Фаворит короля

      Адриан отложил звонок до следующего дня. Убедил Фабиана, что слишком жирно проявлять внимание к графу в первые же часы ссылки — тот навоображает, что король слаб и им можно вертеть, не получится воспитательного эффекта. Отсрочка успокоила, даже удалось забыть о наваждении на вечер и провести его не дёргаясь, в окружении свиты, поиграть в бильярд и покер с друзьями. Гульфик крутился рядом, беззаботно сыпал шутейками, сочился сарказмом, искусно отыгрывая роль. Они воровато обменивались влюблёнными взглядами, и Адриану казалось, что он на верном пути к излечению.       Ночью он безмятежно уснул в супружеской постели с мыслями о Фабиане, а не Рауле, но утром, по мере приближения обещанного события, вновь стало накатывать волнение, а с ним и дёрганая раздражительность. На совещании всё время упускал нить докладов советников, переспрашивал по сто раз, обедая в присутствии придворных, сорвался на родного дядю, когда тот неосторожно проскрежетал вилкой по фарфору тарелки. Извинился, но весь двор напрягся в ожидании новых репрессий.       Адриан сожалел о несдержанности. Подумывал перенести звонок на завтра, давая себе ещё сутки покоя, только Фабиан, вероятно, прочитал эти мысли у него на лице. Поймал на дворцовом мини-стадионе, после пробежки, пока другие бегуны поливали себя из бутылок и промокали пот полотенцами.       — Ваше величество, принести ваш телефон? — протягивая пластиковый стаканчик с водой, спросил он. Белая майка на нём эротично прилипла к взмокшему торсу, и Адриан с удовольствием провёл бы пальцами по подчёркнутым влажной тканью линиям груди и живота, а не втягивался бы в навязываемый разговор.       Но он стал заложником собственной лжи.       Адриан принял стаканчик и медленно выпил. Вода была холодной и вкусной, освежила разгорячённый нагрузками организм.       — Ещё? — спросил Морелли.       — Нет, — помотал головой Адриан, вернул стакан, — спасибо. Я уже в норме, только нога что-то ноет. Мышцу, наверно, потянул. — Он пощупал левую икру. Опять врал. Нога не болела, он просто уходил от темы графа.       — Я сделаю тебе массаж. Пойдём, сядешь на скамейку, я разомну тебе мышцу, а ты поговоришь с Бьёрди.       — Ага, и на нас будут смотреть.       — Пусть смотрят — это же всего лишь массаж ноги! Можешь сам идти?       Адриан не сдвинулся с места.       — Что? — нахмурился маркиз. — Не можешь? Эх, что с тобой делать? Опирайся, дотащу. — Он бросил стаканчик подоспевшему слуге и повернулся спиной, подогнул колени, подставляя плечо.       — Нет, — отказался король. — Я могу идти. Но я… — Адриан закрыл глаза и вытолкнул из себя признание: — Не хочу звонить Бьёрди.       Хоть в чём-то уменьшить степень лжи, чтобы она не накапливалась, как снежный ком, быть откровенным во всём, как раньше, зная, что любимый поймёт. Однако сейчас Адриана сковывал страх, что Фабби ухватится за подкинутую ниточку, потянет и распутает клубок лжи. Он с внутренним трепетом открыл глаза и взглянул на Морелли. Тот улыбался, снисходительно и нежно, как смел улыбаться монарху только он, ну и ещё мама, вдовствующая королева, журившая своего глупышку-сына.       — Баран ты, Дри. Упёртый и стервозный.       — Нет.       — Да, — мягко надавил Фабиан. — Невзлюбил парня с первого взгляда и лютуешь. Достаточно, ты уже доказал, что у тебя член длиннее, ослабь давление, не закручивай гайки ещё сильнее. Сильнее уже некуда. Остановись. Что тебе дадут его страдания?       Адриан виновато отвернулся, куснул губу. Из-за нервозности опять пробуждалась ярость, подогревалась, готовая забурлить.       — Я не заставлял Бьёрди страдать, — сосчитав до пяти, ответил он, — граф сам выбрал этот путь.       Фабиан сделал движение, будто собирался взять за руку, но, оглянувшись, не взял.       — Помоги ему, Дри. Он думает, что спал с тобой, а он не спал. Скажи ему об этом, пусть хотя бы помирится с женой.       Фабиан говорил искренне и убеждённо, с верой в своего любимого, с безоговорочным доверием. Рядом с его чистотой Адриан почувствовал себя грязным и смердящим. Он незаметно сжал кулаки, надеясь не накричать или не разрыдаться. Не может он сказать графу такого! С радостью бы сказал, но не может! Любая из невест в конце концов поверила бы, что соития не было, но Рауль не заснул в постели, он отлично помнит состоявшийся половой акт! И не он один страдает! Попользовавшийся им король тоже страдает из-за удовлетворения мимолётной прихоти! Король искупает вину мучениями совести! Король ещё не потерял своего любимого, но точно так же рискует его потерять!       Он любит Фабиана! Не хочет его разлюбить! И не хочет, чтобы Фабиан разлюбил! И не может выносить всё свалившееся после злополучной ночи эмоциональное напряжение!       Господи, помилуй, подскажи…       Вдруг Адриану захотелось покаяться, облегчить душу чистосердечной исповедью. Выложить всё как на духу, рассказать о внезапной похоти, о помутнении рассудка, о случившемся сексе. Объяснить, чего боится, чем терзается, молить о прощении, о помощи. Время потеряно, но ещё не поздно, лжи ещё не так много. Фабби добрый и мудрый, он поймёт и простит, найдёт, как справиться с наваждением. Зная о проблеме, перестанет подливать масла в огонь, замолчит о Бьёрди и обязательно придумает выход. Только искренность спасёт их отношения.       Как сейчас хотелось прижаться к Морелли, спрятаться в его объятиях! Да вокруг маячили люди, поглядывали на них, поэтому Адриан решился только взять Фабиана за руку — чего не позволил себе маркиз.       А слова, которые в голове роились тучами, не шли.       — Фаб, я не могу сказать ему, — чувствуя себя побитой собакой, начал Адриан. — Всё не так просто. Послушай, я должен тебе кое-что объяснить. — Губы задрожали, и пришлось сделать большой глоток воздуха.       — Ты должен не мне объяснять, Дри, — заговорил в этот момент Морелли, истолковав его речи по-своему, — а молодожёнам Бьёрди. Они любят друг друга, как мы. Представь, если я пересплю с другим… или с другой, даже повинуясь долгу. Тебе не будет больно? Ты не сочтёшь изменой?       У Адриана внутри оборвалось, острый спазм точно клинком прорезал низ живота. Неродившиеся признания застряли в горле.       — Ты ведь не ревнуешь, когда я сплю с женой, — оторопело, с почти вопросительной интонацией выдавил он.       — У нас другая ситуация: ты уже был женат, я — твой любовник и должен мириться. Только… честно… мне всё равно тяжело, Дри. Каждый раз. Извини.       — Ты не говорил, — поразился король. Комок в груди вырос и приобрёл саднящий горький вкус, мешал дышать.       — Да что говорить, — отмахнулся Фабиан и вернул в интонации дурашливость. — Я привык. Вот если бы ты спал с кем-то, кроме Белль и меня, я бы, наверно, не вынес. Я люблю тебя, мой государь. — Он обернулся, проверить, не подслушивают ли их. Желающих погреть уши не оказалось, придворные зожники держались на расстоянии, разминались перед футбольным матчем.       Адриан передумал открываться. Только не после этого разговора. Язык не повернётся причинить Фабби боль. Это убьёт его. Любя, Морелли, несомненно, простит ему минутную слабость, помешательство, но жестокое знание об измене, словно червоточина в яблоке, отравит и его существование. Чашка расколется с обеих сторон, склейка черепков ляжет на души уродливым шрамом. Пусть пребывает в счастливом неведении, а он… Постарается справиться с наваждением один, иного не остаётся.       — Я тоже люблю тебя, Драный Гульфик. — Начало фразы прозвучало бодро, как Адриан и планировал, но окончание вместо подкрепления нежной улыбкой смазалось неожиданно дрогнувшим голосом. Уколы совести теперь будут преследовать всегда, по крайней мере долгое время. Пока он снова, сам, со стопроцентной уверенностью не поверит в эти свои слова.       Если Фабиан и заметил его осечку, спросить о причинах ему не дал осторожно, с тактичным покашливанием приблизившийся Паоло Рокарди, сменивший обычные кроссовки на бутсы. Адриан отпустил руку Фабиана и повернулся к виконту, разрешая обратиться.       — В команде не хватает только вас, ваше величество, — поклонившись, сообщил Рокарди.       Король покосился на маркиза.       — Найдите мне замену, сегодня я не буду играть — мне надо сделать звонок.       — Хорошо, ваше величество, найдём.       Адриан снова покосился на Морелли, тот довольно скалился.       — Шут меня заменит, — мстительно предложил Адриан. К его досаде, Фабиан даже не округлил глаза. Улыбаясь во все зубы, прижал ладонь к сердцу и тряхнул головой в самой облегчённой версии поклона.       — С радостью повинуюсь, сир. Быть вашей заменой — честь для меня. Мы всех порвём!       — Попробуй не порви, Гульфик, — пригрозил Адриан и понял, что настроение улучшается, мрачное уходит вглубь под воздействием внезапно нахлынувшей нежности к Фабби, который оставался Драным Гульфиком и без колпака.              Отправив их на футбольное поле, король поручил слуге принести мобильный и устроился на скамейке пустого сектора трибун. Команды выстроились для приветствия, затем забегали по траве. Мяч летал от одних ворот к другим, но защитники своё дело знали. Фабби играл в нападении, полностью погрузившись в борьбу, и не подозревал, что его отослали не только из вредности.       Адриан не хотел, чтобы любимый — всё ещё любимый — слышал диалог, который может пойти не так. Он пока не представлял, что скажет графу. Вообще не желал с ним общаться.       И желал. Какое-то неведомое томление поднималось в груди всего при одной подсознательной мысли, что он услышит голос Рауля. Колени не подгибались, но готовы были подогнуться, лишь ослабнет самоконтроль. Как у влюблённого мальчишки.       Неправильные, щекочущие ощущения доставляли почти физический дискомфорт. Адриан гнал их. Машинально протянул руку вернувшемуся слуге и вздрогнул, когда тот вложил в ладонь смартфон. Металл корпуса был тёплым, но Адриана пробрал мороз.       Он ещё несколько минут сидел неподвижно, лишь следя за матчем. Думал — не звонить, а маркизу сказать, что звонил. Но, когда Морелли красивым броском через полполя открыл счёт, безошибочно нашёл взглядом на трибунах его и отсалютовал, прежде чем быть подхваченным ликующими товарищами, Адриан решился. Иначе что же это за хрупкая любовь у них такая, что её можно переломить разговором по телефону? Их чувства крепки. А с Раулем он действительно поступил жёстко. Ослабит гайки, и всё.       Сделав над собой усилие, Адриан нашёл номер графа, ещё вчера забитый в память Фабианом. Коснулся зелёной иконки вызова. На дисплее отобразилось, что сигнал пошёл.       — Да? — донёсся в трубке сначала хрипловатый вопрос, а потом откашливание.       Адриан растерялся, не зная, как завязать разговор. Затем твёрдо напомнил себе, что самодержец, а не прыщавый юнец, правила устанавливает он.       — Рауль, здравствуй, — придерживаясь заданной миссии ослабления гаек, мягко поприветствовал он. — Это Адриан.       — Какой ещё, нахер?..       — Адриан Лаконси, твой король, — пояснил он, замечая, что грубость Бьёрди выводит из с трудом достигнутого равновесия и распаляет.       — Ваше величество? — запнулся граф. — Зачем вы звоните? Разве в моей жизни осталось хоть что-то, что вам ещё можно разрушить?       Удар пришёлся в любимую мозоль. Кровь отхлынула от лица, и где-то внутри чувство вины влёт трансформировалось в оскорблённость. Несносный мальчишка!       — Звонком я дал тебе шанс извиниться и облегчить своё положение, — прошипел Адриан, — а ты предъявляешь мне претензии. Мне, монарху!       — Мне больше нечего терять. Всё отнято вами. Мне плевать. Простите, ваше величество, не знаю, мне сейчас надо опуститься на колени или этикет позволяет по телефону говорить с вами стоя? В принципе, я готов понести наказание за любой надуманный повод!       — Бьёрди, я сгною тебя в тюрьме!       — Я сказал — мне плевать! Я уже умер!       — Нет, граф, ошибаешься, ты ещё не умер. Я дам тебе возможность прочувствовать, что ты жив. Так, что ты пожалеешь, что действительно не мёртв. Сейчас же отдам приказ пыточных дел мастеру…       Бьёрди рассмеялся, перебивая:       — Чужими руками? Почему бы вам не собственноручно меня истязать? Вы же уже делали это? Только не руками!       — Осторожно, граф!       — Давайте же, сир, приезжайте и пытайте меня! Не отказывайте себе в удовольствии! Вам не слабо?       — Ты договорился!.. — прорычал Адриан и, опустив мобильный, вскочил со скамейки, огляделся в поисках пажей. — Где, блять, все?       Все смотрели матч на других трибунах, кричали и раздражали. Футболисты мельтешили. Никто, блять, не видел, что королю нужна помощь! Но стоило сделать шаг, как подбежал Луис.       — Ваше величество? — Старый слуга, конечно, уловил взрывоопасное настроение.       — Приготовить вертолёт! — не остановившись, приказал Адриан. — Двух гвардейцев со мной. Летим в Ковин. Эту информацию никто, кроме пилотов, знать не должен. У них двадцать минут.       — Ваше величество, а…       — Почему ты ещё не бежишь исполнять? — оборвал король.       — Слушаюсь! — Семенивший рядом Луис побоялся нарываться с вопросами, смиренно поклонился и вырвался вперёд. Адриан знал, что тот собирался спросить — про назначенную встречу с министром сельского хозяйства, про вечерний приём французской делегации. Только всё это бесило и меркло, главным было проучить заносчивого сосунка, которому мало домашнего заключения, научить его уважать королевскую власть и повиноваться, как положено подданным Гелдера. Нахал пожалеет, что раскрывал свой поганый рот. И что родился на свет, тоже пожалеет.       Луис ещё маячил впереди, передавая его распоряжения по телефону, затем скрылся с глаз в техническом секторе дворцовой территории.              Принимать душ и даже умываться Адриан не стал, не желая терять ни минуты, сходил в туалет и сразу принялся переодеваться. Оделся нарочито официально — в брюки и рубашку со знаками отличия, водрузил на голову корону. В голове беспрерывно мелькали картинки, как Бьёрди будет ползать перед ним на коленях и униженно молить о пощаде, целовать туфли.       Туфли он обул те же самые, в которых давал графу аудиенцию, жмущие. Какая будет ирония!       Адриан зло ухмыльнулся. Помогавшие ему слуги молчали и отводили глаза.       В покои ворвался взмыленный Морелли. Увидев посторонних, сбавил прыть.       — Ваше величество, вы неожиданно ушли…       — Кто выиграл? — сдерживая желание послать его, поинтересовался Адриан, похлопал себя по карманам, отключил смартфон.       — Никто. — Фабиан смотрел на его сборы с непониманием, на языке вертелись вопросы, которые нельзя задавать при челяди. — Последний тайм только начался.       — Тогда зачем ты покинул игру? Ты обещал мне победу. — Адриан выдавил улыбку и отодвинул маркиза с пути, направился прочь, не объясняя. Морелли, естественно, погнался за ним.       — Сир! Вы куда? Вы поговорили с Бьёрди?       — Вернись на поле, Фабиан, — процедил король. — Пожалуйста. Потом расскажу, — добавил он, подслащивая грубость. Мог бы и сейчас объяснить, не обижать любимого резкостью, да Фабби примется успокаивать, отговаривать, продолжит защищать зарвавшегося юнца. Адриан намеревался сохранить свою злость до самого Ковина.       Морелли отстал в прямом и переносном смысле. Остался позади. Вот таким покладистым должен быть вассал. Даже если у него есть право возражать и перечить.              Бронированный «Леонардо ГрэндНью» вип-класса ждал на вертолётной площадке. Едва завидев государя, двое молодых гвардейцев вытянулись по стойке смирно. Адриан поднялся на борт и дал отмашку на взлёт. Загудел мотор, лопасти погнали волны по траве. Телохранители запрыгнули в салон, расселись, и машина начала набирать высоту.       Адриан отвернулся от иллюминатора, в котором уменьшался Летний дворец, и прикрыл веки. Однако расслабиться не получилось — предстояли полтора часа полёта, а он хотел оказаться в Ковине немедленно. Скорее увидеть графа и преподать ему урок послушания.       Спокойно не сиделось, кресло натирало зад, всё бесило. Ничего, Бьёрди поплатится и за это экспромтное путешествие. За всё ответит. По всей строгости закона. Поблажек больше не будет. Ни одной.       В тюрьму. На дыбу, как в прежние времена.       В кого там влюбляться? Кого ревновать?       Адриан вдруг с чёткостью осознал, что всё прошедшее с момента перепалки время представляет, как жёстко трахает Рауля. Нагибает, швыряет на кровать, вынуждает раздвинуть ноги и с остервенением вколачивается. Заставляет принимать его, изображать наслаждение, просить ещё.       Стало страшно. Нет, ему действительно подвластно снова овладеть парнем, принудить его к постоянному сексу, но он же не зверь! Почему он вообще думает о насилии? Почему всерьёз грозит средневековыми пытками, орудия для которых остались только в полицейских музеях? Почему он бросил государственные дела и сорвался из столицы в неизвестном направлении, плохо контролируя себя? Совсем не контролируя.       Потому что Рауль не обрадовался ему.       Мороз пробежал по коже. Адриан заёрзал сильнее. Неужели такая херня с ним теперь будет происходить всякий раз? Нельзя было звонить, вообще касаться темы Бьёрди нельзя. Идиот Фабиан всё испортил… Лучше бы по-прежнему просил быть осторожным с демократом, а не лез с защитой.       Совесть отвесила подзатыльник.       Не Фабби, конечно, идиот, а он. Фабби сам в пострадавших и одураченных, он не знает, что его любимый отчаянно пытается избавиться от одержимости графом и так же отчаянно жаждет взаимности.       Плохо всё это. К счастью, помутнение рассудка прошло.       Адриан приподнялся, повертел головой. Ощущения были такими, будто он только что очнулся от крепкого сна, будто только что заметил вертолёт, пилота и телохранителей. Спутники сидели скованно, соблюдали молчание. Конечно — субординация, этикет, но каждый гвардеец знал, что в воздухе король не требует строгого следования правилам, свободно общается, шутит. И молодёжь, и опытные стремились попасть в сопровождение, чтобы потом с гордостью хвастаться сослуживцам и родне о том, как рассуждали с монархом о погоде или оружии и получили милость поцеловать его руку.       — Извините, задумался, — сгладил ситуацию Адриан, наклонился к стеклу. — Где мы летим?       — Приближаемся к Ковину, ваше величество, — ответил заулыбавшийся пилот. — Город почти под нами.       Адриан сам видел паутину радиально расходящихся улиц от высотного, расположенного на холме центра, а в ней — здания, парки, ленты двух сливающихся рек, трубы заводов. Вокруг лежало лоскутное одеяло спелых полей и зелёных виноградников, посёлков и деревушек. В одном из пригородов находилось обширное имение Бьёрди с романтичным названием Цветочная Балка.       — Разворачивайте, летим обратно.       Пилот вскинул брови и замялся.       — Ваше величество… Боюсь, у нас не хватит топлива на обратный путь. Её величество утром летала в Кедар, только недавно возвратилась… Не успели заправиться. Рассчитывали залить полные баки в Ковине.       — Ладно, — кивнул король, не имея выбора, и отдал приказ направляться в резиденцию губернатора. Решил свалиться на голову ему, а не Бьёрди, как планировал. Выпьет чаю, узнает, как идут дела в провинции, а после дозаправки вертолёта полетит обратно, возможно, успеет к назначенному на девять приёму французов.       Приземление королевского «ГрандНью» переполошило местную администрацию. Встречать сюзерена на вертолётную площадку сбежалась вся чиновничья верхушка, а знать помельче собралась в стороне. Губернатора, своего троюродного брата Даниэля Велони, Адриан среди них не нашёл.       — Его светлость час назад отбыл с визитом к графине Бьёрди, которая вчера прибыла с дочерьми, — объяснил взволнованный вице-губернатор и стушевался, видимо сообразив про повод переселения семейства. Но быстро подсобрался, достал мобильный. — Немедленно сообщу герцогу о вашем прибытии. Какая честь для нас, ваше величество!       — Не звоните, — остановил Адриан, смирившись с нависшим над ним роком, решил не бороться с судьбой. — Я тоже отправлюсь к Бьёрди. Подайте мою машину.       От обеда он отказался, довольствовался кофе.       

