло пройти через традицию первой ночи.       — Простите, ваше величество. Его высочество ускользнул, пока я ходила за второй порцией хлопьев. Он расстроился, что мамы ещё нет, вот, наверно, и…       — Ничего страшного, — сказал Адриан, морщась от хватания за нос и дёргания за волосы.       — Шарль, пойдём собираться в сад, — виновато поглядывая на терзаемого монарха, позвала Кэти.       — Я не хочу в сад, — не отвлекаясь, заявил инфант. Ему было очень весело, на претензии взрослых он внимания не обращал — прыгал на отце и хохотал до упаду.       — Надо, ваше высочество, — повторила Кэти. — Пойдёмте. Не будем мешать его величеству: у него много важных государственных дел.       — Не пойду, — хохоча, ответил Шарль.       — Пусть остаётся, — разрешил Адриан. Кровь остыла, член успокоился, а забавы сына всегда его умиляли. К тому же ему не терпелось избавиться от няни. — Иди, Кэти, я сам его скоро приведу.       — Хорошо, ваше величество.       Сделав реверанс, девушка удалилась.       Адриан в который раз выдохнул. Это нервное утро ему не нравилось.       — Сегодня у меня появятся первые седые волосы, — сказал он, обращаясь к любовнику.       — Что? — тут же подхватил Шарль.       — Ничего, — ответил отец и поймал отдавившего весь живот прыгуна. — Попался, баловник! — Адриан повалил ребёнка на кровать, защекотал за бока, шею и пятки. — Попался! Попался! Теперь я тебе отомщу!       — Ай, не надо! Папулечка, не надо! — Шарль извивался, как уж, вопил, а сам подставлялся под щекотку, захлёбывался смехом.       — Надо-надо, проказник! Сейчас я тебя ещё свяжу и отнесу Кэти, чтобы она отвезла тебя в детский сад.       — Не хочу в сад!       — Все маленькие мальчики и девочки ходят в детский сад, играют там, учатся читать и узнают много полезных вещей. А тебе тем более надо ходить — ты будущий король. Должен всё знать.       — Тогда отвези меня в детский сад ты! Ты давно меня не возил.       Адриан бросил его щекотать, сделал расстроенную мину.       — Извини, сынуль, сегодня не могу. Сегодня у меня много важных государственных дел.       — Возьми меня с собой! — загорелся новой идеей Шарль, но вдруг округлил глаза и завизжал, что уши заложило, отпрыгнул с края кровати на середину.       — Что с тобой? — переполошился Адриан, пересаживая к себе на колени.       — Там кто-то под кроватью! Схватил меня за ногу!       — Иди ко мне, мальчик, — раздался снизу зловещий голос, и у кровати неожиданно возникла лохматая голова Фабиана. — Я тебя съем! — закончил он и показательно клацнул зубами. Шарль вздрогнул, потом расхохотался.       — Фабби! Ты меня напугал!       — Прости, мой принц, — поклонился Морелли.       — Что ты делал под кроватью? — заинтересовался Шарль и на четвереньках подполз к краю кровати, заглянул вниз.       — Играл с его величеством, — невозмутимо ответил маркиз. — Я же шут, обязан его развлекать.       Адриан усмехнулся.       — А во что играл? — продолжил допрос ребёнок. В этом возрасте он стал задавать особенно много вопросов. Но, слава богу, у Фабби на всё были ответы.       — В игру под названием «Монстр под кроватью».       — Как в неё играют?       — Как-как… Его величество во сне свешивает ногу или руку с кровати, а я его хватаю. Вот так! — Фабиан внезапно вытянул руки и, схватив Шарля, утащил с кровати.       Взвизгнувший инфант снова засмеялся и запрыгал уже на нём. Вместе они отползли от кровати.       — А почему ты голый?       Вопрос сына прозвучал как выстрел. Адриан перестал улыбаться и повернул голову к креслу. Разноцветная блуза шута и колпак лежали там! В спешке Фабиан не забрал их с собой, а он сам совсем забыл про них до этого момента и вообще только сейчас заметил, что любимый мужчина щеголяет голым торсом. Счастье, что здесь только ребёнок. Шарль ещё слишком маленький, чтобы понимать.       — Потому что жарко, — нашёлся с объяснением Фабиан. — Тебе жарко в пижаме?       — Жарко! — измываясь над ним, пожаловался Шарль. — Но меня всё равно заставляют её надевать.       