***
Луис сообщил, что Драный Гульфик на поляне. Конечно! Где ещё этому сердцееду быть знойным вечером? Адриан по яркому костюму заметил его на берегу пруда в обществе королевы и фрейлин. Там же были Тео с Паоло, другие молодые дворяне из свиты. Ещё там была Лайза Барри, в излишне откровенном платье с голой спиной. Судя по движениям, шут развлекал Изабеллу, но попутно одаривал вниманием певичку и ещё одну девушку. Да что там — вся компания смеялась над его шутками! Казалось, звон бубенцов доносится через всю огромную территорию. Хотя на самом деле тонкие звуки глушила лёгкая эстрадная музыка. Адриан сел в баре, развернувшись спиной к стойке, взял минералки — алкоголем и так был накачан. Под разговоры мгновенно окруживших придворных наблюдал за Фабианом. В голове было так много мыслей, что ни одна из них не думалась. Так морально устал, что анализ ситуации перенёс на следующий день или любое свободное время. Мозг сразу с решением согласился. На сердце же лежало что-то возбуждённое. Отголоски драки и того, что Рауль зависим. Да, клубок лжи по-прежнему запутан, не найти концов, но сегодня это как-то не волновало. Сегодня внутри была пустота. Приятная, как после успешно завершённого напряжённого дела типа ограждения экономики от очередного глобального кризиса. Даже слова придворных пролетали мимо ушей. Минералка щипала и холодила горло. Наконец весть о появлении короля разнеслась повсеместно, докатилась до группы королевы. Жена повернулась в его сторону, нашла глазами и помахала рукой, остальные склонились в поклонах и реверансах. Адриан помахал в ответ. От группы отделились несколько мужчин, включая закадычных приятелей-виконтов, но Изабелла вернула всех, отпустив только Фабиана. Какая всё-таки умная женщина! Однако Адриан не был уверен, что ему сейчас хочется общаться с Гульфиком. Фабиан всегда приближался не как остальные — с настороженным почтением, а беспечно. Как дрессировщик к тигру или любому другому крупному хищному — вроде бы животное опасное, но своё. Знакомое, обласканное, прикормленное. Если и огрызнётся, покажет зубы, но не прокусит и утихомирится, стоит почесать за ухом. И всё же он без веской причины не дёргал тигра за усы — благоговел перед ним. Дворяне расступились, пропуская друга короля. — Я соскучился, мой государь, — восхищённо выдохнул шут и на мгновенье согнулся до земли, прижал колпак к сердцу. Бубенцы звенели. — Твои подданные унылы, и только ты подлинный луч света в этом неоновом царстве. — А ты сам разве не такой же луч, Гульфик? — Скорее я излучение, ваше величество. Рентгеновское. Что видит всех насквозь. И поверьте, картина открывается печальная. Вокруг зафыркали, отпуская ехидные реплики в адрес шута. — Что же ты замолчал, Гульфик? — спросил Адриан. — Поведай мне правду. — Это несложно, сир. У всех внутри тьма, и только у тебя — солнце. Свита захихикала. Адриан усмехнулся, толкнул Фабиана в плечо. — Пойдём, льстец. Они добрались до опоясывающей поляну самшитовой изгороди, где от высоких кустов падали густые тени. Единственную парочку влюблённых спугнули обходящие дозором гвардейцы. — Дри, что у тебя с лицом? — Фабиан поймал его за подбородок и потрогал челюсть большим пальцем. — Припухлость с покраснением. Ушиб? Вы с Бьёрди подрались? Он посмел ударить тебя? — Да, — Адриан вывернулся из пальцев, огляделся. — Трижды. — Ну этот парень чертяка! — Фабиан восхищённо захохотал. — Совсем страх потерял! Роет себе яму. Впервые встречаю такого безумца. — Тебе весело? — изумился Адриан. — Нет, — перестал смеяться Фабби, — вообще-то я просто боюсь узнать, у Бьёрди только кости переломаны или его уже нет в живых? — Жив он, — дёрнул губами Адриан, — здоров. Я сам его