***

      Час пик, когда автомобилисты возвращаются с работы по домам, миновал. Путь до поместья даже без расчищающих дорогу полицейских машин занял мало времени. «Линкольн», один из тех, что имелись в администрациях провинций и крупных городов специально для пользования короля, резво наматывал километры. Через двадцать пять минут он подъехал к автоматическим воротам поместья, водитель посигналил.       Пока ждали слугу, который бы открыл проезд, сидевший сзади Адриан смотрел на себя в плавный прямоугольник зеркала заднего вида. Видел макушку с черными кудрями и ободком короны, напряжённый лоб, хмурые брови и уставшие от всей творящейся херни глаза. Задавал себе один-единственный вопрос: почему сердце сейчас стучит гулко? Он никогда не волновался ни с девушками, ни с парнями, которые ему нравились. Инфанту или королю просто незачем испытывать эту робость. Тем более красивому инфанту или королю.       Вряд ли и сейчас разгадка кроется в страхе быть отвергнутым. Скорее он боится снова лишиться здравомыслия. Сейчас ум ясный, но, если Рауль продолжит дерзить, наговорит оскорблений, его опять понесёт. В запале подвергнет парня новым карам, а себя новым мукам совести, когда протрезвеет.       — Барон, — Адриан тронул водителя за плечо, собираясь отдать приказ разворачиваться, но, как и в небе, удача была не на его стороне. Ворота распахнулись, и навстречу выбежали не слуги, а братец Дани, по возрасту годящийся в отцы, и лади Бьёрди. Всё-таки вице-губернатор предупредил их. Впрочем, запрета на это не было.       Эмма держалась позади герцога. Сейчас на ней было приличное светло-голубое платье, туфли на каблуках, но выглядела она, как и в ту злополучную ночь, убито. Наверняка уже была в курсе очередной проделки сына, спровоцировавший стремительное появление короля, от которого в их положении следовало держаться подальше.       Она остановилась и сделала реверанс, низко наклонив голову в знак смирения и глубокого уважения. Велони замер в поклоне с приложенной к сердцу рукой. На его лице не отражалось ничего, кроме любопытства.       — Да, ваше величество? — откликнулся водитель.       — Уже ничего, проезжай.       Против судьбы не попрёшь. Адриан посоветовал себе расслабиться и плыть по течению. Заодно не психовать и не выпускать из мыслей Фабиана.       Он кивком поприветствовал хозяйку и её гостя, улыбнулся, демонстрируя добрые намерения. Однако ни опускать стекла, ни выходить из машины прямо здесь не пожелал. Получивший приказ водитель двинул машину мимо них и покатил по узкой асфальтированной дороге к возвышающемуся в глубине территории трёхэтажному дворцу с широкой, украшенной балюстрадой террасой.       Поместье оправдывало название — узорчатые клумбы пестрели цветами, но где-то была и настоящая балка. Адриан бывал здесь один раз, в детстве, вместе с отцом и его свитой. Из воспоминаний остался какой-то праздник, на котором взрослые веселились по-взрослому, а дети по большей части были предоставлены сами себе, однако ничуть этим не печалились, гоняли по старому парку, в котором и находился тот самый овражек, чуть дальше запруженный под водоём. Рауля он не помнил — того или сочли мелким, чтобы играть с восьмилетним инфантом, или в нём просто не было ничего запоминающегося.       Не то что сейчас.       Сегодня поместье выглядело траурно. Повсюду виднелись следы наведения порядка, вызванного незапланированным переездом владельцев, — на три четверти побеленный фундамент, скошенные квадраты газонной травы, недостриженные кусты, кучки сметённых листьев. Срезанные ветки были свежими, а побелка темнела мокрыми пятнами, будто работавших садовников и маляров убрали с глаз долой в срочном порядке.       Над всем пространством довлел дух опалы.       Автомобиль въехал на выложенную разноцветной плиткой площадку перед дворцом и остановился прямо у ведущей на открытую террасу лестнице. Она поднималась полого, имела больше десяти ступеней и была облицована белым, с тёмными разводами мрамором. На террасе стояли плетёная мебель и цветочные горшки. С неё во дворец вели массивные двери с медными барельефами.       Адриан вылез из машины и поднял голову к высоким и узким окнам дворца. Вот, он приехал — что делать дальше?       Где-то за этими окнами, этими каменными стенами был Рауль.       Адриану стало душно. Он попытался убедить себя, что виной тому южный климат, при котором даже в вечерние часы сохраняется дневная жара. Погода и вправду была отличной, но ноги это обстоятельство не обманывало — они сами понесли Адриана вверх, туда, где находился Рауль.       Не вышедший встречать, уточнил про себя Адриан и снова ошибся.       Правая створка дверей тихо распахнулась, и на террасу вышел Бьёрди. Он был одет в недопустимую случаю оранжевую майку, оставляющую открытыми ключицы, и похожего оттенка спортивные шорты, кисти прятал в карманах, немного сутулился и не смотрел на гостя. Вернее, смотрел только боковым зрением. К приезду монарха граф не удосужился побриться и даже причесать густые русые волосы. Бунтовал или действительно испытывал безразличие к своему дальнейшему существованию, как говорил по телефону?       Граф на ощупь закрыл за собой дверь и не сдвинулся дальше. Разглядывал свои сандалии.       Взгляд Адриана упёрся в стройные коленки и немедленно взмыл вверх, но и обнажённые подкачанные плечи, длинная шея вызвали не меньше сексуальной дрожи в паху. Сердце билось часто и глухо. Зато шаг замедлился. Верхние ступени Адриан преодолевал с королевским достоинством, готовясь к потоку очередных дерзостей.       