Фаворит короля

      Видимо, колонны не являлись достаточно толстыми и не были натыканы достаточно часто…       — Ваше величество, помилуйте! — раздался отчаянный вопль, и по паркету застучали каблуки, за ними сразу зашлёпали ботинки.       Адриан собирался пройти мимо, но под взглядом Фабби вынужденно остановился. Развернулся, не пряча недовольства. Гвардейцы уже оттащили вдовствующую графиню Бьёрди, но заткнуть ей рот не могли. Она непрерывно повторяла мольбы, глотала их сквозь слёзы и сопли, не стесняясь некрасиво опухшего лица. Да и платье на ней подходило для семейных обедов, а не для визитов ко двору. Туфли и вовсе стоптались — непозволительная небрежность для знати. Впрочем, Адриан знал, в чём причина.       Заметив внимание короля, стража отпустила бьющуюся в рыданиях графиню. Стряхнув их руки, Эмма Бьёрди сделала несколько шагов навстречу и грузно упала на колени, подмела пол окрашенными в перья волосами.       — Ваше величество! Помилуйте Рауля! Богом прошу, помилуйте его!       — Отправляйтесь домой, лади Бьёрди.       — Ваше величество, пожалуйста! — Она, не стесняясь посторонних, ползла вперёд. — Он не виноват! Выслушайте меня!       — Подайте прошение об аудиенции.       Адриан повернулся к ней спиной и наткнулся на осуждающий взгляд Морелли. Сзади заскулила графиня:       — Пожалуйста, ваше величество, выслушайте меня… Мой сын не виноват.       Адриан отвёл глаза от маркиза и махнул ему рукой идти за ним. Стенания несчастной матери переросли в надрывный плач, она отгоняла снова взявшихся выпроваживать гвардейцев и всё молила и молила дать ей объяснить. Адриан мысленно затыкал уши.       Фабиан молча двигался следом, а потом втолкнул его в темноту одной из зал анфилады. Через высокие окна виднелась иллюминация вечеринки. Гости спокойно отплясывали там, пили алкоголь и коктейли, влюблялись, а ему сейчас предстояло выслушать упрёки. Король обнял маркиза, притворяясь, что не понимает.       — Какой ты нетерпеливый, — жарко зашептал он, лаская напряжённые плечи, — не дождался до своей комнаты. Ладно, хорошо, давай здесь, мне тоже не терпится.       — Дри! — Фабиан взял его за бока и отодвинул, ощутимо встряхнув.       — Не нравится? — побагровел Адриан. Он спасает их любовь, а его осаживают! Его, короля! — Тоже в ссылку захотел? — Он с силой оттолкнул маркиза. Злость подпитывалась обидой.       Отброшенный на два шага назад Морелли приблизился, сжал его плечи, заглядывал в глаза, не моргая, как смотрят на потенциально опасного зверя.       — Дри…       — Я тебе не!.. — взмахнув руками, вырвался Адриан и, не успев договорить, был снова пойман. Плечи сжали тиски.       — Дри, — упрямо повторил Морелли, — ты можешь сослать меня, упечь в Колону, но не теряй себя, не будь жестоким. Успокойся, пожалуйста. Расскажи мне, что тебя гложет. Расскажи, Дри, станет легче…       Ярость Адриана под этим напором слабела, он чувствовал, как с каждой секундой понижается градус накала. Опустил голову, признавая свою неправоту. Ведь Фабиан знал, что рискует, переча взведённому сюзерену. Провалившаяся попытка достучаться на неформальном уровне дорого обошлась бы ему, но он не испугался. Фабби многих высмеивал, как шут, а в серьёзных обстоятельствах отстаивал их до конца, брал на себя роль буфера, ставя на карту собственную привилегированность. За это Адриан его и любил.       Он придвинул Фабиана к себе, провёл пальцами по пуговицам его рубашки.       — Прости, не с той ноги, наверно, встал, — объяснил, скрывая, что его на самом деле беспокоит. — Всё в порядке. Я твой Дри, снова твой привычный Дри. Обещаю, что с этой минуты прекращаю психовать, слово короля. Но приказ насчёт графа не отменю.       — Выслушай хотя бы его мать. Сегодня все веселятся, а у неё такое горе! Жаль её.       — Бьёрди заслужил.       — А его мать — нет. Середина Лета — добрый праздник, сегодня хороший день для прощения.       Их лбы соприкасались. Фабби теребил его кудрявые пряди, говорил мягким ровным тоном, и Адриан сдавался. Капля за каплей из сердца уходило упрямство и приходила человечность. Только любимый так благотворно действовал на него. Плохо, что между ними навсегда угнездился отравляющий призрак измены.       — Хорошо, я поддамся голосу твоего разума, — желая загладить вину, улыбнулся король. — Я выслушаю графиню.       — Спасибо, сир! — обрадовался Морелли, будто удовлетворили его собственное прошение. Теперь, когда буря миновала, он перешёл на титулование. — Я распоряжусь, чтобы графиню привели сюда. — Он с ловкостью факира извлёк из кармана телефон и набрал номер. — Капрал Оривви, графиня Бьёрди ещё не покинула дворец?       — Покинула, — сплюнул капрал по громкой связи. — Еле отправили восвояси. Тео пошёл посадить её в машину.       — Поторопились, — пожурил Фабиан, и его палец вновь заскользил по экрану. Раздались гудки, а затем из трубки донеслось узнаваемое запыхавшееся дыхание.       — Гульфик, чего тебе? Мне некогда.       — Соранти, дружочек, веди лади Бьёрди назад, его величество примет её.       — Я что, у тебя на побегушках? Отведи туда, приведи сюда! Задолбали! У меня праздник!       — Давай, продолжай, приятель. Не стесняйся в выражениях, его величество тебя внимательно слушает. Ему как раз кажется, что одной ссылки на сегодня мало, так что у тебя есть шанс сорвать джек-пот!       Образовалась пауза. Адриан пытался улыбнуться, но сейчас физически был не в состоянии ни одобрять вольности шута, ни притормаживать его. Он устал, истощился, словно старик. Ночь была долгой, пьяной, биоритмы его организма просили сна.       — Куда идти? — со смирением спросил Соранти, королевский гнев он уже на себе сегодня сполна испытал.       — Голубая гостиная в правом крыле.       — Уже идём.       Фабиан сунул телефон в карман, дошёл до стены и включил малое освещение. Стало ярко и неуютно.       — Тебе принести выпить?       — Не надо, — Адриан повертел головой, ища, куда бы усадить свою утомлённую тушку, и опустился в широкое кресло с голубой обивкой и резными деревянными ножками. — Сегодняшний праздник нам тоже запомнится.       — Определённо, Дри, — кивнул маркиз, — но в следующем году мы над ним посмеёмся.       Адриану хотелось бы в это верить, только он знал больше своего любимого. Его грызли предчувствия, что в их отношениях уже ничто не будет хорошо. Мрачный оптимизм Фабби, словно вороний крик, зловещее предзнаменование, вонзился в сердце и разлился болью. Сдавило грудь.       Он заёрзал, меняя положение, давая лёгким больше воздуха. Что за чушь? Всё будет хорошо, если Рауля убрать с глаз долой. Через время образ сотрётся, жизнь придёт в норму. Надо лишь подождать.              Они услышали гулкие звуки. Графиня не шла — почти бежала по пустому дворцу. Пронеслась мимо маркиза и рухнула перед креслом, сложила руки в молитвенном жесте.       — Спасибо, ваше величество. Спасибо за вашу милость. Да дарует Господь вам долгую жизнь!       Она раскачивалась как безумная, разве что туфли не целовала. Всклокоченные волосы то и дело заслоняли опухшее до предела лицо. Под мокрыми глазами чернели кляксы растёкшейся туши, шея покрылась бордовыми пятнами, из носа текло. Платье при наклонах задиралось вверх, топорщилось под мышками. Согбенная поза подчёркивала возрастную полноту задранной вверх задницы, дряблая грудь колыхалась в такт стенаниям. Адриан автоматически искал изъяны во внешности и поведении графини, добавляя их к недостаткам её сына.       — Выслушайте меня, ваше величество! Рауль не виноват! Он не со зла! Он хороший парень! Он ваш верноподданный! Он жизнь отдаст за ваше величество!       Булькающий голос на раздражающе высокой ноте, полноватые руки с отросшими ногтями, увядшая кожа, слишком длинные мочки и слишком крупные бриллианты в серьгах…       — Ваше величество, позвольте мне рассказать, что произошло.       Рот великоват для узких скул, подбородок маленький и…       — Сир! — аккуратно вклинился Фабиан.       — Ни слова, — предупредил Адриан, прекрасно зная, что его собственное молчание затянулось, и чем дольше он будет молчать, тем больше отыщет в графине изъянов. Беспомощных, бесполезных, никак не защищающих его от магии выскочки Бьёрди. И необоснованных — Эмму Бьёрди он помнил, как блистательную дворянку с природной грацией, до неряшливой старухи она, вероятнее всего, опустилась за одну ночь благодаря любимому первенцу. Адриан не видел в этом поводов для снисходительности. — Я выслушаю, но не изменю решения, — сказал он и махнул рукой ожидающему у дверей виконту. — Ты свободен, Тео. В полдень отчитаешься о выполнении приказа.       Графиня вскрикнула в ужасе, прижала руки к груди. Соранти поклонился и немедленно исчез.       — Мне тоже выйти? — спросил Морелли.       — Нет, ты останься.       Бьёрди зыркнула на шута, но у неё не было права удалять посторонних. Фабиан продолжил подпирать камин.       Адриан сел более церемониально, как обычно сидел на троне. Подданной встать не предложил.       — Так какая же уважительная причина была у Рауля нанести мне оскорбления, Эмма? Он не принял моего приглашения на праздник, а затем прилюдно выразил презрение ко мне, своему государю, и моей власти. Ты должна радоваться, что он отделался ссылкой в родовое имение, а не отправился в подземелья Колоны. За короткий срок я прощал графу недостойное поведение десяток раз, теперь он ответит. Материнские слёзы меня не разжалобят.       Эмма побледнела и с трудом совладала с новым приступом слёз.       — Молю за него о прощении, — вытирая глаза, всхлипнула она.       — Поздно. Раньше надо было о его воспитании заботиться, сейчас я научу уважению своими методами. Рассказывай.       За спиной графини Фабби пальцами растянул уголки губ, намекая быть мягче. Обойдётся, потом спасибо скажет.       — Рауль влюблён, — теребя подол, прошептала графиня и закусила губу, борясь с эмоциями. У Адриана от неожиданности подскочил адреналин, в ушах загудело.       — В кого? — почти не слыша свой голос, поторопил он. Неужели Бьёрди влюблён в него?       — В Грэйс, — ответила Эмма, и Адриан выдохнул, состояние пришло в норму. Как он вообще такое мог подумать?       — Какое отношение это имеет к неповиновению графа? Говори! Ты просила выслушать тебя, а только отнимаешь моё время!       — Не сердитесь, ваше величество. Мне трудно — думаю о Рауле. Он влюблён в Грэйс. С их знакомства начались его беды. Я была против, когда муж хлопотал об обучении нашего единственного сына в Америке, моё материнское сердце чуяло… Четыре года всё было нормально, Рауль учился, приезжал домой каждые каникулы, встречался с местными девушками, помогал отцу. Он вёл обычную жизнь знатной молодёжи — немного кутежа, немного распутства. При этом интересовался политикой, поддерживал линию Робера Первого…       — А мою? — сдвинул брови Адриан.       — Он был подписан на ваш инстаграм.       — Этого мало.       — Рауль никогда не высказывался против вас! — запаниковав, выкрикнула графиня.       — Пока не влюбился в Грэйс.       — Нет! Но любовь сильно изменила его. Рауль больше не проводил ночи в клубах, я не видела на страницах самых разных девушек фотографий с ним. Он каждую свободную от учёбы минуту проводил с Грэйс и был счастлив!       — И всё же вам с Леоном не нужна была такая невестка, — отметил Адриан, злясь из-за колющей ревности.       — Она не понимает, что Рауль вельможа! Что у него есть обязательства перед страной и королём. Для неё наша страна — пережиток. — Эмма дёрнула плечами, показывая, что её возмущает такое дремучее мировоззрение. — Она уговаривала Рауля остаться в Америке, нанять адвокатов, которые отсудят у Гелдера его имущество.       — Он собирался так и сделать? — нахмурился Адриан. Опущенный взгляд графини красноречиво подтвердил его предположение. — А ты утверждаешь, что он предан мне.       — Он влюблён в Грэйс, — с горькой улыбкой повторила Эмма. — Любовь делает нас безумными и слепыми. Смерть отца открыла Раулю глаза. На то, что его дом здесь, в Гелдере. И на этот раз Грэйс его поняла. Побывала у нас в гостях, посмотрела столицу, попутешествовала по стране, увидела, какое положение в обществе занимает наша семья, и ей понравилось здесь. А я смирилась. Потеряв Леона, я могла сделать сына несчастным, поссорив с любимой девушкой. Я не хотела, чтобы он страдал, как я сейчас без его отца.       Слёзы снова потекли по опухшим щекам графини, и Адриан протянул ей свой платок — не в состоянии был больше смотреть, как она вытирает лицо ладонями, а потом ладони о платье.       — Мы готовились к свадьбе по нашим обычаям, — промокнув слёзы, продолжила лади. — Дети радовались, шили наряды, выбирали музыку, оформление… Я до последнего дня не знала, что они задумают с брачной ночью. Рауль скрыл от меня. Не посоветовался. Он знал, что я не одобрю. Род Бьёрди за всю двухсотлетнюю историю ни разу не опозорил себя отказом от традиций, да и в роду Сванти, из которого я происхожу, тоже свято чтили традиции. Мы с Леоном даже не обсуждали возможность избежать королевской постели, а я волновалась только о том, понравлюсь ли его величеству… Простите, сир. Только на свадьбе я узнала, что Рауль осмелился тревожить вас такой просьбой. Правильно вы ему отказали. Только надо было заставить Грэйс исполнить свой долг.       — Что мне ещё следовало сделать? — осведомился Адриан.       — Простите, ваше величество… Рауль, дурачок, хотел защитить Грэйс от противоестественного ей акта с нелюбимым мужчиной и оставить только для себя. Он любит её до такого вот поступления своей честью… Но он поступил благородно, соблюдя традицию в любом случае. Я его поняла и поддержала, а Грэйс… Она устроила скандал прямо на свадьбе… К счастью, гости не слышали. Грэйс швырнула кольцо, сорвала фату. Угрожала, что уйдёт от Рауля, если он возляжет с вами. Конечно, она выражалась другими фразами, через слово звучало это отвратительное американское ругательство… Рауль ползал перед ней на коленях, объяснял, умолял… Разрывался между любовью и долгом. Мне было больно и унизительно видеть сына таким. Мы все — я и дочери — объясняли Грэйс, что в Гелдере женщины не ставят себя выше мужчин, не своевольничают, когда дело касается верности королю.       — Полагаю, Грэйс не пылала преданностью дому Лаконси, — вставил Адриан, пока графиня переводила дух и утирала слёзы.       Фабиан переместился в кресло у камина и закопался в телефон, делая вид, что не прислушивается и не спешит. Адриан давно бы закончил разговор. Если бы он не будоражил.       Эмма скорбно покачала головой.       — Грэйс отказывалась даже ехать во дворец на церемонию, мы с трудом её убедили. Раулю удалось успокоить Грэйс, они помирились, но он страдал. Рауль выбрал долг, пожертвовал счастьем.       — То есть это я сделал его несчастным? — продолжил выплёскивать негатив Адриан, он помнил, какими отрешёнными явились ко двору молодожёны. — Между прочим, моя жена тоже не в восторге, а мои подданные теперь подозревают меня в гомосексуализме.       Фабиан подавился смешком. Весельчак, блять.       — Нет, ваше величество! — испугалась графиня. — У меня и мысли нет винить вас. Рауль сам виноват, что потакал невесте.       — Тогда ближе к делу, лади Бьёрди. Я пока не услышал ни слова о сегодняшнем инциденте.       — Дело тоже в Грэйс. Она охладела к Раулю. Из их покоев постоянно доносятся крики. Крики Грэйс. Рауль стелется перед ней, дарит подарки, окружает вниманием, терпит капризы, всё сносит, а она будто специально его доводит. Моей младшей дочери, Викки, она говорила, что Рауль больше не мужчина. Она теперь и Раулю такое повторяет, а приятно ли ему слышать? Его и так гнетёт гомосексуальная связь, а ещё и жена о его гордость ноги вытирает.       — Заслужил, раз не может жену урезонить.       — Рауль любит её, ваше величество. Ему жизнь без этой американки не мила. Извёлся, осунулся, как тень, только работой спасался. Три дня назад у них вроде бы всё успокоилось. Они в кино ходили, потом на пикник ездили, снова улыбаться стали, ворковать, а вчера приглашение от вас пришло…       — И?       Эмма куснула губу, слёзы катились.       — Грэйс снова устроила Раулю скандал. Поставила перед выбором: или королевский приём, или она.       — И в этот раз Рауль выбрал её.       — Нет. Возможно, Рауль и хотел бы выбрать Грэйс, но он знает, что от королевских приглашений не отказываются. Он пытался втолковать это жене, уговаривал её пойти с ним, но она видит в вас разлучника, тирана. Ревнует, наверно. Простите меня, ваше величество, за такую невестку, но Рауль не виноват. Он снова метался между любовью и оказанной ему честью. Он не спал ночь, весь день провёл за уговорами Грэйс, но не дождался от неё понимания.       — Я не удивлён.       — Грэйс удерживала Рауля. Уговаривала улететь в Америку, обещала начать семейную жизнь с нуля. Я видела, что ему очень этого хотелось. Хотелось и мира с любимой девушкой, и забыть про… ночь с мужчиной. Промучившись, он поехал на праздник, как положено верноподданному вашего величества. На нём лица не было, когда он уезжал, но он принял ваше милостивое приглашение.       — Тем не менее он уехал, так и не выразив мне почтения.       — Это моя вина, ваше величество. Я позвонила ему и сказала, что Грэйс собрала вещи и взяла такси до аэропорта. Не надо было мне ему сообщать. Видите, это моя вина. Рауль просто влюблён. Помилуйте его. Не отправляйте на два года в поместье. Он не заслужил опалу, он просто запутался. Ему же всего двадцать пять, молодость — ветреность, гормоны. Пожалейте нас.       Фабиан молчаливо присоединялся к этим просьбам. Он не знал, что их любовь под угрозой, радел о чужой. Адриан же боролся за свою.       — Получается, все виноваты, кроме графа, даже я, — с холодным злорадством проговорил он, меняя позу на вальяжную. — Нет, лади Бьёрди, я не помилую твоего сына. Он достаточно взрослый, чтобы жениться, значит, взрослый и для того, чтобы ответить за свои проступки без заступничества матери. Заметили, я сказал «проступки» вместо «преступления»?       