***
Изабелла лежала на кровати. Горел ночник на стене, она читала книгу, а не листала интернет со смартфона или планшета. Роджер Желязны, какая-то из «Хроник Амбера». Адриан пришёл один, отпустив пажей ещё внизу. Он был немного навеселе. Положил в шкатулку корону, обогнул кровать, расстёгивая рубашку. Остановился на середине комнаты, так, чтобы балдахин не загораживал жену. Белль смотрела на него. Кротко, без упрёков. — Ты рано ушла из гостиной, милая, — справляясь с пуговицами на рукавах, произнёс он. — Завтра понедельник, у меня дела в королевском обществе писателей и художников на целый день, хотела выспаться. Адриан не стал уточнять, почему в таком случае она не спит. Оба знали, чем вызваны бессонница и ранний побег в покои. — Да, у меня тоже завтра много дел, — протянул он, — а я вот засиделся за покером, совсем забыл про время. — Прикажи разбудить себя завтра на час или два позже. Или устрой выходной. — Да, наверно… Адриан кинул рубаху на пуф, снял и кинул туда же брюки, затем носки, остался с мобильным в руках. Белль читала или делала вид. Он постоял над ней, наблюдая, после сел на кровать, нахмурил брови. — Это ты сказала Соранти, милая? Белль вздрогнула, как от пощёчины, книга выпала из рук, съехала на матрас. — Как ты мог подумать такое, Адриан? — Только ты знала. — Нет! Я не говорила! Клянусь тебе! Зачем мне? Чтобы стать объектом насмешек и жалости? Нет! Я даже не видела Соранти с тех пор, как он запил. — Ты спишь с ним? Белль дёрнулась ещё сильнее, чем минуту назад, даже как-то отпрянула, хотя опиралась спиной на изголовье. Книга соскользнула на пол и шлёпнула о паркет. — Адриан! Что ты такое говоришь! Я верна тебе! Адриан куснул губу, размышляя. Покивал. — Извини, не хотел тебя оскорбить. Я верю. И не возражал бы, появись у тебя кто-нибудь… кто стал бы тебе дорог. — Ты мне дорог. И Шарль. — Знаю, Белль, вы мне тоже дороги. — Адриан помолчал, примериваясь, как мягче сказать то, что надо было озвучить. — Белль… я представил Рауля двору, как фаворита. Прости. Не планировал этого делать, никогда. Я хотел сохранить видимость идеальной семьи. Никогда не стал бы специально подвергать тебя насмешкам. Но сегодня Соранти… ты сама знаешь, не буду повторять. Прости. Моё отношение к тебе не изменится. Между нами вообще ничего не должно измениться. Изабелла сдавленно кивнула. — Да, Адриан, конечно. Глаза остались сухими, но она почти не моргала и сидела скованно, как манекен. Адриана кольнула совесть. Он весь вечер был убеждён, что это жена нажаловалась своему любовнику — ну, или не любовнику, а ухажёру. В таком случае причинение ей боли не вызывало чувства вины, и официальное обзаведение фаворитом служило своеобразным наказанием за несдержанный язык. Теперь же он чувствовал себя домашним тираном и неблагодарной сволочью. Правда, моральные мучения с лихвой перебивала радость от каминг-аута. Рауль около часа назад прислал сообщение с сердечками — условный знак, что разговор с Грэйс прошёл хорошо. Вот теперь прошёл и у него с Белль и тоже хорошо. — Выключишь свет, милая? Адриан отложил смартфон, забрался под одеяло. Когда ночник погас и Изабелла улеглась, закрыл глаза. Но потом решил, что может потратить ещё несколько минут на секс…***