Едва он поставил ногу на террасу, Рауль всем корпусом повернулся в его сторону и, не поднимая головы, опустился на одно колено, потом на второе. Руки повисли вдоль туловища. Поза выражала смирение и покорность. Была ли она продиктована искренним раскаянием или изображена по слёзным мольбам матери?       Адриан остановился в двух шагах перед Раулем. Кадык графа судорожно дёрнулся под покрытой щетиной кожей.       — Ваше величество, — спустя секунду, по-прежнему глядя в пол, проговорил Бьёрди, и кадык снова дёрнулся, — молю о прощении…       Король опять не понял, чем именно вызвано покаяние. Но даже фальшивое, оно было лучше оскорблений и нового конфликта. Отвечать не спешил — возвышался над Бьёрди, обозначая свои превосходство и безоговорочную власть, давая прочувствовать хрупкость его судьбы. Суровость не была наигранной, но втайне Адриан любовался растрёпанной макушкой парня, резным профилем, широкими плечами, рослым телом. Ему хотелось взять Рауля прямо сейчас, когда его соблазнительные колени размазываются о пыльный мрамор, заставить шептать имя сюзерена. Всё равно, ласками или приказом, лишь бы оно звучало в непокорных устах.       Адриан досчитал до пяти, успокаивая нарастающее внизу живота тепло.       — Встань, Рауль, — разрешил он, выбранным обращением подчёркивая мирный настрой.       Бьёрди не шевельнулся.       — Я ваш верный слуга, ваше величество, — повторил он. Вроде бы без лживых интонаций, и Адриан не стал зацикливаться на поиске истинных мотивов его смирения.       — Встань, — тоже повторил он, намного твёрже и резче предыдущего раза, и граф выпрямился в полный рост. На коленках розовели пятна.       — Давай прогуляемся, — оглядев его с ног до головы, сказал король. — Проводи меня к цветочной балке.       Бьёрди поклонился вместо словесного ответа и направился вниз по ступенькам. За кустами мелькнули фигуры спешащих графини и герцога. Адриан поднял руку, приказывая им остановиться и не играть в догонялки.              Шли молча. Рауль двигался впереди, шагал широко, но каким-то чудом не разгонялся за рамки прогулочного темпа. Адриан вполне поспевал за ним и не пытался заговорить, потому что все их разговоры имели плачевные последствия, и молчание в их случае было золотом. Ещё он старался как можно реже задевать взглядом спину, затылок и тем более задницу Рауля. Старательно концентрировал внимание на дворце, который они обогнули, увитых виноградом гостевых домиках, спрятанных за листвой амбарах, ажурных беседках и прочих надворных постройках, потом на красотах парка, которого достигли через пять минут. Но не было ничего интересного в старых деревьях и жёсткой траве — парк как парк. Из-за неухоженности аллеи превратились в лес, только с посыпанными гравийным крошевом дорожками.       Адриана гипнотизировал зад Бьёрди. Хоть он на него не смотрел, но знал, что эта часть тела существует, и она обалденна. При этом близко. Адриан хотел вжаться между ягодиц напряжённым членом. Ну, хотя бы просто смотреть на этот потрясающий зад в узких спортивных шортах.       Адриан не разрешал себе делать этого. Понимал, что может сорваться и отпустить на волю свои низменные желания, уже натворившие много бед всего за три недели. Он призвал на помощь всю королевскую выдержку, чтобы сохранять хладнокровие и нейтральность. Выходя из машины, он поставил себе целью заключить мир, вот и надо следовать этой позиции, а дома ждёт Фабби… любимый… Фабби…       Поворачивая голову от правой стороны парка к левой и обратно, Адриан не закрывал глаза или задирал голову кверху, просто держал взгляд на уровне лопаток и плеч Рауля. Проскальзывал их быстро, воровато, словно и этим изменял Фабиану.       Адриан не прочь был узнать, о чём сейчас думает Бьёрди. Наверняка о жене и не сложившейся семье, о подчинённом положении и вассальной зависимости от ровесника.       Адриан провёл пальцами по зубьям короны, к которой успел привыкнуть и замечал, только когда она соскальзывала при сильном наклоне головы. Он не представлял, что родился бы графом или бароном, а то и простолюдином и всю жизнь отвешивал бы поклоны какому-нибудь молодому самодуру. Ему повезло, и это другим приходится переступать через себя, лебезя перед очередным Лаконси.       Правда, он старается заслужить уважение, любовь, а не вгонять подданных в страх. Только с Раулем вышла осечка, которую пора исправлять.              Буки и вязы плавно расступились, открывая вид на узкий луг и овраг, на некотором расстоянии за которым среди далёкой зелени виднелись крыши соседнего поместья. Уголок отличался живописностью, лучи клонящегося к закату, приобретающего багровый оттенок солнца розовыми тенями ложились на душистую непримятую траву. Над звёздочками клевера и фиалок кружились припозднившиеся насекомые. В бледном небе плыли три лёгких облачка.       Поодаль от выведшей из парка тропинки над кручей возвышалась ротонда — своеобразная смотровая площадка и место для отдыха. К ней вела заросшая, но различимая стёжка.       Выйдя на луг, Бьёрди остановился, обернулся. Адриан подбородком указал на ротонду. Граф беспрекословно направился туда. Адриан ступал за ним след в след, путаясь в курчавых травяных стеблях, и думал, что сейчас им всё-таки придётся поговорить. Или можно молча постоять, полюбоваться приближающимся закатом, послушать звуки засыпающей природы и так же молча вернуться обратно. Вертолёт заправлен, пора улетать — за него волнуются.       Ротонда оказалась немного обшарпанной, давно не беленной, как и всё в этом имении — владельцы много лет жили в столице, откуда было удобнее управлять бизнесом. Адриан встал у бортика с шелушащимися балясинами, лицом к оврагу — да, красота. Рауль встал в метре от него, но вряд ли наслаждался видом. Для него эта прогулка была исполнением повинности, угождением прихотям того, кому посчастливилось появиться на свет в королевском дворце.       Адриан повернулся, приказав себе смотреть на Рауля только как на подданного и быть уступчивым с ним, не раздражаться. Не собирался первым раскрывать рта, предоставив парню выбор завязывать разговор или молчать, а если ему есть что сказать, то не навязывать тон и тему диалога. Полный карт-бланш.       Рауль поймал на себе взгляд и решил начать разговор, вероятно не догадавшись, что этого можно не делать.       — И что теперь со мной будет? — лениво и безразлично спросил он, вытягивая из кармана шорт сигаретную пачку и спичечный коробок. Неспешно закурил, потряс кистью, туша спичку. Едкие клубы окрасили воздух в сизый.       