спровоцировал. Дал ему выпустить пар. Я специально пропустил эти удары. — Дри, ты серьёзно? Чёрт! Он поднял на тебя руку! — И что? — Ты король! Это преступление! Если у американца поднялась на тебя рука, на что он ещё способен? — Я мужик! Обычный мужик! Уж тебе это не знать! Я ему разрешил. Для нас с тобой, Фабби. Чтобы убедиться в его преданности. И этим я его дожал. Рауль будет молчать о нас с тобой. Тебе не придётся сбегать в маркизат. Морелли всё равно хмурился, что редко с ним случалось, пытался постичь логику. Недовольство и неприятие так и бушевали в прищуренных глазах. Но после долгого взгляда, он лишь облизал губы и поставил руки в бока, покрутил головой по сторонам, по привычке фиксируя наличие потенциальных наблюдающих. — Это не было бы бегством, Дри, — сказал он. Молодец, не стал спорить на неугодную тему. Но плохо, что заметил раздражение и проглотил его. — В любом случае, завтра управляющий начнёт готовить поместье и дворец, мы всё обговорили. Спасибо, что дал мне возможность встретиться с ним и наместником. — Да о чём речь, Фабби? — вздохнул Адриан. Чувство вины опять засосало под ложечкой, усиливая усталость. — Ты беспокоишься обо мне, я понимаю. Спасибо, милый. Но с Раулем я разберусь сам. Я рассказал ему всё о нас — про знакомство, отношения. Что никогда тебе не изменял — у него пунктик на верность. Всю правду. Думаю, не стоит от него ничего скрывать. Он умный парень, он на честность лучше реагирует. Ложь… она разъедает. — Ладно, Дри, как скажешь, — согласился Морелли. В его покладистости был самый кричащий упрёк. В недальновидности, безрассудстве. Но он всегда доверял и полагался на его мнение. Сейчас это было выгодно, совесть мучила, да только затевать долгий бессмысленный спор не хотелось: в плане Бьёрди всё твёрдо решено, он бесповоротно добавлен в число приближённых. — Спасибо, Фаб, — улыбнулся Адриан, чувствуя, что даже растягивать губы мучительно трудно. — Ты замечательный. Фабиан украдкой коснулся его пальцев. — Ты пьяненький, Дри. Прогуляемся ко мне? — Нет, извини, я устал, валюсь с ног. Посплю с Белль. Сильно заметно? — Адриан потрогал ушибленную челюсть. — Скоро пройдёт? — Ну… — Фабиан посмотрел, хотя что он мог в темноте разглядеть? — Как врач могу сказать, что до завтра припухлость спадёт. Синяка тоже не останется. Всё-таки слабая рука у твоего графа. — Блять, меня так, получается, и придворные видели, и челядь? Слухи разнесутся со скоростью света… Ладно, возвращаемся. Сообщи всем, что я спать, Изабеллу позови. Морелли пошёл вперёд, распорядился слугам. — Их величества отправляются отдыхать! — разнеслось над поляной. Адриана уже окружили дворяне, впереди выстроились пажи. От пруда со своей свитой спешила Белль. В супружескую спальню можно уходить с эскортом по всем правилам этикета — это не в комнату шута проскальзывать. — Да здравствует наш король Адриан Третий! Да здравствует прекрасная королева Изабелла! Подхалимы. Адриан усмехнулся и поблагодарил небрежным кивком.***
После трёх аудиенций король засел в рабочем кабинете — в тишине покорпеть над документами, разобраться с почтой, пролистать новости и просто очахнуть от ревности, с которой лицезрел во время обеда воркующую парочку Бьёрди. Постучавшись, вошёл Луис, принёс кофе с каплей коньяка. — Ваше величество, дозвольте сказать… Вас нижайше просит принять… — Я занят, Луис. Нет. Даже знать не хочу, кто это. Нет. Завтра. — Граф Бьёрди, ваше величество. — Бьёрди? — встрепенулся Адриан, оторвался от компьютера. — Он ещё во дворце? — У секретаря. Пригласить? — Хорошо, зови, — протянул король, поняв, что прокололся с эмоциональной реакцией. Да и с чего бы Луису в нарушение приказа называть имя просителя? Старый