Завтракали вдвоём в малой столовой. Адриан был не прочь устроить открытую трапезу, но Изабелла не выспалась и хотела тишины. Он пошёл ей навстречу. Единственный слуга держался в стороне. Мечтам Изабеллы не суждено было сбыться — в двери ураганом ворвался Шарль в нарядном тёплом костюмчике. За принцем вошла его няня Кэти, но Адриан отпустил её взмахом руки. Улыбнулся сыну. — Доброе утро, папуля! Доброе утро, мамуля! Шарль с разбегу крепко обнял отца, потом взобрался на колени к матери и затем перелез на свободный стул. — Доброе утро, сынуля. — Как невкусно! — Шарль залез вилкой в овощной салат. — Почему вы не кушаете блинчики, как я? Я скажу Кэти, чтобы вам тоже принесла. — Спасибо, сынуля, ты очень добр, — ответил Адриан, потому что Белль молчала, — но мы с мамулей любим салат. Да, мамуля? — Конечно, — улыбнулась Белль. — Это вкусно и полезно. Шарль недоверчиво поморщился, но, как любой ребёнок, легко переключился на другую тему. — Мамулечка, папулечка, а ко мне скоро Фабби приедет. Скоро-скоро. — Фабби? — Адриан забыл обо всём ином. Фабиан узнал и принесётся с упрёками? Только этого не хватало! — Кто тебе сказал, милый? — Фабби сказал. Он позвонил мне вчера и сказал, что очень-очень скучает и приедет. Я тоже очень-очень скучаю. Почему он вообще звонил ребёнку, а не ему? Высказал бы всё сразу, без обиняков, зачем все эти нелепые «кошки-мышки»? Не похоже на Фабби. — А когда Фабби звонил, милый? — уточнил Адриан, чтобы подтвердить или опровергнуть опасения. — Вчера, — Шарль добрался до вазочки с конфетами и теперь его интересовали только они. — Вечером. Исчерпывающий ответ. Поседеть с такими ответами можно. На помощь пришла Изабелла, подозвавшая слугу, чтобы он налил принцу горячего шоколада. — Папуля спрашивает, что ты делал в это время. — Я играл с Пушистиком, — отозвался инфант, не менее информативно. И, облившись горячим шоколадом, добавил: — Кэти принесла мне молоко, а когда позвонил Фабби, молоко выпил Пушистик. Прямо из моей чашки, представляешь? — Господи, — охнула Изабелла. — Шарль, давай отправим этого котёнка к другим кошкам? — Нет! — завопил инфант, готовый разреветься. — Это мой котёнок! Мне его папуля подарил! Папуля, можно он останется? — Хорошо-хорошо, останется, — поспешила вмешаться Изабелла. — Конечно, останется, — рассеянно успокоил Адриан, — мамуля шутит. — Он в самом деле не возражал, тем более, что котёнка принёс Рауль в день их примирения, наоборот, радовался, что сын с ним не расстаётся. Но сейчас полосатое создание с тысячей имён волновало в миллионную очередь. Адриан прикидывал, во сколько Шарль пьёт вечернее молоко. Спать его укладывают между девятью и десятью, и по всему выходило, что Морелли звонил до того, как случился инцидент на цокольном этаже. То есть… Фабиан собрался приехать просто так, не для вправления мозгов. Вот это похоже на Фабби. Только к моменту приезда он всё равно узнает о фаворите. После слов Соранти Фабиан бесспорно уже стал среди придворных неким героем, легендой, который единственный из всех не пожелал смириться с гомосексуальностью короля и предпочёл уехать из столицы. И это несмотря на дружбу с королём, максимум привилегий и доходную должность! Вот такой он честный, благородный и порядочный гомофоб маркиз Морелли! Десять пунктов к святости! Ох, смешно, но пусть все так и думают. Пусть думают, что ориентация короля пошатнулась с брачной ночи Бьёрди. Адриан хотел увидеть лучшего друга. Даже если они поссорятся из-за репутации, Адриан хотел видеть его при себе. — Сынуля, Фабби сказал, когда приедет? Шарль отвлёкся от макания печенья в остывший горячий шоколад — не ел, а чисто экспериментировал. — Скоро! — сказал он таким тоном, будто оскорбился, что его в первый раз не услышали. — Когда мне будет пять лет, — добавил