Адриану тоже захотелось — затяжка тёплого никотинового дыма точно успокоит. Он протянул руку.       — Дай и мне.       — Вы курите? — Рауль удивился, впрочем, не шибко эмоционально, и подвинул пачку, приподняв пальцем клапан.       — Иногда балуюсь с Фабби. Кроме него, никто об этом не знает.       Рауль непонимающе поднял бровь.       — С маркизом Морелли, — пояснил Адриан. Чувствуя неправильность в разговоре о своём любовнике с его соперником. Но они же оба не в курсе, что соперники?       Граф кивнул, заминая не интересующую тему. Некоторое время между ними вился только тонкий дымок.       — Так что со мной будет? — повторил Бьёрди, переживаний за свою участь в его голосе не прибавилось.       — Ничего, — демонстративно сосредоточившись на сигарете, ответил Адриан.       — Как это? Зачем вы тогда примчались? Не для того, чтобы собственноручно отволочь меня в казематы?       — Я мчался сюда именно с этой целью, — используя его словечко, подтвердил король. — Но ты молил о прощении, и я проявляю снисхождение. — Адриан покровительственно улыбнулся, потом губы изогнулись естественно. — Рауль… я не тиран. Сожалею, что наше общение потекло во враждебное русло. Я не хотел. Ты молодой продвинутый аристократ, на каких мне надо опираться. Давай начнём всё сначала?       Бьёрди смотрел на тлеющий кончик окурка. Покачал головой.       — Не получится с начала. Исходники не те, ваше величество. Я больше не счастлив. Меня вообще нет.       Намёки кольнули Адриана в сердце, но он постарался не быть эгоистом и посочувствовать.       — Ты говоришь о Грэйс? Мне сказали, что она уехала, но, может быть, ты сам расскажешь, что у вас произошло?       Рауль устремил на него долгий пытливый взгляд, будто желал убедиться, правда ли король не понимает или опять издевается. Адриан молчал, и граф скорбно хмыкнул, щелчком запуская окурок в овраг.       — Секс с вами произошёл, вот что.       Адриана передёрнуло. От кинутого в него обвинения. От горько-презрительного тона. От сладких воспоминаний, постыдно отзывающихся томлением внизу живота. От измены любимому, вылившейся в разрастающийся ком лжи. Всё вкупе злило, но он дал себе слово не раздражаться, собрал терпение в кулак.       — Рауль, ты пожертвовал собой, и это похвально. Ты исполнил завещанную предками традицию, и это похвально. Не считай себя обесчещенным. Наоборот, тебе выпала великая честь, которой не удостаивались другие мужчины.       Адриану хотелось услышать в ответ хоть какое-то подтверждение взаимности. Слабое, невразумительное, двоякое — лишь бы созвучное с его ощущениями.       — Это было мерзко, — выдал противоположное Бьёрди. — Я говорю как есть, сир, ваша воля меня наказать изощрёнными способами. Большего несчастья, чем та ночь, мне ничто не принесёт, бесполезно стараться.       — Граф! — Уши Адриана запылали. Он закрыл глаза и вдохнул-выдохнул, открыл. — Рауль, если бы в ту ночь ты не дерзил мне, я не мучил бы тебя. Просто обозначил бы половой акт… коснулся бы тебя между ягодиц, например. И всё. Если бы ты со мной нормально выпил и пообщался. Но ты вёл себя вызывающе, грозился подать на меня в суд.       — Я боялся, — через несколько секунд тишины понуро признался Бьёрди. — Нет, не секса… Из-за Грэйс. Она сказала, что уйдёт, если я изменю. И ушла…       — Быть может, к лучшему? Значит, она не была твоей суженой. Найдёшь другую девушку, местную, которая не будет перечить мужу. Ты, — Адриан задумался над словом, чтобы оно не выдало его непотребные мысли, — привлекательный. От претенденток отбою не будет.       — Вы опять!.. — вспылил Рауль, а после отступил, прислонился к поддерживающей крышу колонне, скрестил руки. — Вы никогда не любили? Королеву, например?       Адриан обрадовался второму вопросу, потому что можно было не отвечать на первый.       — Изабеллу мне сосватали родители. Инфантам тоже иногда приходится следовать традициям и проводить ночи в постели, с кем скажут. Причём всю жизнь, а не один раз.       — А если бы был выбор?.. Кому бы вы сделали предложение? Была ли девушка, которая сводила вас с ума, которую не хотелось ни с кем делить, а хотелось поскорее затащить под венец, чтобы на неё перестали покушаться другие?       Рауль смотрел в упор, словно метил проникнуть в душу. Почти проник в неё — Адриан не сразу успел закрыться. Такой девушки у него не было, разве что Марта Тилони в пятом классе. У него был Фабиан. Парень, уже мужчина, который сводил его с ума, которого он мечтал посадить рядом с собой на трон. Мечтал проводить с ним все ночи, появляться везде и всюду полноправными супругами, а не лучшими друзьями и тем более не странным дуэтом короля и шута. Да, он не хотел делить Фабиана ни с кем, но, слава богу, ему и не приходилось. Фабиан не испортил ни одну девку с тех пор, как они познакомились, какие бы слухи при дворе его воздержание ни вызывало, и ни одного парня.       Фабиан был бы его выбором, только в этом Адриан графу признаваться не собирался. Как и в том, что последнее время сходит с ума по нему, сейчас стоит и мечтает прикоснуться, провести пальцами по линии подбородка, скользнуть по шее к округлому плечу, чувствуя подушечками бьющийся в артериях пульс, придвинуть к себе, поцеловать и повести под венец, не отдавая никому.       Он тряхнул головой, сбрасывая ставшее реальным наваждение.       — Это невозможно, — ответил он.       — Почему? Она простолюдинка?       — Всё сложнее, — процедил Адриан, злясь оттого, что ему надоела эта тема и что не может раскрыться перед графом, как бисексуал.       Бьёрди не посмел приставать с вопросами дальше. Или его не заботили проблемы личной жизни ненавистного монарха. Возможно, даже доставляли скрытое удовольствие. Он сел на широкий парапет, спиной прислонившись к колонне и полностью отвернувшись от короля, задрал туда же длинные ноги, руки сложил на коленях.       — Грэйс ждала ребёнка.       Из Адриана выбило дух. Ревность ударила в мозг, пришлось вонзить в ладони ногти. Хорошо, что Рауль не видит его в эту минуту.       — Поздравляю, — ещё плохо соображая, выдавил он первое, что пришло в голову. И, конечно же, через секунду сообразил, как лицемерно и цинично прозвучало. Он подумал извиниться, но Рауль не понял, что насмешка вырвалась не нарочно, принял за преднамеренную и ухватился за повод выплеснуть упрёк.       — Опоздали, ваше величество. Грэйс ждала ребёнка, а теперь, может, уже не ждёт — я не знаю. Она собралась идти на аборт. Позвонила из аэропорта и сказала об этом. Не знаю, сколько дней ей для этого понадобится.       У короля отлегло от сердца — внезапный соперник устранится сам собой, — но он быстро прогнал недостойные мысли. И трезвым умом глубже осознал, какое горе причинил ни в чём не повинным людям, пусть не один участвовал в этой войне. Он монарх, он должен всегда иметь холодный рассудок, не давать эмоциям захлёстывать себя. Влюбившись в Фабиана, он же не поглупел, так что сейчас?       Надо исправлять ситуацию по всем фронтам, повторил себе Адриан, и с Бьёрди, и с Морелли, и с дураком Лаконси.       — Это наш второй ребёнок, — на своей волне, глядя в оранжевое небо, продолжил Рауль. — Первого мы потеряли — был выкидыш на пятом месяце. Тогда беременность была случайной, но мы всё равно радовались. Я сделал Грэйс предложение, она приняла. А потом в университетском корпусе, где училась Грэйс, в химической лаборатории случился пожар. По неосторожности одного студента. Грэйс надышалась ядовитым дымом. Её спасли. А ребёнка нет.       На плечи Адриана опустилась тяжесть чужого горя, будто это он допустил тот пожар. Он прислонился к перилам и слушал, не зная, надо ли выразить сочувствие и как это сделать.       — Грэйс ушла в себя, свадьбу отложили. Но мы быстро оправились, мечтали о новой беременности. Я как раз начал звать Грэйс в Гелдер, познакомил с родителями. Ну а потом… вы всё знаете, ваше величество. Гелдерские традиции не скрепили наш брак. Я перестал быть мужчиной в глазах Грэйс. Но я даже представить не могу, что отпустил бы её к вам! В день свадьбы она уже была беременна!       — Лучше бы отпустил, — пробормотал Адриан.       — Что?       — Ничего. Когда вы узнали?       — Недавно. Перед Серединой Лета. Грэйс обрадовалась. А как радовался я! Мы помирились, решили ради ребёнка забыть всё плохое. Она только попросила, чтобы я… не виделся с вами и… подумал о возвращении в США.       Адриан обнаружил, что хмурится. Быстро разгладил лоб.       — Вы опять поссорились из-за моего приглашения? Я приглашал на праздник, а не в постель.       — Я знаю. Но Грэйс… Ей не понравилось, что я даже не попытался отказаться. Она не понимает, что такое вассальный долг, в Америке всё иначе. Она решила, что я стремлюсь к встрече с вами, сир.       — А ты, как вассал, разве не оценил масштаб и возможности оказанной тебе милости? — осторожно закинул удочку Адриан, пока наметился подходящий момент. — Привилегии, связи, влияние. А если пролезть в фавориты короля!.. — Господи, что он мелет?! Но губы усмехались, а сердце отчаянно надеялось.       Рауль обернулся.       — Вам смешно? Вам всегда смешно, когда другим тошно?       Адриан устыдился. Перед Фабианом, которому сейчас вовсю изменяет в мыслях. Но на Бьёрди заточил ещё один зуб — из-за ошибки в надеждах. Улыбка померкла.       — Извини. Действительно — неудачная шутка. Дай ещё сигарету.       Бьёрди послушно вытащил пачку из кармана, протянул руку назад, подавая, потом взял сигарету себе. Спички тоже дал сначала королю. Заклубился горьковатый дымок. Солнце почти закатилось, огоньки при затяжках жарко светились в темноте.       Адриан старался не думать о своих тайных желаниях и о том, что его хватились во дворце, что вся его выдержка, моральные устои, любовь к Фабиану летят тем глубже в пропасть, чем дольше он находится вблизи Рауля. А Рауль ненавидит его, терпит и никогда не согласится по доброй воле стать его любовником. На душе у него тоска, но сегодня он, по крайней мере, разговаривает нормально, и это хорошо, иначе Адриан не знал бы, что с ним делать, как усмирять и убеждать оставить бунт в прошлом.       — Рауль, ты записывался на аудиенцию, — вдруг вспомнил Адриан, впрочем сомневаясь, что хочет знать правду. — Значилось, что по вопросу выражения почтения. На самом деле собирался преклонить передо мной колено? Это противоречит твоему рассказу.       — Я хотел просить о другом… — нехотя произнёс Бьёрди.       — О чём? — поторопил Адриан. Лелея робкую надежду. Беспочвенно, но лелея.       — Чтобы вы подтвердили Грэйс, что между нами ничего не было. Секса.       — Ты ей такое сказал? — не поверил ушам Адриан. Его будто предали, нагло изменили ему.       — Сказал. Неблагородно, но я люблю её. Сказал, что ничего в брачную ночь не произошло, потому что мы оба гетеросексуалы и у вас не встал.       Последние слова оскорбили Адриана сильнее всех предыдущих. Слышать такое мужчине, да ещё от человека, который небезраличен! У него встаёт всегда, может доказать это прямо сейчас.       Но Адриан сделал затяжку и сосчитал до трёх, пока тонкой струёй выдыхал дым из лёгких.       — Сказал и сказал, зачем мне подтверждать? Она не поверила? Это было до того, как вы узнали о ребёнке? Тогда почему ты отменил запись?       — А вы разве подтвердили бы? Я подумал, что бесполезно просить вас о чём-либо. К тому же визит к вам только бы подлил масла в огонь — Грэйс бы истолковала по-своему.       Адриан кивнул, размышляя. Докурил, кинул оставшийся от сигареты фильтр в тёмную шевелящуюся на ветерке траву. Достал из брюк смартфон, чтобы узнать время, но тот был выключен. Включать Адриан не стал, засунул обратно — и так ясно, что пора отправляться в обратный путь. Кусали комары, желудок требовал еды.       — Рауль, давай мириться?       Бьёрди недоверчиво повернул голову, всмотрелся.       — У меня есть выбор, ваше величество? Когда я пытаюсь выбирать, вы макаете меня мордой в моё зависимое положение.       Адриан проглотил.       — Рауль, я признаю свои ошибки, а ты признай свои. Ты наговорил мне гадостей, я сгоряча отправил тебя в эту дыру. Мы оба неправы, но надо быть мужчинами и прекращать усугублять конфликт. Конечно, сразу я опалу не отменю — меня не поймут. Посидишь тут месяц, потом подашь прошение о помиловании, а я приму твоё искреннее раскаяние и позволю вернуться в столицу, сниму все ограничения. Тебе даже водительские права вернут. От тебя же требую верности, достойной твоего древнего рода.       Граф молчал, только спустил ноги с парапета на пол. Адриан не торопил, хотя торопился покончить с проблемой.       — Я не смогу, — ответил, отвернувшись к синеющей дали, Рауль, поёжился от прохлады. — Наверно, и не хочу. Без Грэйс ничего не хочу. Простите, ваше величество.       — Я помогу тебе вернуть Грэйс, — пошёл и на эту уступку Адриан, хотя ревновал и подсознательно ненавидел её. Считал, что американка никогда не любила мужа, раз легко бросила его из-за ерунды. Она стервозна, пропитана феминистической заразой и не подходит ни Раулю, ни Гелдеру.       Однако Адриан был готов идти и на другие уступки, лишь бы загладить вину и наладить отношения с Раулем. Сделать ему приятное.       Ведь всем нравится делать приятное своим возлюбленным?       Ты пропал, Адриан, пропал…       Голос Бьёрди вывел его из омута растерянности. Насмешливый и взволнованный.       — Поможете? Вы? Как?       — Предложенным тобой способом — позвоню Грэйс и подтвержу, что у меня не встал и всю ночь я слушал, как ты пел ей дифирамбы и признавался в любви. Она умеет держать язык за зубами? Не будет афишировать мою избирательную импотенцию? Иначе ваш брак посчитают несостоявшимся. И тебе придётся прийти ко мне на второй дубль.       В паху вспыхнуло так, что перед глазами пошли красные круги. Адриану стало не до мстительного оскала, которым он собирался разбавить патоку момента. Пришлось даже отвернуться и чуть сгруппироваться, пережидая приступ острого возбуждения.       Рауль, кажется, этого не заметил. Перевозбудился, но от другого.       — Вы так сделаете? Правда? Грэйс должна поверить! Она умница! Она любит меня! Только бы она ещё сохранила ребёнка!       — Оставишь её номер, и я позвоню, — оправившись, пообещал Адриан. — Завтра.       Рауль, словно не веря ушам, смотрел на него несколько секунд, а потом опустился на одно колено. Не безразлично или вынужденно, а с аристократической преданностью и рыцарской грацией, забыв, что в домашней майке и укороченных шортах. Склонил голову.       — Спасибо, ваше величество. Я верен вам и всегда буду. Простите меня за недостойное вашего слуги поведение.       В порыве благосклонности Адриан протянул руку для поцелуя и тут же пожалел об этом — когда прохладные пальцы стиснули его ладонь, а контрастно тёплые губы влажно коснулись кожи, когда укололи десятки щетинок, его прошило почти оргазменной судорогой. Адриан и не знал, что способен так реагировать. И не на простой почтительный поцелуй, а даже на самые аморальные ласки. Недавно шевельнувшийся член вскочил, уперевшись в ширинку, яйца отяжелели. Он еле сдержал выдох и желание отшатнуться или, наоборот, податься вперёд и прижаться твёрдой плотью к губам Рауля.       Адриан совладал с собой, собрав в кулак всю королевскую волю. Но развернулся боком прежде, чем благодарный парень успел бы открыть глаза.       — Мы заключили мир, граф, — мягко вынимая руку, напомнил он. — Будь предан мне. Завтра позвоню Грэйс, а через месяц жду твоего прошения о помиловании. А сейчас я ухожу. — Уходить не хотелось! — Не провожай меня, побудь здесь, пока я не уеду, я найду дорогу сам. И, пожалуйста, — Адриан сделал над собой усилие, — когда всё закончится, попадайся мне на глаза как можно реже, если что-то понадобится — обращайся через секретаря.       Король не посмотрел, удивлён ли Бьёрди странным просьбам, не оборачиваясь зашагал к тёмной колышущейся стене парка. Чувствовал себя отвратительно. Высокая трава путалась, а дурацкие туфли жали.              Наконец, под ногами заскрипел гравий. Парк не освещался, луны не было, а звёзды не делали погоды. Ориентировку давали фонари дворцовой площади, проблескивающие сквозь листву.       Адриан двигался быстро, притормаживая себя и снова разгоняясь — не контролировал свой организм, в голове был кавардак. Кавардак, какого ещё никогда там не было.       Он хочет Бьёрди!       Он любит Бьёрди!       Хотя нет, не любит. Но влюблён!       Он был готов изменить Фабиану. И ведь изменил бы! Не моргнув глазом! Твою мать!       Стиснув кулаки и бессильно зарычав на свой долбоебизм, Адриан вытащил смартфон, едва не порвав карман, включил, психуя, что загрузка медленная. Когда искал номер, пальцы дрожали. К счастью, гудок был всего один — его звонка явно ждали с нетерпением.       — Фабби! — затараторил Адриан. — Фабби!       — Сир! — одновременно понеслось из трубки. — Слава богу!       Беспокойство маркиза отрезвило и заставило дышать ровнее.       — Фабби… Привет.       — Сир…       — Это Дри, — подал он условный сигнал, но рядом с Морелли могли находиться люди. — Я скоро прилечу. Не волнуйся.       — Я волнуюсь.       Адриан невольно улыбнулся. Нет, всё же он любил этого плута. Заботливого и самого лучшего.       — Я люблю тебя, — оглянувшись на тёмные кусты, повторил он вслух.       — Вы где, ваше величество? — намного расслабленнее спросил Фабиан. — Все волнуются.       — Я поговорил с Бьёрди, — сообщил Адриан, радостно и игриво, словно говорил о достижении, равном побитию мирового рекорда. — Ты же хотел этого, и я сделал. Всё уладили. Теперь мы друзья.       — Чёрт, сир!.. — фыркнул Морелли, растягивая слова. — Чёрт!.. Молодец. Для этого вам понадобилось лететь к нему? Ну вы даёте!..       Адриан посмеялся ещё и посерьёзнел. Быстрые шаги эхом отдавались в звёздно-лиственной вышине.       — Фабби, пожалуйста, проследи, чтобы я больше не пересекался с графом, не видел его, ладно? Проследи, чтобы я был осторожен с ним.       — Всё так плохо?       — Плохо. Всё, пока. Не запирай свою спальню на ночь.       Парк закончился. Свет фонарей резко стал ярче. Адриан прошёл по двору, обогнул дворец. Перед ведущей на террасу лестницей увидел губернатора и графиню Бьёрди. Неужели стояли тут два часа? Впрочем, им было о чём тревожиться.       Они тоже увидели короля и замерли в почтительных позах. Эмме дополнительные минуты ожидания давались тяжело.       — Рауль сейчас придёт, — сжалился над её нервной системой Адриан. — Я рассмотрю его прошение о помиловании. — Он тут же отвернулся от собирающейся хлопнуться в обморок графини к Велони: — Я уезжаю. Составишь мне компанию, кузен?       Даниэль с радостью согласился. Они сели в «Линкольн», оставив губернаторский «Порше» двигаться позади. По дороге болтали о проблемах провинции, футболе, женщинах, не затрагивая тему Бьёрди. Адриан радовался возможности не думать о графе, о сказанных друг другу словах, о взглядах, мимолётных прикосновениях и жгучем желании секса. Он хотел больше никогда не видеть Рауля, стереть его из памяти.       После лёгкого ужина Адриан покинул резиденцию губернатора. Рассчитывал провести жаркую ночь — её остаток — с Фабианом, трахнуть его и этим прочистить мозг.       Но, господи, сейчас, отдаляясь от Цветочной Балки, он словно кусок мяса живьём отдирал от себя.