слуга подметил особое расположение к Раулю? Раньше вольности только в отношении Фабиана бывали. — Сию секунду, — поклонился Луис и ушёл. Адриан прикусил губу. Досадно. Но ладно — все и так уже знают, что он благоволит Бьёрди. Главное, сейчас Рауль придёт, они поболтают. Дела… да, он хотел их переделать, срочные есть. Уняв скорый сердечный ритм, Адриан повернулся к монитору, погрузился в чтение. Вздрогнул, когда распахнулась массивная дверь. Но тут же услышал до боли знакомый перезвон. — Доброго дня, сир. — Шут преклонил колено и благоговейно запечатлел поцелуй на протянутой руке. Встал. — Пойдём на пробежку? — Видишь, сколько писем? — Адриан хлопнул ладонью по стопке. — Я занят, Гульфик. Сильно. — Без проблем — подожду. Фабиан отодвинул средний стул в длинной части стола и сел, кинул колпак перед собой. С взлохмаченными кудрями он был хорош, а открывающаяся в вырезе полосатой кофты длинная загорелая шея в щетинках… Раздался стук в дверь. Влажные фантазии разлетелись осколками. — Входи! Вошёл Рауль, за ним в дверном проходе мелькнули Луис и нёсшие караул гвардейцы, кто-то из них и прикрыл дверь. Вот и хорошо, пусть видят, что он с графом не наедине. Фабиан с интересом уставился на прибывшего. Рауль тоже бросил взгляд на него, предвзято-растерянный, однако сразу сосредоточил внимание на короле, изобразил поклон и улыбку. — Ваше величество, спасибо, что приняли меня. Я посчитал своим долгом поблагодарить вас за честь отобедать с вами. Мы с Грэйс польщены вашей милостью к нам. Спасибо. Гульфик фыркнул. Адриан показал ему кулак и повернулся к Раулю. — Рад, что вам понравилось, Рауль. Где же Грэйс? Почему ты один? — С дозволения её величества мы прогулялись по дворцовому парку, Грэйс почувствовала усталость и уехала домой, настояв, чтобы я остался и поблагодарил вас, сир. — Надеюсь, ей уже лучше. — Да, лучше. Она прилегла и сейчас… спит. Спасибо за беспокойство. — Так значит, ты один и не спешишь? — пришёл в волнение Адриан. У него родилась идея. Всё естество противилось отпускать Бьёрди от себя. Сегодня в нём не осталось и следа от двухдневного отчаяния, он посвежел, за столом был приветлив и весел. — Мы с Фабианом собираемся на стадион, побегать и в футбол… Приглашаю с нами. — Сейчас? Адриан раскрыл рот сказать «да». Фабиан весьма выразительно посмотрел на стопку писем. — Придётся немного подождать, — выкрутился Адриан. — Присядь пока. — Моя одежда… — Рауль шевельнулся, скользнул взглядом по парадному дизайнерскому костюму и туфлям. — Тебе подберут форму, — поспешил успокоить Адриан. — Приму за честь, ваше величество, — поклонился Бьёрди и сел за стол по другую сторону от шута, но не напротив, вероятно, сделал так принципиально. Игнорировал Фабиана, а вот тот цепко наблюдал и за ним, и вообще за всем происходящим. Мысли скрывал за усмешкой. Конечно, он не был доволен. Ладно, с ним потом разберутся, аргументирует как-нибудь. Адриан разбудил компьютер и вернулся к открытому на мониторе документу. Отпил кофе и погрузился в чтение, но то и дело отвлекался на парней. Минут пять в кабинете висела тишина, только шелестел кондиционер. Рауль изучал свои руки и рисунок столешницы, интерьер. Фабиан изучал его. — Так почему ты гомофоб? — спросил он Рауля вполголоса. Не выдержал молчать, когда рядом занятный экземпляр, и жалеемый, и настораживающий одновременно. Адриан навострил уши, делая вид, что работает. Бьёрди поднял голову. В глазах сверкнула враждебность. — Я мужчина. — И? — Мужчины должны любить женщин. — Кому должны? — Что вы хотите от меня, маркиз? — От тебя? — пожал плечами Фабиан. — Ничего. Хочу рассказать — тебе — историю. Про любовь. Настоящую. Которая никому ничего не должна, которую