снисходительнее. — Мне ведь скоро будет пять лет? — Скоро, — согласился Адриан. — Через месяц. Восемнадцатого ноября. — Фабби убьёт дракона и подарит мне его голову. — Это Фабиан так сказал? — вмешалась Изабелла. — Ужас какой! Нельзя никого убивать. — Но я хочу голову дракона! Я попросил Фабби привезти мне её на день рождения! Фабби пообещал! И сказал, что мы будем вместе, всегда-всегда! Потому что Фабби в тот час ещё не знал. Захочет ли он теперь приехать и остаться? Ладно, до дня рождения ещё много времени. — Шарль, тебе пора в детский сад, — сказала Белль. — Вытри рот и пойдём, я сама тебя отвезу. Инфант засопел, с неохотой засобирался. Адриан подозвал его к себе, поцеловал в мягкую щечку и кудрявую макушку. — Хорошего дня, сынуля. Будем вместе ждать Фабби. Изабелла взяла сына за руку. Наверняка она тоже ждала Фабби, в надежде, что он повлияет на её сошедшего с ума мужа. Она, в отличие от Соранти, считала, что для шута дворцовые перемены станут сюрпризом. Адриан окликнул жену, когда она пропустила в дверь Шарля. — Белль, ты ничего не сказала в защиту Соранти. — И не скажу. Логично, с чего бы ей защищать человека, вывесившего на всеобщее обозрение грязное бельё её семьи? Дверь закрылась. Адриан остался доедать свой завтрак. Аппетита, конечно, не было. Пока Рауль не прислал: «Доброе утро, любимый».***
Сказать, что день выдался напряжённым, было словно бы промолчать. Вынесенные на общее обсуждение вопросы для оперативного понедельничного совещания соревновались в сложности один с другим и от поиска решения головы должны были пухнуть у всех, однако вместо дела министры, приглашённые губернаторы, руководители ведомств думали только о смене ориентации короля. Адриан видел это по устремлённым на него взглядам, которые опускались или уходили в сторону, стоило ему обратиться к человеку или посмотреть прямо. Докладывая или отвечая в ходе обсуждения, чиновники старались быстрее уткнуться в распечатки или планшет, во время чужих выступлений сидели отстранённо, практически отсутствовали. Ему пришлось несколько раз повышать голос, чтобы разбудить и напомнить о работе. В конференц-зале находились зрелые мужчины, не то что легко подстраивающаяся под перемены праздная молодёжь из свиты. И эти сливки аристократии и лучшие умы из народа осуждали, не приемля новомодных однополых отношений. Вслух не высказывали, не позволяя всё же личным вкусам довлеть над социальной ответственностью, мешая исполнению должностных обязанностей, а внутренне негодовали. Их реакция уже больше походила на то, что предсказывал Фабиан. Но негодующие не высказывали открытого неудовольствия — и Адриан не предпринимал никаких действий. Только первый день, потом привыкнут, поменяют мнение. На аудиенцию приехали бизнесмены из провинции, до которых ещё не долетели последние новости или которые попросту не интересовались светской хроникой. Они решали собственные проблемы, запутанные и потребовавшие досконального изучения: придирается или нет к одному экологический надзор, ко второму — налоговые органы. Отпустив последнего с обещанием прислать для проверки специалистов из столицы, Адриан развалился в кресле, с намерением не вставать в ближайшие часов пять или шесть. Устал как вол, мантия оттянула плечи. Только скинул её на спинку и прикрыл глаза, в дверь постучали. — Да! — собрав крохи сил, крикнул он. Появился Луис. Адриан и не подумал изменить позу. — Ваше величество, аудиенции просит её величество королева Беатрис. — Вот чёрт! — простонал Адриан, чуя, чем ему