Они смеялись, боролись, кувыркались по полу. А время тикало.       — Ребята, мне пора собираться, — напомнил Адриан. Ему хотелось присоединиться к их весёлой возне, но он боялся, что снова возбудится и своей «твёрдой штукой в трусах» породит у сына массу новых интересных вопросов. Нет, ему рано ещё знать о половом созревании и отношениях взрослых.       Фабиан приструнил Шарля, поднялся, не снимая его с себя. Инфант уцепился за его шею, обвил ногами.       — Классная игра, Фабби! Поиграешь в неё со мной сегодня? Спрячешься под моей кроватью?       — Конечно, мой принц. Хочешь, я тебя даже в детский сад сейчас отвезу, если твой папа меня отпустит?       Шарль с надеждой повернулся к отцу.       — Отпустишь Фабби, папуля?       — Отпущу, — не сдержал улыбки Адриан — сцена была прекрасна.       — Ура!       — Всё, тогда беги к себе, собирайся, — спустил принца на пол Фабиан. — Я сейчас тоже зайду к себе, переоденусь и приду за тобой. Только, чур, никому не говори, что видел меня здесь, а то игра в монстра станет невозможной.       — Почему?       — За монстром придут охотники на монстров и изгонят его, — нагнал таинственности Морелли, рассмеялся. — Ладно, беги к Кэти, я тебя догоню.       Шарль убежал.       — Ты потакаешь всем его капризам, — вставая, сказал Адриан.       — Он мой принц, Дри, — пожал плечами маркиз и направился к креслу. — Я люблю его.       — Не пора ли тебе заводить своих детей?       Поправляя кофту, с колпаком под мышкой, Фабиан встал перед королём.       — Ты этого хочешь?       — Нет, — без промедления ответил Адриан, он хотел владеть любимым безраздельно.       Фабиан хмыкнул, будто не ожидал других слов.       — Ну раз это не приказ, сир, тогда я буду довольствоваться одним Шарлем. Удачного дня, ваше величество. — Он страстно поцеловал и, облизывая губы, покинул спальню.       Адриан остался наедине со стояком, блаженной улыбкой и лёгким замешательством в душе. Начавшееся отвратительно утро засияло яркими красками, ночь и вовсе прошла просто великолепно. Правда, перед внутренним взором во время ласк возникал образ молодого графа Бьёрди, и именно он служил катализатором активности, которая так удивила и понравилась Фабби. Но, бог судья, Адриану не был нужен этот строптивый парень, он мешал — и во время секса, и сейчас.       Выругавшись, Адриан пошёл в туалет, давно туда хотел. Пора выкинуть из головы пассий и переключиться на думы о государстве.       

***

      Совещание, как и предполагал Адриан, затянулось на два лишних часа и выпило все соки. Политическая обстановка в мире была нестабильной и требовала от Гелдера определённых внешних и внутренних реакций. После он оставил министра иностранных дел и обсудил отдельные моменты с ним.       Закончилось это к обеду, но обедать совершенно не хотелось, мысли о еде вызывали отторжение. Потерю аппетита вызвали не сварливые и постоянно интригующие президенты, премьеры и канцлеры других держав, нет, они особо не трогали маленькое игрушечное, с их точки зрения, королевство. Напрягало, смущало, бесило, не давало покоя то, что стоит отвлечься от докладов и диалогов, посмотреть не в ту сторону — и перед глазами, как по мановению волшебной палочки, возникал образ Рауля Бьёрди! Причём палочка принадлежала злому волшебнику, потому что от видений нельзя было скрыться. Они становились чаще и отчётливее. Моргнёшь, и всё, вместо ситуации с азиатскими беженцами — обнажённый, распростёртый под ним Бьёрди.       Кошмар.       — Двойной чёрный кофе в мой кабинет, — бросил Адриан первому встреченному слуге, возможно даже обычному уборщику, никакого отношения к непосредственному обслуживанию королевской персоны не имеющему. Ничего, разберётся, передаст кому надо.       В коридорах и залах попадались придворные и другие слуги. Они кланялись, приветствовали, ожидали милости. Адриан не здоровался, лишь иногда машинально кивал, страстно желая быстрее пройти мимо этих людей, оказаться одному и стиснуть голову руками. Не замечал, что движется к своей цели размашистыми шагами и без дежурной улыбки. Гудение в черепной коробке не прекращалось. Корона словно сузилась и стянула лоб, как терновый венок.       — Никого не впускать, — приказал он гвардейцам, распахнувшим перед ним двери. — Только с кофе.       — Так точно! — отчеканили те и закрыли двери после его прохода.       — И шута ко мне немедленно, — спохватившись, крикнул король.       — Есть! — донеслось снаружи.       Адриан прошёл к столу, по дороге скидывая тяжёлую горностаевую мантию, под которой был тёмно-синий костюм. Поправил корону, но та не жала — это только казалось от нервов. Денёк всё-таки выдался под стать пробуждению, хотя в какой-то миг представлялось иначе. Необходимо было возвращать душевное состояние к равновесию, избавляться от наваждения. Не было ведь повода залипать на Рауля. Ну не удержался, ну трахнул его — это ведь право первой ночи. До знакомства с Фабианом он спал со всеми невестами подряд и ни к одной не испытывал повторного влечения. Да и первоначальное не всегда. Что не так с этим Бьёрди?       В дверь постучали, и значит, это был не Драный Гульфик — шуту по должности позволено всюду заходить без стука.       — Войди! — борясь с раздражением, крикнул король и сел в большое кожаное крутящееся кресло.       Вошёл Луис. Он нёс кофе и печенья.       — Вас ждут на обед, ваше величество.       — Сказал же, не хочу. Кофе крепкий, надеюсь?       — Любимый рецепт вашего величества, — поклонился Луис и отошёл на шаг, опуская пустой поднос. — Смею доложить, что аудиенция по вашему распоряжению перенесена. Сложностей не возникло. Лади Дугани, владеющая цветочными теплицами, без проблем перенесла визит на следующую неделю. У неё прошение по имущественным разногласиям с братом.       Луис замолчал и не собирался продолжать.       — А второй? — вспомнил Адриан. — Ты утром говорил про двух человек.       — Второй ещё раньше отменил свою запись, по телефону. Поэтому я не посчитал нужным учитывать его сейчас.       Подобное случалось крайне редко, и обычно подданные рвались на приём — просить справедливости лично у монарха, а не через суды. Отмена не являлась наказуемой, даже не регламентировалась законом, но в народе, не будь веских оснований, считалась неуважением к сюзерену: разрешилась проблема — так просто поприветствуй и заверь в преданности.       — Кто? — с неудовольствием поинтересовался Адриан. Заниматься целыми днями одними только аудиенциями он не жаждал, но хотел знать, кто пренебрёг встречей.       — Лард Бьёрди, ваше величество. Серебропромышленник.       Адриан вскинул голову. Поднесённая к губам чашка задрожала в пальцах, и горячая жидкость выплеснулась на ноги, обожгла внутреннюю часть правого бедра. Однако жар кипятка слился с другой горячей волной, которая внезапно родилась внизу живота и поднялась по всем внутренностям и позвоночнику к загривку, а потом прошла через мозг к корням волос, также она ударила в ноги и чуть не расслабила мочевой пузырь.       — С вами всё в порядке, сир? — подскочил Луис. — Врача?       — Просто обжёгся! — возвращая контроль над собой, выставил руку король. — Причина отмены?       — Граф не назвал. Повесил трубку. С этим уже разбираются, уточняют. О результатах доложить вашему величеству?       Адриан едва не закричал «да», но подумал, что тогда вообще завязнет в наваждении.       — Нет, не надо, — решил он, однако любопытство жгло, как место, куда пролилось кофе. — По какому вопросу он записывался, хотя бы называл?       — По общему — «выразить почтение».       — Выразил.       — Не сомневаюсь, у ларда Бьёрди уважительная причина, — поклонился Луис.       — Мне всё равно, — слукавил Адриан. — Спасибо, Луис, ты свободен. Меня по-прежнему не беспокоить. Только Драного Гульфика пропустить.       — Хорошо, ваше величество.              Шаги в коридоре стихли. Адриан отпил кофе, затем посмотрел в чашку и встал, достал из бара коньяк и вернулся обратно, налил алкоголь в кофе, столько, сколько при расплёскивании освободилось места, то есть почти на треть.       