не преодолеть. О том, как я встретил его величество. — Я рассказывал ему, Фаб, — ворчливо влез Адриан. — Вы рассказывали свою версию, сир, а я буду свою. Пусть послушает, ему полезно. Мы же друзья? Рауль сложил руки на груди. — Я люблю его величество, граф, как бы ты ни утверждал, что такое невозможно. Люблю не потому, что он наш государь, красивый мужчина, а я до мозга костей голубой. Нет. До встречи с ним я даже бисексуалом себя назвать не мог, чаще с девушками встречался. Верноподданным был, но потому что так воспитали. Молодого короля видел, как и большинство гелдерцев, на фотографиях да в телевизоре. Я ведь из мелкого дворянства, ты знаешь, мы же земляки. — Вы были вассалом графа Круэли, моего соседа. — Да, его самого… Мои родители вели тихий провинциальный образ жизни, сидели в своём баронстве, их к королевскому двору не звали, а отпрысков и подавно. Хотя я тоже во дворец не стремился. Учился в столице, в медицинской академии, а это каторжный труд… В свободное время был молодым шалопаем — клубы, девчата, друзья. Но однажды по случаю мне досталось приглашение на приём в День Мира и Согласия, и я подумал: почему бы не пойти? Во-первых, любопытно посмотреть на придворную жизнь, всех этих чопорных кардиналов и герцогов. На короля тоже — какой он на самом деле. Хоть издалека, одним глазком, а уж если крупно повезёт — удостоиться его кивка или какого-нибудь слова. Адриан проглотил смешок, вспомнив, что они вытворяли в первую же ночь. Фабиан, заметив, легко улыбнулся. Он был весь светлый, раскрепощённый — лучился изнутри, поглощённый этими прекрасными и теперь кажущимися наивными воспоминаниями. Правую руку вытянул к колпаку, нежно поглаживал пальцами серебряную поверхность бубенчика. — Во-вторых, у меня появилась идея пристроиться при дворе. А что, это и престижно, и с оплатой щедро, и всегда быть в центре событий — глядишь, и карьера сложится, чем чёрт не шутит? Я молодой, свободный, обучению поддаюсь, старателен, прилежен! Должностей в дворцовой службе много, и я бы в какой-нибудь пригодился. Например, в канцелярии или службе торжеств. Конечно, я только что обзавёлся дипломом педиатра, но к новорожденному инфанту меня бы никто и близко не подпустил. Даже в королевский госпиталь обычным медбратом бы не взяли, а вот отвечать на звонки, сортировать почту я вполне способен. Фабиан кивнул на злополучную стопку писем, и Адриан решил, что пора приступить к ней, а то время шло, а их с Раулем футбольный матч никак не начинался. — Но больше всего я мечтал попасть в личную гвардию короля. Это почётно — чаще находиться при короле, сопровождать его, охранять. Больше шансов перекинуться с ним парой фраз, поцеловать руку. Повторюсь, я не был тогда влюблён, просто король — это король, быть замеченным им — величайшее счастье. Я не знал его, но жизнь бы за него отдал. Мечтал служить ему. — И хорошо пристроиться, — изрёк Рауль. Фабиан пожал плечами. — Почему бы и нет? Одно другому не мешает, ведь графство мне в перспективе не светило, а в качестве наследства в лучшем случае достался бы кот… — Почему кот? — не понял Адриан, выдавая, что подслушает. — Как в сказке Перро, ваше величество, — усмехнулся Морелли. — «Кот в сапогах». Помните, старшему сыну досталась мельница, второму — осёл, а третьему кот. Теперь он достанется Августину, нашему младшему. Правда, без сапог. — Ты и так стал маркизом, плут. И отхватил себе поля, луга, замок и — лучше, чем принцессу — короля. — Позвольте дорассказать графу, как это произошло? А то он продолжит подозревать меня в корысти. — Валяй, — махнул рукой Адриан и вскрыл очередное письмо. Ему хотелось, чтобы Рауль хоть немножечко ревновал. Бьёрди же молчал с