грозит визит матери, и досадуя, что отдых накрылся. — Она за дверью, ждёт. — Зови, конечно. Адриан с силой растёр лицо ладонями и сел ровно, с королевской осанкой, но как только мать вошла, встал, поцеловал ей руку и жестом предложил свой мини-трон. — Привет, мам. Располагайся. И… к чему этот нелепый официоз? — он махнул на дверь. — Просто слышала, сынок, ты разошёлся, всех подряд за решётку кидаешь. Побоялась попасть под горячую руку. Адриан против воли сжал губы. Они смотрели друг на друга. Вдовствующая королева Беатрис благожелательно улыбалась. В свои пятьдесят четыре она прекрасно выглядела даже с минимумом макияжа, носила платья и костюмы только неброских тонов, подчёркивающий траур по мужу. Могла бы по-прежнему блистать при дворе, но предпочла отойти в тень в пользу молодой королевы, занялась всяческой помощью пожилым людям и религиозным организациям. Переехала в уютный дворец у реки, а в Летний наведывалась лишь на торжественные приёмы да по особым случаям. Сегодняшний — вернее, вчерашний, — видимо, был таковым. — Мам, ну хватит, — попросил Адриан. — Ты меня укорила — я понял. Между прочим, я рад тебя видеть. Беатрис положила ногу на ногу, одёрнула юбку, выдерживая паузу, потом подняла на него глаза, всё такие же благожелательные, но строгие. — Тебе не понравится разговор, Адриан, — уведомила она без обиняков и замолчала. Могла бы не предупреждать, Адриан и так это знал. — Тогда, может, не будем его начинать? — учтиво поинтересовался он, надеясь, что чётко обозначил свою непреклонность. Мать слыла умной женщиной и у неё тоже была твёрдая позиция. — Будем. Я шокирована, Адриан. Утро понедельника я начала с новости, что мой сын гей. — Я бисексуал. — Ты спишь с мужчиной, — надавила королева. Говорила она тихим мелодичным голосом, который вопреки всему будто гремел. — Ты открыто заявил о своей связи. Ты, верно, лишился ума? — Да, мам, от любви. Я люблю Рауля Бьёрди. Мать спокойно выдержала его взгляд, даже губ не скривила. — Я всего лишь женщина, Адриан, но что на твои слова сказал бы отец? Мы с отцом гордились тобой, твоими успехами. И, уверена, он гордился бы тобой, увидь с небес, каким достойным королём ты стал, как горжусь тобой я. Но твою наклонность он бы не одобрил. Будь он жив, вмиг бы отучил тебя. — Мам, я очень уважаю тебя и чту память отца, ценю то, что вы мне дали, но мне двадцать восемь лет, я правлю государством в двадцать четыре миллиона человек, так что, позволь, я буду решать сам. — Адриан, — терпеливо проговорила Беатрис, — подумай о сыне. Как ты объяснишь ему, когда он вырастет? — У меня ещё много времени поразмышлять над речью для него, — сказал Адриан, хотя реакция Шарля его волновала. Но, к счастью, до осмысления ребёнком отношений взрослых было ещё очень-очень далеко. Мать развела руками, говоря, что она бессильна биться о глухую стену. — Хорошо, сынок, тогда объясни мне, с чем связана перемена твоих вкусов? Что дал тебе мужчина, чего не могут дать женщины? — Мам, я не буду обсуждать с тобой свою интимную жизнь. — Я молчала, когда Бьёрди напросился к тебе в постель, я отмахивалась от слухов, ходивших после его свадьбы, называла их злыми наветами, потому что считала тебя мужчиной во всех смыслах. Ты мог завести любовницу, и я не пришла бы тебя увещевать. Верность жене никогда не была в почёте, особенно в королевской династии, я пережила много любовных увлечений Робера… А ты молодой, красивый, темпераментный, тебя рано женили, и было бы естественным, что ты меняешь