Удовлетворившись результатом, он собрался завинтить крышку, но передумал и сделал несколько крупных глотков из горлышка. Волна терпкого жара теперь поднялась из желудка и разлилась по венам. Эта была приятнее предыдущей ошеломляющей.       Отставив бутылку подальше на стол, король пошевелил мышкой и, пока компьютер пробуждался, откинулся на спинку кресла, стянул галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Дышать стало легче.       Бьёрди. Блядский Бьёрди. Что ему понадобилось? И почему отменил запись?       Неужели у него тоже наваждение? И он тоже терзается этим? Сомневается, меняет решения?       Да ну, вряд ли. По себе людей не судят. У Бьёрди сейчас медовый месяц. Он счастлив с женой, зачем ему сейчас во дворец?       Очевидно же — чтобы выразить почтение. Луис это сказал. Граф перебесился, успокоился и пришёл в ужас от наговорённых оскорблений, хочет загладить вину, попросить прощения.       Но почему тогда отказался от аудиенции? Интуиция подсказывала, что не всё так просто. Пусть Луис узнает подробности и доложит.       Адриан потянулся к кнопке вызова лакея. На полпути отдёрнул руку: подробности — путь в пропасть. Здравый смысл настаивал прекратить думать о Бьёрди. Вообще! Всегда! Даже если от него одного будет зависеть судьба страны и всей планеты!       Злость вырвалась ударом кулака по столу и криком, обращённым к гвардейцам и себе:       — Где носит Морелли?       Чашка подскочила, зазвенела по блюдцу, кофе выплеснулся на стол, забрызгал принесённые утром конверты, потёк на расположенную ниже клавиатуру. Адриан метнулся, чтобы залпом осушить остатки кофе или в сердцах сбросить чашку на пол, давая волю гневу, под который замаскировал смятение. К счастью, сработало профессиональное хладнокровие, и рука от чашки проскочила к бутылке. Крепкое спиртное полыхнуло на слизистых, заставив окончательно переключиться с эмоций на ощущения.       На адские ощущения — чёртов коньяк пошёл не туда! — Адриан закашлялся. Зажмурился, зажал нос предплечьем.       — Ваше величество! — раздалось вместе со звоном бубенцов, широкая ладонь захлопала по спине. — Так лучше?       — Да, — всё ещё покашливая, разогнулся Адриан, вернул на макушку сползшую корону.       — Утро начинается не с кофе? — Фабби отобрал бутылку, потряс. Потом увидел потоп. — А нет, с кофе тоже. Что случилось, сир? — Он взобрался на сухую часть стола. — Меня тут чуть ли не с собаками разыскивали, под конвоем к тебе вели… Сплетничают, ты сегодня молнии мечешь. Кто из министров тебе не угодил? Я-то вроде ничем не провинился.       — Ты слишком долго шёл ко мне, — сказал, приникая к нему, Адриан, стянул звякающий колпак, зарылся пальцами в пышную тёмно-русую гриву. От тела Фабиана исходило необходимое сейчас тепло, бергамотовый запах кожи и волос пьянил. Его губы хотелось целовать, до боли царапаясь о щетину.       Но ни он, ни Фабиан не делали шаг к поцелую, наслаждались этим предчувствием, дразнили, с томным молчанием рассматривая губы друг друга. Адриан возбуждался всё сильнее и сильнее. Он знал, что скоро не выдержит, первым сорвётся и вожмётся твёрдым членом в упругое бедро, впихнёт язык в манящий, самый прекрасный рот.       — Я ждал тебя в обеденной зале, — сказал Морелли, когда король уже решил капитулировать перед его сексуальностью, будто специально подгадывал этот момент, раздразнивая ещё больше. — Все вас ждали, сир. Изабелла вернулась.       Адриан заткнул его коротким страстным поцелуем.       — Махнём на рыбалку, Фабби? — втираясь стояком, скороговоркой спросил он. — Прямо сейчас?       — В твоём графике на сегодня нет рыбалки, — заметил маркиз. Насмешливым тоном, означающим согласие, а не отказ.       — Я король, в моём графике только то, что я хочу. Хочу продолжения ночи. Увези меня в Рыбацкий домик. Убежим ото всех. Скроемся, спрячемся. Только мы, вдвоём.       Фабиан рассмеялся, обнимая:       — Тайком? Хочешь устроить переполох своим исчезновением?       — Я имею право на отдых. Я имею право набухаться со своим лучшим другом.       — Со своим шутом.       — Со своим любимым, — прошипел на ухо Адриан. Он ненавидел, когда Фабби его раззадоривает, и обожал это. По крайней мере, мысли о графе мелькали реже и проносились быстрее. — Проведём вечер вдвоём, вместе.       — А на ночь всё-таки планируешь вернуться в супружескую спальню?       — Я буду настолько пьян, что Изабелла сама не даст мне, она ведь не выносит запах перегара. Но ночью я должен быть с ней. Надо ведь сохранять облик благопристойной семьи?       — Ладно, я всё равно обещал Шарлю поиграть с ним перед сном. Тебя хватятся на закатном променаде или раньше. Кстати, на малой сцене сегодня выступают испанские акробаты, пропустишь?       — Я довольствуюсь твоей акробатикой, — протянул король. Он не выдерживал дольше стоять рядом с Морелли и просто накручивать его локоны на пальцы, просто тереться о него, медленно и томно очерчивать линию подбородка, исследовать изгибы губ. Похоть сжигала его. Настоящая, чувственная, а не подпитываемая желанием доказать, что навязчивые мысли о Бьёрди не понизили градус любви. Любовь жила, горела ярко, как в первый день. Адриан с облегчением осознавал это, ему не терпелось дать выход пылкому огню. — Едем? Ты пошевелишься наконец? Я ведь могу и приказать.       — Когда на тебе корона, Дри, у меня не может быть своего мнения. К вашим услугам, сир. — Морелли встал, почтительно поклонился, а потом стремительно сгрёб в объятия и впился в губы. Это был самый напористый и глубокий поцелуй за полчаса нежно-ленивых ласк, Адриан даже отклонился назад под мощным натиском. Терпение лопалось, штаны трещали по швам.       — Едем! — взмолился он в пленительный рот. — Твоя машина здесь? Ты за рулём.       — Если патрульные не арестуют меня за коньяк, который я слизывал с твоих губ.       — Я помилую тебя и отменю штраф. Поехали, пока на мне не заполыхала одежда. Подгоняй машину, я выйду через чёрный ход. Возьми всего двух гвардейцев и тоже пусть тихо.       — Сделаю, ваше величество.       Фабиан схватил колпак, в поклоне подмёл им пол и вприпрыжку убежал. Адриан усмехнулся, облизал губы и направился к задней двери. К чёрту Бьёрди! К чёрту!       

***

      Красный «Феррари» промчался по мощёной территории и с лихим разворотом затормозил у парадного входа трёхэтажного, отделанного под камень особняка. Мотоциклисты остались за периметром, другая обслуга отправлялась сюда только на время официальных визитов.       Солнце прошло только половину дневной дуги, синяя озёрная гладь бликовала в его жарких лучах. Пышная зелень создавала иллюзию затерянного уголка природы, хотя была лишь крошечным оазисом в городской черте, базой отдыха для королевских персон и двора.       Отсмеиваясь, Адриан и не снявший шутовской наряд Фабиан вылезли из спорткара одновременно, их кудрями заиграл знойный ветер.       — Блять, Фабби, меня чуть не вырвало от таких перегрузок!       — Ты же сам просил меня ехать побыстрее, — подходя, состроил рожицу Морелли. — Теперь жди жалоб на распоясавшихся придворных. Покараешь меня?       Адриан хмыкнул.       — Я бы тебя покарал, плетись ты как черепаха.       Они побежали вверх по мраморным ступенькам и, приложив магнитный ключ к датчику, ворвались внутрь. На них пахнул жар застоявшегося воздуха, быстрая поступь гулко отдавалась в просторных, мало меблированных помещениях.       — Я хочу тебя, — на ходу улыбнулся Адриан.       От похоти горло пересохло, голос осип, стал низким и густым. Ноги сами несли по коридорам и лестницам. В Рыбацком домике располагались три десятка комнат и залов, способных вместить свиту и разных гостей, но они стремились не в роскошные спальни и шикарные гостиные, а в маленькую гардеробную-кладовую. Она находилась на втором этаже, в самом центре здания, в ней не было окон, а дверь была только одна и надёжно запиралась изнутри. Когда ты король, конспирация требуется даже в пустом особняке на безлюдном берегу. Но эта подсобка была их маленьким уютным тайником, помеченным пылью и необузданным сексом.       — А я боюсь тебя сегодня, — не отставая ни на шаг, усмехнулся маркиз. — Твоя ненасытность меня пугает. Всю ночь занимались, проспали, и вдруг ты требуешь меня опять…       — Ты не хочешь? — Адриан, резко став, обернулся, посмотрел в глаза. Он сам себя сегодня боялся. Неужели Фабби догадывается?       — Хочу! — раздосадованно, что в нём сомневаются, взмахнул рукой Морелли. Нет, он удивлялся, но не подозревал. Вряд ли вообще искал причину в появлении соперника. Ну и пусть пребывает в неведении: ему нечего опасаться, чувства к нему не поколебать, тем более какими-то дурацкими наваждениями. Второго, как этот классный парень, во всей стране не найти. И не надо искать. Они любят друг друга уже четвёртый год, хранят верность, потому что никто другой попросту не нужен.       Адриан не сомневался, что его странное состояние быстро пройдёт. Сумасшедший секс вернёт винтики и шурупчики в его голове на свои места.       — Хочешь? Тогда пользуйся. — Он потащил маркиза за руку дальше. — Ночь разожгла аппетит, не хочу останавливаться. Понадобится — отменю все дела завтра и буду трахаться с тобой. Я люблю тебя, Драный Гульфик, ты моё безумие.       — А ты — моё, Дри, — восхищённо выдохнул Фабиан и втолкнул его в тёмные душные недра кладовой.       Морелли больше не тупил, не задавал вопросов, не анализировал — действовал. Прижал и впился поцелуем. Пока язык шустро исследовал рот, он сдирал одежду. С себя, с короля. Таким напористым умел быть только он. Адриан стонал ему в губы, помогал, он тоже был не промах. Жаркие мускулистые тела тёрлись всеми частями, сплетались в прелюдии.       Адриан плохо соображал, в голове наконец не было ничего, кроме дикого распутства. Он хватался за Фабиана, будто семнадцатилетний перевозбуждённый девственник, лишившийся стыда и морали. Член томился, промежность зудела. Трение, бурные ласки, прикусывание не снимали, а усиливали напряжение, доводили до помутнения. Впору лишиться рассудка.       — Фабби, пожалуйста, — в полуобмороке выстонал Адриан, когда любимый взялся до багровых отметин зацеловывать выгнутую в предвкушении экстаза шею и мять изнывающий член. — Пожалуйста, милый…       — Сейчас, моя любовь.       Фабиан отбросил его на свободную от вешалок стену, прижал, заводя руки над головой, и сразу же опустился, несколькими быстрыми поцелуями коснулся живота и поймал в рот головку.       — Фаб!..       Адриан едва не поехал от счастья, импульсивно толкнулся дальше, навстречу мягкому языку и горячему бархату горла. Вцепился в пышную шевелюру, как в спасительную соломинку. Фабби сосал, и это было невероятно. Как и ощущение скользкого холода в промежности, как и всунутые в анус пальцы. Адриан не контролировал, толкается ли он в рот или насаживается на эти ловкие, трущие простату пальцы. Ватные колени подкашивались, тёк пот, корона сползла.       — Фаб… — закатывая глаза, простонал он. Не хватало сил даже произносить целое имя. — Фаб… Не могу больше… Пожалуйста… Мне хорошо…       — Я знаю, любовь моя.       Морелли поднялся и поднял Адриана под бёдра, впечатал спиной в стену. Король обхватил его руками и ногами, чувствуя, как зад стремительно наполняется твёрдой плотью. Болезненные, отрезвляющие ощущения. Лучшие ощущения.       Он едва не спустил.       Ценой крупной дрожи удержался и расслабился, позволил грубо втрахивать себя в стену, размазывать позвоночник и затылок по деревянным панелям. Через минуту он только и мог, что извиваться и вскрикивать от давления на простату, в безумстве кусать и целовать Фабиана, царапать ему спину, вцепляться в волосы, шептать бессвязные слова.       — Люблю… милый… хорошо…       Драный Гульфик мешал говорить, целовал, почти не вынимая языка из его рта.       — Скажи, когда, — только попросил он сиплым шёпотом.       — Ещё не сейчас, — прохрипел король. — Но скоро…       Ноги расслаблялись, соскальзывали с бёдер. Толстый член ходил в нём, не давал упасть, он насаживался на него, как на вертел. Однако вертел не причинял бы столько наслаждения. Разврат, блуд, запретный плод — какие сладкие слова, упоительные, как сама жизнь. Жажда тепла, жажда соития, твёрдый член любимого человека. Оргазм…       — Сейчас! — распахнув глаза, воскликнул Адриан.       