нечитаемым лицом, только переложил руки на груди поудобнее. Фабиан фыркнул и опять погладил бубенчик. — Я надел свой лучший костюм… — О, ты выглядел как франт, — вставил Адриан. Что-то милое к Фабиану ещё теплилось в груди. Но все реплики метили в Рауля. — Настоящий щёголь. — Ваше величество, — упрекнул Морелли. — Извини, — Адриан провёл щепотью по губам, будто запирая на замок. — Так вот, граф, я пришёл во дворец. Роскошные залы, высокие сановники, всякие красивые люди, этикет, торжественность — всё это меня восхитило. Что сказать, я проникся! Поддался искушению, ещё больше захотел здесь остаться, быть частью всего этого великолепия. У меня была маленькая протекция, и я обещал себе ею воспользоваться, хотя до этого не собирался. Когда началась церемония, я смотрел во все глаза. Было столько людей, столько знакомых по новостям лиц! Моё место было не самым выгодным — где-то за спинами. Я вертел головой, пытаясь ничего не упустить, искал королевскую чету. Они шли в веренице всяких придворных, священников — в красивых одеяниях, парадных мантиях и коронах. Их приветствовали, и они улыбались… В общем-то, я только на короля смотрел… Он был величественен. Много улыбался, но как-то искусственно, отрепетировано… — И ты подумал, что я бревно, — влез Адриан, зыркнул на Рауля, тот слушал внимательно, но безучастно. — Да, ваше величество, — согласился Фабиан, — успела проскочить такая мысль. А потом я поймал твой взгляд… И знаешь, Рауль, в один миг я забыл, где нахожусь, на кого смотрю и как дышать. Это была не просто любовь с первого взгляда, это было что-то большее, иррациональное. Я вдруг почувствовал, что это — мой человек. Моя вторая половина. И то, что он почувствовал то же самое. Что мы уже неразрывно связаны, на всю жизнь. Какая-то, если хочешь, божественная сила, стрелы Амура, химия — необычайная, непреодолимая! Всё вместе и сразу. Я понял, что никогда и никого не любил до этого дня. Я вообще не сторонник интрижек без чувств, так или иначе всегда испытывал симпатию к партнёрам, но это было пылью по сравнению с тем, что случилось сейчас. Любовь вспыхнула и горит. Она во мне, и она вдохновляет. Понимаешь, граф? Ни привилегии, ни секс, ни что иное, кроме любви, не движут мной в этом гомосексуальном союзе. Спустя четыре года я всё так же влюблён, как в тот день. И буду любить, пока стучит моё сердце. Адриана кольнула совесть, больно и метко, но ему всё-таки была интереснее реакция Бьёрди, хоть маленькая тень ревности или задумчивости на лице. Наверно, они были, раз он опустил глаза и положил руки на стол. — Я уже не мог и не хотел сопротивляться этой связи, пусть моя любовь оказалась с меня ростом и едва ли не шире в плечах. Ну и с членом между ног. Я смотрел на него, а он смотрел на меня весь тот длиннющий приём. И я не удивился, когда ко мне подошли после и сказали, что король желает меня видеть. Я прошёл за пажом в комнату — кабинет для аудиенций, — его величество находился там один, в короне и мантии, прекрасный и взволнованный. Ему, чёрт, было двадцать четыре, а мне двадцать пять… Я преклонил колено, как меня учили, а вот голову склонить не мог — смотрел и смотрел на него, и он стал кружить возле меня. И мы молчали, потому что нечего было сказать, все эти церемониальные фразы были не тем… А потом мы просто начали целоваться. Дико, страстно. На полу, на столе, на какой-то ещё мебели. И я понял, что ждал этого всю жизнь и другого больше не захочу. — Счастлив за вас, лард Морелли. — Я тоже за себя счастлив, Рауль. И за всех, кому удалось найти свою настоящую взаимную любовь. Счастлив за тебя и Грэйс, ведь, похоже, что вы цените друг друга. — Так и есть, маркиз, спасибо, — слабо улыбнулся