женщин. Женщин, Адриан. Но мужчина… Бьёрди прожил пять лет в порочной Америке и принёс эту грязь сюда. Адриан чувствовал, что предаст любимого, если ещё хоть раз позволит кому-то назвать Рауля развратником и соблазнителем. Однако враньё хоть малость отбеливало репутацию. Он начинал заводиться. Поёрзал, усмиряя злость. — Посмотри, — продолжила мать, — от тебя отвернулись друзья, и ты отвернулся от них — кидаешь без суда в тюрьму. У тебя был замечательный друг Фабиан Морелли, где он теперь?.. — Мать пронизала взглядом. — Фабиан воспитанный и здравомыслящий молодой человек, всецело преданный тебе. Когда он был рядом с тобой, в твою голову не приходили глупости, он положительно влиял на тебя. Бьёрди — худший, кто мог появиться в твоём окружении. Ну всё, пора икону с изображением Фабиана рисовать! — Мам, — психанул Адриан, — а если бы я спал с Фабианом, а не Раулем, тебя бы это устроило? Благословила бы нас? Ему вдруг показалось… что-то суетливое кольнуло под рёбрами… если сейчас она скажет да, то он оставит Рауля и помчится к Фабиану, приложит все усилия, чтобы вернуть его и заживёт с ним долго и счастливо. Наваждение рассеялось через долю секунды, добавив масла в огонь, а мать ответила строгим взмахом бровей. — Твоя дерзость — тлетворное влияние Бьёрди. Маркиз Морелли не вовлёк бы тебя в разврат. Он традиционных устоев. Этот «традиционный» драл твоего сына во все дырки и орал под ним как дикий кот! Хотелось выдать правду в лицо, удивить наивную королеву-мать, и тем сильнее накатывала злость за Рауля. Злость, которую приходилось тщательно прятать за благодушными улыбками. И всё же… — Мам, это я предложил Раулю возлечь в брачную ночь, — сообщил он самым любезным тоном. — У Рауля не было гомосексуальных связей до меня. Мать убрала ногу с ноги, подалась вперёд, близоруко прищуриваясь. — Что ты такое чудовищное говоришь, Адриан? — То, что я счастлив и не вижу причин стыдиться своих чувств. Мы живём в Европе, мам, наши соседи давно обогнали нас в толерантности, а мы закостенели в невежестве. Если я, король, вынужден бояться открыто жить с любимым человеком, то каково простым студентам, бухгалтерам, педагогам? Прости, мам, я люблю тебя, но тема закрыта, Рауль мой фаворит. Королева холодно встала, оправила узкую юбку. — Добром это не кончится, Адриан. Подумай над моими словами, прекрати непотребство как можно скорее. Вот только не надо каркать! Если беду не кликать, она не придёт! Вслух Адриан, конечно, не мог этого сказать матери из уважения. Подавил побежавшие от мрачных предсказаний мурашки и тоже встал, взял её руку и нежно прикоснулся губами к начинающим покрываться морщинками пальцам. Примирительно улыбнулся. — Я понимаю тебя, мам, и ты постарайся понять меня. Я бы скрывал, до самой смерти скрывал, но Соранти… — Ах да, Соранти, — будто вспомнила Беатрис. — Он твой друг, вы были вместе с трёх лет или с четырёх… Ладно, Адриан, я пойду. — Она забрала у него руку и провела ладонью по его щеке, взгляд стал ласковым, улыбка заботливой. — Береги себя, моё величество. — Да, мам, спасибо, не беспокойся. Всё будет хорошо. Я провожу тебя. — Не надо, меня маркиза Совиньи ждёт и служанки. Пока. Мать поцеловала его в щеку, которую только что гладила, улыбнулась и ушла. Адриан опустился в кресло для посетителей, где только что сидел, и задумчиво потёр подбородок. Что он имеет в итоге? Лебезящую молодёжь и немо ропщущее старшее поколение. Вразумлять дурную головушку отважился единственный человек во всём королевстве и то по причине