Эмма кивнула.       — Это уже милость, — закончил король. — Кроме оскорбления меня, он сел за руль пьяным. Парень, чей отец погиб под колёсами таких же пьяных уродов. Я не хочу лишиться ещё нескольких подданных.       — В этом Рауль действительно виноват, — признала графиня.       — Если дорога свобода сына, проследи, чтобы за два года у него не возникло желания нарушить наложенные запреты. Например, на выезд за границу. Он должен уразуметь, что главный человек в его жизни — король. Всё, иди.       — Ваше величество! — графиня упала ничком, заголосила.       — Иди. Успеешь попрощаться с сыном перед отъездом.       Эмма Бьёрди тяжело поднялась с колен. Платье помялось, волосы взлохматились беспорядочной копной, на предплечьях отпечатался рисунок паркета. Она изобразила кривой реверанс и ушла, глядя в пол.              Морелли сразу отложил телефон и, почесав висок, открыл рот, чтобы что-то сказать.       — Пожалуйста, молчи! — попросил Адриан. Встал, прошёлся, разминая ноги. — Я знаю, что делаю. Забудь про графа на два года.       — Вообще-то я собирался спросить, не пора ли тебе возвращаться на вечеринку. И ещё кое-что.       — А сколько времени?       — Почти четыре утра, остался час, — ответил Фабиан и выразительно замолчал.       — Ладно, спрашивай о кое-чём, — с сомнением разрешил Адриан.       — Тебе стало легче?       — Я же просил!       Фабиан поймал его за руку и рывком притянул к себе, обвил поясницу.       — Тебе стало легче, Дри?       — Легче, заботливый ты мой, — снизошёл улыбнуться Адриан. — Не хочу возвращаться на вечеринку. Приказываю увести в свою комнату и трахнуть меня хорошенько.       — Такие приказы мне нравятся, сир, — скосив глаза на его губы, произнёс Морелли.       Они усмехнулись и поспешили в спальню. В голове короля пронеслось, что не спросил, зачем Раулю понадобилась аудиенция. Ну и пусть, неважно теперь.       

***

      Адриан проснулся выспавшимся, лишь голова немного гудела и во рту было не очень вкусно. Не открывая глаз, он повернулся и нащупал лежащую рядом жену, скользнул ладонью по её груди и обнял. Поластился колючей щекой о гладенькое горячее тельце.       — Ты знаешь, что уже два часа дня? — спросила Изабелла. — Соня.       — Ну и что? — пробормотал Адриан. Ткнулся пенисом в её бедро, но эрекции не почувствовал: за ночь кровь устала наполнять орган и взяла отгул.       — Во сколько ты пришёл? Я легла спать в начале шестого, тебя не было.       — Я приполз… не пришёл. От Фабиана. Не помню… часов в семь.       — А я ждала тебя, — Белль провела ноготочком по его плечу. — Ты же любишь, когда я пьяненькая. Думала, пошалим.       — Прости, мы засиделись.       — Он тебя успокоил?       — О чём ты? — встрепенулся Адриан, поднял голову, распахивая глаза. Ощущений в заднице не было, но Фабби «успокаивал» его весьма активно, они плохо шифровались. Их могли засечь.       — О том, что Фабиана ты точно никогда не вышлешь из столицы. — За милой игривостью Изабеллы слышалось осуждение.       — Ты уже знаешь? — Адриан поднял подушку, сел, прислонившись к ней спиной. Отчётливо вспомнились события прошлого вечера, до этого момента плавающие обрывками на краю пробудившегося сознания. В грудь проник холодок.       — Все уже знают. Новость секундой разлетелась.       — И что думают?       — Большинство возмущены наглостью Бьёрди, говорят, ты мягко с ним поступил, а есть те, кто его защищает.       — А ты?       — Я его не оправдываю. Мне просто непонятно, что между тобой и этим парнем происходит. Ты ему мстишь?       — За что?       — За то, что пришлось переспать с ним. Разве тебя не это разозлило? Представляю, как тебе было неприятно с мужчиной. Это не в твоей природе. Вот и отрываешься на нём.       — Кончай строить версии! — вспыхнул Адриан, вскочил с кровати. Щекотливые темы, в которых приходится балансировать между правдой и обманом, достали. — Вчера ты утверждала, что мне понравилось с ним, раз я его пригласил! Сегодня твердишь, что я ему мщу! Твоя задача — рожать мне детей, а не анализировать мои действия!       Пнув стул, Адриан скрылся в туалете, стянул трусы и со злостью плюхнулся на унитаз. Вот тебе и успокоился! Вот тебе и забыл о Бьёрди! Ни минуты покоя! Тебе будут напоминать о нём снова и снова, двадцать четыре часа в сутки! Сегодня же издаст указ, запрещающий произносить блядское имя! Догадки она строит! Понять что-то хочет! Ну так пусть сложит свои гипотезы между собой и получит истину: он мстит, потому что ему понравилось.       