Бьёрди, а Адриан скрежетнул зубами: стукнул бы кулаком по столу, чтобы Фабиан не заговаривал о счастье с американкой! — Тогда ты можешь понять меня, его величество и всех геев… да и вообще всех, кто хоть сколько-нибудь не вписывается в нормы других. Я думаю, что неважно, какого пола влюблённые, главное — что они счастливы. И когда ты счастлив сам, ты желаешь счастья другим. Всем окружающим. Счастливые люди не совершают плохих поступков, не лезут в личную жизнь других, не осуждают. — В ваших словах есть истина, маркиз. Я не осуждаю, когда дело касается других. Я лишь был против, чтобы втягивали меня, ведь я не гей и люблю девушку. Против, чтобы разбивали мой брак и делали меня несчастным, чтобы мне врали, заставляя чувствовать вину. Да и вы, наверно, не до конца счастливы с его величеством — постоянно прятаться, делить со всеми, быть шутом. Разве это счастье? Фабиан одобрительно усмехнулся, развёл руками. — Счастье. Да, сложно, да, всё не так, как хочется, но любить его величество и знать, что он любит меня, — счастье. Быть его шутом такая же честь, как его гвардейцем или виночерпием, хотя мои родители так не думали. Им, кстати, помог смириться титул, подаренный его величеством. Он сделал бы меня и герцогом, но в казне нет свободного герцогства. Я и от маркизата отказывался, но… шутом не может стать дворянин ниже виконта, да и его величество очень желал одарить меня… Знаешь… Фабиан повернул голову, взгляд был пронизан нежностью и влюблённостью, от которой у Адриана опять подскочила концентрация стыда за то, что потерял свои такие же чувства. Он опустил глаза к неинтересному письму. Их оставалось всего три. — Знаешь, я до сих пор поверить не могу, что мой парень — король, — сказал Морелли с той же тягучей влюблённостью, теперь уже в голосе. — Не «король — мой парень», а «мой парень — король». Разница, да? У меня аж внутри всё переворачивается, когда я осознаю, что мой милый и страстный возлюбленный — мой властный сюзерен, что я принадлежу ему и от его воли и милости зависит моя судьба и судьбы всех. Я счастлив. За четыре года у меня ни разу не закралась мысль о сексе с кем-то другим, и я полностью доверяю его величеству. Позавчера, когда ты в нарушение этикета, вошёл без стука, моё счастье оказалось под угрозой. — Ваши запугивания неуместны, лард Морелли, — с ледяным спокойствием произнёс Рауль, вновь сцепляя руки. — Я пересмотрел своё отношение. Его величество оказал мне честь, рассказав правду о себе и вас, сейчас мне открылись вы. Я не только как верноподданный сохраню тайну — я вполне понимаю вас как человек, хотя и не совсем, как мужчина. Уверен, я уже не гомофоб. В отношении других. Адриан улыбнулся: шажок к прогрессу. Если так пойдёт, то скоро Рауль перестанет быть гомофобом и в отношении себя. Он отложил прочитанное письмо и взял предпоследнее: в конверте лежала пригласительная открытка. Ещё пять минут, и можно идти играть в футбол. — Только вот что мне интересно, лард Морелли, счастлива ли её величество Изабелла? Я видел её жгучую ревность ко мне после брачной ночи. Счастливы ли мужья тех девушек?.. — Блять! — засмеялся Адриан, вчитавшись в первые строки приглашения, заёрзал от нетерпения. Информация потрясла его, разговор графа с маркизом сразу вылетел из головы. — Блять! Фаб, посмотри! — он повернул к нему открытку. — Свадьба! Марта Тилони выходит замуж! — Твоя строптивая первая любовь? — сразу переключился Фабиан. — Да! Соранти говорил, что она помолвлена. — Ну теперь-то она не отвертится от твоей постели! Ахах, поздравляю! — Вам весело? — воскликнул, подпрыгнув, Бьёрди. — Это мерзко! — Что? — непонимающе уставился на него маркиз. — Ещё одной девушке придется изменить своему