Выгнулся, прижался, плотнее насаживаясь на член, не отпуская и решая кончить здесь и сию же секунду, потому что больше нет мочи терпеть сладкий электрический плен. Но Фабиан, только что крепко державший, уже вынул, ссадил с себя, поставил на подкашивающиеся ноги и потянул за собой. К длинному низкому шкафу для рыбацких сапог и снастей. Тут же, выставляя пятую точку, опёрся о него локтями.       — Давай же, Дри, я тоже хочу.       Мутно соображая, Адриан принял из его рук флакон со смазкой. Организм ещё протестовал против прекращения божественного занятия, прерванного за секунду до отпускания тормозов и наступления сладкого пика, но призывно расставленные ноги любимого, болтающиеся между ними яйца и блестящий, только что побывавший в нём член выветрили обиду. Живот скрутило в предвосхищении новых удовольствий, мошонка окаменела. Пелена вожделения застлала глаза.       Вот всегда с ним такие метаморфозы происходят, когда в процессе меняются местами!       Адриан, глубоко вдохнув для охлаждения накала, заставил себя впихнуть в нетерпеливо вертящуюся задницу сначала густо смазанные пальцы, а после уже свой немаленький прибор. Фабиан грязно ругнулся, зарычал, заскулил, став подмахивать. Выгнулся, поднял голову. Король поймал его волосы, накрутил на кулак, разбавляя нежность и страсть грубой пикантностью. Морелли засмеялся, захрипел, пытаясь вывернуться к нему лицом:       — Я люблю тебя, Дри… Не останавливайся.       — Не остановлюсь… Мне хорошо. Люблю тебя… Никогда не устану говорить тебе о любви…       — Дри, я тоже… Люблю тебя. Как хорошо, Дри…       Признания о наслаждении заводили их обоих, оголяли нервы. Адриану захотелось большей близости, полного соития, растворения друг в друге. Захотелось заткнуть порочные усмехающиеся губы, взять Фабиана целиком. Не прекращая плавно вбиваться, он побудил своего милого шута распрямить руки, подняться и, насколько смог, обнял, зашарил руками по его груди. Голову притянул к себе, и на короткий миг они слились в поцелуе, трахаясь почти вертикально. Пот тёк по взмокшим спинам, в кладовке не осталось кислорода.       — Люблю тебя, — Адриан до хруста сжал грудную клетку маркиза, правая ладонь скользнула по напряжённому животу и поймала качающийся в такт ласкам член. Фабиан застонал, сбиваясь с ритма, нашёл губы короля.       — Как хорошо!..       Он напрягся и закричал, плоть в кулаке затрепетала, из уретры брызнули три упругие струи, дугой упали на шкафчик, потекли по полированным дверцам. Последние капли стекали по головке медленно, вязко. В изнеможении Фабби снова упал локтями на шкаф, опустил голову и тяжело дышал.       — Тебе хорошо, любовь моя? — спросил Адриан, хоть это было много раз подтверждено. Ему хотелось услышать ещё раз — знать, что любимый испытывает удовольствие с ним. В этом и собственный эгоизм, и гордость, и, конечно же, забота. Он спрашивал каждый раз или сам отвечал на вопрос Фабиана, если в момент оргазма оказывался снизу. Было хорошо и спрашивать, и отвечать.       — Мне хорошо, — мотнул упёртой в предплечья головой Морелли. — Мне всегда хорошо.       — Мне тоже, — сказал Адриан и перестал терпеть.       Копящееся ещё с пассивной роли напряжение почувствовало свободу и взметнулось оглушающей волной, разлилось по нервам, подбросило сознание в вышину. Адриан толкнул маркиза на себя, вжался в ягодицы, собирая всё наслаждение до капли, продлевая. Крик вырвался из горла одновременно с эякуляцией, зажатый внутри член затрепетал, выбрасывая сперму. Пятый за сутки оргазм был ничуть не хуже предыдущих, взвинчивал и опустошал.       — Дри, люблю тебя, — услышал он заветный шёпот Фабиана, прежде чем они оба повалились на пыльный пол тёмной душной кладовой и слились в новом ненасытном поцелуе.       К чёрту рыбалку. К чёрту заказанную по дороге пиццу.       К чёрту Бьёрди.       