В сердцах Адриан собрался пнуть что-нибудь ещё, но на расстоянии вытянутой с унитаза ноги ничего не оказалось. Тогда он отшвырнул трусы. Они взмыли вверх и по дуге приземлились под шкафчики.       Не помогло, но больше швырять было совсем нечего.       Адриан вонзил ногти в бедренную мышцу. Он любит Фабиана. Маркиза Морелли, Драного Гульфика, своего милого Фабби. Фаба, когда не хватает сил выдыхать его полное имя на пике блаженства. Фабиана. Фабиана.       Нет, это самообман. Чёрт!       Удар по колену привёл в чувство. Адриан с удивлением посмотрел на красный круглый след на коже, не помня, как это сделал. Перевёл взгляд на сжатый кулак и замотал головой — панике поддаваться нельзя. Мало ли, что сейчас будоражит душу, пройдут дни без Бьёрди, и жизнь устаканится. Надо ждать, причём не срываясь на подданных, как цепной пёс.              В постпраздничные утра отменялись мелкие церемонии. Не спеша показываться придворным, Адриан почистил зубы, изгоняя изо рта запах выпитого алкоголя, с наслаждением помылся и вытерся огромным мягким полотенцем. Его успокаивало решение быть твёрдым в отношении судьбы Бьёрди — ни снисхождения, ни милости.       Подсушив волосы и бросив полотенце на сушилку, Адриан вернулся в спальню. Солнце, которого он раньше не заметил, заливало комнату целиком. Или это Изабелла раздвинула шторы.       Она стояла на коленях посреди комнаты, лицом к нему. На ней была сорочка из тончайшего нежно-персикового кружева, не мешающего видеть тело во всех привлекательных подробностях.       Изабелла повернула голову на звук, улыбнулась.       — Прости меня, любимый муж.       — Белль, встань. Что за цирк? — Адриан быстро подошёл, подал руку. — Вставай. Не хватало нам ещё поссориться.       Изабелла удержала его тянущую вверх руку.       — Прости, я глупышка. Я не хотела тебя третировать. Всё, я буду молчать о той брачной ночи. У Бьёрди разрушилась из-за неё молодая семья, из-за того, что невеста не приняла однополый акт…       — Ты и это знаешь?       — Уже все знают, что невеста сбежала домой за океан, а Рауль чуть не застрелился. Спасибо, Тео выбил у него пистолет. Дорогой, я обещаю не вести себя, как эта американка, даже в шутку больше не напомню тебе. Ты спишь с молодожёнами не по своей воле, а потому что твои похотливые предки…       Белль с жаром извинялась, что-то убеждённо болтала, держа за руку. Адриан не слышал, пульс бился в висках. Такие последствия? Почему такие последствия?       Немного оправившись от шока, он дёрнул руку.       — Милая, вставай, хватит. Мне надо одеться.       — Ещё секундочку, Адриан. Ты не пожалеешь.       Изабелла отпустила руку и неожиданно взяла за пенис, поцеловала головку, а затем погрузила в рот.       — Не надо, — выдохнул Адриан.       — Надо, — промычала Белль.       — Не надо, — снова простонал Адриан, совсем ненастойчиво.       Плоть наливалась, язык делал приятно. Он намотал пышные длинные волосы жены на кулак и запрокинул свою голову назад.              Игры заняли больше времени, чем «секундочку». Изабелла всегда с удовольствием делала минет, но кончать в рот не разрешала, поэтому Адриану пришлось финишировать традиционно — во влагалище.       — Не пожалел? — поддела, сдувая локон со лба, Изабелла.       Адриан покачал головой, смачивая слюной сухое горло.       — Простил меня?       — Да, а если бы жена Бьёрди брала пример с тебя, они бы не разругались. Ладно, мне пора заняться делами. Отдыхай, Белль.       — Я пойду посмотрю, как там наш Шарль.       Адриан махнул, мол, как хочешь, и, выйдя из спальни в смежную комнату, позвал Луиса. Слуга был наготове с одеждой для летнего выходного дня.       — Доброе утро, ваше величество.       — Скоро вечер, Луис, — надевая брюки, упрекнул в излишней тактичности Адриан. — Соранти во дворце?       — Он дожидается вашего величества с полудня. Лард Соранти не из тех, кто нарушает ваши приказы.       Камень в огород Бьёрди. Адриан ни одним мускулом не выдал, как встрепенулось сердце. Влез в туфли.       — Пусть направляется в мой кабинет.       — Немедленно передам, ваше величество, — поправляя воротник его рубашки, кивнул Луис, потом водрузил обруч короны и сразу ушёл.       — Пока, милая! — крикнул Адриан и зашагал к любимому рабочему месту.       