неприкосновенности — родная мать. Собственная была идея или по просьбе вельмож — другой вопрос. Пожалуй, кроме неё, сыскался бы ещё один смельчак — Фабиан. Но вряд ли Фабиан, как и Белль, примется защищать Соранти. За Соранти заступился Рауль, и с предателем пора было что-то решать. А Адриан не чувствовал внутренней потребности смягчиться. Какой-то частью ума понимал, что бывший приятель действовал из лучших побуждений, что своей несдержанностью помог им с Раулем выйти на новый уровень отношений, но продолжал считать, что виконту самое место в Колоне. И всё же за него просил Рауль. Адриан набрал номер секретаря. — Матье, пусть ко мне доставят виконта Соранти. Повесив трубку на аппарат, Адриан направился в рабочий кабинет — в сугубо деловой обстановке ему было проще сосредоточиться над раскалывающими голову проблемами, чем в помпезной комнате для аудиенций. Попросил Луиса принести кофе с коньяком, а пока пил, узнал от него, что отец граф Гаспар Соранти мечется между дворцом и тюрьмой с ночи, безуспешно добиваясь свидания с заключённым, и что его активно поддерживает виконт Рокарди. — Ан нет, ещё один защитник нашёлся, — пробормотал король. — Спасибо, Луис, свободен. Посидев минуту в прострации, он глянул в опустевшую чашку, отодвинул её вместе с блюдцем от края стола и пошёл к бару, налил себе чистого коньяка, без кофе. Со стаканом встал у окна, за которым то светило, то пряталось за тучку солнце, ходили люди, ездили машины. Сейчас шло время спортивных занятий, тело желало размяться, совершить пробежку по стадиону и забыть про проблемы. Счастье так много их создаёт. Когда Луис доложил о прибытии конвоя из Колоны, Адриан так и стоял у окна, созерцая переменчивую осеннюю погоду, падающие листья. — Зови, — сказал он, отставляя стакан. Двое полицейских ввели Соранти. Он был сильно помят. Вчерашнюю изысканную одежду словно изжевали, правый рукав светло-голубой рубашки наполовину оторвался по шву. Над кармашком бурели с полдюжины кровяных клякс, натёкшие несомненно из разбитой верхней губы, а может быть, из глубокой ссадины на скуле. Смотрел Тео с подчёркнутым безразличием, держался гордо. — На колени перед королём, — скомандовал конвоир, надавливая на плечо. Требование прозвучало формальностью, потому что прекрасно знакомый с процедурой виконт опередил его и опустился на пол, заносчиво задрав подбородок. Конвоир нажал ему на макушку, низко нагибая. — Откуда у него раны? — поинтересовался Адриан. — Сопротивление при аресте, — ответил конвоир. — Понятно. Выйдите и ожидайте. Отдав честь, полицейские удалились. Адриан вздохнул, глядя на согнутую спину и спутанное гнездо волос подданного. — Драться полюбил, Тео? — спросил он гневно. — Как будет угодно вашему величеству. — Не выделывайся, Тео. Я считал тебя другом. Встань. Сначала Соранти вскинул голову, потом поднялся, оправил брюки и манжеты. Адриан обошёл его и уселся в кресло за столом, откинулся на спинку, сцепил пальцы в замок. — Чем тебе не нравится моя ориентация, Тео? — А должна нравиться, ваше величество? — притворно удивился Соранти. Он свечкой торчал посреди кабинета. — Вы уж простите, что нахально разговариваю с вами: я ведь тоже считал вас другом. — Друг должен был прийти ко мне и спросить! — Друг мог бы сам рассказать другому другу! — Мне решать, что рассказывать, что нет! Как ты пронюхал? — Вы так это называете? — Говори! — Адриан хлопнул ладонью по столу, что зазвенело блюдце и подпрыгнула подставка с ручками. Соранти помрачнел, переступил с ноги на