жениху! Это смешно? — Ей не придётся, граф. Его величество не спит с невестами, так же как не спал с тобой. — Он спал со мной! Адриан ощутил, как на спине выступает холодный пот. Горло перехватило. — Фабби… — получилось тихо и пришлось кашлянуть, его не слышали: Рауль полыхал гневом, Морелли смеялся, ещё захваченный новостью. Но графа Фабиан слышал и вскинул брови: — Король же сразу тебе сказал, как и американке твоей. Он спал с тобой, но не в том смысле. Напоил тебя до невменяемости и оставил дрыхнуть нетронутым, а утром сказал, что всё было. — Фабиан! — У короля затряслись руки. Голос окреп, но на него никто не реагировал. Назревал огромный пиздец. — Его величество не пользуется брачной ночью, с тех пор как меня любит! Успокойся, блюститель нравственности! — Фабиан! Морелли повернулся. Но не Рауль. — Не делайте из меня дурака, маркиз, я помню! — Он вскочил на ноги. — Я прекрасно это помню! Совсем не во сне! Я бы всё отдал, чтобы во сне! Но нет! Рауль замолчал, раскрасневшийся от напряжения, кинул яростный взгляд на короля, ещё не соображая, что снова нарушил весь этикет, и опять уставился на маркиза. С Фабиана уже сошла вся весёлость, он тоже встал, заторможенно и как-то неловко. Изменить что-либо теперь было нельзя, страшное, чего Адриан боялся последние два месяца, свершилось. Фабиан понял про обман. И Рауль понял, по этой немой сцене — что его опять держали за дурака. Он открыл рот и всё хлопал глазами, пытаясь осмыслить. Они смотрели удивлённо оба, и Адриан не знал, какое из положений надо спасать. Какое он хочет спасать. Чёрт! Сука! Да что же такое? Фабиана! Конечно, Фабиана! — Граф, уйди! — рявкнул Адриан, подкрепляя приказ взмахом руки. Бьёрди тут же сорвался с места и вылетел в дверь. Чёрт! Они остались одни. Фабиан всё смотрел и смотрел. Во взгляде теплилась надежда. Он понял всё, но ещё не верил. Фабби, любящий Фабби. Фабби, в котором никогда не было фальши. Который доверял, боготворил, обожал. Светлый-светлый человек. Фабиан склонил голову набок, чуть прищурился, приоткрыл рот… замедленностью оттягивая горький момент. — Дри, — его голос заметно дрогнул, — ты меня больше не любишь? — Люблю, — сказал Адриан. Но перед, всего на секунду, на долю секунды запнулся, опустил глаза. Крошечная заминка, но Фабиан её заметил, он хорошо его знал, и говорить дальше не имело смысла. — Прости. Он опустил глаза, сквозь влажную пелену разглядывая стол, чашку и разложенные письма, поднять их снова не было сил. Не было духу заговорить, душили слёзы и какое-то стыдное облегчение. Адриан не видел, что написано на лице у Фабиана, лишь боковым зрением чувствовал, что тот сначала топчется, затем медленно разворачивается к двери и наконец, не дождавшись опровержений, направляется к выходу. Вместе с его шагами зазвенели бубенцы, грустно и неотвратимо. — Фабиан! — Адриан, оттолкнув кресло, бросился за ним, нагнал у двери. Схватить за плечи не поднялась рука, только всматриваться в его глаза, искать прощение. — Фабиан… Морелли держался. Прилагал силы. У него хреново получалось. — Не заставляй меня остаться, — попросил он и укусил губу. — Дай мне переварить. Пожалуйста… Дри. Дри! О боже — Дри! Адриан боялся, что Фабиан назовёт его «сир», а Фабиан, наверно, и сам колебался, какой сделать выбор. Но «Дри» давало надежду. Адриан слабо улыбнулся. — Да… хорошо… Ему тоже пришлось закусить губу. Всё это было похоже на прощание, на финал их неземной любви. Фабиан… Гульфик кивнул и, развернувшись, открыл тяжёлую дверь. Задержался на пороге, занеся руку с колпаком над тумбочкой с безделушками, будто хотел его оставить, но так и не разжал пальцев. Опустил руку и стремительно ушёл. Гвардеец закрыл за ним дверь.