***

      Ночью Адриан боялся, что сойдёт с ума. Проснулся и лежал, прислушиваясь к шелесту дождя по стёклам, далёким раскатам грома и мерному дыханию придвинувшейся к нему жены. Восьмой день он не мог избавиться от мыслей о графе, четвёртый из них хотел вырвать себе мозг. Секс с Фабби помогал, но нельзя было проводить в его обществе всё время, не рискуя, что заподозрят и придворные, и сам маркиз. Встречи пришлось урезать, довести до прежней периодичности и ждать их как манны небесной. Хотя те же мысли, что он не думает о Рауле, занимаясь любовью, говорили как раз об обратном — думает.       Сегодня случилось вообще непоправимое: исполняя супружеский долг, он представлял не Фабби, а Рауля. И строптивый жених не просто лежал бревном и стискивал зубы, а на равных отвечал на ласки, шептал, как ему хорошо.       Видения никак не удавалось прогнать. Они возвращались и становились красочнее. Хуже всего, что от них каменно стоял, и разрядка наступила буквально через три минуты. Изабелла даже посмеялась над его кроличьей скоростью.       Адриан вытер со лба холодный пот. Он не хотел! Он любит Драного Гульфика! Ему больше никто не нужен. Все мужчины заводят любовниц или любовников, иногда целый гарем, особенно высокопоставленные и богатые лица, а он тем более абсолютный властитель в своей стране. Но он действительно любит Фабби и никогда не изменял, даже помыслить не мог об этом.       До той злополучной церемонии права первой ночи, будь она проклята.       Почему не удержался и трахнул выскочку-графа? Зачем?!       Искусанная нижняя губа горела. За плотной гардиной занимался рассвет. Улечься удобно не получалось, сон не шёл от слова совсем. Вот так людей и мучает совесть. Расплата за измену Фабиану. Дёрнул же чёрт!       Было страшно потерять самого дорогого человека. Было страшно разлюбить и запасть на другого — какого-то вздорного придурка.       Адриан испугался — впервые сказал про влюблённость. Название наваждению давно вертелось на языке, но непроизнесённое не являлось реальностью. Что теперь? Решение требовалось найти немедленно, пока прогрессирующая болезнь не приняла необратимый характер. Полагаться на излечение временем было рискованно.       Адриан ворочался, отодвинувшись от жены, и думал, задействовав все свои аналитические способности. Бьёрди является в фантазиях только в постели, в миг сладострастия, когда ощущения и чувства обострены до предела. Он кажется идолом, символом наслаждения, ассоциируется с протестом, покорением, победой в трудной борьбе, с чистым и светлым, как его любовь к невесте. Надо использовать эту информацию против него. Вернее, против навязчивых мыслей о нём.              Сразу после церемонии пробуждения и завтрака с семьёй Адриан вызвал в кабинет виконта Соранти, своего секретаря. Придворный поклонился и сел в предложенное кресло.       — Тео, к завтрашнему приёму по случаю Середины Лета всё готово?       — Конечно, ваше величество.       — Сколько человек приглашено?       — Двести сорок. Списки направлены вам на имейл. Вчера днём.       — Не просматривал ещё. — Адриан открыл почтовый ящик, нашёл письмо с вложениями, пробежался глазами по алфавитному списку. На «Б» было всего три фамилии. — Не вижу здесь Рауля Бьёрди с супругой. Они в свадебном путешествии?       — Насколько могу знать, нет, — замешкался Соранти. — Приглашения рассылались в основном отличившимся в разных областях науки и искусства людям. Лард Бьёрди ещё ни в чём не отличился.       — И всё же пусть приходит. С лади Грейс. — Король сдержанно улыбнулся, пряча волнение. — Надо отучать их от американских привычек и возвращать к нашим традициям. Отправь им приглашение от меня лично. Не по почте, а с курьером. Пусть вручит самому графу.       — Выполню, ваше величество, — поклонился виконт.       Адриан его отпустил. Руки дрожали, но он надеялся, что, увидев Бьёрди в другой, не интимной обстановке, наконец расстанется с наваждением. Он молил небо об этом.