ногу, опять коснулся манжет. — Я… услышал разговор прислуги про… презервативы в Рыбацком домике. Я знал, что вы там с Бьёрди время проводите. Думал, сестрица его по-тихому приезжает, которая вам по нраву, порасспрашивал, понаблюдал… чтобы узнать, которая из двух… Не было там никакой сестрицы! Только вы вдвоём! А потом мне дважды попались ведомости на пошив простыней для вашей постели, я и связал одно с другим: брачную ночь, внезапное помилование, неразлучную дружбу… которая всех бесит!.. Адриан сжал кулаки и глубоко вдохнул. — Поаккуратнее в выражениях. Ты шпионил за королём, Тео, знаешь, чем это грозит? — Знаю. Мне это грозило бессонными ночами и кошмарами наяву. Мой король, мой друг… трахается с мужиком! Блять, я напивался, чтобы это забыть! Не получалось! — И тогда ты решил действовать? Выгнать Бьёрди из моей постели? Кто тебе дал право лезть в мою личную жизнь? Соранти дерзко молчал. Опустил голову, но руки пребывали в постоянном движении, поправляя одежду, да и ноги топтались — ему было некомфортно стоять там, где обычно приглашали сесть и пожимали ладонь. Но полезно для снятия спеси. — Поздравляю, Тео, ты добился обратного эффекта. Раз узнал весь двор, я признал Рауля своим фаворитом. Изабелла тебе очень признательна, в кавычках. А мне, что доставит тебе удовольствие, достался нагоняй от матери. Нагоняй, Тео, будто я катался на льдине или подсунул лягушку отцу в ботинок! Такое действительно было, в средней школе, и Тео в этом участвовал. Соранти насупился, молчал. У Адриана не было жалости. — Тебе понравилось в Колоне? Тебя следует закрыть там только за то, что ты напал на графа Бьёрди… — Закрыть меня в Колоне? — вскричал, перебивая, Тео. — Когда Морелли напал на меня, он отделался извинением, а меня — в Колону? Или для любимчиков закон не писан? Я с тобой с детских лет и не вхожу в их число! Тебе важен какой-то выскочка Бьёрди! Почему он, Адриан? Если тебе нужен мужик, почему он? Почему не Морелли? Почему не я? Скажи мне, почему не я, Адриан? — Ты гей? — опешил Адриан. — Упаси господь! Но я бы им стал ради тебя! Потому что ты мой друг и для меня нет никого важнее тебя! И я устал быть на задворках! С Морелли ещё можно было мириться, а Бьёрди я ненавижу! Пошли вы оба! Соранти сплюнул под ноги, развернулся и вышел за дверь. Сразу за ней его встретили конвоиры, растерялись, один остался с ним, второй, который ставил на колени, шагнул в кабинет, пока дверь не закрылась. — Приказания, сир? Король не знал, что ему ответить, как будет поступить правильно, а как нет. Откровения Тео выбили из колеи. Он устало растёр лоб, смахнул невидимые пылинки с брюк, поднял глаза на полицейского. — Под домашний арест, в его покоях. Граф Соранти может навестить сына, у них полчаса. Выполняй. Конвоир козырнул и ушёл. Адриан сходил за коньяком. День доканывал его, в голову лезли всякие глупости типа материных предсказаний. Сейчас бы завалиться с Фабианом на диван, всё ему рассказать, всё обсудить, посмеяться. Однако даже звонить Фабиану страшно. Вечером с Раулем посмеётся. Увезёт его в Рыбацкий домик пачкать спермой пошитые по ведомости простыни. У них первая ночь в новом статусе любовников, почти как первая брачная. Зря мать пророчит худое — впереди только светлое. Адриан набрал номер телефона министра социальной политики Себастиана Тарри — надо начинать готовить население к легализации однополых браков, исподволь формировать положительное отношение к нетрадиционным союзам, в первую очередь подключить телевидение, прессу…