Залы и галереи пустовали, а встреченные придворные, отвешивая поклоны, настороженно вглядывались в его лицо, пытаясь угадать настроение. Праздничный вечер всех научил осторожности. Король улыбался, демонстрируя, что гнев в прошлом. Вчерашняя вспышка его тоже смущала, а новость про отчаянный поступок Бьёрди пока не укладывалась в голове, хотя шок притупился во время секса. Он всё равно, как предупреждал Фабби, чувствовал вину за разрушенное счастье подданного. Он первым начал войну, а не Рауль. Прояви с самого начала больше милосердия к влюблённому парню, тот бы оставался преданным короне, по-настоящему зауважал бы государя, жил счастливо, делал детишек на благо Гелдера.       Хотя это домыслы. Строптивый не станет покладистым. Получив поблажку, американец и дальше продолжал бы гнуть демократию. А может, и нет.       Голова пухла.              В кабинет принесли кофе с коньяком. Адриан просмотрел мировые новости на сайте «Гелдерского вестника» — лидеры крупных держав никак не могли поделить планету, и только правителя крохотного королевства больше заботила личная жизнь. Ну а что, всё равно в грязной драке акул ему ничего не светит, самого бы не сожрали.       Луис доложил о явке виконта. Адриан свернул браузер и указал застывшему в поклоне другу на кресло.       — Не дуйся, Тео, я не со зла. Извини.       — Порядок, сир, я давно заслужил взбучку. Это ведь я… Наверно, уже можно признаться? Это я в пятом классе спёр у вас ту переливающуюся наклейку с Бэтменом.       Адриан захлопал глазами.       — Ты? Тео, как ты мог? Мне же её Марта Тилони подарила!       — Поэтому и спёр, — усмехнулся виконт. — Марта мне нравилась, я ревновал.       — И добился своего — Марта меня бросила. Сказала, что я её недостоин, раз теряю подарки. Но, по правде говоря, мне больше наклейка нравилась, чем Марта. Бэтмен был моим любимым супергероем. На той наклейке, если повертеть, у него круто развевался плащ.       — Я помню, ваше величество. Каюсь за тот поступок. Наклейку я потом потерял, а Марта… слышал, скоро она выходит замуж. За среднего сына графа Толдери. От брачной ночи ей потерей наклейки не отвертеться. Если не позовёт на помощь мужа.       — Хватит зубоскалить, — вмиг помрачнел Адриан, от сентиментальности детских шалостей не осталось следа. — Докладывай о Бьёрди.       — Бьёрди доставлен в поместье. В семь утра его вывели из дома и на патрульном автомобиле отвезли к вертолёту. Конвой осуществляли двое полицейских. В девять двадцать они приземлились в Ковине. Оттуда, снова на патрульной машине, отбыли к Цветочной Балке. Территорию имения пересекли в десять часов восемь минут. Рауль передан под надзор местной полиции, водительские права приостановлены на неопределённый срок, конвой летит обратно. Предоставить вам письменный и видеоотчет, сир?       — Нет, — помотал головой король, его грызли сомнения, не слишком ли он строг к графу. — Ему дали время попрощаться с матерью?       — И с матерью, и с сёстрами. Кстати, они собираются уже сегодня отправиться за ним, пакуют вещи.       — А жена?       — О, она показала Раулю хвост ещё вечером. Удрала в аэропорт, села на первый же самолёт — в Лондон, а сейчас, наверно, по своему Техасу разгуливает.       — Она из Техаса?       — Из Далласа, но жила в Нью-Йорке.       Адриан кивнул, постучал пальцами по столешнице.       — Тео…       — Что, ваше величество? — виконт услужливо подвинулся вперёд.       Адриан задержал на нём взгляд, решая, стоит ли спрашивать, ведь тогда совесть замучает ещё больше. Не лучше ли оставить как есть, пребывать в неведении? Не он же пистолет в руку вкладывал.       — Тео, — губы и язык сами начали шевелиться, — говорят… граф пытался покончить с собой.       — Да. — Соранти вздохнул, поёрзал задом по креслу. — На рассвете, ваше величество. Когда за ним пришли конвойные. Я там тоже был и несколько ваших гвардейцев. Бьёрди бушевал — пьяный и ещё виски лакал. Не хотел в Ковин. Собирался в Америку драпать, бабу свою возвращать. Он думал, ему никто не указ, мать заступится, отмажет. А тут как раз графиня приехала, лади Эмма, и сказала, что он вашим приказом невыездной. Она мягко сказала, пересказывала ваш разговор, умоляла не нарушать ограничения. А он разбил стакан и вдруг выхватил из ящика стола кольт и приставил под горло. Я еле успел выбить. Благо инстинкты каратиста сработали, а то бы труп был — нажать он успел, но пуля в потолок ушла. Ребята тоже навалились, но я ближе стоял, поэтому…       Тео развёл руками.       — Почему сразу молчал? — поинтересовался Адриан.       — Не счёл важным, ваше величество. Попытка не удалась, повторить не дадут. Ваш приказ выполнен, а подробности…       — Хорошо, — не стал настаивать Адриан. — Спасибо. Можешь идти. И скажи, пусть принесут свежий кофе.       Соранти поцеловал протянутую руку и пошёл выполнять поручение. Адриан устало наклонился над столом и помассировал середину лба, где скопились тяжёлые мысли. От невозможности повернуть время вспять было тоскливо.              Бодряще запахло кофе. Адриан вскинул голову, но вместо слуги увидел ярко-полосатого шута с подносом в руках. Поднос был маленьким, только для одной чашки, но Гульфик нёс его двумя руками и мелко перебирал ногами. Его кудри лохматились и лезли в глаза.       — Боишься расплескать?       — Да с горкой, сволочи, налили…       — Я не заметил, как ты вошёл.       — Колпак где-то проебал, — деловито сообщил Фабиан, поглощённый аккуратным опусканием подноса на стол и подвиганием полупустой остывшей чашки. Над принесённой им парил дымок. Аромат пленял. — Привык, что я извещаю о своём приближении за километр? Удобно — любовницу за это время можно спрятать. Шучу, Дри. — Он вытер ладони о штаны и наклонился поцеловать.       Адриан раскрылся навстречу, но, лишь Фабиан коснулся его губ, отвернул голову.       — Извини, не сейчас.       — Что-то стряслось, сир? — Фабиан развалился в кресле, где до него сидел виконт. Закинул ногу на ногу, не очень-то веря в серьёзность неприятностей.       — Бьёрди пытался застрелиться, — не стал скрывать Адриан, опять потёр лоб. — Ночью, когда его уводили. Из-за запрета…       — Знаю-знаю эту историю, — махнул Фабиан, — можешь не рассказывать. Несчастный муж хотел вернуть возлюбленную, но злой король загнал его в клетку. Совесть мучает?       Адриан не выдержал прямого взгляда, поднялся, обогнул кресло и встал по противоположную от маркиза сторону стола. Неосознанно дотронулся до центра лба и, заметив это, убрал руку, сунул в карман.       — Ты предупреждал, я помню. Но я не знал, что шутка зайдёт так далеко. Я просто проучить его хотел! Я не знал, что Рауль такой чувствительный! Что у него чувства юмора нет.       — Вы друг друга стоите, Дри. Сцепились, как коты на ярмарке, ни слова друг другу не уступите. Молодость ещё, гормоны.       — Тогда дай совет, о, мудрый старче, — передразнил Адриан, — тебе же два месяца назад исполнилось целых двадцать девять.       — Отмени приказ, Дри, — не ведясь на провокации, без заминки предложил Фабиан. Спокойно и уверенно, будто думал над ситуацией весь день.       Адриан уставился на него. Такой совет вполне ожидал, но выполнить его не мог, каким бы тот ни был справедливым.       — Не отменю, — не менее твёрдо сообщил он.       — Упрямый баран! — Фабиан хлопнул ладонью по столешнице. — Мучайся!       Адриан не прикрикнул на него в ответ, только раздул ноздри. Правда Фабби была очевидна, но как объяснить ему, что проблема вышла за рамки обычного конфликта и приходится выбирать между спасением своей любви и любви графа? Как объяснить, что он боится разоблачения? Своя любовь ближе, дороже, а у Рауля неопровержимый компромат об измене.       — Нет, — немного погодя, выдавил Адриан. — Если я создам прецедент, простив Бьёрди, другие выскочки перестанут бояться, а простой люд не будет уважать. Я молодой монарх, мне надо зарабатывать репутацию. Бьёрди нарушил закон. Хоть я первый начал, до масштабов трагедии раздул он.       — Тогда не знаю, Дри… Позвони ему, например. Скажи, что не спал с ним, пусть успокоится. Обрадует Грэйс, помирятся.       Идея была ещё хуже. Адриан побледнел.       — Нет, — выговорил он. Кашлянул, потому что в горле образовалась сухость. — Он растреплет всем. Другие догадаются. Три сотни пар обвинят меня, что их брак недействителен. Оно мне надо?       — Скажи, что не спал только с ним, потому что он парень. Давайте-давайте, сир, звоните. Я сейчас разыщу номер Бьёрди и заодно возьму тебе другой кофе — этот опять остыл.       Драный Гульфик идиотски раскланялся и вприпрыжку ускакал. Адриан упёрся руками в спинку кресла, за которым стоял. Прикусив губу, думал, как отвертеться от звонка. Фабиан желает ему блага, а по незнанию играет против себя. Опасно не только лицезреть Бьёрди воочию, но слышать его голос в трубке. Любые мысли о нём опасны — болезнь начнёт прогрессировать.       Адриан боялся разлюбить Фабби. Ему уже не приносили удовольствия поцелуи.